***
Вернуться в замок после этого разговора оказалось сложно, и Анна бездумно бродила по роще, оглядываясь и пытаясь рассмотреть Орела в тенях меж кустов, но его не было. Он ушёл. А нервное ощущение слежки, чьего-то присутствия – нет. И ни вода, ни холод коры, ни предательские мысли бросить всё и всех не приносили успокоения. Орел был прав – в таком положении она не могла уйти. «Пара месяцев. Ещё пара месяцев…» А потом… Переливчатый звук вырвал из мыслей. Анна недовольно фыркнула и, не отвечая, переместилась. Альен подскочила как ужаленная, пряча синернист в карман дрожащей рукой, и бросилась к Анне. – Я видела в окно, что сэр Керрелл приехал! – воскликнула она, помогая обескураженной и оттого не сопротивляющейся Анне снять куртку. Она метнулась к шкафу, чтобы спрятать её, развернулась… и замерла. Альен побледнела и обречённо опустила руки. – И вам нельзя показываться ему в таком виде… Анна выгнула бровь, оглядела безнадёжно испорченное по подолу платье, на мокрые ботинки и вздохнула. – Что мы можем придумать прямо сейчас? Её голова была пустой. Ноги и плечи гудели от усталости. Она хотела просто лечь, не причёсываясь, не переодеваясь, и плевать, что бы подумал Филипп. Но Альен ей этого не позволила: мелко затрясла головой, махнула рукой на дверь, закрывая комнату, и скомандовала: – Снимайте это. – Ты, мне, конечно, льстишь, но у меня есть муж, – засмеялась Анна. – Да вы серьёзно?! – всплеснула руками Альен, и Анна была уверена, если бы воспитание позволяло, она бы уже покрывала её последними словами. От этой мысли стало ещё веселее, и, давя кажущиеся нервными смешки, Анна подмигнула Альен и прошла за ширму, из-за которой вскоре вылетели и ботинки, и испорченное платье. Альен рывком стянула его с перегородки и перекинула Анне сорочку. Поставила на тумбу кувшин, расплескав воду и не собираясь вытирать. Рванула одеяло и попыталась поправдоподобнее смять кровать. – Вымещаешь злость на матрасе? – поинтересовалась Анна. Альен крутанулась к ней. – Вы делаете вид, что спали, – сказала она приказным тоном. – А вас разбудили, и поэтому вы выглядите так… Так. – Фил раскусит нас в два счёта, – скептически заметила Анна и, забравшись на подоконник, провела по волосам. Они сильно растрепались и были влажными у лба. Анна с удивлением вытащила запутавшийся в них листик и рассматривала тонкие жилки. – Не заметила, чтобы у вас был план получше, миледи. Анна подняла руки, мол, сдаюсь, и прислонилась спиной к холодному скосу, запрокидывая голову. Пальцы крутили лист за крошечную ножку. В дверь постучали. Альен в панике бросилась к неубранным вещам. – Под кровать, – прошептала Анна, отпуская лист в окно. Он закрутился в воздухе и медленно полетел к земле. Альен что-то буркнула себе под нос и, пообещав забрать всё потом, закинула платье и ботинки под кровать. Щёлкнул замок, и дверь открылась. Филипп удивлённо посмотрел на застывшую раскрасневшуюся Альен, только и успевшую что вынырнуть из-под кровати. Она, быстро и сконфуженно улыбнувшись, присела в неловком реверансе и вылетела из комнаты. – Я забыл, что она такая странная, – нахмурился Филипп. Анна прыснула. – Я привыкла. Пусть лучше такая, чем какая-нибудь чопорная мадам «Я воспитала несколько поколений благородных леди, и тебя такой сделаю», – кривлялась Анна, возводя глаза к потолку и выделяя все «о». Она поправила невидимые очки и смахнула со лба прядь. – Рад слышать, что ты в порядке! – закивал Филипп. – Выглядишь усталой. – Я не в порядке, – пожала плечами Анна и слезла с подоконника. – Я схожу здесь с ума, и мои шутки становятся тупыми и неинтересными. А других здесь всё равно не понимают. Надувшись, она отвернулась к лесу, и взгляд непроизвольно заскользил по горизонту туда, где должен был находиться её дом. Почему она считала домом место, в которое не может вернуться, а все эти замки, резиденции за полтора года так и не стали родными… Филипп подошёл сзади, обнял Анну за плечи и сказал: – Если хочешь, можем поехать покататься. – Чтобы её величество упала в обморок, когда узнает? Кажется, она только недавно перестала считать, что я худшее, что могло случиться в её жизни. – Уверен, у неё есть варианты, которые могли бы быть хуже. Надо же ей как-то себя успокаивать, – фыркнул Филипп, и его шёпот защекотал ухо: – Мы никому ничего не скажем. Анна довольно замурчала и запрокинула голову, краем глаза глядя на Филиппа. – Неужели я вижу моего плохого мальчика, который не слушается маму и папу? – Твой мальчик временно закончил с делами и наконец может позволить себе быть не самым образцовым. – Вы меня пугаете, ваше высочество! – рассмеялась Анна. Она вывернулась из его объятий, но лишь для того, чтобы повернуться к нему лицом, закинув одну руку ему на плечо, а другую запустить в волосы, взъерошивая их и укладывая так, как нравится ей. – Наверно, – вздохнула Анна с грустной улыбкой, – это всё же не самая хорошая идея. Я сейчас вешу столько, что лошадь сломается! – Филипп посмотрел на неё с осуждением, но не смог не улыбнуться. – Так что давай не травмировать ни мадам Керрелл, ни мою милую компаньонку лошадьми и охотой, и просто ненадолго… исчезнем отсюда. Туда, где тихо и спокойно, где никто не спрашивает, насколько плохо я чувствую себя сегодня, где нет ненужных отвлекающих мыслей. Здесь стало так… тяжело. Ей не нужно было объяснять. Филипп посмотрел за её спину, в окно, на горизонт, и молча кивнул, и Анне даже показалось, что всё её мысли и опасения – лишь её больные фантазии. Что угодно, но не правда.***
Она не боялась так никогда в жизни. И боль никогда не была такой сильной. Словно тело разрывало напополам. Все чувства затмило агонией, и сознание не могло концентрироваться ни на чём, разлетаясь, разбегаясь и разбиваясь, как лопнувшие вазы и статуэтки. Бесконтрольная энергия сметала всё на своём пути. Голоса сливались в один. Громкий, резкий и непонятный. Хотелось заткнуть уши, но руки парализовало от напряжения, и единственное ощущение, на удивление чёткое в хаосе из ужаса и боли, – как горячая ладонь держит её, и кажется, что только это не даёт упасть в бесконечную чёрную бездну. И это чувство осталось, даже когда агония начала стихать, позволяя наконец вздохнуть. Когда тающие капельки пота приносили лихорадящий холод. Когда глаза, бесцельно смотрящие в потолок, закрылись, а в ушах всё ещё стоял плач. Два. Два режущих слух и сердце детских плача. Девочки. Близняшки. Два непонятных свёртка. И пустота. Она смотрела на них, не понимая ничего. А все смотрели на неё, будто чего-то ждали. В голове лишь короткая удивлённая мысль: «Двое». Секундное непонимание, как они могли в ней поместиться, напомнило о пережитом ужасе, пробежало разрядом болезненной дрожи по всему телу и перетекло в глупое «теперь понятно». Анна мелко тряхнула головой и ещё раз попробовала взглянуть на свёртки. От давящей неестественной пустоты хотелось заплакать. Все умилялись, радовались, поздравляли. Филипп смотрел на них как на что-то невероятное, чего не видел никогда в жизни. Держал один из них, будто это было главное сокровище, которые он когда-либо мог получить. А она не чувствовала ничего. Это было неправильно. До ужаса неправильно! Анна растерянно улыбнулась Филиппу, и все, должно быть, думали, что она не в себе, но это временно. И Анна тоже хотела верить, что оцепенение пройдёт, и она будет так же светиться, как Фил, что на её лице появится такое же умиление, как у женщины, которая принесла девочек, и что свёрток в её руках перестанет быть просто свёртком, а станет чем-то большим, родным. – Как вы их назовёте? – спросила женщина, сияя круглым лицом с большими красными щеками, прямо как у спящих младенцев. «Их надо называть?» – чуть не выпалила Анна, раскрыв от неожиданности рот. – Позже, позже, – отозвался Филипп, а Анна резко отвернулась, уставившись в стену. «Это помешательство. Точно помешательство. Я не в себе. Мне нужен отдых. Много. В тишине. Пожалуйста». Она дёрнулась, когда Филипп дотронулся до её щеки. Он обеспокоенно хмурился, и хотелось что-то сказать, как-то успокоить его, может, показать, что она рада и… – Поспишь? – тихо спросил он. Анна кивнула, глядя на него с благодарностью, и передала свой свёрток. Филипп принял его осторожно, боясь, что может навредить. Казалось, он почти не дышал. Женщина, уже державшая одну девочку, забрала у Филиппа и вторую и, улыбнувшись, исчезла. Филипп поцеловал Анну в лоб. Он порывался что-то сказать, но не смог и лишь пожелал ей выспаться. Она кивнула в след, съехала по подушкам вниз, укрываясь с головой и надеясь, что всё происходящее – лишь сон, иллюзия, бред повреждённого рассудка. Она перенервничала, устала, потратила слишком много энергии. Она просто не может чувствовать. Когда она проснётся, всё пройдёт. Встанет на свои места, и она будет такой, какой от неё ожидают: счастливой матерью, заворожённо смотрящей на то, что сейчас даже не казалось похожим на людей. Но прошёл день. Два. Неделя. Вторая. Мадам Керрелл возмущалась тому, что её не зовут посмотреть на внучек, которые обзавелись именами. Алисон, спокойная девочка, провожающая всех удивлённо-заворожённым взглядом больших карих глаз, и её капризная сестрица Эмпир с абсолютно керроловскими зелёными глазами стали любимицами всех служанок. Альен постоянно крутилась у колыбелек, над которыми парили зачарованные рыбки, зверюшки и птички, и много рассуждала над тем, что если бы не глаза, то никто бы не смог их отличить. Все хотели скорее увидеть маленьких принцесс Пироса. Все пророчили им неземную красоту, прекрасных мужей, самое радужное и светлое будущее, какое могло только существовать. А Анна, глядя на весь этот цирк, решила, что детей у неё больше не будет.***
Мрачные тени скользили по каменным стенам верхних башен императорского дворца Райдоса. Здесь всегда было тихо, здесь никогда не зажигали огни, и ветры гуляли по пустующим коридорам. Стража, стоящая у лестниц, проводила безмолвным взглядом двух мужчин, и те, также не говоря ни слова, пошли дальше, чтобы их разговор не долетал до ненужных ушей. Ариес подумал, что продуваемая башня – не самое лучшее место ни для разговора, ни для попытки к бегству, но не смог не отметить: с прошлой их встречи Старк осознал, с кем имеет дело. Возможно, у него даже был план и ему удастся удивить его. Ариес понимал Старка не больше, чем тот хотел. Он не был сильным, искусным магом. Не был он и мудрым правителем. По крайней мере пока. Но что-то было в нём скользко-незаметное, что делало его тёмной лошадкой, и Ариес считал, что не стоит его недооценивать. На пути ему встречалось столько магов, кичащихся своей силой, ловкостью и хитростью, которые в итоге оказывались пустышками. Убить их – как щёлкнуть пальцами. Вероятно, если бы Старк был одним из таких, с ним бы давно расправились: либо слизни-министры, либо Ариес сам. Но прошло шесть месяцев, Старк был жив и не выглядел так, будто ему грозила опасность. Хотя она грозила. И он наверняка это знал. Когда они ушли достаточно далеко, Старк без слов достал из внутреннего кармана скрученный лист и протянул его Ариесу. Быстрый взгляд просканировал бумагу, и, не обнаружив никаких заклятий, Ариес её взял и довольно, но сдержанно улыбнулся. Его титул, его имя – то, что годами не хотел делать отец (за что и поплатился), теперь было у него в руках. Подпись нового императора ещё блестела чернилами. Ариес свернул бумагу. – Вам понадобилось полгода, чтобы решиться, Старк. – Время слишком быстротечно, – философски заметил тот, складывая руки за спиной. – К тому же, если бы я согласился сразу, меня бы заподозрили. Я провёл во дворце всего месяц, а вы предлагали слишком серьёзный шаг. – Осторожность превыше всего? – За мной не стелется умеющая убивать тень. Старк покосился на чёрный плащ собеседника. Ариес поднял брови, но комментировать это не стал. – В любом случае, я рад, что вы приняли верное решение. За последние месяцы я сделал много, но значительно меньше, чем мог бы, согласись вы раньше. – Могу вам посочувствовать. – Я могу посочувствовать вам, если вы впадёте ко мне в немилость. Старк нахмурился. Угроза в голосе Ариеса была слишком острой, а ему всё ещё было чего бояться. Было за кого бояться. – Я бы хотел поговорить о вашей части уговора. Кроме той, негласной, в которой вы не убиваете меня, пока я вам полезен. – Вы отлично учитесь, ваше величество, – усмехнулся Ариес. – Можете считать, что отныне моя «умеющая убивать тень» в вашем распоряжении. Ваши враги – мои враги, а мои враги редко живут долго и счастливо. Если у вас возникают подозрения, вы можете всегда вызвать меня. Но, – Ариес прервался. Они подходили к лестнице на другом конце замка, и стража стояла у пустого дверного проёма. Последнее «но» настораживало Старка, и он молча ждал, что Ариес запросит в этот раз. Но тот молчал. Они прошли дальше по коридорам, и Старк всё это время блуждал взглядом по картинам, изображавшим людей, которые умерли сотни лет назад. В другой галерее он находил портрет лорда Шенона, человека, сумевшего три века назад, не будучи законным правителем, завоевать – и этим объединить под знамёнами ордена Вион – всё западное побережье. Его попытки пробиться в центр, увы, не увенчались успехом, но с тех пор Райдос считался империей, и это было уже не мало. Ариес напоминал Старку этого лорда. – Так какое же «но» вы хотели сказать, перед тем как мы спустились с башни, – спросил Старк. – Я решил, что вам это уже не так интересно, – хмыкнул Ариес. – Вы так заняты созерцанием портретов в холле. – Просто задумался, какое место займём в нём мы. – Узнаем достаточно скоро. А для этого – в чём и заключается моё последнее условие – мне нужно, чтобы Райдос не вмешивался в мои дела, пока я об этом не скажу. Старк остановился. – Ваши дела могут привлечь внимание Альянса или, чего хуже, Совета. Я должен сидеть сложа руки?! – Именно, Старк. Именно. Голос Ариеса звучал спокойно, почти ласково, но даже в нём Старк уловил скрытую угрозу. Если ему будут перечить, Ариес не станет долго упрашивать. – Но положение Райдоса на арене сейчас не самое… удачное, чтобы подставлять его. Усталая попытка, которой не суждено было увенчаться успехом. Старк даже не надеялся. Ариес смерил его взглядом, не сулившим ничего хорошего, и вдруг они оба замерли. Детский смех. Короткое «ой» – и Оливер, подобрав мяч под двумя пристальными взглядами, шмыгнул обратно в прилегающий коридор. Ариес повернулся к стоящему с каменным лицом Старку и выгнул бровь. – Думаю, мы с вами друг друга поняли, верно? Старк сжал зубы и, глядя Ариесу в лицо, не моргая до жжения в глазах, бросил: – Поняли.