Что было, что будет, или Пиковый валет

Вы, кем бы Вы ни были, когда-нибудь видели такие губы? Красные, будто искусанные… зацелованные до умопомрачения… Узкие и небывало яркие. Я до того злополучного — хотя смотря с какой стороны — дня тоже не видел. И не ведал, что можно так безосновательно и бесконечно залипнуть за пару жалких мгновений, за пару коротких слов, сказанных этими губами. Тогда я еще не знал, что это их нормальный цвет, что, если их действительно искусать, они будут насыщенно-насыщенно-алыми. Наверняка я говорил какие-то глупости, а сам думал, что совсем не против пообщаться с этими губами и их обладателем на совсем другом языке. Когда я все-таки соизволил посмотреть незнакомцу в глаза, то мое лицо должно было выглядеть достаточно жалостливо, чтобы Уишоу — а это был именно он — улыбнулся и предложил пройтись по парку, на выходе из которого мы столь судьбоносно столкнулись. Мы познакомились. Это было не так, чтобы долго. Пара дней, может. А потом переспали. — Что ты делаешь? — сонливо бормочет Бен и толкает меня тощим, высунутым из-под одеяла коленом в поясницу. — Рано еще. Ложись давай. Молчаливо тараним друг друга взглядами, а потом он в очередной раз побеждает, и я забираюсь к нему, в один большой кокон из одеяла, простыни и двух подушек. Горячее тело тут же обвивается вокруг меня, и мы оба с облегчением вздыхаем. Да, все правильно. Когда я впервые оказался в его квартире, то потерял всякий дар речи. Вы смотрели тот фильм с Джулией Робертс, не то чтобы особо известный, м? Там была еще такая женщина… Черт, не помню, как называется. В общем, у нее было очень много кошек. Я, конечно, и до этого слышал, что Бен тот еще кошатник, но когда собственными глазами увидел все его когтистое семейство, забыл, как дышать. Их было много. Не меньше десяти. И все – одинаково ухоженные, красивые, с блестящей шерстью. Некоторые при моем появлении выгнули спины и предупреждающе зашипели, отчего во мне проснулось странное желание: поднять руки и уверить, что никоим образом не претендую на их хозяина, но это было бы ложью, потому что я претендовал и еще как! — а некоторые, наоборот, смотрели с любопытством и перебирали лапами — явно собирались подойти, погладиться. Бен тогда фыркнул, глядя на мою реакцию, разогнал кошачий заповедник и пригласил меня присесть, а потом — и прилечь. Он сам был как самый настоящий кот: прогибался весь, урчал, жмурился, царапался. А кончая, кричал. — Кажется, кто-то хотел поспать подольше. Рано же еще, — шепчу насмешливо, когда этот кошак беспринципный пинками заталкивает меня на себя и приглашающее разводит стройные бедра. — Точно, — довольно жмурится Бен. — Слишком рано, чтобы выбираться из постели, — и обхватывает меня своими замечательными ногами, — Давай же. Не знаю, была ли тогда ревность чем-то нам необходимым. Мы сидели в баре, где я бывал частым посетителем. — Ты с ними со всеми спал? — спросил он, стоило захлопнуться двери за нашими спинами, кивнув на окно, за которым виднелось несколько моих знакомых. — С некоторыми, — кивнул я. А был смысл лгать? Ну, спал. Больше не сплю, и не тянет совсем. Я подтянул его за локоть поближе к себе: убьется же еще – гололед такой. Бен поправил свой разноцветный шерстяной шарф, пряча кончик порозовевшего на морозе носа, и пробормотал: — А с тех пор, как мы познакомились, ты с кем-нибудь?.. — Нет, — отрезал я, не дав ему закончить фразу. Ну, что за глупости, честное слово. — Эй, Джеймс, — окликнул меня знакомый голос. Парень догнал нас и заставил меня обернуться, схватив за плечо. — Привет. Не хочешь встретиться завтра-послезавтра? Повеселимся, как на прошлых выходных, — улыбнулся он. Я набрал воздуха, одновременно с тем пытаясь состроить извиняющееся выражение лица, но меня опередили. — Нет, — сказал Бен и потянул меня за рукав. — Идем. Он молчал до самого дома. Молчал до тех пор, пока мы не оказались в постели, а потом он оседлал меня и объездил, словно норовистого жеребца. Стонал тихо, нежно. Задыхался беспомощно, насаживаясь особенно глубоко, до самого конца. И не позволял к себе прикоснуться, приласкать — только придерживать за подрагивающие бедра. Кончал, судорожно сжимаясь, и не дал выйти, когда пришла моя очередь сходить с ума, практически теряя сознание. И затих, только когда я тихо сказал, поглаживая влажные, послушно ложащиеся вслед за рукой волосы: — Это был мой брат. — Ты тяжелый, — ласково шепчет Бен и возится подо мной, а когда я пытаюсь выйти из него, слезть с худощавого тела, обхватывает за шею цепкими руками и укладывает обратно. — Удобно? — смеюсь в острое плечо. — Очень, — серьезно говорит он. И я отбрасываю всякие мысли о том, что когда-нибудь он может понять, насколько ошибся, выбрав меня.