***
разобранная — ползи, мой огонек****
Желтые листья уже оттанцевали свой последний вальс,, а Костя все еще скучает по такому родному Феде.***
— Федь, а ты меня любишь? — прижимаясь ближе к Чалову, спросил Костя. Вместо ответа Федор придвигается вплотную к другу, целуя сухими губами куда-то в уголок губ. А Косте-то больше и не нужно. — И я тебя люблю, — прошептал Кучаев.***
Дожди уже отбарабанили свои похоронные марши,, а Костя все еще перебирает памятные фотографии с Федей.***
— Федь, смотри какая фотография! — по-детски радуясь кричит Костя, протягивая фото Чалову. Армейский фотограф успел запечатлеть момент, где Федор складывает сердечко из рук, а рядом стоящий Кучаев улыбается в автобусе. — Ага, — вяло крутя в руках фото, беспечно сказал Чалов и вернул картинку Косте. Тихо вздохнув и счастливо улыбнувшись, Кучаев прижал фотографию к груди.***
Первые заморозки уже сковали столицу,, а Костя все еще заламывает руки, сидя перед телевизором, слыша малейшее упоминание о Феде.***
— Федька, а помнишь, как у нас первый раз брали интервью? — Костя положил голову на плечо Чалову и зажмурился, закатное солнце еще было слишком ярким, чтобы на него можно было спокойно смотреть. — Смутно, а ты? — продолжая пялиться в мобильный телефон спросил Чалов. — Ну конечно, — Костя мечтательно вздохнул, — нас с тобой тогда отпустили с тренировки пораньше, ты меня еще водой в раздевалке облил, а я обиделся, что мне теперь придется мокрым ходить, вспомнил? Федя кивнул и продолжил что-то печатать.***
Светофоры уже мигают желтым,, а Костя все еще вздрагивает, когда слышит имя Феди.***
— Федя! — Что? — спросил Чалов, разворачиваясь в сторону Кости. — Съел медведя, — ответил Костя, пожимая плечами и пряча глаза, в которых плясали озорные искорки, и подходя к другу, чтобы обнять того. — Дебил ты, Кучаев, — строго сказал Федор и отошел в сторону. Расстроенный Костя пообещал себе больше никогда так не разговаривать с Чаловым.***
Из окна уже пошел дым,, а Костя на полу в полусобранном виде.***
— Федь, — Косте было страшно перед предстоящей операцией, — ты будешь рядом? Федор закатил глаза и кивнул, а Костя крепко сжал руку Чалову. — Спасибо, — прошептал Костя, лежащий на больничной койке.***
Пассатижи уже лежат в луже красной,, а Костя все еще пытается склеить образ Феди по кускам.***
— Федь, мне врачи разрешили уехать домой, ты заберешь меня? — задал вопрос по телефону Костя, сжимая белую простынку между пальцев. — Нет, не выйдет, — голос Федора было плохо слышно, его перебивали другие мужские басы и громкая музыка, — я занят, тренировка. — Хорошо, тогда я сам, — вздохнул Кучаев, — я люблю тебя. — Ага.***
Уже повсюду нитки клестя на плите,, а Костя все еще шепчет имя Федора себе под нос.***
— Федь, — Костя перебирал бумаги в своем рюкзаке, — Феденька! Чалов подошел к Косте и сложил руки на груди. — Ты достал меня так называть, Кучаев! — злобно выплюнул Федя, — Что тебе надо? — Прости.***
Из окна уже пошел дым,, а Костя все еще носится по квартире с зажигалкой, которую еще в детстве они с Федором нашли на улице.***
— Федя, ты во сколько вернешься? — задал вопрос Кучаев, облокотившись о дверной косяк, наблюдая за обувающимся Чаловым. Федор выпрямился, пожал плечами, снял с вешалки куртку и натянул на себя. Громко вздохнув, Чалов пробормотал что-то себе под нос. — Я не, — Федор смутился и отвел глаза от добрых и любящих Кучаевских, — не вернусь, Кость. — Смешная шутка, — заливисто засмеялся Костя, — а если серьезно? — А я серьезно, — Чалов сглотнул ком, подкативший к горлу так неожиданно, — я люблю другого человека, понимаешь? Но Кучаев не слушал, он превратился в маленькую лужицу, которая растеклась прямо перед ногами Чалова, а он этим своим «понимаешь» в нее наступил. Костя не понимал. — Прости, — тихо прикрыв входную дверь, Федя ушел.***
Огонек уже ползет вверх по занавеске,, а Костя все еще чувствует кислый (но все равно самый любимый) вкус губ Федора.***
— Федя! — Костя позвал к себе Чалова, который звонко смеялся, разговаривая с Сашей Головиным и положив руку ему на плечо. Федор отвлекся от своего занятия, что-то прошептав Саше на ухо, нехотя подошел к Косте и вскинув брови вверх, уставился на него. — Что? Костя облизнул пересохшие губы, взъерошил свои волосы, затем выдохнул. Одним резким движением он накрыл губы Федора своими, не давая ему возможности опомниться. Кучаев в это мгновение вложил все слова, что мог бы сказать, но он же знал, что Чалову это не нужно. Вдруг руки Феди уперлись в грудь Кости, отталкивая от себя. — Дурак, — то ли с горечью, то ли с разочарованием в голосе выплюнул Чалов, отдаляясь от Кучаева и попадая в распахнутые объятья Головина. Костя не дурак, он все понял. Целуя свою разобранную принцессу в последний раз, он наконец-то все осознал. Чалов никогда его не любил. Ни обнимая после яркой победы, ни гладя по спине перед сном, ни даря эмоции в спальне. Никогда. Федор всегда любил одного лишь Головина, улыбался сразу, как только видел Сашу, прыгал от счастья, когда тот забивал.***
Уже полыхают шторы и обои,, а Костя все еще считает Федора — лучшим, что случалось в его жизни. Лежа на полу в лужице собственной крови рядом с пассатижами, задыхаясь и кашляя, он все еще думал, что Чалов — самый лучший молодой человек в мире. Глупо, да. И может быть, если бы пламя еще не сдирало кожу, угарный газ бы еще не душил, может быть Кучаев бы одумался, изменил свое решение. А ведь парадокс в том, что должно быть больно очень-очень, а Косте ничуть. Ему хуже было видеть безразличие во взгляде Федора, целуя в последний раз. Вдруг псина соседняя залаяла, а тело Кости сразу в пламени растаяло.