По соседству

Если бы дни были чуть длинее, а ночи хоть на пару минут короче, глаза Фабрицио оставались бы ясными немного дольше. Как только солнце начинает садиться, его сердце сгорает вместе с яркими красками заката, в то время как Эрмаль в соседней комнате оставляет влажные поцелуи на шее очередного незнакомца. Каждое утро они встречались на кухне, готовили вместе завтрак под шумы сломанного радиоприемника и, поглядывая на часы, в надежде вовремя приехать на работу, пытались завести заранее обреченные на неловкое молчание беседы. - Пришел счет за воду, и сумма выросла почти в два раза. - начал Моро. - Я сам заплачу, ко мне заходили пара друзей на этой неделе, и я разрешил им воспользоваться нашим душем. - Не стоит, я уже это сделал, лучше просто начни экономить. Ты помнишь имя хоть одного из своих приятелей? Я бы хотел знать за кого я плачу. - холодно произнес Фабрицио, опустив глаза на выцвевший заголовок в газете. - Тебя это не касается, уверен, ты и сам проводишь осенние вечера не в одиночестве. Я позабочусь о счетах в следующем месяце, не волнуйся - повысив голос, Эрмаль ушел с кухни, даже не притронувшись к еде. Фабрицио все также продолжал смотреть сквозь буквы, не читая их, а лишь притворяясь, что ему нет дела до слов своего соседа. Он не мог признаться, что помнит каждое имя, которое Эрмаль стонет за тонкой стеной, что порог его комнаты перестали переступать другие люди с тех пор, как он осознал, что шаткая дружба переросла в безответную любовь. Услышав отрывистое бренчание стрелок настенных часов Фабрицио вернулся к утренней суете. Подходя к своей комнате, он невольно посмотрел на дверь, что находилась чуть левее. Эрмаль снова оставил ее слегка приоткрытой, отчего Моро казалось, что назло ему, будто издеваясь, он расстегивает пуговицы на рубашках, сменяет одну за другой и заставляет его, краснея от стыда, надеяться, что Мета никогда не найдет подходящую, и взгляд уловит больше деталей загоревшей спины и шеи, на которую небрежно ложились темные кудри. Фабрицио продолжил приводить себя в порядок до того, как Эрмаль, определившись, вышел из комнаты и медленно направился на кухню. - Ты еще долго? - выкрикнул он в коридор. - Минут десять, можешь меня не ждать. - из спальни раздался хриплый голос. Еще один день они провели врознь, только в этот раз Фабрицио вышел из офиса чуть раньше окончания рабочего дня и не стал дожидаться социального автобуса, а поехал на платном, просто чтобы извиниться перед кудрявым соседом за это утро. Мысленно Моро уже готовил ужин, что-то несложное, но особенное, возможно снова политое лимоном, чтобы Эрмаль покусывал раздраженные соком алые губы, он уже зажигал восковые свечи и готовился сказать нечто большее, чем пустое и неискреннее "прости". Хоть он и знал, что легкомысленный парень никогда не ответит ему взаимностью, в глубине души, он верил, что кроме случайных связей тот хотел чего-то большего. Не с первой попытки, но все же уже умело Фабри справился с заедающим замком входной двери и вспешке дойдя до комнаты, он повесил кожаную куртку на спинку старого деревянного стула и вдруг услышал, как что-то в квартире разбилось. С опаской мужчина шагнул из комнаты и, взглянув на кухню, в ту же секунду пожалел, что не остался сверять условия догоров допоздна, что автобус не простоял лишние полчаса на переезде, и что он разрешил Эрмалю въехать, не подозревая, какую боль он способен причинить даже не осознавая этого. Дверь в помещение была распахнута, осколки, стоявшего на краю стола стакана теперь были по всему полу, потому что Мета случайно задел его плечом, когда лежал на стеклянной поверхности, пока его телом распоряжался блондин среднего роста. Фабрицио всегда казалось, что во всем этом мире нет плохих людей. Бывают плохие поступки, воспитание, влияние, дни и недели, но не люди. Если мы не лишены ума и не больны душей, в чем вина лишь определенных обстоятельст, то наш разум может быть свободен от темных мыслей, мы все приходим в этот мир чистыми, и будем такими оставаться до тех пор пока не испачкаемся: чьи-то слова оставят на сердцах шрамы, чужие проблемы обратятся нашими собственными, страхи родятся из воспоминаний, мы оступимся и больше не сможем подняться, пока нам не протянут руку, и мы не вцепимся в нее мертвой хваткой, боясь снова оказаться в бездне одиночества. Моро не был уверен, что его сосед нуждался в такой руке, но всегда держал ее у груди, чтобы при первой же возможности впиться в него жилистыми пальцами и удержать на поверхности. Вечное ожидание подходящего момента для первых, пусть и неловких проявлений чувств, постепенно съедало его изнутри, капля за каплей, и казалось, что от прежнего внутреннего мира этого хоть и сильного снаружи, но хрупкого внутри человека, со временем не останется и следа.