Midnight Sun

      Звездочки, звездочки на запястьях,       Расскажите о ком я пою.       Расскажите о том, кто дороже,       Кто мне ближе,       Кого я жду.       Звездочки, звездочки на запястьях.       Монки мельтешит перед глазами. Суетится туда-сюда. И на таком-то пекле его в самый раз бы остановить, но он ускользает. Вырывается из рук, так и не успевших сомкнуться в кольцо-объятье. Проследить не можешь. Только вдалеке, «пац-пац-пац-пац», плоскими подошвами шлепок по раскаленному асфальту. Только вдалеке, счастливое: «Эйс!».       И такое не побороть, не сломать, не высечь. Заменить тем более невозможно. Потому что Луффи бросается к своему драгоценному названному братцу с такой самоотдачей, что начинаешь сомневаться в «правильности» и простоте их чувств.       На улице ведь такая жара. Тело даже в легкой майке покрывается потом в дневные часы, сводя с ума поднимающейся температурой. Но им хоть бы все равно. Море есть море. Эйс есть Эйс. И его не волнуют влажные волосы братишки или соль на загорелой коже, не волнуют сырые пальцы, хватающиеся за широкие ребра.       — Я купил тебе мороженое, — совсем немного отстраняясь сообщает Портгас, поднимая пакет к носу младшего, — пока время подходит к полудню, предлагаю завалиться в квартиру, принять душ и посмотреть пару фильмов, как идея?       — Идет, а что будем смотреть?       И Трафальгару удавиться хочется, потому что за одно посещение съемная однушка на морском берегу въелась в память слишком хорошо. Кровать, старенький журнальный столик, лэптоп, дверь, ведущая в совмещенную душевую и туалет. Братьям Ди много не надо. У них в комнате пахнет сигаретным пеплом, в половинке шкурки кокоса, использующейся как пепельница и фруктами, спелыми настолько, что они лопнули, липким соком растекаясь по тарелке. На подоконниках сухие осы вместо гербария и дождь из солнечной пыли. Идиллия на двоих.       К своему сожалению, Ло почти видит это. Против воли представляет, как эти двое заваливаются к себе, но не с диким хохотом или громким обсуждением чего-то, как можно было бы от них ожидать, но с тихим разговором сквозь губы в полуулыбке. Потому что им вдвоем хорошо, а без друг друга невыносимо. Потому что природа, кажется, ошиблась, разделив единый организм на две части. Хотя, быть может, ошибки-то как раз и не было. Быть одному, даже ЦЕЛОМУ, иногда одиноко. Им же, вместе, не бывает слишком грустно вдвоем никогда.       Это не идеализм, Трафальгар видел и как они ссорятся и как дуются друг на друга. От природы вспыльчивый Эйс может раздраконить даже такое, крайне положительно-заряженное существо как Лу. Только вот, даже в этих препирательствах/недомолвках/гавканье друг на друга, они все равно близки настолько, что между ними не просунешь и деревянную дощечку.       Личные границы для них стерты. Луффи забывает попрощаться с Ло до вечера, уходя с Эйсом в тени раскидистых южных деревьев. ***       Вечером Луффи приходит на пляж в уже сменной одежде. Кислотная майка странного узора, будто на нее вывернуло хиппи, небрежно свисает лямкой с угловатого плеча. Синие мешковатые шорты для плаванья подвернуты и смотрятся куда больше, чем нужно.       «Замечательно!» — злится Ло, даже не пытаясь скрыть от себя своих чувств. «Одеждой они похоже тоже делятся...»       Эйс присоединяется чуть позже, ловко балансируя плоскими тарелками с порезанной дыней и коротким рыбацким ножичком.       — Откуда?! — Монки искрится счастьем, расслабленно плюхаясь на белый песок рядом с шезлонгом, на который Портгас ставит добычу.       — Старушка, которая сдает нам дом, передала.       И в этом все они. Привлекающие и располагающие к себе, два небесных светила, вечно ведущих между собой танец. Только вот, в стандарты они не вписываются. Если проводить аналогию, то Луффи — это полуночное солнце, в то время как Эйс, дневная луна, в безупречно чистом небе.       — Тора-о, будешь? — Монки склоняется над лицом Трафальгара и в нос мужчины бьет сочный сладкий запах, так и дразнящий слизнуть его. И если бы только не Эйс, не его присутствие. Да вообще, существование. Если бы не их дурацкая близость, Ло сделал бы это. И его не дырявил бы взгляд сбоку, наблюдающий за каждым движением как за потенциально опасным.       Это безумно странно — понимать, что ты нуждаешься в человеке, которому до тебя нет дела. Который дружелюбен со всеми и который ввяжется за тебя в драку в баре, который влезет в личное пространство когда вы разведете костер вечером и будет пить с тобой из одной кружки разбавленное вино. Тот, который вызовется помыть тебе голову в ванной и сделает столько пены, что глаза начнет щипать и смывать шампунь придется добрые пять минут. Тот, который подойдет слишком близко, а потом развернется на сто восемьдесят градусов и сбежит к берегу моря, притянутый как магнитом, смотреть на высокий коренастый силуэт взбирающийся на апельсиново-рыжий борд и покоряющий совсем небольшие волны. Не для показухи или спортивного интереса, а из-за того, что это приятно и помогает расслабиться.       Разве получится тут соперничать, когда один зовет другого и помогает встать на доску, придерживая за бедра и направляя движения. И когда даже простейшая работа тазом и ногами, для поддержания равновесия, выглядит слепленной вольной фрикцией, направленной в чужое тело. Трафальгару кажется, что он сходит с ума.       Курортный роман на одного просачивается болью под ребра. Чувства полыхают в грудной клетке как пожар и руками его не затушить, только обожжешься, но Ло и не хочет. С мазохистским наслаждением он ощущает каждый оттенок своего «недомогания», смакуя его так, как смакуют лучший в мире коньяк на дегустациях и прикасается подушечками пальцев к собственным губам, представляя чужие губы. Их непозволительную мягкость.       Впрочем, ночь расставляет все по местам.       После сумерек воздух становится прохладнее. Ленивая полудрема прерывается только тогда, когда последние люди уходят с пляжа, оставляя Трафальгара один на один с собой.       Ло чувствует легкое головокружение и мигрень, от беспорядочных актов сна и совсем не удивляется тому, что Монки и Портгас не разбудили его, отправившись к себе. Одиночка, шляющийся на общий пляж из самого дорогого отеля на острове и, видимо, совершенно не знающий как скоротать время - он бы и сам не стал себя будить.       «Горько» — на языке привкус йода, который хочется сплюнуть. На шезлонге рядом забытая тарелка, что как раз не так плохо. Да, Ло не любил навязывать свое общество, но с братьями Ди, даже с Луффи, от которого что-то внутри надламывалось — было лучше, чем одному в безликом номере на пятнадцатом этаже. К тому же, Эйсов запас немного подзабытых хороших фильмов на лэптопе вполне мог скрасить если не всю ночь, то хотя бы ее половину.       Порой, с другими лучше. Небольшая компания действует как пилюля хорошего настроения. Сердцебиение непроизвольно учащается, когда видишь свет горящий в окнах, не до конца скрытых жалюзи и понимаешь, что не опоздал. В домике на отшибе все еще царит вечернее уютное оживление, гостеприимно приглашающее...       — Ах...       Ло замирает как лис на охоте, не успев коснуться ручки двери, но этого предупреждающего звука достаточно для того, чтобы очень тихо сделать шаг назад, впериться взглядом в одно из окон и узнать широкую спину, с веснушчатыми плечами и большой татуировкой. «И почему это должно быть правдой?»       Трафальгар чувствует одновременно возбуждение и смущение. Да, разумнее было бы отвернуться и уйти, сбежать от всего этого, забыв как страшный сон, но почему-то, Ло медлит. Не то чтобы ему нравился Эйс. Даже близко нет. Но вот Луффи, лежащий под ним с подушкой под животом и прогнувшийся в спине взгляд притягивает. Как и то, что между ними происходит. Потому что «сексом» в привычном понятии, подобное назвать сложно.       При слове «секс» на ум вообще не всегда приходят хорошие ассоциации, большинство из которых размытые и безликие, отличающиеся от того, что делают Ди, слушая свои ощущения.       Руки Портгаса напряжены и утопают в мягкости матраса по обеим сторонам от головы Луффи. Нависая сверху, Эйс методично, то и дело меняя темп и движения таза, «мучает» своего возлюбленного на кровати сзади, елозя коленями по простыне.       Монки в ответ стонет, подставляя лопатки под горячие сырые поцелуи. Им хорошо до зубного скрежета. Им так естественно и сладко друг с другом. Привычно. Не особо задумываясь, Портгас стирает пот со лба рукой и немного меняет позу, нежно поглаживая партнера по боку, чтобы через пару секунд стать жестче и сорваться на быстрые и требовательные толчки.       Ло прикусывает щеку изнутри до крови. Смотреть невозможно. Потому что такие кончают только глядя друг другу в глаза. Потому что таким сложно надышаться друг другом и они перманентно влюблены, отдавая себя целиком и без остатка. И еще потому, что Ло тоже бы так мог, но он классический третий лишний, глупо стоящий под дверью с тарелкой, возможно забытой не просто так. «Звездочки, звездочки на запястьях».       Трафальгар в одиночестве бредет по каменистой дороге, бесцельно рассматривая небо. Во вселенной десятки тысяч небесных тел и если хотя бы одна звезда решит сегодня упасть, он обязательно загадает желание. Попытку, возможно не сейчас, но в следующей жизни. Быть с тем, кто запал в душу с первого взгляда. Ведь во многообразии параллельных миров наверняка же должен быть тот, где впервые увидевшись с Ло, Луффи не будет повязан с другим до могильной плиты, а может и еще дольше. Хоть когда-то и где-то, это наверняка будет возможно. Сердце не будет разрываться на куски как бумага, а в животе поселится не боль, а бабочки.       И Ло, вовсе не Эйс, будет большой планетой со своим личным спутником — полуночным солнцем.