Недетские проблемы

Пэтти непросто. Ей всего тринадцать, но вместо того, чтобы веселиться с подружками, ходить с ними по магазинам и паркам развлечений, она проводит все свободное время в «Devil May Cry». Что такое «Devil May Cry»? Ну, знаете, существуют такие странные места, где бесполезного хлама больше, чем целой мебели, телевизор сотрудничать наотрез отказывается, а музыкальный автомат работает исключительно с полпинка. Люди обычно называют такие места помойкой, но про «Devil May Cry» они бы себе такого сказать не позволили. Точнее, Данте бы не позволил, попросту затолкав им все возмущенные вопли обратно в глотку. Ах, теперь, наверное, надо рассказать и о нем. Данте, он... Он сильный, красивый, хоть и настоящий дурак временами, у него большие теплые ладони и необъяснимая тяга к попаданию в разные неприятные истории. И два пистолета. А еще гигантский меч, которым он орудует ничуть не хуже, чем сама Пэтти шваброй. А вы что думали, контора самостоятельно себя драит? Не-а, вот ни разу. Пусть в ней и нет ничего дороже двух-трех франклинов, благодаря Пэтти чистота внутри царит просто кристальная. Конечно, только в те дни, когда ей удается смыться с уроков пораньше и отвязаться от домашнего задания. С этим ей, круглой отличнице, повезло: знания сами идут в голову, не требуя бесконечных зубрежек. Мама говорит, Пэтти гений, но сама она так не считает. Она вообще мало о чем думает за пределами «Devil May Cry». Это ведь, как если бы вы вдруг открыли путь в Зазеркалье, где ослепительные принцы на белых скакунах гарцуют вокруг своих замков, и единороги пасутся на лужайках, а вам сказали – «нет, малышка, какое тебе Зазеркалье, иди домой делать уроки». В мире, что скрывается по ту сторону двери под неоновой вывеской, принцев с единорогами нет. Вообще-то, всякий раз, когда Пэтти переступает порог и вляпывается в очередной «заказ» Данте, ее окружают одни лишь монстры да бесконечная беготня, а жизни угрожает нешуточная опасность. Но это всяко лучше однообразных будней типичного, ничем не примечательного подростка. Именно такой Пэтти была до встречи с Данте. Непримечательной. Сейчас она вовлечена в водоворот событий между той и этой сторонами, и хоть Данте вечно ворчит по этому поводу, ей нравится. Черт возьми, да она просто в восторге от возможности участвовать в том, чего себе и представить не могут обычные люди! Но маме об этом знать не следует. По-хорошему, ей и про «черт возьми» лучше не знать – Пэтти ведь благовоспитанная юная леди из хорошей семьи. А леди не должны выражаться. Сегодня в «Devil May Cry» на удивление шумно. Как правило такое происходит только тогда, когда Моррисон приносит жалкие гроши за выполненное задание. В этот самый момент, будто нарочно, в агентство обычно заявляется Леди и все до единой копейки отбирает. Все вышеперечисленное сопровождается пресловутым шумом – криками, хлопаньем дверей и битьем без того надломанных чашек. Пэтти не особо жалует охотницу. Частично потому, что после ее ухода горы мусора множатся в геометрической прогрессии, так как Данте становится раздражительным и почему-то вдвойне голодным, так что смятые коробки из-под пиццы валяются по всей конторе вместе с пустыми банками от пива. Пэтти не переносит запах алкоголя не меньше, чем беспорядок, но вторая причина, по которой ей не нравится присутствие Леди – сам Данте. Вернее, уныние, в которое он погружается, оставаясь один. Когда ее нет, Пэтти нравится играть с Данте в бильярд и в покер. И дело вовсе не в том, что она все время выигрывает! Хотя и это без сомнения греет душу. Суть в том, что Данте умеет слушать. Ему можно рассказать обо всем на свете, и он не станет смеяться и издеваться. Ну, разве что совсем немного. Пэтти любопытный ребенок. Ее интересует буквально все, начиная от строения Вселенной и заканчивая ингредиентами для клубничного санди. Данте не такой, как остальные взрослые. Он всегда терпеливо выслушает любую ерунду, что взбредет ей в голову. Выслушает и даже хмыкнет что-нибудь в ответ, а может просто усмехнется этой своей всезнающей улыбкой. И так хорошо от этого становится, так легко! Но, конечно, только до тех пор, пока на горизонте не появляется Леди. Или Триш, после эпизодических набегов которой Данте становится еще мрачнее и нелюдимее. Однако шум, доносящийся из конторы сейчас, явно не имеет ничего общего с появлением в конторе двух вышеупомянутых особ. До нее доносится звон посуды из старого серванта, треск выломанных досок и приглушенный рев. Может, животного? Пэтти осторожно приоткрывает дверь и заглядывает в образовавшуюся щель. Ну, чего и следовало ожидать. Огромный мохнатый зверь с витыми рогами и клыкастой, истекающей слюнями пастью нависает над Данте, удерживая его на весу гигантской лапой, а второй отбрасывая в сторону меч. Острая сталь, крутнувшись в воздухе, с визжащим скрежетом вонзается в стену всего лишь в сантиметре от любопытного носа Пэтти. Ей бы поскорее захлопнуть дверь и бежать, бежать что есть мочи. Вместо этого она пригибается и ловко проскальзывает в полумрак помещения в надежде пригодиться Данте. Она ведь правда может помочь! Нужно только выдернуть меч из покрытого трещинами бетона, и тогда Данте мигом разберется с этим волосатым страшилой. Пэтти хватается за рельефную рукоять и изо всех сил тянет на себя, но тяжелый клинок не поддается. Она пробует еще и еще, увлекаясь настолько, что забывает о большом страшном демоне за спиной. Она не слышит и криков Данте, призывающих убираться отсюда немедленно, и его же отчаянного, почти звериного воя немного позже… В тот самый момент, когда грузная чешуйчатая лапа чудища сбивает ее с ног одним неуклюжим ударом. — … тти! Пэтти! Голос Данте доносится будто издалека. Словно в уши ей затолкали ваты, а потом еще плотную шапку сверху надели. Пэтти подносит непонятно с чего трясущуюся – сегодня ведь жарко – руку к лицу и осторожно трогает левое ухо. Мокро. Должно быть, при падении она угодила в разлитый на полу чай или воду. Хотя, нет, вряд ли. Вязкая жидкость больше напоминает томатный сок. Пэтти завороженно смотрит на перепачканную красным ладонь. Ну точно, сок. — Не двигайся, я сейчас, — каким-то бесцветным голосом добавляет Данте, и Пэтти наконец видит его перед собой. Глаза и лоб как всегда скрыты длинной белой челкой, так что между прядями видны только ясные голубые зрачки. Вытянутые в ровную линию губы мелко-мелко подрагивают. Что это он? Я в порядке, — хочет сказать Пэтти, — но слова никак не складываются воедино и вместо них получается лишь невнятный скрипучий полушепот. Тогда она вспоминает про монстра. Точно, был ведь рогатый демон! Куда же он делся?! Она в панике оглядывается по сторонам и наконец замечает лохматую тушу в углу. Демон не двигается, да и выглядит так, словно его через мясорубку пропустили. Ха, будет знать, как влезать в агентство без спроса. Данте подходит ближе и что-то говорит, но Пэтти его уже не слышит. Боль, до этого такая далекая и неясная, пронзает ее изнутри, будто под кожей разом заворочались тысячи маленьких шестеренок. Однако болит не голова, вовсе нет. Пэтти опускает взгляд вниз и видит белое острие кости, торчащее из багрово-черной дыры в ее ноге чуть ниже колена. Воздух в легких резко заканчивается, как если бы кто-то закрутил вентиль. Она начинает часто-часто дышать, хватая ртом горячее марево, и рваная рана на конце культи напоминает переспевший фрукт, в котором поковырялись ложкой, и будто некий механизм в груди гулко отстукивает ритм. Данте склоняется над ней, бережно поднимает с пола, но дальнейшее ускользает от ее запорошенного пылью и расплывчатой дымкой сознания. В больнице так скучно. Пэтти целыми днями лежит на полуторной кровати с подвижной верхней половиной и считает завитушки на потолке. Ей дают лекарство – много разных – благодаря этому ножка практически не беспокоит. Или, правильнее сказать, половина ножки? Сейчас, размышляя, как все было, она вспоминает о длинных когтях существа. Длинных и острых. Вероятно, именно с их помощью он... Все же думать об этом нелегко. Как-то раз, когда все считали, что она спит, Пэтти подслушала разговор мамы с высоким рыжим доктором. Доктор говорил о сотрясении, открытой травме головы и потере нижней конечности, мама – плакала. Пэтти только надеется, что искусственная нога, которую рыжий доктор обозвал протезом, не будет натирать. Данте в палату не пускают. Один-единственный раз ему удалось пробраться к ней и перекинуться парой слов. Тогда еще на нем не было плаща, а поверх сапог красовались забавные зеленые бахилы. Но все это правильно, ведь в больницу нельзя в верхней одежде. Они поговорили о том, что в конторе давно не прибирались, и хлама там скопилось немерено. И о том, что местная кошка, что забредала к ним иногда, родила целых восемь котят: пять мальчиков и три девочки. Все с белым воротничком, хоть сами целиком черные. А потом разговор как-то незаметно сместился к произошедшему, и Пэтти вдруг осенило: — Это ведь был тот демон, про которого Моррисон недавно говорил? Который из тени выходит? — Он. — А почему днем? Я думала, днем чудовища не показываются. — Я позвал, вот он и явился. — Позвал? — Пэтти удивленно всматривалась в хмурое лицо. Под глазами у него залегли тени. — Как это? Данте вздохнул и вытянул из кармана жилетки маленький ручной фонарик. — Достал у одного барыги в портовом квартале. Призывает… Призывал теневого демона. — Можно взять? Пэтти покрутила в руках фонарик и отдала его Данте, так и не осмелившись нажать на кнопку. А потом их увидела мама, и больше он в больнице не появлялся. Интересно, в обед принесут гороховый суп? Съемный черно-белый протез ничуть не смущает, так что Пэтти частенько щеголяет в коротких складчатых юбочках или шортах, не испытывая ровным счетом никаких неудобств по этому поводу. Одно время она даже думала носить черную повязку на глазу, чтобы выглядеть как настоящий пират, но быстро оставила эту идею, поскольку то и дело врезалась в какие-нибудь преграды вроде кресла или дверных косяков. Здесь, в Нью-Йорке, она окончила школу и вот-вот поступит в государственный университет. Три года она исправно пишет Данте длиннющие письма с несуразными детскими рисунками, шлет открытки, но ни разу за все время не получила ни единой строчки в ответ. Как будто «Devil May Cry» существует лишь в ее голове. Пэтти не расстраивается. Она понимает, почему мама, ныне успешная бизнесвумен в сфере финансов Нина Лоуэлл увезла ее в Нью-Йорк. Нина искренне благодарна Данте за то, что он спас Пэтти и ее саму в той заварушке с Абигейлом, но уверена, что находиться рядом с охотником ее дочери опасно. Подтверждением этому стал последний случай и потеря левой ноги. Пэтти все понимает. Ей шестнадцать, и она слывет среди друзей милым златокудрым солнышком, но кроме симпатичного личика она довольно сообразительна для своего возраста. Сегодня она отправит последнее письмо и забудет о «Devil May Cry» навсегда. Обо всех приключениях, в которых она принимала непосредственное участие, о войне с демонами и о сыне одного из них. Пэтти садится за свой маленький письменный стол, извлекает из выдвижного ящика перо и бумагу и начинает выводить буквы аккуратным бисерным почерком. Она пишет последние новости про школу, маму и друзей, про грядущее поступление на факультет журналистики и про то, как сложно там по слухам учиться, но тут же уточняет, чтобы Данте не переживал, потому что она справится. Как глупо. Он, вероятно, и вовсе не станет читать это, ведь не шлет же он ей ответных писем. Она пишет очень осторожно, чтобы ненароком не проговориться. Ни к чему Данте знать о том, сколько странностей она порой видит вокруг себя. Нина увезла дочь из города, кишащего демонами, в другой, еще более наводненный ими, но сообщать ей об этом Пэтти не собирается. Равно как и ставить в известность Данте. Она сама способна за себя постоять, даром, что ли, целый ворох защитных амулетов под одеждой носит. В заключительных строках Пэтти добавляет пару стандартных фраз про удачу, просит Данте не злоупотреблять пиццей и мороженым, и торжественно желает, чтобы вместо долгов в конторе наконец начали расти доходы. Вот и все. Точка. «Привет, Данте. Ты снова не поздравил меня с днем рождения… » Он откладывает в сторону смятый листок и задумчиво смотрит в пространство перед собой. Это письмо последнее. Два года прошло с тех пор, как он его получил. Пэтти теперь восемнадцать, он опять пропустил этот день. Честно говоря, он много раз собирался ответить на ее письма, однажды даже совсем было сел писать, но потом поступил неожиданный звонок от Леди, он сорвался на встречу и в течение всей следующей недели колесил по штату, выслеживая одного вонючего как помойная яма беса. Само собой, когда он вернулся в «Devil May Cry», желание возиться с бумагами отпало напрочь. И так постоянно. Как только Данте соберется с духом – и мыслями, что немаловажно – какие-то нелепые обстоятельства ему мешают. То пожарная тревога в квартале сработает, то с предварительным звонком или вовсе без него на голову свалится Триш, а вместе с ней и миллион дополнительных растрат, то грузовик с неисправными тормозами на полных парах въедет в парадный вход конторы… Случайностей хватало, и в конце концов он наотрез отказался от идеи отвечать. Тем более, не мастак он слова сочинять. Если только роспись по асфальту кишками адских отродий не считать. И вот теперь Данте сидит на любимом стуле с резной вершиной спинки и перечитывает письмо двухлетней давности. Восемнадцать, значит… Он пробует воспроизвести в голове образ маленькой блондинки с учетом возможных изменений, но терпит сокрушительное поражение. Сложно представить взрослую девушку, если видел ее лишь ребенком. Вредным, своевольным, порой несносным, но все же иногда вполне терпимым. Может, она стала похожа на Нину? Долгое время он винил себя за то происшествие, в котором Пэтти так сильно пострадала. Вполне логично, что ее мать не захотела оставлять свою дочь поблизости от такого, как он. Да, он полагал, Нина правильно поступила, забрав ее из этого разлагающегося города подальше. Моррисон тоже так считает. Он откидывается на спинку стула и с некоторой досадой вспоминает, что на сегодня у него запланировано одно не самое приятное дело. Железнодорожная станция вот уже который день подвергается нападению неизвестного животного. То есть, так об этом пишут в прессе. Данте же более, чем уверен в том, что никакая зверушка к убийствам одиноких пассажиров не причастна. Он набрасывает плащ, проверяет, надежно ли зафиксирован меч, и выходит из конторы, громыхнув дверью. В воздухе сквозит ночная прохлада. Кажется, ее тут не было целую вечность. Пэтти бесшумно ступает по старому паркету, и совершенно непонятно, как ей это удается, ведь потертые доски в «Devil May Cry» обычно скрипят от каждого движения, включая невинное дуновение ветерка. Поступь ее легка и текуча, будто вода в роднике – так сразу и не скажешь, что одна из ног под стильными черными брючками – искусственная. Пэтти знает, какое впечатление она может произвести на мужчину. Стройная и гибкая, со слегка вьющимися пшеничного цвета волосами и бездонными голубыми глазами. Нежная фарфоровая кожа, тонкие черты… Настоящая куколка. Но тот, к кому она приехала из Нью-Йорка – не здесь. Где его вообще черти носят, этого неотесанного чурбана?! Словно в ответ на молчаливый гнев за непрозрачным стеклом двери прорастает тень. Она все увеличивается и увеличивается, заполняя большую часть деревянной рамы, до тех пор, пока наконец не достигает размеров высокого широкоплечего человека. Дверь раскрывается и пропускает внутрь тень вместе с владельцем. — Данте, — выдыхает Пэтти, рассеянно поднеся ладони к губам. Увидев его, она, кажется, растеряла все слова, над которыми так долго думала в дороге. Охотник притормаживает на пороге и с подозрением всматривается в лицо незваной гостьи. Похоже, он не узнает ее. — Это же я, Пэтти, — уточняет она, замечая, как его рука потихоньку тянется за пазуху, где, она точно знает, спрятан пистолет. — Не помнишь меня? Рука замирает, в глазах Данте мелькает намек на узнавание. — Пэтти, — кивает он, проходя мимо нее к вешалке. — Что ты здесь делаешь посреди ночи? Вот так просто. Будто и не прошло пять долгих лет с тех пор, как они виделись в последний раз. Делает вид, что не замечает, как она выросла и изменилась. «Что ты здесь делаешь», да? Будто, будто… — Да посмотри же на меня, черт тебя дери! Он молчит, методично стягивая плащ и цепляя его воротом за металлический крюк. Пэтти не может со своего места разглядеть выражения его лица, но почти физически чувствует его напряжение. Данте нервничает. Наконец он справляется со своим нелегким делом, оборачивается к ней, и Пэтти понимает, что она ошибалась в своих предположениях. Данте не нервничал. Он злился, и злился так сильно, что в каждой черточке, в каждой морщинке, особенно той, которая между бровей, сквозила эта обжигающая ярость. — Зачем ты явилась сюда? — Пэтти неосознанно пятится по мере того, как он на нее напирает. — Сказано было – не приближаться. Разве не ты писала, что шлешь «последнее письмо» и «мы никогда не увидимся»? Она не понимает. Она проделала такой долгий путь, чтобы увидеть его… Восемь, восемь часов поездом из Нью-Йорка! Только чтобы вновь увидеть человека, что спас ей жизнь когда-то в детстве. Ей, и ее матери. И полмира в придачу. — Я… П-п-е... — лепечет она, отступая все глубже во мрак помещения. Отсюда можно рассмотреть только полыхающие синим свечением глаза. — Я переживала! Ты ведь такой балбес, Данте, — она пытается улыбаться, свести все к шутке, но получается плохо. — Глаз да глаз нужен, а то все агентство по частям распродашь и арсенал свой вдобавок. Его лицо все ближе и смотреть в него с каждой секундой все страшнее. Пэтти упирается спиной в стену. Холодно. — Ты как непослушный ребенок, которому сказали «нельзя», а он все делает наоборот. — Я не ребенок! Разве ты не видишь… Я больше не ребенок. Слезы сами собой наворачиваются на глаза, и она бросается ему на шею, почти как в старые добрые времена. И ревет, ревет что есть сил. Данте смотрит, как она спит, свернувшись калачиком под одеялом, и бережно пропускает золотистые ручейки волос сквозь пальцы. Над краем стеганого полотна размеренно вздымаются оголенные плечи, скованные узами дыхания. Он чувствует, что совершил чудовищную ошибку, но не знает, как все исправить. Да и захотел бы, если бы мог? События вчерашней ночи все еще отдаются яркими вспышками где-то на периферии сознания. Помнится, после того, как Пэтти расплакалась, она так же неожиданно успокоилась и лишь рваные вдохи и выдохи будоражили кожу на его ключицах. Она мягко отстранилась, а потом вдруг приподнялась на цыпочки и коснулась его губ своими. Пугливо и неуверенно, как если бы пробовала что-то горячее из ложки и боялась обжечься. Данте так удивился, что даже позволил ей продлить поцелуй. Он и сейчас удивлен своей реакции, что уж там. Неловкость быстро сменилась настойчивостью и боевым азартом, ее руки сновали по черно-красному костюму, путаясь в петлицах и между пуговиц, а губы лихорадочно шептали какую-то бессвязную ерунду, придавая этим еще большее очарование раскрасневшемуся личику. Он не устоял. Просто не смог. На лету ловил ее стоны и впечатывал всем телом в мягкие объятия так кстати подвернувшегося дивана. Пэтти вздрагивает во сне, и Данте поспешно отдергивает ладонь от ее затылка. О чем он только думал… Переспать с девчонкой, с которой у него пятнадцать лет разницы? Легко! Вот только после того, как страсть отступает, и утро уносит с собой ночную раскованность, становится куда тяжелее. У Пэтти есть молодость, красота и все прочие задатки успешной леди. Ее семья в лице матери обеспечит ей безбедное существование и комфортное окружение. Ей совершенно однозначно светит блестящее будущее, а если и не блестящее, то в любом случае достойное. Но все это лишь в том случае, если, падая в омут, она не нырнет в него с головой. Он же одинокий волк без надежды на завтра. Не только без надежды – также без денег и мотивации, без мечты и, пожалуй, без особенной цели. Он живет сегодняшним днем, умирает сегодняшним днем, и им же воскресает из мертвых. Каждый новый день сводится к поиску и ликвидации порождений бездны. В основном, конечно, если за это платят, и очень редко, если нет. Занятная работенка! В конце концов, он и сам не человек даже. Пэтти действительно выросла, похорошела и превратилась в элегантную красотку с уймой достоинств, пусть и с несколько взрывным характером. Физическая неполноценность не сделала из нее затворницу или, того хуже, сумасшедшую. Ей повезло. А вот если она останется с ним – во второй раз может и не повезти. — Я не вернусь в Нью-Йорк, — заявляет Пэтти, едва отойдя ото сна и протерев глаза. Конечно, у нее есть билет на вечерний поезд, но использовать его она не станет. Ей еще никогда не было так хорошо. Вообще-то, изначально она планировала всего-навсего навестить старого друга, походить по городу, вспомнить детство и веселое время, проведенное в стенах «Devil May Cry». Вполне себе веселое, не считая последнего не очень удачного, если можно так выразиться, визита, когда она с чего-то решила, что теневой демон — это мягкий пушистый зверек, и что ничего он ей не сделает. Ошиблась. Но сейчас-то все по-другому. Она больше не маленькая девочка с забавной прической. Она студентка второго курса, взрослая и самостоятельная, и Данте не первый мужчина в ее жизни. Не первый, но тот самый. Пэтти чувствует это всеми фибрами. И тем больше удивляется, замечая помрачневшее выражение его лица. — Что-то не так? — она не хочет спрашивать, не хочет слышать ответа, однако не может молчать, глядя в строгие колючие глаза. — Не так. Ты вернешься к себе и обо всем забудешь, — он поднимается с постели и продолжает тихим ровным голосом. — Продолжишь учебу, порадуешь Нину и навсегда забудешь дорогу сюда. Да он, наверное, шутит. Пэтти беспомощно смотрит на него, закопавшись в смятые простыни. На рельефные мускулы, выразительно очерченный торс, изгиб бедер, там, где косточки слегка выступают над пахом… Она хочет его снова, прямо сейчас. Но один взгляд в глаза – и искра гаснет, едва загоревшись. Не шутит. Прощание выходит скомканным. Суетливые люди на перроне то и дело проносятся мимо со своими объемными чемоданами, прощаются друг с другом и заходят в поезд. Данте в большей степени молчит. Пэтти начинает что-то говорить, но, натыкаясь на каменную стену его безразличия, обрывает себя на полуслове. Пэтти не хочет уезжать. Определенно. Она бормочет что-то о том, что еще не виделась с Моррисоном и не успела зайти в сувенирные лавки, и тут же срывается на умоляющий писк, утверждая, что хочет остаться в «Devil May Cry», и как только выдастся возможность, сорвется и приедет обратно. Данте сухо отвечает, что не стоит. Это была ошибка, он не удержался. Она молодая красивая девушка, достойная лучшей жизни, чем прозябать в вечном сраче в конторе охотника на нечисть, постоянно подвергая свою жизнь опасности. Ей приходится смириться и подняться по ступеням в вагон. — Ненавижу тебя, — шепчет, буравя воинственным взглядом высокую фигуру в алом. Поезд трогается, и человек, отвернувшись, шагает прочь. — НЕНАВИЖУ! Ритмично стучат колеса. Пейзажи за окном проносятся все быстрее. Пэтти, фыркнув, занимает свое место у окна и прячет лицо в ладонях. Не так она себе представляла их встречу. Совсем не так. До Нью-Йорка восемь часов и двадцать шесть минут. Целая вечность… А на следующий день сердце и желудок Нины вырывает неведомая тварь с массивными кожистыми крыльями, и мир Пэтти разбивается на сотни кровоточащих осколков. Скрип кожи о потертое сидение мотоцикла звучит почти как райская музыка для нее, искушенной долгими дорогами и высокой скоростью. Два обреза покоятся в кобурах подмышками, еще два приторочены к бокам железного коня, пара метательных ножей за отворотами высоких, доходящих до колен ботинок. Блондинка тормозит в нескольких кварталах от нужного дома и идет к нему пешком. Если присмотреться, можно заметить, что она слегка прихрамывает при ходьбе, но даже это не в силах испортить впечатления ослепительной уверенности, исходящего от нее во все стороны. Черные кожаные шорты туго обтягивают сочные ягодицы, короткий белый топ на лямках не скрывает полной груди и четко проступающих очертаний сосков. Волосы цвета спелой пшеницы собраны в хвост на макушке, на глазах – оранжевые солнцезащитные очки. Пэтти Лоуэлл не девочка по вызову и даже не танцовщица в ночном клубе. Пэтти Лоуэлл – первоклассная охотница на демонов. Она останавливается перед потушенной в дневное время суток неоновой вывеской, долго смотрит на немного покосившуюся заглавную «D» и улыбается. Ничего ведь не изменилось. Десять лет прошло, а Данте все никак не разбогатеет. Несколько минут перед тем, как постучать, Пэтти медлит. Что ее ждет по ту сторону? Сильно ли он изменился? Сильнее, чем она? Сжатый кулак сам тянется к стеклянной сердцевине, и время будто замедляет свой ход, когда костяшки пальцев касаются прогретой на солнце поверхности. — Открыто! — звучит из конторы. Раскатистый хрипловатый голос с нотками… Нотками чего, Пэтти так и не поняла. Превосходства? Удовлетворенности? Она толкает дверь и попадает в тот самый мир, в который впервые попала в далеком детстве. Почти тот самый. Вместо старого дивана – новый, непривычно накрытый пледом. Вместо обилия алкоголя на стене за барной стойкой какие-то странные каракули. Бильярдный стол тоже заменили другим, но в целом, в целом… Пэтти слышит вежливое покашливание и медленно оборачивается к источнику шума. Это он. Все такой же высокий и сильный, судя по бугрящимся под свитером мускулам. Он опирается задом об стол и, сложив руки на груди, внимательно изучает гостью. Пэтти отмечает про себя серебристую щетину на его подбородке и растрепанные чуть более, чем когда-то, белесые локоны. — Привет, Данте, — выдавливает она из себя и понимает, что в самом деле приходится давить. Слова не идут, пусть она и готовила себя к этому заранее. — Привет, — он неожиданно широко улыбается, чем в некоторой степени шокирует Пэтти. Не помнит она за ним таких искренних выражений. — Давно не виделись, Пэтти. Она натягивает в ответ улыбку и собирается продолжить, рассказать, чем жила все эти годы, где побывала и сколько уложила тварей, про то, как однажды в Детройте чуть не сцепилась с Триш из-за одного задания, но вовремя улизнула, спросить наконец, как у него самого дела. Ей теперь двадцать восемь, ему сорок три. Или сорок четыре? Не имеет значения. Главное, что теперь-то уж он точно не станет отталкивать ее из-за возраста и «светлого будущего». Она уже вот-вот готова произнести все это вслух, как до ушей доносится шум торопливых шагов по лестнице. Кто-то спускается, и судя по звуку, этот кто-то не очень большой, и… С последней ступеньки спрыгивает маленький мальчик лет десяти на вид и бежит к Данте, но в последний момент замечает, что тот не один, и останавливается прямо перед Пэтти. Платиновые волосы непослушными прядями обрамляют светлое лицо, частично закрывают глаза – один цвета морской волны, другой красный. Мальчуган приветливо машет ей, затем, уже спокойнее, обращается к Данте: — Па, мама сказала, что если ты сейчас же не принесешь ей телефонную книгу, она спустится и надерет тебе попу! Данте ерошит его волосы, вздыхает, и с обреченным выражением сообщает, что через пару минут принесет, пусть мама немного подождет. Мальчик кивает, время от времени косясь на Пэтти, та же смотрит на него прямо. Смотрит и чувствует, как с каждой секундой все внутри сжимается, а потом вдруг ухает вниз, и снова сжимается в каких-то горьких судорогах. У него есть сын… Должно быть, ее лицо в полной мере отражает все эти подсознательные метания, потому что едва Пэтти раскрывает рот, чтобы попрощаться и как можно скорее покинуть это место, мальчик вдруг поворачивается к ней всем корпусом и восторженно выдает: — Какая красивая тетя! — и неожиданно добавляет: — Когда я вырасту, женюсь на вас! Пока Пэтти озадаченно хлопает глазами, он, весь пунцовый, убегает наверх. Данте лишь виновато разводит руками, мол, не принимай близко к сердцу, но она уже смеется и задорно кричит вслед мальчишке: — Обязательно! Я буду ждать столько, сколько потребуется.