***
— Адмирал! Ответа нет. — Продолжайте сканирование. — Узкие губы Хармати слились в единую жесткую линию. — Сколько у нас времени, доктор Свенсен? — Не больше пятнадцати минут до критической точки, адмирал. — Продолжайте. Психотехники молча обменялись взглядами. Они сканировали мертвый корабль уже десять часов и сорок пять минут, и если бы не упорство адмирала, то согласно всем протоколам давно должны были свернуть работы. Шансов найти живых в этой наглухо закрытой консервной банке всё равно практически не было.***
Йонге привычно потерся о жесткую кожистую поверхность. Почему-то она неприятно оцарапала щёку, и он разлепил глаза, чтобы возмутиться на кой Сайнжа без спроса приперся в чужую койку. Но рядом был только Рудольф. Может быть, Йонге показалось, но в глазах напарника мелькнуло то же выражение непонимания, что и в его, и оно точно так же сменилось отрешенностью мгновение спустя.***
— Время, адмирал. — Продолжайте сканирование. — Адмирал, прошло одиннадцать часов двадцать пять минут. Я не... — Послушайте, Свенсен. — Хармати резко повернулась к начальнику исследовательской группы. — Мне напомнить вам ситуацию? У нас с вами на носу международный скандал. — Адмирал перевела дыхание. — В нашей экстренной спецреанимации — очень специфический труп. На посадочной площадке — покореженный корабль с расплавленными мозгами, внутри которого — два члена экипажа, сделавшие всё, чтобы мы их не достали. Но нам нужно, чтобы они выжили. И вы меня заверили, что это возможно. — Теоретически. — Доктор Стоун нервно пожал плечами. — Мы можем только предполагать, что происходит с оставшимися звеньями. — Вы сказали, что они живы. — Да вы же сами видели, что они были живы! Но мы предполагаем, что если связь была достаточно сильна, то через некоторое время нервная система не выдержит. Хармати сухо кивнула. — Мы прогнозировали восемь часов. Прошло больше одиннадцати. И вы настаиваете на продолжении поиска? — Настаиваю, капитан. — Адмирал с хрустом сжала пальцы. — Это очень необычный экипаж, они нам нужны.***
Кажется, теперь у них были одни сны на двоих. В темноте смежившихся век Йонге бежал по осыпающемуся склону и чувствовал, как в его груди глухо грохочет сердце Рудольфа, а сзади наползают рокот и жар. Рудольф ловко перепрыгивал камни, уворачиваясь от неожиданных столбов пыли и яростно выдыхал лёгкими Йонге, выталкивая непрошенный песок. Они были практически единым целым, но Сайнжа уже застыл почти у самого корабля, и они не могли до него дотянуться. Казалось бы, вот он — стоит на гостеприимном трапе Фелиции, в ярости растянув мандибулы, но они не могли почувствовать его. И даже когда сзади грохнуло, а земля провалилась из-под ног, Йонге скорее видел, чем ощущал, как здоровенная лапа яута швырнула его внутрь корабля. Где почему-то было очень жарко и темно. И Рудольфу совсем нечем дышать.***
— Есть отклик! Очень слабый, вот в этой области. — утомленный психотехник потыкал пальцем в условную проекцию того, что когда-то было кораблем. — Можно провести вскрытие со стороны грузового отсека. — Время операции? — В зависимости от степени повреждения конструкций. Час, два. Да, я знаю, что для вас это много, адмирал.***
Рудольф был упругий и тёплый. Но он почти не позволял к себе прикасаться — болели поломанные рёбра, каждое из которых Йонге чувствовал под своей кожей. Он очень надеялся, что его плечо не болит у Рудольфа так же сильно. К Сайнже они ходили по очереди. Засиживались надолго, и без конца меняли повязки, не обращая внимания на неумолкающие сигналы техники. Без навигатора они не могли лететь быстрее, и иногда кричали друг на друга до хрипоты, хотя Йонге знал наперёд все, что скажет Рудольф. И тот посылал его в самых знакомых выражениях. Они могли не дотянуть. Но самый везучий экипаж был везуч до конца — гордый крейсер адмирала Хармати показался в зоне видимости одновременно с яркими вспышками предупреждающих маячков. Фелиция всхлипнула, и с диким воем и скрежетом они рухнули в стартовый док. Сайнжа был тяжелый как огромная глыба необработанной породы. Руки пронизывала боль от напряжения, а дыхание то и дело сбивалось. Но они все-таки вынесли его и уложили прямо у трапа, почти уронили на ледяной пол крейсерского дока. Со всех сторон тут же высыпали люди в форме и окружили Сайнжу, засуетились, оттеснив человеческую часть экипажа. Но им все же удалось рассмотреть, как его уложили на длинные пневмоносилки и увезли прочь. Они вернулись на корабль. Их даже не подумали остановить, потому, что они просто повернулись и ушли, задраив за собой шлюз. Следуя безмолвному приказу капитана, Фелиция приглушила свет. В молчании пробираясь по развороченным коридорам, они, не сговариваясь, разделились — они стали почти единым целом и это было невыносимо Йонге вошел в кают-компанию, сел за стол и замер. Какой странный сон, кажется, они уже видели такой.***
— Медленнее, к сагрийскому дьяволу! Куда прёте? — усталый руководитель технической группы сердито прикрикнул на техников, аккуратно направляющих режущие агрегаты. Пройден был почти весь отсек, и они приближались к тому месту, где когда-то были жилые каюты. — Адмирал, — доктор Свенсен осторожно посмотрел на Хармати, впившуюся неподвижным взглядом в скрежещую машину, — может быть вам есть смысл отдохнуть? Работы займут еще некоторое время. — Смысла нет, доктор. Если экипаж не выживет, у меня будет достаточно времени на отдых. Глядя на то, как сжаты ее зубы, Свенсен повел плечами. Все в руководстве знали, кто отправил экипаж на эту миссию. Конечно, никто не мог предсказать, что там так рванет в самый неподходящий момент. Но считалось, что адмирал должен быть непогрешим и обязан был просчитать заранее любой исход. Хармати не смогла.***
Тело казалось свинцовым, так тяжело было его поднять и заставить двигаться. Фелиция звала их, но ноги едва переступали и им пришлось обнять друг друга за талию, чтобы добраться до рубки. Она была почти не повреждена. Если бы не матовый черный экран вместо привычного разнообразия схем и свернутое силой удара кресло, можно было бы сказать, что ничего и не изменилось с тех пор, как корабль летал. Напарники ввалились внутрь и устало привалились к стене. Они стояли, прижавшись друг к другу плечами и чувствовали, что уже не могут точно сказать, где заканчивается один человек и начинается другой. Они вместе вдыхали и выдыхали воздух которого не было и вместе сжали веки, когда не стало сил держать глаза открытыми. И стоило только расслабится, как Фелиция обняла их за плечи и притянула к себе.***
Когда никого не обнаружилось в каютах, коридорах, кают-компании, оказалось, что человеческая кожа способна принимать совершенно невыразимые оттенки — Хармати попеременно то краснела, то бледнела. Но это было единственное, что выдавало ее состояние. Её голос был по-прежнему тверд, и команда техников продолжала выгрызаться в останки корабля. До рубки добрались только на исходе часа. Чтобы проникнуть внутрь, пришлось полностью срезать носовую часть, и взглядам поисковой команды сразу же открылась тыльная стена, где наконец нашлось то, что все так долго искали. Адмирал медленно спустилась с командного мостика и подошла поближе, крепко сжав руки. Это больше не было похоже на людей. Йонге и Рудольф не просто стояли рядом, их тела слились до середины, образовав единое целое. Сплошная стена из высококачественных полимеров оплыла и втянула в себя обоих, оставив на поверхности головы и ключицы, по которым вились разноцветные провода. У стены уже вовсю суетились медики, и напряженное молчание опустилось на док. — Адмирал, — доктор Свенсен осторожно кашлянул, — адмирал, они мертвы уже как минимум двадцать четыре часа. Предположительно, это время прибытия корабля на наш крейсер. — Это невозможно, доктор. — Я понимаю, адмирал. Но сканеры не врут — время смерти всех членов экипажа, включая представителя расы яутов, одинаково. Техники столпились у странного барельефа, в который превратились напарники и, повинуясь взмаху Свенсена, подтащили поближе еще один прибор. От него тянулись толстые шнуры, концы которых были воткнуты точно в шеи пилота и механика, в те точки, через которые шло подключение для синхронизации. Кто-то выдал команду, прибор вспыхнул, и информация веером раскинулась перед доктором Свенсеном. — Это всё искин, адмирал, представляете? Он записал в себя экипаж, как мы обычно записываем данные искина при переносе на новый корабль. — доктор был донельзя возбужден. — и поддерживал их существование, пока оставались ресурсы. — Что это значит для нас, доктор? — Открытие! Новые данные о самостоятельной воле искинов! Очевидно, что такой команды ему не давали. Если удастся реанимировать хотя бы часть данных, это... — Свенсен, вы сказали, что искин записал экипаж. Мы можем его оттуда, кхм, извлечь? Доктор на мгновение замер. — Вы не понимаете адмирал. Эти данные скорее похожи на воспоминания искина об экипаже. Впрочем, можем вывести для вас что-нибудь на экран. — Свенсен еще раз сверился с информацией и по его сигналу еще один кабель протянутся от прибора к панели на командном мостике. На экране перед Хармати пошли помехи. Синие всполохи сначала возникали хаотично, потом замедлились и постепенно сложились в знакомое лицо пилота Йонге Далине. Пилот улыбнулся, всполохи распались и сложились в лицо механика Рудольфа Вебера. Потом снова в Йонге, и снова в Рудольфа. Одно лицо перетекало в другое, губы шевелились, но ничего нельзя было разобрать. Наконец, что-то щелкнуло и появилась, то и дело искажающаяся, монотонная механическая речь. — При-вет, ад-ми-рал. Как вы дол-го. Хармати вздрогнула, провела рукой по лицу и сосчитала до десяти, прежде чем открыть глаза.***
За окном застыла без движения тихая ночь. Адмиралу в отставке рекомендовали не просыпаться резко, чтобы не отказало сердце, но она выдерживала с закрытыми глазами не долго — в темноте все время мерещилась какая-то жуть. Впрочем, сны были не лучше. Особенно, этот, про экипаж Фелиции. Сон возвращался снова и снова, хотя корабль не вернулся из экспедиции почти двадцать лет назад.