Когда мы одни

      Если бы Гену попросили назвать восьмое чудо света, то он бы без колебаний сказал, что это Саша. Фарафонов восхищался каждый раз, когда на него смотрел. Он мог бы описать его бесконечным количеством красивых слов, и всё равно бы не хватило. Саша, казалось, родился с одним выражением лица — спокойно-расслабленным, таким его Гена видел большую часть времени. Он очень часто улыбался, а иногда еще и так заразительно смеялся, и тогда Фарафонов был готов просто умереть от переполнявшего его чувства умиления. Сомнительное у него было занятие в свои двадцать четыре — залипать на улыбку другого парня, которому уже двадцать восемь. Еще Гена замечал за Сашей сосредоточенность, он всегда сидел таким за компьютером, когда работал. И здесь тоже можно было бесконечно наблюдать, как он внимательно смотрит в компьютер, нажимает на кнопку мышки и что-то двигает, нажимает на клавиши синтезатора, снова что-то меняет в программе, периодически комментирует свои действия, а Гена лишь кивает и молча наблюдает, улыбаясь.       Отдельно Фарафонов подмечал каждый момент, когда Саша смущался. Парень улыбался, опускал взгляд в пол, а щеки слегка розовели. А смущался он постоянно, ему можно было сказать банальное: «ты красивый», Кирюхин тихо отвечал: «спасибо», а Гена ловил микроинфаркт от его выражения лица и этого тихого расслабленного голоса. Так он выглядел каждый раз, после того, как они поцеловались. Саша никогда на Гену не смотрел, смущался, взгляд опускал в пол, и именно в такие моменты Фарафонов не сдерживал свой порыв умиления и целовал его еще раз, крепко сжимая плечи руками.       Гена считал себя самым счастливым человеком на планете, ведь только ему достался такой удивительный человек, как Саша. Каждый раз, когда он ловил чей-то взгляд на него, или наблюдал за тем, как с ним в баре флиртовала очередная девчонка, Гена чувствовал свое преимущество, ведь знал, что у него и только у него есть лучший парень на Земле. И красивый, и талантливый, и готовить умеет, и любит так сильно, что навсегда — мечта любой девушки, но их мечту украл Фарафонов и превратил в свою счастливую повседневность.

***

      Гена обожал оставаться с Сашей наедине. Когда они писали музыку только вдвоем, когда вместе ходили в кино, когда просто смотрели фильмы у Кирюхина дома, да даже просто шли по улице и разговаривали. Фарафонов ловил каждую секунду этих моментов, потому что из-за занятия музыкой обычно рядом с ними находилось огромное количество людей. Гена не очень любил все эти шумные тусовки, огромное количество незнакомых и знакомых, и всем что-то нужно было от него. В последнее время у них было мало времени побыть вдвоем, они работали над релизом вместе с Игорем, постоянные звонки, недосыпы, еще какие-то встречи и съемки, очень выматывало. Поэтому сразу как работа над ЕР завершилась, а это было в середине лета, Саша увез его за город в глухую деревушку под Тулой, буквально на пару дней. Они выключили все телефоны, ноутбуки и просто отдыхали, наслаждаясь обществом друг-друга, природой и удобствами сельского туалета.       Гена сидел в поле и наблюдал за медленно садящимся солнцем. Саша ушел в дом за пледом, потому что, как оказалось, на траве сидеть достаточно сыро и неудобно. Вечерняя деревенская тишина нарушалась только мычанием коров, которых пастух с соседнего поля недавно увел к хозяевам, отдаленным криком петухов и шумом реки, которая протекала неподалеку. Периодически шелестели деревья, листья которых колыхались ветром. Гена с неба перевел взгляд на поле, которое было усыпано цветами: белыми ромашками, желтыми одуванчиками, кое-где торчал розовый иван-чай, достаточно часто встречался львиный зев и еще куча, названий которых он не знал. Ему в голову пришла достаточно странная идея. Однажды в детстве какая-то девочка во дворе научила его плести венки. Фарафонов отлично помнил, как перемазал все руки в соке одуванчика, но результатом остался доволен и принес слегка кривой венок домой маме. С того времени прошло лет восемнадцать, но Гена до сих пор помнил алгоритм. Он встал с места, на котором сидел и начал бродить по полю рядом, срывая ромашки и одуванчики, чтобы сделать венок. Руки быстро начали воспроизводить знакомые движения, сплетали цветы в единую конструкцию. Получалось слегка криво, но выглядело уже красиво. Кое-как Гена вспомнил, как закрепить все, нашел рядом с собой гибкую и длинную травинку и перевязал вместе соединения и покрутил его перед собой. Гармония белых ромашек и желтых пушистых одуванчиков, которые более-менее ровно выстроились в одну линию, кое-где затесались голубые васильки, добавляя контраста. Фарафонов сравнил его с небом — синий основной цвет, конечно, не преобладал, зато желтые солнышки и белые облака были в избытке. Гена отложил венок и заметил вдали знакомую фигуру с рюкзаком на плече. — Я нам еще еды немного взял. Звонил Игорь, спрашивал, куда мы пропали, и почему не отвечаем уже почти неделю, — Саша кинул рюкзак на траву, достал из него плед и пока стелил его, продолжал рассказывать, — интересовался, как дела и сказал, что у него все хорошо. — он переложил рюкзак на плед и сел на него сам, за ним пересел и Гена. — Рад за него, — улыбнулся Гена, потому что при виде Кирюхина не мог не улыбаться. — А, кстати, держи, — он взял свой венок и надел ему на голову. Саша тоже улыбнулся, опустил взгляд вниз и тихо сказал: — Спасибо. Он красивый, — парень поднял на него взгляд и Фарафонов едва не умер на месте. Венок на нем идеально смотрелся, да еще и весь такой улыбающийся и смущающийся — Гену просто переполнили чувства. Он в очередной раз понял, что безумно любит Сашу, что ему достался самый лучший человек на этом свете, что именно с ним он мечтает состариться и умереть в один день. — Сань, а я говорил, что люблю тебя? — Фарафонов улыбнулся и посмотрел прямо в глаза парню напротив. — Тысячу раз, этот был тысяча первый, — Кирюхин отвернул голову, но Гена рукой мягко вернул его голову на место. — Серьезно, ты лучший человек, которого я встречал в своей жизни, люблю каждую молекулу твоего тела, — он самым кончиком своего носа коснулся его носа, не отводя взгляд. — Генка, — от этой вариации от его имени Фарафонова просто переебало, — ну что же ты со мной делаешь, а? — Саша вновь улыбнулся и поцеловал парня, тут же отстранился и поцеловал еще раз, положил руку Гене на шею. Целоваться с ним было как-то по-особенному, он слегка кололся своими небритыми щеками, но мягко и осторожно гладил губами, руки особо не распускал. Фарафонов был уверен, что со стороны это выглядело достаточно красиво. Когда он отстранился, то как обычно, смутился, отвел взгляд в землю, и улыбнулся, так заразительно и искренне, что Гена не выдержал, обнял его и зашептал на ухо, как он его любит.       До захода солнца они валялись в поле, а ближе к ночи, когда вся деревня погрузилась в сон, пошли на озеро. Похолодало, так что они шли, завернувшись в плед, и на пристань сели так же. Всё то время, что они были на улице, Саша не снимал венок. В ночном небе горели красивые звезды, которых не было видно из города из-за освещения, но прекрасно было видно в деревне. У озера тишина вообще не нарушалась ничем, только, разве что, дыханием Гены и Саши. Периодически над ухом пищали комары, но их тут же успешно отгоняли. — Тут так красиво, — Гена коснулся ногой воды. Его голова лежала у Кирюхина на плече. — Ага, — Саша внезапно зашевелился, вылез из-под пледа, снял венок и наклонился к воде. Послышался плеск, а затем Фарафонов заметил цветы, которые медленно уплывали вдаль. — На счастье, — Кирюхин залез обратно под плед. — Люблю тебя, — в тысяча второй раз повторил Гена и уложил свою голову обратно. — А я тебя, — Саша приобнял парня и прижал к себе.

Когда мы одни, вдали от них, Я чувствую, что я по-настоящему жив И не важно где мы будем, нас не смогут найти Ведь это спрятано глубоко внутри.