***
— Слушай, Кацуки… — они с Киришимой постоянно ходили до школы вместе, а потому Бакуго приходилось ждать, пока эта «дерьмоволосая» не соберётся и не выползет из своей комнаты. — Чего тебе? Бля, поторапливайся, мы из-за твоих сраных волос сейчас опоздаем! — Кацуки поморщилась, а потом всё-таки ещё раз спросила. — Да что не так?! Хватит на меня так пялиться, у меня на лице ничего не написано! — А ты в зеркало точно смотрела сегодня? — прищурилась Киришима, а потом прикусила губу, будто метаясь между тем, чтобы сказать что-то ещё или не говорить. — В общем, посмотри ещё раз. Эйджиро достала из кармана школьных форменных штанов — она почти единственная в школе носила именно брюки — телефон и врубила на нём фронтальную камеру. Округу огласил истерический вопль Кацуки. — Нет, это, блядь, шутка, протри экран, у тебя к нему какое-то дерьмо прилипло! — заверещала она, отшатнувшись от камеры и механически потянувшись к своему лбу. Да. Совершенно точно. Сегодня утром, пока она умывалась, и её волосы закрывали почти всё лицо, она попросту не заметила эту чёртову красную воспалённую точку. У неё на лице вскочил прыщ. У неё. На. Лице. Вскочил. Прыщ. Для такой девушки, как она, это было проблемой века. — Слушай, ты не паникуй… — попыталась успокоить её Киришима, но едва не получила кулаком по лицу, когда попыталась похлопать по плечу. — Блядь, что делать?! Серьёзно, эти суки явно это заметят и начнут какие-то дерьмовые нотации читать, что, мол, я от них ничем не отличаюсь, и всё такое! Да, точно, эти сволочи просто сравнят меня с ними, а я не собираюсь опускаться на такой уровень! — Кацуки была готова рвать и метать, сжимая кулаки и судорожно думая над решениями проблемы. — Слушай… — Киришима снова подала голос, но была проигнорирована. — Да послушай же ты меня, башка ты тупая! — Это кто ещё тут тупая, а?! — среагировала незамедлительно Бакуго. — Ты, потому что я тут вообще-то помочь пытаюсь! — всплеснула руками Киришима. — Я могу тебе прыщ замазать, вот. У меня дома всё, что надо, есть. И если пойдём быстрее, то успеем, поняла? — Чего?! То есть ты хочешь, чтоб я скрыла эту хрень таким же способом, как эти уёбища? — Кацуки выгнула бровь. — Кацуки, блин, ничего не будет заметно! Я давно практикуюсь, да, прикинь! — Эйджиро развела руками, а потом бесцеремонно схватила подругу за руку и потащила к себе. Та сперва сопротивлялась, а потом, видимо, смирилась. Всё-таки единственным человеком, за которым было не зазорно пойти, являлась именно Киришима. Вообще их дружба была скорее спонтанной — они не уступали друг другу по физической подготовке и рвению к победам, да и Эйджиро не особо загонялась по внешности, разве что волосы укладывала и красила постоянно, но это было её личным бзиком, в остальном она забивала на чёрные точки и прыщи, просто тёрла лицо с мочалкой и плевать хотела на мнение общества. У Кацуки же, в свою очередь, таких проблем просто не было. А теперь появились. И что делать, она не знала. Зато знала, видимо, Киришима, которая потащила злющую на весь мир девушку наверх, усадила на стул и заметалась по едва убранной комнате в поисках чего-то. — Вот оно! Моя прелесть! — заулыбалась Эйджиро, доставая из недр шкафа сумочку, похожую на сундучок. — Сейчас так тебя разукрасим, что никто ничего и не заметит! Просто тоналка — скучно и палевно. А вот если тебе ещё чутка ресницы подкрасить, да стрелки тёмненькие нарисовать… ох, идеально! Она фанатично извлекла какие-то непонятные мягкие хреновины, пару странных тюбиков и несколько пугающих продолговатых трубочек… Кацуки невольно поёжилась, но отступать было не в её принципах. — Если сотворишь какое-то дерьмо, то я тебя убью, — прорычала она как-то затравленно и прикрыла глаза. — Блядь, чего ты медлишь, будто у нас время есть! И Киришима усмехнулась, а после приступила. — Глаза только не открывай, а то могу выколоть случайно, хорошо? Сначала, конечно, у нас идёт… Кацуки её не слушала. Она просто старалась абстрагироваться от всего, понимая, что на неё мажут какую-то хрень, что на её глазах что-то щекотно рисуют, что ей чем-то мажут губы… что её лицо откровенно лапают! Это бесило, напрягало, но поделать с этим было ничего нельзя — она сама подписалась и точно знала, что отступление — проигрыш, а значит, ни шагу назад, как бы неловко и неприятно ни было. Надо терпеть. И Кацуки терпела, даже когда её попросили открыть глаза и начали чем-то водить по ресницам, даже когда ей ещё раз расчесали волосы, ибо они уже успели спутаться… Терпела. И вытерпела. — Вот! Идеально! Кацуки перевела взгляд на зеркало, которое Эйджиро поставила прямо перед ней, потом моргнула. Потом глянула на Киришиму с искренним недоумением. Снова моргнула. А потом как-то сипло спросила: — А где?.. — закашлялась, подавившись воздухом от удивления. — А где моё лицо? — Ну, вот, — Киришима ткнула пальцем в мягкую щёку. — Кстати, можешь не бояться, эта штука водостойкая, а потому — хоть мойся в ней, без специального средства не выйдет смыть, но сейчас нам бежать надо, после школы его найду. Бакуго кивнула, пытаясь отойти от шока. Да, ей косметика определённо шла. И да, макияж Киришима положила идеально. И да. Это не осталось незамеченным. — Бакуго? Накрасила? Глаза? — Каминари всегда была шумной и активной, а потому подскочила к Киришиме и Бакуго, которые едва успели пересечь порог класса. «Не только же глаза?..» — и тут до Кацуки дошло, что никто за этими, как их назвала Эйджиро, стрелочками, ничего не замечает! Типа тональник попал в тон её кожи, а всё остальное перенимало внимание на себя… чёрт, Бакуго впервые была настолько кому-то благодарна. Ощущалось как-то даже непривычно. — А чё, нельзя что ли? Вон, Деку постоянно чем-то морду мажет, а я чё, права на это не имею? К тому же мне косметика идёт явно больше, чем ей! — самодовольно выдала Бакуго, ухмыляясь. Помада на губах была слишком ощутима, это было крайне необычно, но всё-таки терпимо. Да и такой цвет губ ей явно нравился больше — она то и дело искала своё отражение, чтобы на него залипнуть. Киришима только хихикала в кулак. Тем временем школьный день прошёл безо всяких проблем, будто бы и не было его — разве что на Бакуго смотрели чуть чаще, чем раньше, но она привыкла быть в центре внимания — когда кричишь громче всех и обычно матом, сложно остаться незамеченной. Да и Тодороки будто бы прожигала в ней дыру взглядом, за что едва не огребла — Киришима вовремя их растащила.***
— Во, лови! — в подставленные руки Кацуки плюхнулась небольшая бутылочка с голубоватой жидкостью. — Ща смоем с тебя всю эту красоту. А завтра, если хочешь, приходи пораньше, я заново всё нарисую, твой неприятный кавалер ещё не скоро пройдёт, — Эйджиро хихикнула. Ей почему-то нравилось всё олицетворять, и прыщ, например, теперь назывался вот так. Это было странно, но совсем не раздражало. — Ээээ, ну, было бы неплохо, — Бакуго задумчиво кивнула, а потом прикрыла глаза — Киришима начала водить смоченной ваткой по её щекам, глазам, носу и даже губам, на которых осталось немного помады — странно, но факт! — Только не вздумай его выдавливать! Останется на всю жизнь, во, смотри, у меня до сих пор есть шрам от первого выдавленного прыща! — Киришима закончила с умыванием Бакуго и ткнулась ей прямо в лицо своим носом. Да, шрам был, но это не помешало Кацуки закричать: — Убери свой ебальник! — и отшатнуться. Она на самом деле и не планировала ничего давить, но теперь начала бояться даже случайно сковырнуть. — Бяка ты, — рассмеялась Эйджиро. — Значит, жду тебя завтра! — Окей, жди, — тоном а-ля «Я, возможно, соизволю почтить тебя своим присутствием» выдала Кацуки, а потом, бросив быстрое «Спасибо-пока», свалила к себе. Она терпеть не могла беспорядок, который царил в доме Киришимы. А на следующее утро как штык стояла у дверей на полчаса раньше обычного. И в школу снова пришла с «нарисованным лицом», как она раньше бы это назвала. Даже когда прыщ сошёл, Бакуго продолжила приходить к подруге уже скорее по привычке, а та и слова не сказала — просто рисовала на ней, будто бы ей это действительно нравилось. А ей и нравилось — она обожала рисовать на людях, постоянно разукрашивала куклам лица, делая их ещё красивее. Правда, когда она показала свой первый опыт, Кацуки едва не приснился кошмар. Сама Бакуго старалась не признавать, но ей было чертовски приятно, когда Киришима скользила всеми этими кисточками и щёточками по её лицу, будто бы она во время этого процесса заряжалась непонятной энергией.***
Проблемы начались где-то через месяц, а то и через полтора — все уже полностью привыкли, что Кацуки ходит с естественным и качественным макияжем, который ей действительно шёл как никому другому. Впрочем, про неё и раньше говорили, как об одной из самых красивых девушек класса, у которой характер хреновый, ибо ПМС затянулся примерно на всю жизнь, а на голове что-то явно взорвалось, только вот сама она никогда по этим поводам не загонялась. Так вот, какие, собственно, могли возникнуть проблемы? Да самые обыкновенные: эта чёртова Деку припёрлась в школу, не замазав веснушки и не попытавшись нарисовать на себе другое лицо. …и получила в свой адрес дохера милых словечек, мол, какая она смелая, какая молодчинка, мол, отсутствие штукатурки сделало её только краше. — Пф, просто устала краситься, полчаса... — а именно столько занимала утренняя встреча Киришимы с Бакуго, — потратить лень, чтоб людей не пугать, — Кацуки злорадно усмехнулась. — Зато она приняла себя такой, какая она есть, — искривила губы Тодороки, — в отличие от некоторых. — Ты чё вякнула?! — тут же завелась Бакуго. — Хватит! — попыталась разнять их Мидория, но когда ничего не вышло, она просто разревелась. Это подействовало лучше всяких попыток успокоить, потому что Тодороки тут же выпуталась из захвата Бакуго и кинулась к ней, обнимая её и начиная нежно гладить по голове. — Я же говорила, что… — всхлип, — не стоило! — Да стоило всё! — шепнула Шото, — а ты исчезни. Изуку, в отличие от тебя, больше не боится смотреть в зеркало и выходить из дома без грёбаной косметики. За то, что ты её до её прежнего состояния довела, тебя вообще убить мало! Кацуки пыталась прожечь эту парочку презрительным взглядом, но выходило как-то скверно. А двумордая тем временем продолжала: — Вообще странно, что ты, гнобившая Изуку и меня за косметику, сама стала рисовать себе лицо. Кажется, что твою настоящую внешность вспомнить уже можно только по фотографиям, — она утрировала, но на это всем было плевать, — или ты настолько уродлива, что стала себя стесняться? Дошло, наконец? Тодороки выгнула бровь и откинула волосы назад. — А может, ты просто слабачка, которая не может выдержать конкуренции без таких приспособлений вроде тоналки, которой ты старательно замазываешь прыщи? — Шото злорадно ухмылялась. Бакуго опешила. Эта дура двумордая не могла знать про прыщи, их не было видно! Или она пытается выбить из Кацуки какие-то эмоции? — Шото, хватит! Ты же её обидишь! — проныла уже почти успокоившаяся Мидория. — А то, что она обижала тебя — ничего?! У них завязалась какая-то тошнотворно-милая перепалка, которую Бакуго слушать не имела ни малейшего желания. — Я крашусь, потому что это меня дополняет. Я не прячу всякое дерьмо, потому что на моём лице его просто нет и быть не может. В отличие от вас. Ущербные. Кацуки бросила это и с крайне важным видом вернулась на своё место. Её спину прожигали взгляды, которые противно растекались по всему телу. Почему ей надо было оправдываться? За что? Ублюдки. Если она начнёт снова орать о своей правоте, то только разубедит всех в ней. Бакуго этого не признать не могла, но ей сейчас хотелось рыдать. Она старалась особенно не смотреть в зеркало до того, как её лица касались руки Киришимы, она постепенно начала фанатично любить своё несовершенство, которое требовало этих прикосновений, но вместе с этим она ненавидела своё лицо за то, что оно выглядело в тысячу раз лучше с косметикой. Она не знала, что ей думать. Она не знала, на кого сейчас злилась больше: на Тодороки, которая посмела ей такое сказать, на Мидорию, которая осмелела, или на саму себя. Она серьёзно запуталась, и ей это откровенно не нравилось. Даже чёртова Киришима будто молчаливо осуждала её, пусть даже не присутствовала в классе. Но Бакуго не была бы собой, если бы дала волю таким низким эмоциям. Она на переменах всё так же бодро пререкалась с Тодороки, почти подралась с ней и даже виду не подала, что ей сейчас хоть сколько-то плохо. А пока шла от дома Киришимы, уже попрощавшись с той и отойдя на какое-то расстояние — разрыдалась. Впервые в жизни, еще и из-за такого пустяка, разрыдалась на улице. И чёрт бы побрал эту дуру Эйджиро, которая будто бы этого и ждала, чтобы прижать её к себе, шепча на ухо: — Пошли ко мне. Чаю попьём, ты всё расскажешь, — и утянула к себе. Кацуки почти и не сопротивлялась. Чай был успешно заварен, выпит, подтёки туши вытерты, а Кацуки укутана в тёплый плед. — Что случилось-то? — Эйджиро сидела на диване напротив и улыбалась. Тепло и уютно. Как-то даже мило… — Да эти сучки! — Бакуго буркнула что-то ещё и зарылась в плед поглубже. — Бесят. — Что они на этот раз сделали? Меня в кабинете просто не было, сорян, у меня пряди опали от влажности утренней, я поправляла. Вы же утром поругались, да? — от этой фразы у Кацуки на душе как-то даже потеплело. — Неважно! — сказать, что её оскорбили так же, как она сама оскорбляла их? Да ни в жизнь! — Скажи… я… я действительно уродлива без косметики? — Пф, да что за бред ты несёшь?! — нахмурилась Киришима, а потом, осознав всю серьёзность загонов Бакуго, выдохнула. — Кто сказал тебе такую глупость? — Неважно! — помотала головой та в ответ, а потом сглотнула. — Считай, что я сама до этого дошла. И скажи уже честно, а! «Деку же убедили, что она ничего такая. Блядь. Почему я завидую этой стрёмной дуре?!» — Кацуки всхлипнула. — Так-так-так, а ну-ка иди сюда! — Киришима подалась вперёд, повалив Бакуго на спину и не давая той даже выпутаться из пледа. — Я видела, что Мидория сегодня светила своими веснушками направо и налево, а Тодороки за ней ходила хвостиком и постоянно их лапала. У половинчатой вышло доказать нашей веснушечке, что она и без косметики милашка? — Не неси этой херни и слезь с меня, ты тяжёлая! — ещё хуже, от этих слов на глаза Кацуки навернулись слёзы. То есть Деку — милашка?! А она — Кацуки — нет?! Хотелось вытереть глаза, но руки были прижаты грудью Эйджиро. — Не тяжёлая я! — Киришима переползла так, чтобы находиться прямо над лицом Бакуго, а потом улыбнулась. — Ты тоже милашка, Кацуки! — она перенесла весь свой вес на руки, чтобы не сильно давить на подругу. Вдруг той и правда было тяжело? — Ты же это хотела услышать, так? — Не нужны мне твои подачки! — Кацуки вспыхнула. — Ты сейчас несёшь какую-то хрень, лишь бы меня успокоить! — Ага, а любуюсь твоим лицом каждое утро я только чтобы ты не рыдала, что никто им не любуется. И прячу за косметикой, слегка меняя его черты стрелками и разными тонами пудры, чтобы никто не любовался твоей естественной красотой, и чтобы ты истерила по этому поводу! Я вообще та ещё стерва, ты не знала?! — Киришима откровенно смеялась, а потом резко посерьёзнела, сорвавшись на шёпот. — На самом деле ты мне нравишься, Кацуки. И я хочу видеть твоё лицо постоянно и без косметики, — она взяла в ладони её щёки, — оно прекрасно. Каждое утро на протяжении почти полутора месяцев я разглядывала тебя ближе всех. И могу с уверенностью тебе сказать, что ты самая классная девушка нашего класса! — Фы эфо гофоиф тофько фтобы я не евела! — из-за ладоней на щеках Кацуки не могла нормально говорить, но Эйджиро и так поняла всю суть. — Да блин, — та поморщилась. — Ну как тебя уговорить-то. Ну хочешь, я тебя поцелую в доказательство, что ты мне нравишься? — она лучезарно улыбнулась и, не дожидаясь кивка, который, кстати, последовал, припала к губам подруги, отпустив её многострадальные, но мягкие и разом порозовевшие щёчки. Губы Кацуки ещё хранили на себе вкус чая и крови — она прикусывала их, когда пыталась не разрыдаться, но Эйджиро это даже нравилось — она целовала и целовала, стараясь мягко скользить по нежным ранкам, стараясь оглаживать их, а затем попыталась протолкнуть язык дальше, заставляя Бакуго ответить. И та сдалась, растворяясь в этой безумной нежности. Пацанка и самая взрывоопасная девушка класса? А целуются настолько ласково, что и не скажешь, что они могут набить морду любому, кто к ним приблизится. Они старались отдать столько теплоты, сколько могли, посасывая губы друг друга и неловко смеясь в перерывах. — Ты этого добивалась своей истерикой? — Киришима распахнула плед, а затем закуталась в него тоже, прижимаясь к горячему телу подруги. — Нет! — тут же вспыхнула та, а потом отвела взгляд. — То есть я хотела, ну, не так, не того, но… — Кацуки, ты такая сложная! — Эйджиро беззлобно ткнула ту под рёбра, а потом обвила руками за талию. — Но мы лёгких путей не ищем, верно? — А? Ага… — чувствуя, как нежные руки скользят по спине под рубашку, и млея от этого смущающего прикосновения, протянула Кацуки. — Может… мне надо было это услышать от тебя… ну… двумордая же убеждала эту свою, — она даже сделала акцент на слове «свою», — зубрилку, что та красивая, вот и я… — Чёрт, ты слишком милая! — непривыкшая, но повидавшая слишком много на своём веку дружбы с Бакуго, Киришима сильнее прижалась к той. — Я люблю тебя. — А… ага, — Бакуго смутилась, но прижалась к… подруге ли? Или уже не только?..