чьи-то чужие бриллианты

Шишка на голове Нэнси горит, пока Лиза Острум ныряет ладонью за пояс её брюк, спиной в каменную кладку вжимая. Здесь тупик — не услышат ни красавчик-инструктор, ни увлечённая машинкой профессор, ни всевидящий Декстер. Нэнси выгибается, она уже мокрая: правильная девочка заводится от чувства опасности. Безлюдный коридор на неё повлиял, глухой вой метели в толстые стены замка или дыхание одной из подозреваемых, шею опаляющее? Хотелось бы Нэнси знать — пальцы Лизы заставляют спустить в бельё. Те самые стены глотают короткий стон. Нэнси шагает по гостиной ботинками, красной пылью покрытыми. После короткой беседы она избегает диалогов и кружит по замку. Невесомо пальцами изучает барельефы, рисунки трещин, под витражными замирая стёклами. В подземелье Нэнси дышит сыростью времён Великой Французской. Хочкисс не поделится с ней, как в те непростые, среди поредевшего бомонда, дни называли связи с собственными палачами — la petite mort. Ей бы, как советовал романтичный лыжник-француз, сидеть у камина. Пить какао. На американский манер с маршмеллоу, лёжа на шкуре какого-нибудь зверя. Была бы взята фотокорреспондентом в прицел объектива: эти рыжая коса, острые под шерстяным свитером соски, пускающая змейки дыма чашка в ладонях. Чем не модель для календаря Playboy за январь? Жаль Острум совсем не столько платят за съёмку. Заплатили бы — тут же поимела эту проклятую ищейку, к чёрту послав головоломки. Лиза отбрасывает глянцевый журнал вместе с мыслями о девушке. В руки ложится книга про Марию-Антуанетту, вышедшую замуж в пятнадцать. Она помнит, что дорога к пляжам с загорелыми прессами спасателей лежит через неё. Стоит заново открыть для мира бриллиант, как возникшая из ниоткуда Лиза где-то сбоку шаблонно шутит. Она вся вообще из клише и слоёв лжи. Нэнси даёт брызнуть себе из перцового баллончика в лицо, даёт выложить весь злодейский план, даёт упиваться победой. Позже нащупывает ладонями мраморный пол, стены, кнопку механизма лестницы — крик и воровка падает в каземат последней французской королевы. Сначала проклинает, далее торгуется. Разделим, говорит, деньги и уедем вместе. Солнце, море, секс на пляже. Нэнси чешет кулаками глаза красные: за маленькой решёткой несчастное худое лицо Лизы, этой «милой женщины», которое вырывается из мрака темницы резкой линией скул. Нэнси прижимается к её губам сквозь прутья, и, конечно, вызывает полицию. Месяцы спустя на имя Лизы Острум в тюрьму приходит письмо. Отправитель ясен без взгляда на адрес: тонкий конверт, а острые грани врезаются изнутри. Она не горит желанием разворачивать бумагу с полосой орнамента по краю: там, скорей всего, саркастичный вопрос, подают ли в нынешних тюрьмах пирожные? Фотографии она избежать не может. Холодный бриллиант на фоне ткани во fleur-de-lys — это мог быть её снимок. Роскошный, сделавший знаменитой. На обороте подпись тем же почерком с узкими петлями: «твоя маленькая смерть». Ночами, пронзительными совсем не по-висконсински, воровку греет не жажда мести, а образ уютных тупиков замка Уикфорд, лиловых губ рыжеволосой девчонки на морозе и ладонь между ног.