Паяц

      — Пытался я его к экономистам в ассистенты пристроить, да уж больно дерганный. Тонкая творческая натура, мать его.       Теперь уже бывший Хозяин смеется глубоким грудным смехом и подливает вина гостю. Саше хочется поднять глаза и посмотреть на своего нового Хозяина, но начинать служение на новом месте с такой дерзости не самая лучшая идея. Поэтому он, как и полагается благовоспитанному рабу, продолжает неподвижно стоять на коленях у ног сидящего в кресле незнакомца, ограничиваясь разглядыванием черных кроссовок на толстой белой подошве и странного покроя джинсов.       — Родился здесь, у меня, родители ничем не примечательны. В школе звезд с неба не хватал, но парень не безмозглый. Ставили они там какую-то постановку к моему дню рождения с этим вот в главной роли, гости в восторге были. Ну и Леня Хейфец, старый друг мой, ну, ты его знаешь, сказал, что есть талант у парня. Я-то человек простой, — бывший Хозяин снова хохотнул. — В этих ваших высоких материях не разумею. Но люди говорят, ты там в театральных кругах первый спец по огранке молодых талантов. Глядишь, сгодится парниша на что-нибудь.       — Может и сгодится, — голос негромкий, спокойный еще сильнее распаляет Сашино любопытство. — Сколько ты за него хочешь?       — Помилуй, Олег, нам ли с тобой говорить о деньгах! Договор дарения мои орлы уже оформили, я же буду смиренно надеяться на конртамарочку для себя и супруги на первый спектакль юного дарования. По рукам?..       Новый Хозяин, новый дом, новая жизнь. Сашу трясет от волнения, новенький неразношенный еще ошейник с непривычки натирает шею. Было больно расставаться с мамой, он не выдержал маминых слез и сам разревелся, как маленький. Хорошо, что это случилось не на глазах у Хозяина.       Огромная черная машина мчит его прочь от маленького городка, где он родился и прожил все 17 лет своей жизни. Всю дорогу Хозяин молчит, занятый изучением каких-то бумаг. Несколько быстрых Сашиных взглядов из-под ресниц цепляются за темно-карие глаза, черные с проседью волосы, тонкие надменные губы и унизанные перстнями пальцы. Холодок, продравший по хребту, Саша списывает на дорожный сквозняк.       Столичный город накатывает мириадами проносящихся за окнами огней, ревом машин и отдаленными завываниями сирен. От серо-черной в сумерках ленты реки, закованной в гранит набережной, водитель сворачивает во двор опоясанного подсветкой величественного дома. Повинуясь молчаливому взмаху руки, Саша следует за хозяином в подъезд, в лифт, на высокую лестничную площадку и, наконец, через порог единственной на этой площадке квартиры.       В ярко освещенном холле их встречает худенькая темноволосая девушка, в простеньких джинсах и белой рубашке, в тонком кожаном ошейнике с серебряным вензелем инициалов.       — Насть, разберись. Я в театр, буду поздно.       Настя разбирается. Она улыбается Саше, явно стараясь подбодрить. Рассказывает ему о порядках в доме, наставляет, предостерегает. Показывает небольшой диванчик в закутке холла, за огромным платяным шкафом, где Саше предстоит теперь спать. Сама Настя живет в маленькой, но уютной комнатке в конце выходящего из холла коридора, куда приглашает Сашу заходить в любое время, когда Олег Ев… то есть Хозяин не дома, конечно. Сашу удивляет Настина оговорка, но виду он не подает.       Он еще не знает, что часто заходить к Насте ему не придется. Дни его будут до краев наполнены театральной наукой, а ночи, как выяснится позже, Настя чаще всего проводит не в своей спальне…       Саша бесконечно учит тексты. Саша бесконечно учится двигаться на сцене. К вечеру он не чувствует ни головы, ни тела. Бывает, ему кажется, что выдыхается даже душа. С ним работают педагоги, некоторые наняты специально для него и это немного пугает. Вдруг не выйдет оправдать ожидания и затраты? С педагогами работа спорится и Саша врезается в известную пьесу и роль мечты для каждого актера, как ледокол в бескрайние арктические поля.       Чего Саша не может перебороть, так это животного, прямо-таки хтонического ужаса перед Хозяином. Репетиции ли в театре, когда Хозяин берется поработать с ним сам, или домашние вечерние пыточные сессии с текстом, которые Саша чаще проваливает, чем нет, нередко заканчиваются гневными отповедями и горящим от пощечины лицом.       Иногда, в нечастых перерывах на репетициях Саша украдкой наблюдает за коллегами по цеху. С ним никто не общается напрямую, особенно, когда на нем сосредоточено внимание Хозяина, но в особенно сложные моменты подсказка тихим шепотом от партнера по действию не раз спасает Сашину шкуру, а сочувственные взгляды Никиты, Сережи или Кристины позволяют сделать вывод, что он не первый, кто спит в закутке за шкафом в доме Хозяина.       Саша знает, что где-то на последнем этаже, под самой крышей театра, есть маленькие комнаты-кельи, где позволено жить актерам, многолетним служением заработавшим право на тусклую иллюзию свободы. Они могут выходить в город (в строго отведенные часы), выбирать в супермаркете еду (на строго отведенную сумму), ходить друг к другу в гости, разговаривать, смеяться…       В глубине Сашиного заполошного сердца живет робкая надежда, что когда-нибудь и ему доведется пожить в крохотной комнатушке под крышей, священно и трепетно именуемой «моя»…       В день первого прогона спектакля в костюмах Саша впервые видит Хозяина в истинной ярости.       Хозяин сидит в зале, в последнем ряду партера, с видимым равнодушием перебирая пальцами по экрану смартфона. Саша дважды забывает реплики, впадает в панику, комкает сцены. Перепуганная Кристина вжимает голову в плечи под отборные комментарии режиссера.       В машине Саша вцепляется в обивку заднего сиденья внезапно заледеневшими пальцами и всю дорогу молится, чтобы партнерше не досталось за его косяки. О том, что ждет его самого, он старается не думать. Из машины его вытаскивают за шиворот, волокут в лифт и швыряют на пол в гостиной.       Подчиняясь отрывистой команде, Саша выпутывается из одежды и ложится животом и грудью на широкий дубовый стол у окна. Саша знает, что Хозяин не любит возни и шума, но выдерживает молча лишь первую пару ударов тонким гибким стеком. Алые полосы вздуваются на спине, заднице и бедрах, и когда, спустя бесконечность, последний удар ложится наискось на левую ягодицу, Саша обессиленно утыкается лицом в лужицу слез и слюны на полированной поверхности, не чувствует пальцев, намертво вцепившихся в край стола, а голос его безнадежно сорван.       Настя помогает ему разогнуться, ведет его, дрожащего и спотыкающегося, в ванную. Она старается отрегулировать напор и температуру душа, но Саша все равно скулит от боли, когда слабые струи чуть теплой воды касаются исполосованного тела. Саша держится за стену, пока Настя ополаскивает его, осторожно обтирает полотенцем и мажет пострадавшие места какой-то мазью, извлеченной из зеркального шкафчика над раковиной.       Ночью Саша мечется в жару на своем диване. Время от времени тонкие Настины руки приподнимают его голову и вливают в рот кажущуюся восхитительно прохладной воду. Ему чудится голос Хозяина, с вопросительными интонациями, словно бы совсем рядом, и тихие ответы Насти. Просто горячечный бред, наверное. Саша проваливается в забытье…       В день премьеры все как в тумане. Саша стоит за кулисами, одетый и загримированный, нервно теребя дурацкий неудобный шарф. Зал набит до отказа. Где-то там, в директорской ложе, сидит его бывший хозяин (из-какой-то другой жизни), получивший заветную контрамарочку на первый спектакль юного дарования. Саша шагает на сцену, мир вокруг него медленно и со скрежетом останавливается…       Саша слышит аплодисменты, как сквозь вату. Ему, наверное, чудится, но аплодисменты перерастают в овации…       После спектакля Настя находит его в гримерке, забившегося в угол, пустого, обессиленного. Она садится на корточки рядом, обнимает, гладит по растрепанным соломенным волосам, шепчет что-то ласковое. Потом заставляет подняться, переодеться, стереть грим с бледного изможденного лица.       Настя крепко держит Сашу за руку, пока ведет его коридорами к страшному кабинету, тихо исчезает, плотно закрыв за собой дверь.       Саша не осмеливается поднять взгляд, пока на подбородок не ложатся теплые пальцы и не тянут его вверх. Саша смотрит в темные глаза и видит там свет. Радость. Гордость. И что-то еще. Возможно, свое будущее.