Непросто Мария

Утро встретило меня ярким солнышком. Первым делом я поднялась на чердак, куда ещё осенью с трудом взгромоздила несколько ржавый, но целый бак, литров на двести, кажется; теперь помещение под крышей заменяло мне ванную комнату. На завтрак были яблоки. С тех пор как я облюбовала этот дом почти в самом центре Старой Академии, на завтрак у меня всегда яблоки: всего в половине квартала отсюда растёт чудесная яблоня. С ужином обычно дела обстоят сложнее, а обед так и вовсе становится праздником. Меню на этом острове, увы, далеко от разнообразия: крысятина да рыба, причём их ещё нужно сначала поймать. А охотник из меня всё ещё аховый. И это я ещё не говорю о контаги. О, контаги! Старая Академия — просто их заповедник. Твари на любой вкус: четвероногие хищники, что охотятся стаями; обычные безмозглые горы мышц почти человеческого облика, ведомые лишь одним инстинктом — пожрать; практически безжизненные цисты — самый многочисленный вид, к слову; и вовсе уж несуразные, зато уникальные образчики. В восточных кварталах, например, обитает этакая цокающая «лань», на северо-западе я пару раз видела многосоставную «гусеницу», на юге, по словам Отшельника, обитает кто-то и вовсе несусветный. С Отшельником я познакомилась в середине лета, буквально через неделю после того, как оказалась в этом аду. В доме, где я вместе с коллегой и, как мне тогда казалось, подругой снимала квартиру, один из жильцов задержал плату за аренду, и когда хозяйка с подручным явилась за платой, обнаружила, что он оказался контаги. На счастье всех, парень только заразился и попросту не успел превратиться в кровожадную тварь; хотя сейчас я, наверно, предпочла бы, чтобы он перебил полдома. По крайней мере, по Лучии я бы не плакала. Именно она под шумок сдала меня жандармам, явившимся за заражённым. Дескать, больно бледная у неё соседка и ведёт себя странно. Стерва. Разбираться, банальная ли это простуда с переутомлением или всё же первые признаки заражения, бравые служаки не стали, и так я в компании таких же бедолаг и настоящих начинающих контаги пересекла Железного гиганта. Впервые ради меня опускали такую махину! И подняли её за нашими спинами, едва мы ступили на землю. Поначалу те из нас, кто не проявлял явных признаков заражения, старались держаться вместе. Компания была та ещё: трясущаяся от озноба девушка — я, — полуживая старуха, нервный молоденький студентик и двое мужчин средних лет. От остальных попутчиков мы максимально дистанцировались, но соваться вглубь острова пока боялись: слишком страшные сказки ходят о нынешних жителях Старой Академии. Сгрудились около берега, сумели даже развести костёр из пла́вника и набрать немного устриц на ужин. Мы продержались дней пять, в основном за счёт того, что были на самом берегу: контаги ведь ненавидят воду. Но, возможно, столько людей скопом были слишком привлекательной добычей, так что хищники всё же перебороли свою нелюбовь ради сытного обеда. Старуха, конечно, не могла даже толком сдвинуться с места, а мы бросились врассыпную. То ли я оказалась везучее остальных, то ли просто быстрее — болезнь всё же отступила, — но от контаги сумела оторваться и оказалась практически в самом центре Старой Академии. Если забыть о сотнях злобных монстров, то здесь было красиво. Заросшие заброшенные улицы в свете косых солнечных лучей, пробившихся сквозь облака, облупившиеся фасады старинных особняков, занесённые прошлогодней листвой сухие чаши фонтанов... И шокированное лицо какого-то старика. Всё это я разглядывала, пытаясь отдышаться и не сползти по ближайшей стеночке. Лишь через пару недель, когда я убедилась, что в этом районе контаги бывают редко, и уже облюбовала один из пустующих домов, Отшельник наконец снизошёл до того, чтобы поговорить со мной. Имени своего он так и не назвал, но зато дал пару ценных советов по выживанию и показал относительно безопасную дорогу до берега. Жаль, что старик не пережил эту зиму. Пожалуй, это был лучший сосед в моей жизни. особенно на контрасте с Лучией, чтоб ей пусто было, и очаровашками-контаги. В начале осени мне пришлось признать, что в интуиции стерве Лучии не откажешь. Я только собрала свой скромный улов и импровизированную удочку, когда на берег вывалился здоровенный поджарый контаги из хищников. Зарычав, он двинулся прямо на меня, а я от растерянности могла лишь моргать, даже толком не испугалась. И ещё минут десять моргала, как дурочка, глядя на вмёрзшего в здоровенный кусок льда хищника на расстоянии вытянутой руки от моего лица. Я оказалась пусть не контаги, но носительницей ингениума. Вот так дела! Новость не то чтобы печальная в моих обстоятельствах, но и радоваться ей не очень получалось, хотя бы потому, что я уже не могла в полной мере ненавидеть ни Лучию, ни жандармов, ни чёртового дукса с его чёртовым законом. Ведь обладателей способностей не любили и боялись ничуть не меньше, чем контаги. А может, даже и больше, ведь, в отличие от этих почти животных, мы обладаем человеческим мышлением, приправленным толикой безумия. Признаков сумасшествия я в себе не замечала, но, насколько я знаю, мало кто из психов признаёт, что болен. Да и о каком душевном здоровье можно говорить, когда я живу посреди Старой Академии, где не мутировавших людей практически и не бывает? Только редкие туристы да всё те же жандармы в сопровождении плакальщиков, пару раз за год таскавшие контаги в спячке. Да и этих представителей рода человеческого я бы нормальными не назвала. С тех пор я развлекалась экспериментами. Способности мои оказались невелики, а сознательное их использование давалось с трудом. Повторить подвиг с контаги я так и не смогла, но крыс ловить стало гораздо проще. Отшельник жил через пять домов от меня: не вплотную, но и не слишком далеко. Мы виделись нечасто, а разговаривали и того реже. Он говорил короткими рублёными фразами, лаял почти что, предпочитая по максимуму изъясняться жестами, а то и вовсе молчать. Он не выходил уже неделю, я не видела его даже в отдалении и невольно начала беспокоиться. Всё-таки самый близкий мне человек на острове. Да и в Риерте, пожалуй. Отец мой родом из Королевства, а бабушка и вовсе из далёкой Рузы. Мама местная, но все её родственники умерли от кровавой капели, прокатившейся по городу после войны, поэтому её здесь больше ничто не держало, и вскоре родители с маленькой мной переехали на родину отца. ...Отшельник лежал, замотавшись в одеяла и тряпьё, в дальнем углу жилой — насколько у него получилось её обжить — комнаты. Ни окон, ни занавесей здесь не сохранилось, и на полу лежал снег. Кокон старика и его лицо были покрыты инеем, и мне стало ясно, что он уже мёртв. Я отволокла тело на окраину района, чтобы запах не привлекал хищников к моему жилищу. Я не знала, почему они тут редко бывали, но не хотела проверять, станет ли мертвечина достаточной причиной для визита. Похоронила Отшельника в ворохе прошлогодней листвы, вместо надгробия соорудив лишь крест из старых веток. Вряд ли он был бы доволен, но ингениум не сделал из слабой девушки силача, так что большего ему дать не могла. Только память. Едва я успела уйти в тень деревьев, как через площадь раздался шорох. Из-за ствола ближайшего дуба я проследила, как медленно и настороженно к свежей «могилке» подбиралось... нечто. Паукообразная фигура тошнотворного бледно-розового цвета почти кралась, перебирая длинными лапами, похожими на человеческие руки. Святая Мария, они ими и были! А на этих мерзких конечностях восседало тучное туловище с яйцеобразной головой. Лица или какого-либо его подобия попросту не было. Как только адская тварь добралась до трупа и начала, чавкая и раскидывая ошмётки мёрзлой плоти, есть, я осторожно, пятясь прокралась под прикрытие домов и попросту сбежала. Уже дома, разглядывая себя в осколке зеркала, оставшемся в прихожей моего дома, и восстанавливая дыхание, я осознала ещё одну сторону своего дара: я совсем не мёрзла. Только этим объяснялось, что заморозки словно обошли меня стороной: когда старик замёрз в свою не первую зиму, я выжила, кутаясь лишь в рваное одеяло. Да что там, я так и ходила в одежде, в которой меня сюда упекли: рваных уже чулках, ободранной юбке и безрукавке, в которую превратилась некогда красивая кремовая блузка. Разве что добавила к костюму тёмно-серое пальто, найденное по осени около, по-видимому, бывшей стоянки некоего туриста. Не лучшая одежда для снежной пурги, да? Сегодня у меня праздник: я целый год проторчала в ссылке! Хотя, может, и не целый: на проклятом острове негде узнать ни дату, ни время. Импровизированный календарь у меня всё же был, но время на берегу я помню лишь приблизительно, да и вести я его начала далеко не сразу, поэтому нелелю-другую могла и приврать. По столь прекрасному поводу я наслаждалась обеденной трапезой, включавшей устриц, орехи и мороженую козлятину. Козочку я почти чудом урвала с последней — единственной на моей памяти — поставки продовольствия от щедрого дукса приболевшим подданным. Здесь, среди кровавой охоты всех на всех, повальной спячки в цистах и общей атмосферы загнивающего ада, чётче всего понимаешь, сколь лживы слова политиков. Хищники в последнее что-то разошлись. Обычно они лишь рыскают вокруг в поисках добычи, бьют при первой же возможности, но загонной охоты не устраивают. А тут то какого-то прыткого бедолагу-контаги чуть не к моему дому загнали, то чуть не в ночи завывают своё грозное «Уйди-дуйди-ду». Не к добру это. И действительно, вскоре весь остров пришёл в движение. Охотящиеся стаи бегали разве не по моей крыше, «лань» из рассказов цокала всё ближе к месту моей рыбалки, а медлительные контаги-силачи встречались всё чаще. На полпути с очередной рыбалки через квартал от меня пронеслась какая-то парочка. Это было уже ни в какие ворота! Одолеваемая неуместным для Старой Академии любопытством, я двинулась параллельным курсом, не желая подставляться ни неведомым гостям, ни их возможным преследователям. И зря: путь вывел меня на проклятого «паука»! Тварь была в процессе обеда: передними «руками» она жадно проталкивала в разверзнувшуюся под жирным туловищем пасть куски кровящей плоти. Перед ней лежала добыча, туша крупного контаги, почти разорванная пополам. В области разрыва белели рёбра и позвоночник, между ними серели какие-то органы, а из другой половины тела вываливались кольца кишок. Не стошнило меня разве что от шока. Тварь тоже на несколько секунд застыла, её слепое лицо повернулось в мою сторону. Я искренне надеялась, что моя скромная, медленно отходящая назад персона её не побеспокоит, но за домами справа раздались воинственные вопли хищников, явно пугающие тварь. И она кинулась на меня. Адское создание двигалось совсем не так медленно, как мне помнилось по осени, поэтому я едва успела кинуться куда-то вправо, даже не глядя. Чуть не отбила руку, перекатываясь, но выгадала немного времени, пока мой хищный визави пронёсся мимо по инерции и разворачивался. Я вполне успела устроить ему прекрасный каток, по которому он и проскользил прямиком в ближайшую стену. Жаль, что оказался прочнее. Пока паукообразное выбиралось из-под кирпичей, я отбежала подальше и тщательно прицелилась. Метать ледяные... копья, скажем так, я ещё не привыкла, но промазать не должна: больно уж крупная цель. Первый ледяной нож пришёлся твари в грудь, чуть справа. Она лишь пошатнулась и неловко переступила с... руки на руку. Второй нож пронзил голову, обдав и без того пострадавшую стену месивом из крови и мозгов. И нет, тварь это не остановило, только раззадорило. Резвее заработав руками, она всё же выбралась из груды кирпичей и засеменила навстречу третьему копью. Оно отсекло одну из передних лап и задело следующую, обнажив белую кость. На нижней части туловища приоткрылась страшная пасть, полная изогнутых, крупных зубов, среди которых всё ещё краснели полоски мяса располовиненного контаги. «А зубы у него белые-белые, аж завидно!» — отстранённо успела подумать я, одновременно вгоняя последний ледяной снаряд прямо в эту пасть и снова откатываясь куда-то в сторону. Ох, если выживу, отлёживаться мне неделю, не меньше. Визг пригвоздил меня в середине переката, высокий, отчаянный и пробирающий до костей. Закрыв уши руками, я обернулась и обомлела: контаги-переросток насадился на копьё моего ингениума, как бабочка на булавку. Ах да, как паук. Правда, не пастью, а местом чуть под ней. Я по-дурацки хихикнула, пока тварь конвульсивно дёргалась, молотя ногоруками вокруг себя, изрыгая недавний обед, забавно покачивая верхним туловищем, из которого всё ещё торчали ледяные лезвия. Пришлось немного отползти, что было сложно, не отнимая рук от ушей, чтобы не быть придавленной массивной тушей или окаченной струёй рвоты из желудочного сока, кусочков мяса и потрохов. Когда тварь наконец затихла, я не сразу смогла встать: так меня дезориентировало произошедшее. Увидев на руках кровь, я впервые за время схватки по-настоящему испугалась: вдруг паучок перед смертью удружил, повредив своим визгом барабанные перепонки? В ушах всё ещё стоял звон, и понять, есть ли вокруг какие-либо звуки, было сложновато. Потом я услышала охотничий клич стаи, проклятое «Уйди-дуйди-ду». Пока он был в стороне, но от груды свежего мяса — двух груд, считая недоеденный обед паучка, — лучше всё же уйти подальше. Я двинулась в сторону моря, куда держали путь и незнакомцы, сначала медленно, затем всё быстрее. К берегу подошла осторожно, аккуратно ступая между куч мусора. Высунулась из-за угла крайнего здания, полуразвалившегося от времени и влаги, и успела увидеть лишь размытое движение, закончившееся разочарованным ворчанием хищника. Куда могла ускользнуть его несостоявшаяся добыча на краю обрыва? Хотя бушующее в скалах море — более предпочтительная смерть, чем клыки бывшего человека. Какое-то движение чуть в стороне вдруг привлекло моё внимание: на том берегу высокий парень и девушка, возникнув словно ниоткуда, пошатнулись и повалились в траву. Сказать, что я была удивлена, значит ничего не сказать. Я была настолько удивлена, что, совершенно не отвлекая взгляда от парочки по ту сторону канала Мёртвых, устроила давешнему хищнику ещё одно разочарование: увлекательный ледяной спуск прямо в беснующуюся внизу бездну. Когда они ушли куда-то вглубь Стержня, я отлепилась от стены и побрела домой. Никогда раньше не использовала ингениум в таких объёмах, поэтому после спада адреналина чувствовала себя просто выжатой. Ободранная в драке рука саднила, болели многочисленные синяки, хотелось только спать, спать и спать. Но впервые за этот год у меня появился более далёкий план, чем дожить до завтра. Я уже видела искрящийся ледяной мост, соединяющий ржавые основы взорванного во время войны с искирами собрата. Мост, который приведёт меня к нормальной жизни, в которой не будет места контаги. Мост в будущее. Возможно, через пару месяцев Риерта украсится не сказать чтобы прекрасной оледенелой скульптурой. Трепещи, Лучия: Мария Блейк возвращается в мир людей.