Добровольное пожертвование

Яков всегда боялся ослепнуть. Мальчишкой он постоянно видел кошмарные сны, в которых на лицо ему садились гигантские комары и, проткнув хоботками веки, высасывали глаза — тогда он просыпался с криком, и судорожно щупал в темноте свое лицо, пытаясь понять, не ослеп ли на самом деле. Теперь в этом нет нужды. Он знает, что его глазницы пусты, а веки аккуратно зашиты. Иногда ему кажется, что лучше бы его глаза выкололи шилом: так было бы честнее, понятнее, так оно бывает в рассказываемых шепотом историях о людях, которых пытают в застенках — им выкалывают глаза, отрезают ножами пальцы, тушат сигареты об их кожу до тех пор, пока они не давятся собственными воплями насмерть. Когда Якова заталкивали в машину, эта мысль как будто зажглась у него в голове: «Они будут меня пытать», и почти сразу же — «Они меня ослепят». Его колотило от страха, когда он представлял себе приближающееся к глазу лезвие, и, наверное, не будь желудок Якова пустым с утра, его бы обязательно вырвало, но он не успел даже выпить кофе, так что ему оставались только изжога и ползавший внутри ужас. В камере, дожидаясь почти неделю — по крайней мере, Яков насчитал пять с половиной дней, хотя мог и ошибиться — он каждую ночь просыпался от кошмара, похожего на тот, старый, детский, только теперь комары, присосавшиеся к глазам, вдруг превращались в пару длинных лезвий, на которые давила тянувшаяся откуда-то из темноты рука; она нажимала на лезвия медленно, так что Яков чувствовал их постепенное погружение в стекловидные тела, и, проснувшись, подолгу не мог заставить себя проверить, на месте ли глаза. Конечно, на самом деле никто не знал, что он боялся ослепнуть. Его били, но скорее чтобы запугать, чем чтобы нанести настоящий вред, подносили к коже горящую зажигалку, но держали ее только до появления волдырей. Теперь Яков понимает, почему: им нужен был только страх, который бы заставил его согласиться на что угодно, только бы не ожидать худшего. И вот когда Яков был достаточно напуган, пришел товарищ Световицкий и предложил ему сделку: глаза в обмен на жизнь. Яков более чем уверен — тот не сказал ни слова лжи, правды было вполне достаточно: одному чиновнику были нужны новые глаза, а Яков, так уж вышло, оказался идеально подходящим донором. Поэтому мог выбрать: остаться в тюрьме, терпеть побои, унижения, постоянный страх или согласиться стать донором и получить новую работу. Световицкий назвал это «добровольным пожертвованием» и Яков рассмеялся в ответ. А потом согласился. У него действительно есть работа — в каком-то тайном архиве, пропахшем плесенью до самого потолка. Яков возит нагруженную папками тележку по проходам между стеллажами, тщательно считая их — лучше не ошибаться, кто знает, каким будет наказание. Он не может прочесть документы, которые развозит, не видит лиц тех, кто их забирает. Естественно: лучше всех хранит тайну тот, кто не может ее узнать. По крайней мере, ему больше не снятся кошмары: они все уже сбылись наяву.