Каждый умирает в одиночестве

Рейчел закрыла глаза и прислушалась к собственному ненавистному дыханию. Такому тихому, почти неслышимому: обычно, когда Айзек рядом, оно и вовсе не ощущается, заглушенное его громким голосом и шумным сопением. Рядом с ней Зак всегда ведёт себя не так, как рядом с жертвами — Рей знает о нём больше, чем кто-либо ещё, и ему нет нужды притворяться крутым или излишне суровым. Можно сбросить маску, как заскорузлую от крови толстовку, и дать волю своим настоящим чувствам. А, хотя о чём это она. Айзек как раз всегда настоящий, и никаких масок. В отличие от неё. У Рей было дурное настроение: она всё ещё оставалась жива. Она не хотела быть живой; она не хотела, чтобы они оба и дальше продолжали жить вдвоём, так, как сейчас, в этой разваливающейся хижине в лесу, прячась от любопытных глаз, врачей и полиции. Вот уже несколько дней Рейчел не могла избавиться от отвратительного привкуса разочарования, что горчил на языке, как несъедобные коренья. Каждый из этих дней, начиная с того самого мига, когда она впервые взглянула Заку в глаза, она ждала смерти, как ждут желанного подарка, как ждут друга из далёкой поездки. Но, пусть он раз за разом продолжал обещать, его клятва всё не становилась и не становилась правдой. Когда-то Рей сказала, что, если Айзек не сможет сдержать своё обещание, она будет вынуждена взять его на себя. И, кажется, пришло время: у неё больше ничего не осталось — ни терпения ждать, пока у Зака будет подходящее настроение, ни религии, которая удерживала от суицида. Только дурацкая хижина в лесу, словно вышедшая из старинных сказок (как много Рей их читала в детстве!). Лес пах сырыми листьями, пах перегноем, мхом и ещё чем-то едва уловимым, одновременно сладким и горьким, как её несуразная жизнь. Он был очень тёмным, таким тёмным, что она никогда не могла различить пробирающегося вдоль деревьев Зака, который в такие моменты становился вдруг тихим и хищным, словно и сам превращался в дикого зверя наподобие тех, за кем охотился. Людей здесь не было: жажду убийства приходилось удовлетворять другими способами. Один человек всё же был, но его — её! — Айзек убивать не спешил. Досада перехлёстывала через край, туманила глаза и злила, злила, злила. Значит, вот он, этот момент. Таким он приходит к ней: полным отчаяния и ненависти. Значит, так тому и быть. На выходе из хижины Рейчел привычно сложила руки в молитвенном жесте — таком бессмысленном теперь, но всё ещё успокаивающем, всё ещё напоминающем о прошлом, о надежде на спасение и о мечтах о чуде. Она не очень хорошо знала лес, хуже, чем Зак. Но лучше, чем Зак думал. Он не будет ожидать от неё ничего неожиданного. Рей ещё мгновение постояла на пороге, что отделял её тёплое жилище от прохладной темноты под вековыми деревьями — и, сделав глубокий вдох, нырнула в лес. Быстро, быстро, быстро. Влажный мох пружинил и чавкал под ногами. Айзек сегодня должен вернуться не слишком поздно, а она должна успеть сделать всё до темноты. Иначе он, обнаружив её отсутствие, кинется искать незадачливую подругу — и может погибнуть сам! А может найти её раньше времени и сорвать весь план. Рейчел не хотела ни того, ни другого. Она знала, что делать, и знала, как. Несколько дней назад, собирая на зиму последние осенние ягоды, Гарднер обнаружила в корнях деревьев змеиное гнездо. И безошибочного чутья убийцы хватило, чтобы понять: да, эти змеи — ядовитые. Очень ядовитые. Вот эта поляна, небольшая, незаметная. Когда Зак доберётся досюда, она будет уже мертва. И неважно станет, что он сделает потом: разнесёт их нелепое жильё в приступе ярости за разрушенную клятву или ляжет рядом с ней, точно так же, как она сейчас, запустив руку в узкий тёмный проход. Земля неприятно холодила кожу, так и не привыкшую к загородным морозам. К счастью, ждать пришлось недолго. Первый укус отдался в руке слабой ноющей болью, такой незаметной, что Рей поначалу показалось, будто она сама его придумала в дурацком приступе надежды на скорую смерть. Но за первым укусом последовал ещё один. И ещё. И ещё. Боже, да сколько же их там? Боль стремительно разливалась по руке, становясь из слабой и почти приятной — мучительной, нестерпимой почти до крика. Но Рейчел молчала, закусив губу: закричи она — Зак услышит за поллеса отсюда и прибежит спасать. А этого ей было не нужно. Кажется, достаточно. Теперь главное — вовремя убрать руку, чтобы Айзек, найдя тело, решил, что с Рей приключился несчастный случай. Иначе он никогда её не простит, пусть и посмертно — и это единственное, что оставалось ей важно. — Прости, я устала ждать, — прошептала Рейчел и прикрыла глаза. Боль понемногу растекалась по всему телу, и сердце замедляло своё надоедливое биение. Понемногу затихало дыхание, что так раздражало Рей в последние дни её жизни, а головокружение смазывало окружающий пейзаж, делая долгожданную смерть почти… приятной? — В конце концов, каждый умирает в одино… Рейчел не договорила, уронив голову на жёсткие, холодные корни столетнего дерева — и так и оставшись лежать рядом с дырой, где всё ещё что-то копошилось. Змея, которая выползла из норы, не обратила на гостью никакого внимания: весь яд она уже выпустила, к чему лишний раз кого-то кусать? Лишь недовольно зашипела и поползла по своим делам. В наступающем смертном холоде Рей грезилось многое. Прикосновение холодной чешуи и мокрых листьев, грубый тычок в бок, размытый, как будто доносящийся издалека вопль Айзека: «Эй, это ещё чт… Рей?!». Но крики, звуки и холод понемногу отступали на второй план. На первом оставалось лишь неземное тепло да ласковый шёпот, в котором узнавались мамины интонации: «наконец-то ты с нами, дорогая». Доктор сказал, что родители ждут её в аду. Неважно, из ада ли звали они свою заблудшую дочь сейчас: даже если это был всего лишь предсмертный бред, Рей была благодарна этому бреду. *** Когда Зак нашёл эту тупую куклу, она валялась у корней какого-то ссаного дерева, холодная, мокрая и совершенно ни на что не реагирующая. И почему-то улыбалась. Впервые улыбка Рейчел Гарднер походила на выражение лица настоящей, живой девушки, а не на застывший оскал мертвеца. Будь на месте Айзека Грей, он бы, пожалуй, сказал, что это иронично: стать похожей на живую лишь после смерти. Но Грея здесь не было. — А такой ты даже стоишь того, чтобы тебя убить, — протянул Зак, всё ещё не веря своим глазам. — Вот только… бля. Бля! Бля-бля-бля! Ты ведь… уже мертва, верно?! Рейчел ничего не ответила.