Карма

Ключ поворачивается в замке два раз. В квартире сразу стихает смех. — Ты же говорила, что она сегодня не придет? — мужской голос звучит растерянно. — Я надеюсь, это не она. Он странно смотрит на нее, но ничего не говорит, молча качая головой. Она сидит на его бедрах, обнаженная и растрепанная. Соски возбужденно вздернуты, спина ровная, и в каждой клетке тела читается возбуждение. Его большие пальцы давят ей чуть пониже пупка, руки прижимают ниже, заставляя насадиться сильнее. — Ух ты, — выдыхает девушка, стоя в проходе. — Не этого я ожидала дома. В ее голосе нет ни разочарования, ни злости, только безликая обреченность. Кажется, будто она совсем не удивлена, но нервно подрагивающие руки говорят об обратном. — Тась, я… — Ты ничего мне не объяснишь, — перебивает Тася. — Я не хочу тебя понимать. И видеть тоже. И ты лицо не прячь, ублюдок. Выметайся следом. Он смотрит на нее, будто пытаясь сдержать ухмылку. Тася выходит из комнаты, прикрывая за собой дверь, ведущую в зал. — Ты выглядишь подавленной, Лер, — говорит он. — С чего бы это? — зло шипит она. — Рано или поздно это все равно бы случилось. Как тебе вообще хватало совести на такое? И при этом ты искренне расстроена. Какая же ты… — Правильно Тася сказала, — перебивает она, — ублюдок ты, Никита. Лера отворачивается и встает с постели, подхватывая с пола свою рубашку. Она натягивает белье, джинсы, застегивает рубашку на все пуговицы и выходит из комнаты. Никита, хмыкнув, тоже приводит себя в порядок, заправляет постель и проходит в кухню. Лера уже сидит там, опустив голову и всем своим видом выражая раскаяние. Никита знает, что Тася никогда ее не простит, так же как не простит и его, потому что, пожалуй, они все же переборщили: любимая девушка изменяет с человеком, который должен был прикрывать ее спину, не позволять репортерам и кому-то еще думать о том, что у нее нетрадиционная ориентация. Все почти по закону жанра — с некоторыми лишь оговорками, от которых легче не становится, только на языке остается горький привкус странной иронии. — Валите к чертовой матери, пожалуйста. Я не собираюсь вас слушать, — Тася даже не смотрит на них. Лера порывается что—то сказать, но Никита толкает ее в бок, чтобы она замолчала, потому что все слова сделают только хуже. Тася никогда их не простит. И даже пытаться объяснять не стоит. Лера, конечно, не теряет надежду, но это глупо — в конце концов, Никита действительно был прав. Это все длится давно: Лерины отлучки в моменты, когда у Таси просто не хватало времени на дом, Никитины случайные звонки по вечерам, когда трубку Лера успевала взять раньше Таси, а потом, пользуясь тем, что та отвлеклась, висела на телефоне по часу. Тася знала, что они с Никитой лучшие друзья — когда-то именно он их и познакомил, — но такого удара в спину она не ожидала, хотя, конечно, в какой-то степени была готова. Она подозревала, но не хотела верить. А теперь что? Теперь верить не получится никому. Тася усмехается, глядя в окно и слыша, как хлопает дверь. В квартире становится тихо, только часы мерно тикают на кухне, отмеряя секунды очередного отвратительно проведенного вечера. Это, наверное, карма, думает Тася: она врала всем вокруг, прикрываясь Никитой, а они с Лерой врали ей, прикрываясь дружбой. Бессердечная ты сука, карма, думает Тася. Но начинать заново ей не впервой.