Анна Горохова стала президентом школы леди.
Отрицание. Непонимание. Обида. Слёзы. Истерика. Желание уйти и не возвращаться. Злость на саму себя, на Аню, на преподавателей, на всех. Успокаиваешься, а не получается. Потом приходит Лаура, и всё вроде становится на круги своя. Возвращение на церемонию. Но потом... — Ксюш, можно поговорить? Милас еле сдерживается, чтобы вновь не заплакать или не ударить Горохову прямо сейчас. Она напрягается и сжимает руки в кулаки. — Чего тебе, Гора? Я не хочу разговаривать с е й ч а с, — говорит Ксюша, делая акцент на последнем слове, и быстро уходит в свою комнату. Но поговорить п о т о м у девочек не получилось. Утром их будят и увозят по отдельности в разные места Украины. Все офигевают от происходящего, не зная, что их ждёт дальше. Девочки ожидали неделю самоуправления, такую же, какая была в прошлом сезоне, и уже придумали, что бы они сделали без надзора учителей. А тут такое... Не понимали, что происходит, все, включая Ксюшу и Аню. Милас вообще сначала думает, что её повезли куда-то, чтобы сказать, что та едет домой. Но это бы было нечестно. Всего лишь проиграла одну схватку, а тебе уже засчитывают поражение в войне. — Доброе утро, Ксения, — говорит девушка, встретившая её рядом с обычным многоквартирным домом. — Не совсем, но ладно, доброе, — проговаривает Милас, с недоверием глядя на миниатюрную блондинку. — Вы, наверное, задаётесь вопросом, для чего же вас сюда привезли? — Милас только кивает в ответ, приподняв одну бровь. — На этой неделе преподаватели приняли решение разлучить всех вас. Это означает то, что для каждой у нас припасено индивидуальное задание. Вы столкнетесь с худшей жизнью, с жизнью в полном одиночестве. Конечно, а потом Милас предстояло «полное одиночество» в однокомнатной квартире с оператором, редактором и ещё несколькими людьми, которые периодически там появлялись. Несколько дней Ксюша практически ничего не делала, живя в предвкушении «настоящего испытания», которое, по словам той девушки, было «ещё впереди». Несколько суток она провела, полностью погруженная в свои мысли, которые, как бы странно это не звучало, были заняты Аней Гороховой. Милас списывала это на тот факт, что она просто не узнала, что президент школы леди хотела ей сказать. Однажды в квартиру пришла Татьяна Полякова, светлая женщина, которую любили все участницы шоу, включая и Ксюшу. — Я вижу, что вы хорошо справляетесь, Ксения, — сказала она, осматривая гостиную и внешний вид девушки. — Совсем скоро вас ждёт то самое испытание, которое мы для вас приготовили. Но для начала вы должны написать письмо одной из одноклассниц. Вы можете сказать в нём всё, что хотите. И кому хотите. — А можно никому ничего не писать? — спросила Милас, слегка удивившись такой просьбе со стороны преподавательницы. — Почему же вы не хотите? Ведь это такой шанс высказать всё, что у вас на душе, не слыша никаких пререканий в ответ. Ксюше было это не нужно. Она всегда высказывалась так, как думала. Такое бы помогло какой-нибудь Костиной или Анжеле, но не ей. Но девушка всё равно согласилась. Взяла бумагу и выплеснула на неё действительно всё, что думает, ни на секунду не прерываясь и ничего не зачёркивая. — Кто адресат? — спросила Татьяна, когда Милас отдала той свою рукопись. — Анна Горохова, — сказала девушка, даже не улыбнувшись. Вот такая череда событий, казалось бы, ничем вообще не связанных, привела Милас опять к той миниатюрной блондинке, которая встречала её в начале недели, и вопросу «Ксения, вы готовы?» В этом месте можно было вообще быть готовой хоть к чему-то? Они то заставляют тебя ходить на каблуках, то бегать от клоуна по лесу, то есть тараканов, то говорят, что нужно уметь действовать в команде, то отделяют тебя ото всех... — Да, готова, — отвечает пацанка, стараясь не показывать свою неуверенность. А дальше сразу в путь. Опять в какое-то непонятное место. И что её там ждёт — неизвестно. Как бы Ксюша не пыталась сделать вид, что всё в порядке, и она кремень, но это плохо удавалось. Сердце почему-то бешено колотилось в груди, а руки тряслись. Приходилось сжимать их в кулаки, чтобы скрыть своё состояние. Но Ксюша прекрасно знала, что это не поможет, что её выдаст лицо: крепко сжатые губы, напряжённый взгляд, сдвинутые брови... Они ехали куда-то за город. Постепенно серые коробки домов за окном сменялись зеленью, лугами и лесом. Через минут десять, а может и двадцать, Милас не считала, они прибыли в пункт назначения. Окраина леса, постепенно переходящего в какую-то деревню. Небольшая белая церковь где-то вдалеке. А прямо перед Ксюшей кладбище. — Пиздец, — шепчет девушка, понимая, что то особое испытание будет труднее, чем она думала. Потери всегда бьют по человеку. Неважно, насколько он силён духом. Кто-то может всю жизнь строить из себя человека, которого невозможно задеть никаким способом, а потом в один момент сломаться, просто потеряв близкого человека. Ксюша прекрасно знала об этом и не хотела, чтобы такое случилось. Ей нужно было показать на этой неделе, что она сильная. Она сломалась после выборов, но быстро пришла в себя. Девушке нужно, чтобы о ней думали именно так. Но она даже не могла сейчас представить, чью могилу увидит. Судорожно перебирая в уме всех дорогих людей, Милас понимала, кто бы это не был, она сможет сдержаться. Нет, не на ту напали. Очередной истерики вы не получите. Робкие шаги по дорожке. Вглубь хранилища умерших душ. Могилы, ухоженные и не очень. Глаза, смотрящие с безжизненных фотографий. Имена. Сотни имён и дат. Пожелания доброго пути и какие-то стихи. Милас не могла понять, что из этого пугает её больше. И вот на горизонте появляется Лиля, идущая навстречу девушке. Они встречаются и смотрят друг на друга. — Ты можешь сказать, зачем мы здесь? — произносит психологиня. — Если честно, затрудняюсь, — честно отвечает Ксюша, осматривая мраморную плиту, на которой выбито «Широкова Елизавета Степановна». — Тогда пойдём, посмотрим, — говорит женщина, указывая на дорожку, ведущую вправо. Милас нервно сглатывает и проходит мимо могилы той Елизаветы. Почему-то ей не хочется никуда идти, не хочется участвовать в этом, не хочется ничего. А что если это будет Яна? Её девочка, с которой она не переписывалась уже две недели. А вдруг реально что-то случилось? «Нет, Милас, успокойся, этого не будет. Яна жива. И не позволила бы так тобой манипулировать», — проносится в мыслях у девушки, когда они подходят к ещё свежей, но уже неухоженной могилке. Простенький железный крест, ограды нет, имя и фотография завешены грязной тканью. Это заставляет Ксюшу нервничать ещё больше. Она и так не догадывается, кто там, так ещё и не дают узнать имя сразу. Прячут, накаляют обстановку. Лиля легко касается плеча девушки, вроде бы пытаясь ту успокоить. Но кто знает, чего эта женщина хочет? Сочувственно смотрит на Ксюшу и подходит к кресту. — Ты готова? Господи, опять этот вопрос. Сколько уже можно его задавать? Как будто что-то изменится, если Ксюша скажет «нет». Её голос ничего не решает. — Да. Односложный ответ, а мысли просто разрываются. Лиля срывает ткань, открывая надпись. Имя, дата и пара слов о том, кто умер. О той.Анна Горохова.
04.09.1999—18.10.2018.
Её сердце не выдержало напряжения. Она думала, что сильна, но недоверие к людям оказалось сильнее и сожрало её изнутри.
Блять. Зачем она здесь? Почему? Как я должна на это реагировать? Удивлённое лицо Милас наверняка разберут на мемы все паблики по пацанкам, но сейчас ей всё равно. Она не понимает. Она не может понять, чего от неё хотят. Может, они что-то перепутали? Может, тут должна быть она сама? А сюда должны были привезти Гору? Нет, что за бред тут происходит? — Я вижу, ты ошеломлена. «О нет, я не просто ошеломлена. Я в ахуе». — Я не понимаю, почему тут Аня, — ответила Ксюша, вглядываясь в лицо психолога и пытаясь найти там ответы. — Что ты испытываешь к этой девушке? Вновь удивлённое лицо. Что она, Милас, может испытывать к этой девушке? Не любовь же и другие нежные чувства. — Ничего, — произносит коротковолосая, хотя вопрос Лили заставляет её задуматься. — Ничего, — повторяет она больше для себя, а не для кого-то другого. — Так уж ничего? А почему тогда именно ей было отправлено письмо? Что ты там написала? Блять. Ещё и письмо. Да, отправила она его Ане. И что с того? Она просто единственная, кому Милас хотела хоть что-то сказать. Остальные участницы для неё безлики, с ними не о чем разговаривать. Что же она там написала? Девушка смутно помнила это. В тот момент её полностью захлестнули эмоции. Ненависть. Те строки точно были пропитаны этим чувством. Ненависть и доля обиды. Почему для других ты всегда лучше меня? Почему они видят в тебе что-то ещё? Вообще что-то? Неужели ты и правда лучше меня? Да, Ксюша выплеснула всё на бумагу, думая, что, скорее всего, это не будет никем прочитано. Просто ещё одно испытание для вида, для проверки чего-то неизвестного. Но, видимо, она ошибалась. Самое страшное, что Милас сама видела в Ане что-то такое, чего не видела в ком-то другом. Даже в Яне, её любимой девушке, не было этого. Чего? Ксюша не могла подобрать нужное слово. Аня как будто была современной Соней Мармеладовой. Да, она не спала с другими за деньгами, но она продавала наркотики и сама употребляет. Но при этом она такая чистая, невинная, искренняя, наивная... Это подкупает. И это бесит. — У меня были слова только для Ани, — просто ответила Ксюша, начиная напрягаться. — Значит, ты всё-таки выделяешь её среди прочих? — Значит, так. — Посмотри, она умерла. Это письмо никогда не дойдёт до неё. Может, ты выскажешь ей всё, что написала, прямо тут, прямо сейчас? Что за бред? Горохова не мертва. Она живее всех живых и наверняка уже закончила проходить все свои испытания. И прошла их на отлично. Милас прекрасно это понимала, но её мозг как будто отключился в этот момент. Она облизнула пересохшие губы, и слова полились из неё потоком. Девушка сказала Ане всё, что хотела. И открыла для себя много нового. — Гора, ты знаешь, я не испытываю к тебе тёплых чувств. Я тебя не люблю. Я тебя ненавижу. Ты всегда мне всё портишь. Ты всегда якобы лучше меня. Но на самом деле что? На самом деле, ты ничуть не лучше меня. Ты даже хуже. Слышишь? Хуже. Гораздо хуже. Выбрала меня первой в свою команду, надо же. Что, не хотела меня в конкурентах видеть? Может, ты боишься этого? Потому что знаешь, что ничего не стоишь, что просто все девочки слабее тебя. Все, но не я. Господи, ты такая дура, раз думаешь, что это никто не заметит, — Ксюша всегда откровенно смеялась над этим, но сейчас говорила серьёзно. — Это все замечают, но все молчат. Я молчать не буду. Ты думаешь, что раз ты такая хорошая, то любая хуйня может сойти тебе с рук? И то, что ты ведёшь себя агрессивно? И то, что чуть не покалечила парня, налетев на него со спины? Ты ведь всегда налетаешь со спины, пока человек не видит. Сколько раз это было? Ты думаешь, что тебе простят и то, что ты почти каждый день выкуриваешь полпачки? Нет уж. Когда-нибудь на это перестанут закрывать глаза. Или кто-то из твоих же девочек тебя сдаст. Надеюсь, тебя погубила не твоя же любимая белая зажигалка. Хотя тебя восемнадцать, а не двадцать семь. [1] Милас остановилась, чтобы перевести дыхание. Ещё раз она перечитала фразу, которой подписали могилу Гороховой. Её сердце не выдержало напряжения. Она думала, что сильна, но недоверие к людям оказалось сильнее и сожрало её изнутри. — Хотя, знаешь, ты не такая и плохая, — на лице Ксюши появилась лёгкая улыбка. — С тобой можно поговорить о чём-то хотя бы, когда ты не выпендриваешься. Знаешь, если бы ты родилась в другом городе, то этого всего с тобой бы не случилось. Ты была бы другой. Тебе не пришлось бы идти на этот проект, не пришлось бы меняться. Ты бы и так была шикарной. Твоя история по истине поражает. Знаешь, я всё тебе прощаю. И ты меня прости. Пока Ксю говорила, она поняла, что Аня — не такое говно, которым Милас её считала до этого. Или она всего лишь пыталась себя убедить в этом? Возможно. Очень возможно. — Ксения, это ещё не всё, — голос Лили ворвался в мысли Милас, прерывая их. — В смысле? — вопросительно приподняла бровь пацанка. Лиля обошла могилу Ани и подошла к следующей. И тогда Ксюша всё поняла. Да, она поняла, зачем всё это было.Ксения Милас.
30.11.1995—18.10.2018.
Её сердце остановилось, не выдержав одиночества. Всю свою короткую жизнь она строила заборы и, живя за ними, не поняла, кто она...
— Блять, — невольно вырвалось у Милас. Она закрыла глаза рукой и не стала смотреть на табличку. Всё написанное было правдой. Девушка строит заборы, не показывая того, что чувствует, даже самой себе. И в случае с Аней всё также. Милас закрылась на миллионы замков, а ключ спрятала ото всех в этом мире. Она спрятала свои чувства за ненавистью. За этой нелепой ненавистью, которая не давала ей спокойно жить в школе леди. — Я всё поняла. — Что ты поняла, Ксения? — Я разрушу эти заборы. Они не дают мне жить. Я не понимаю, кто я, зачем я. Я не понимаю своих чувств. Я не знаю, в чём смысл того, что я делаю. Я разрушу их, чтобы понять. И не буду строить новых. Никогда, — ответила Ксюша, чувствуя, что всё-таки слёзы вырвались наружу. Но ей было всё равно на это.***
Уже ночь. Пустой коридор. Окно в конце. А на подоконнике одиноко сидящая фигура. Это Милас. Никто не заметил, как она вышла из комнаты. Все девочки уже вернулись в школы и сейчас спали, обсудив до этого свои испытания друг с другом. И каждая говорила о могилах, о своих могилах. Но только о своих. Ксюша не разговаривала с ними и лишь изредка косилась на Аню. Та тоже смотрела на Милас, пытаясь не подавать вида, что делает это. Никто не заметил, как Ксюша ушла. Никто, кроме неё. — Привет, — от этого голоса коротковолосая вздрагивает. — Не пугайся. Милас освобождает Ане место рядом с собой, при этом пытаясь не встречаться с ней взглядом. Она же прекрасно понимает, что не сможет скрыть то, что до этого скрывала даже от себя. И что сейчас всё должно решиться. Два месяца они ебали друг другу мозги, и сейчас это должно закончиться. Рыжая садится рядом с ней и по её телу пробегают мурашки. Между ними как будто ток. — У тебя тоже было это? — решается прервать напряженное молчание Горохова. — Тоже, — отвечает Милас, прекрасно понимая, о чём говорит девушка. Тут не нужны лишние слова. — И? — Что и? — Что скажешь? Ксюша начинает нервно смеяться, понимая всю абсурдность ситуации. На кладбище и в письме она сказала так много всего, а сейчас, когда перед ней та самая, не может подобрать слов. Наверное, так и должны чувствовать себя влюблённые. А сегодня Милас поняла, что именно таковой и является. — Скажу, что я идиотка, — произносит она, когда прекращает хохотать. — А ещё скажу, что... — Ксюша нервно сглатывает, совсем как на кладбище, облизывает губы и наконец выговаривает те слова, которые вертятся в её голове весь вечер: — Скажу, что люблю тебя. Прости. За всё. — Наконец-то ты это сказала, — просто отвечает Аня и крепко обнимает девушку, давая понять, что прощает. — И ты тоже. Прости, — рыжая касается губами шеи Ксюши, а после доходит и до губ. Уже ночь. На небе луна. А этот коридор не совсем пуст. Там на подоконнике сидят две девушки, между которыми всё сегодня решилось. И эти девушки счастливы. ————— [1] — все знают о клубе 27. Курт Кобейн и остальные. На месте их смерти были найдены белые зажигалки. Теперь это считают признаком нехорошей смерти.