Отсутствие.

«Три прикосновения костяшек к деревянной двери. Отрывистых. Громких. Рассказывающих. Этот глухой стук не заставил биться его сердце чаще. Однако заставил ушную раковину насладиться звуком намного приятнее писка тишины. Плавно переведя взгляд со стены, скользя по всем предметам в комнате, он уставился на дверь. Знал, кто там. Потому-то и не спешил впускать гостя. Опустошит и пнёт под кровать, как ту бутылку. Осталось только понять, кто первый. Открывает ей дверь. В ноздри, помимо дешёвого запаха, ударяет запах более резкий. Ром. Разглядывает частички туши под её глазами и губы, растянутые в улыбке. Опёрлась плечом о шершавую стену, наклонив голову. На одной из коленок ткань джинсов порвана и пропитана кровью. Видимо, достаточно себя «наполнила». Касались друг друга глазами минут пять, пока Авентина не вытянула перед собой поцарапанные гравием ладони и не сказала: — Жжёт, — тихо, с щепоткой уверенности и грязи. Закатив глаза и безразлично выдохнув, Шерлок впустил её внутрь. Та, покачиваясь, но не теряя уверенности, пошагала в сторону кресла. Буквально упав в него, девушка, как щёлочь разъедает эпидермис, оставляет взглядом ожоги на лице юного детектива. Кудри. Губы. Шея. Руки. Разумеется, раны ей никто не обработает. Не в том помещении находится. Игнорируя резкую боль, Авентина по-турецки складывает ноги, а левой рукой упирается в твёрдый подлокотник старого кресла. — И? — произнёс Шерлок перед тем, как спрятал руки в карман брюк и опёрся об холодную стену. — Не знаю, — улыбнувшись и пожав хрупкими плечами, ответила гостья. — Но несколько минут назад мне казалось, что прийти к тебе немного пьяной будет интересно. — Интересно? — Пока не очень. Думаю, это исправимо, — поднимаясь с кресла, хмурясь и шипя от неприятных покалываний, чуть слышно говорила Авентина. Лица двух освещались лишь изменяющимся по цвету светом из-за вечно сменяющихся сцен в телевизоре. Окружённые темнотой, пылью, странным желанием и книгами они стояли напротив друг друга минут семь, пока одна из них не сократила дистанцию. «И какого чёрта она здесь? Шерлок, выгони её, пока не поздно…» Авентина сделала ещё один шаг, который лучше бы стал последним и в бездну. Может, шагнула она именно в неё, а не ближе к пяткам детектива? Так или иначе, дышать им стало труднее — места стало недостаточно для того, чтобы наполнить лёгкие до краёв. Ветром друг для друга были. «Или?» Холмс стоял бездейственно: руки, сжатые в кулаки, в карманах; никакой взгляд на её волосах. Девчонка, секундно бросив взгляд за голову Шерлока, обхватила своими тонкими руками-ветвями его тело, прижавшись. Как кошка, просящая корма, тёрлась головой о грудь детектива. Тишина под ней огарчала Авентину. «Гони, идиот.» — Обними меня, — фраза, сдавившая её горло, мгновенно рассеялась в воздухе. О таком просить не должны. Либо сами, либо никак. «А можешь и наслаждаться.» Обнимает. Так, чтобы не подумала, что самому хочется сжимать ладони на её плечах, забивая лёгкие приятным запахом. Пачкает его до тошноты белую рубашку грязью и кровью. Пытается ногтями в кожу сквозь плотную ткань впиться, чтобы хоть что-то почувствовал рядом с ней. «Слишком тепло мне сейчас рядом с ней.» Не дышит. Не двигается. Теперь не ногтями, а телом вобраться в него хочет. Он, не ощущая её дыхания на плече, ещё ближе к себе прижимает. Ладони Авентины, будто бы лихорадкой больные, цепляются за ткань рубашки на спине Холмса. Да, чтобы ветром не унесло. Вместо выдоха в тишине, уже давящей на виски, растворился стон, нечаянно вырвавшийся из её грудной клетки. «Оттепель не входила в мои планы.» Авентина наклонила голову назад, дабы разглядеть получше лицо своей бессонницы. Густые нахмуренные брови. Глубокие голубые глаза. Потрескавшиеся алые губы. Он не хочет обжигаться, потому и прячет лицо в темноте, отворачиваясь. — Поцелуй меня, — скулит. — Нет, — холодно и грубо. — Почему? — Не хочу, — обманывает и убирает руки. Девчонка встаёт на цыпочки. Ладони перестают сжимать хлопок и едва прикасаются к мягкой коже на шее, усеянной родинками. Теперь дышать становится и вовсе не возможно — ураган. Как маленький ребёнок крадётся к пёстрой бабочке, желая поймать её и запереть в стеклянной клетке, так Авентина тянется к трещинкам Шерлока, чтобы свои заштукатурить. Моторы обоих бешенством заболели, и рев их заглушает редкие всхлипывания, доносящиеся из телевизора. Руки Шерлока опускаются тучей на её талию, когда, закрыв глаза шторами век, он ощущает приятное прикосновение не губ, а шёлка своими губами. Поцелуй осторожный, иначе бабочку спугнёт. Горько. Грустно. Гуманно с его стороны посадить её на свои колени, а самому сесть в кресло. Смотрят на друг друга какое-то время. Она дарит ему возможность первым бросить её к бутылке, под кровать. Он возможностью не пользуется, ибо пользоваться сидящей интереснее. Его ладонь касается её бедра, скользит к талии, под рубашку. Она терпит. Прикосновения к нутру, не к коже. Пусть играет. Резко убирает руку с кожи на животе, чтобы пропустить кудрявые локоны сквозь пальцы, сжав их, причнив немного боли и прижав её губы к своим. Влажно. Возбуждающе. Вероятно желанно. Жадно целуя, оставляя на её губах кровавые впадинки, расстёгивает пуговицы рубашки, злясь. Авентина, потянув за кудри вниз, заставила посмотреть в её глаза. Такие остановки должны действовать на всё происходящее либо как катализатор, либо как ингибитор. Поэтому Авентина с большим желанием покрывет, увы, не душу, а шею жгучими поцелуями, спускаясь к воротнику рубашки разрешающего. Руки путешествовали тем временем уже намного ниже. Дозволено же. Скинув друг с друга ненужное сейчас тряпьё, остановились. Теперь обстановку охлаждает Шерлок, сжав пальцами её кожу на талии настолько сильно, что участки, располагавшиеся под его пальцами, побелели. В отличие от Шерлока Авентина продолжила действовать. Она, вслед за кинутым на пол ремнём, поползла вниз, к ногам…» Шерлок открыл глаза. Проснулся.