Память

— Знаешь, Джонни, есть люди, которые не умеют вовремя останавливаться, — в голосе Джейн не было жалости, скорее, усталая грусть. Таким тоном произносят фразу «Я же тебе говорил» — и тяжело вздыхают. Я взглянул на Джейн снизу вверх. С пола, где я корчился, она казалась древней богиней в сверкающей кольчуге и с огненной шевелюрой на голове. Мне было больно смотреть на ее волосы — их яркость будто что-то выжигала сначала в моих глазах, а потом и в разуме. Впрочем, мне сейчас вообще все причиняло боль. Мои глаза выделяли переплетение колец на кольчуге, и я с трудом удерживался от того, чтобы начать их пересчитывать. На это мне бы попросту не хватило памяти. — Я… Они… Я не хотел… — всхлипнул я, на нормальную беседу сил у меня уже не было. — Конечно, ты не хотел, — фыркнула Джейн и присела на корточки около меня. — Такого никто не хочет. Сомневаюсь, что даже Сестры Святого Сенобита согласились бы на это, а они, знаешь, фанаты боли. Ты просто побил все рекорды, Джонни. Я попытался засмеяться. Лучше бы я этого не делал. Слова и звуки впивались в память, как иглы, и застревали там. Джейн опять вздохнула. В этом вздохе я слышал усталое «Ох, Джонни, Джонни, как ты мог так со мной поступить?». Я очень хотел извиниться перед ней, но смог только заскулить. Джейн перекинула мою руку себе на шею и дернула вверх. Ее усиленные имплантами мускулы позволили бы поднять и мужчину толще меня. Мозг прошило болью от виска до виска; перед глазами все расплылось от навернувшихся слез. Я застонал. Джейн зашептала, как маленькому ребенку: — Тише, тише, Джонни. Наверное, она решила, что ее рывок причинил мне дополнительные страдания, на деле же я был ей благодарен: теперь я плохо видел, и что-то в моей голове, жрущее память, работало лишь вполовину. — Отведу тебя к Джонсу, — сказала Джейн. Джонс — дельфин-наркоман, который спас меня когда-то. Не рыба. Плавает, но не рыба. Что-то я еще мог вспомнить. Надеюсь, у меня хватит памяти, чтобы добраться до него. * Еще вчера все было отлично. Да что там говорить, еще сегодня утром я считал, что все поправимо. Наверное, надо было отправиться к Джонсу сразу, как я понял, что происходит что-то не то, — бросить все, плюнуть на деньги, которые мне причитались за перевозку информации, и бежать к дельфину, чтобы он выскреб всю дрянь из моей головы. Но я же в этом бизнесе не первый год, я надеялся, что все обойдется. Дирки, занявший место Ральфи в контрабандной перевозке информации, звонил мне редко, а после того раза, как он нарвался на Джейн, вообще перестал. Она очень красочно объяснила сначала ему, а потом и мне, почему не хочет, чтобы я продолжал работать курьером. «Мозг — не игрушка, Джонни», — говорила она, а когда я начинал перечислять ее собственные импланты, увеличивающие скорость, ловкость, силу, добавляла, что тело — фигня, оно легко чинится, а вот мозги лечить — муторно и долго. Она всегда так делила: тело чинят, мозги лечат, — и выстраивала четкую градацию: чинить легко, лечить сложно. Я напоминал ей, что ее тело из-за СНИ починить было непросто, но она лишь отмахивалась: непросто, потому что лекарства не было, с лекарством — фигня. Я ворчал, говорил, что больше ничего не умею, кроме перевозки информации в голове, но Джейн постоянно находила мне какую-нибудь мелкую подработку в сети, которая не касалась моей памяти. И все-таки я чувствовал себя ущемленным. Она со своими — теперь чистыми — имплантами зашибала неплохие деньги в качестве телохранительницы. Поэтому когда Дирки позвонил и предложил перевезти небольшую информацию, я согласился. Я согласился прежде, чем он успел договорить. Я согласился, потому что боялся. Если Джейн вернется и наорет на Дирки, он больше никогда не предложит мне работу. Файл загрузили быстро. Всего-то — два гига. Я еще подумал тогда, почему это нельзя перевезти на жестком диске. Его даже спрятать проще, чем делать мне разрешение на нейроимпланты. Но я был слишком рад вновь окунуться в привычное дело, чтобы задавать вопросы. Дирки сказал, что самолет до Гонконга вылетает завтра. Его человек вручит мне билеты прямо в аэропорту. «Завтра — значит, у меня еще есть время для того, чтобы ввести Джейн в курс дела», — беззаботно подумал я и отправился домой. Еще по дороге я начал испытывать странное ощущение. В моей голове словно что-то росло, набухало. Как нарыв. Это походило на случаи, когда я перевозил больше того, что позволяли импланты. Но я знал, что файл занимал всего два гига — все равно, что бросить монетку в большой чемодан. Если только Дирки не обманул меня… Да нет, конечно, нет! Файл загрузился очень быстро. Если бы объем оказался большим, то и времени бы потребовалось больше. Обозвав себя параноиком, я постарался отбросить эти мысли, и, надо сказать, через некоторое время мне действительно стало легче. Ощущение распирания прошло. * Вчера вечером Джейн оказалась занята, так что я оставил ей записку, старомодно прикрепив ее магнитом к холодильнику, который Ло-Тексы откопали где-то на древней свалке. Подобные мелочи всегда умиляли Джейн. Я надеялся, что этого хватит, чтобы она не взбесилась. Я закинул в рот пару таблеток обезболивающего, проглотил их и рано лег спать. Мне хотелось как можно быстрее оказаться в завтрашнем дне, но не тут-то было. Всю ночь мне снилась какая-то муть. Беспредельно растущие деревья, которые своими ветвями прокалывают небо. Лианы, свивающиеся в клубки, как змеи. Воздушные шары, сначала лежащие тряпкой на земле, а потом раздувающиеся и заполняющие собой все пространство. Узкоглазый уличный продавец, которого я видел не то в Пекине, не то в Гонкоге, он закричал: «Есь! Есё есь! Есь! Кусяй! Кусяй!». Он палочками толкал мне в рот бесконечную лапшу. Я даже не успевал ее пережевывать, как она уже сползала в желудок. Я чувствовал, что мой живот распирает от съеденного. Мне хотелось закричать, чтобы продавец остановился, но лапша забивала рот и горло… Я проснулся, лишь когда во время очередного кошмара утонул в озере. Вопреки здравому смыслу, я пытался выпить его, но не смог, а вода все лилась и лилась внутрь меня. Я вскочил на кровати, пытаясь отдышаться. Ощущение, что во мне чего-то очень много, так и не прошло, оно лишь переместилось в голову. Я даже ощупал ее: я не был уверен, что череп не расширился. С головой все оказалось в порядке. По крайней мере, внешне. В аэропорт я приехал чуть раньше, а потом сидел в кафе и нервно пил кофе, кружку за кружкой. Когда намеченное время встречи пришло, а затем и прошло, я позвонил Дирки. Попав на автоответчик, я собирался дождаться сигнала и записать возмущенное сообщение, как вдруг голос Дирки в трубке произнес: — Если это Джонни, то нажми «0». Я ткнул указанную цифру и услышал: «Привет от якудза, Джонни. Неужели ты думал, что они простят? Неужели ты думал, что они забыли?» Меня бросило в холод. Сердце застучало в ушах, руки и ноги стали мягкими и тяжелыми. Мне не показалось. С моей головой действительно что-то было не так. * Я с трудом помнил, как добрался до нашей с Джейн квартиры. По дороге у меня постоянно возникали какие-то странные вспышки из того, что я видел вчера и сегодня. Трещины на асфальте складываются в лицо с оскаленной пастью. То загорающаяся, то гаснущая вывеска из неоновых трубок над баром. Они зажигаются и гаснут в определенном ритме, и только одна из него выбивается. Девочка скачет по нарисованным мелом клеткам. Вот она оборачивается, и вместо левого глаза я вижу окуляр с выпуклой линзой. Рекламный экран, на котором анимешная героиня спрыгивает с высокого здания, а потом чудом влетает в окно. Осколки словно замирают в воздухе. Парень в куртке с таким высоким воротником, что тот закрывает половину лица, оставляя видимыми лишь глаза. «Эй, мистер, развлечься не хочешь?» — спрашивает он, когда я прохожу мимо. Названия улиц, номера домов, клаксоны автомобилей, крики рикшей. Слишком много воспоминаний, которых я не хотел бы помнить. Слишком много для меня одного. Я запоминаю все, медленно дошло до меня. Я хотел бы, чтобы здесь была Джейн. Она помогла бы. Она бы отвела меня к… к этому… К рыбе? Он же плавал? Или это Джейн плавала? Нет, плавал кто-то другой… Дельфин? Я не смог вспомнить, как выглядит дельфин. * Когда Джейн вернулась, я лежал на полу, погруженный в воспоминания о вчерашнем и сегодняшнем дне. * Спецмашина перевела на английский то, что просвистел Джонс, а потом голосовой модулятор сообщил приговор. Это оказалась программа, похожая на видеорегистратор. Я записывал в свою память все, что видел и слышал. Мне загрузили самораспаковывающийся архив, который заработал, как только оказался в моей голове. Распаковался, установился и начал запись. Мои восемьдесят гигов видеорегистратор забил за сутки, а потом принялся пожирать остальную память, стирать, все, что я знал. Это я еще понимал, потому что и сам додумался, когда лежал в нашей квартире и смотрел в потолок. — Останови это, — потребовала Джейн у Джонса, но тот лишь грустно присвистнул. — Нельзя, — даже голос из модулятора звучал печально, хотя у примитивной машины и не стояло блока для выражения эмоций. — Если я влезу к нему в мозги, получу копию sfx-архива. — Но что-то же можно сделать? — Джейн, как всегда, не собиралась сдаваться. Джонс вновь засвистел, модулятор перевел, но я не понял ни слова, хотя, наверное, запомнил их. Я видел, как Джейн развернулась и со всей силы — что есть сила? что значит это слово? — врезала кулаком (сжатые пальцы — это кулак?) в ржавый лист металла (или дерева? деревья ржавеют? что такое ржавчина?), потом она подошла к Джонни (ко мне? я Джонни?) и протянула руку к лицу (где-то, чем я смотрю?) Джонни. — Закрой глаза, — сказала она. Я не понял ее, я просто… через те штуки на лице? смотрел. Тогда она сама их закрыла. Стало несветло? темно. Потом что-то заткнуло чем смотрят звук? уши. Стало тихо. * Где-то глубоко внутри, в темноте, в тишине, я отыскал осколки себя. Я Джонни. Я то, что от него осталось.