Шёлк

Кларк понятия не имеет, как Лекс уговорил его на это. Собственно, не так уж много они разговаривали… — Кларк? Он подпрыгивает на краю большого стола в офисе Факела, и *знает*, что продемонстрировал Хлое все цвета заката на своём лице. Огромные голубые глаза смотрят на него с тревожным сочетанием любопытства и подозрительности. Чересчур заинтересованный взгляд перемещается вниз, прямо на пах, и у Кларка появляется ужасное чувство, что она *знает*, хотя не может видеть сквозь джинсы и вязаный свитер, так ведь? Он провожает её взгляд и видит свои, словно чужие, руки, почти порнографически поглаживающие собственные бёдра, и чёрт, это очень ненормально. Он поспешно отводит руки в сторону, хватается за край стола, глядя на неё со своей самой лучшей дурацкой улыбкой. Улыбка типа «не-задавай-вопросов-я-всё-равно-притворюсь-тупым» работает примерно раз в десять лет, но всё же. Он должен попытаться. — Новые джинсы? — Очевидно, она спрашивает, чтобы узнать, когда именно он завёл пристрастие к тактильному изучению собственных ног. Глубоко вдохнув, он заставляет себя расслабиться. — Нет. Просто… Скучно. — Ох, он врёт ужасно, отстойно, *неубедительно*. Лучше бы его застукал Пит. Он спрашивает: — Что ты здесь делаешь? — Это ты что здесь делаешь? — Поставив рюкзак на пол, она буравит его таким пронзительным взглядом, что он чувствует, как подгибаются колени. О, чёрт. — Офис Факела обычно закрыт в это время. Ну, да. Я в отчаянном положении, Хлоя, на случай, если тебе интересно. — Я… Я собирался проверить эту статью, которую вы доделали… — О футболе? Болельщиках? Загрязнении атмосферы? Метеоритах? — О сокращении школьного бюджета. На лице Хлои тотчас появилось «очень-деловое-выражение» лица, которого школьная администрация уже боялась, а ученики научились избегать. У Хлои призвание. Сила, с которой нужно считаться, как с горой, которая устоит под напором любой стихии. Так что, в конце концов, он лучше остановится на лжи. — Разве у тебя сейчас нет занятий? — Она спрашивает, уже разыскивая на столе ручку, и он рад, что статья лежит на том же месте, где она оставила её вчера. Совершенно правдоподобное алиби. Он очень доволен своим сегодняшним журналистским расследованием. — Э-э… — Занятия, точно. Он сбежал с урока. Смена положения на столе порождает лёгкое скольжение внутри его джинсов, и он держится крепче, глубоко вдыхая, и надеется, что ему повезло, и из него не вырвалось ничего, похожего на стон. Правильно. *Это* причина, по которой он прячется здесь. — Меня отпустили пораньше. Конечно, миссис Мэтьюз отпускала кого-то из класса, только если он был в шаге от реальной смерти. — Ой. — Спасибо, Господи, за статью о сокращении школьного бюджета и сосредоточенную целеустремленность единомышленников. Выпрямившись, Кларк подхватил свой рюкзак с пола. Нет причин продолжать испытывать удачу. — Кларк… — Сейчас будет звонок. Мне уже лучше… — Шелковистое трение вокруг бёдер заставляет его напрячься. — Боже, да, нет, не думай, не *думай*, Кларк. — Пока! Он видит проблеск удивления на лице Хлои, прежде чем за ним захлопнулась дверь, он просто по глупости использовал суперскорость. Втянув в себя воздух, он делает шаг, и сжимает зубы от чувственного скольжения шёлка по внутренней стороне его ног, как будто чьи-то пальцы поглаживают. Всё… Определенно, пришло время посетить туалет. Прижав одну руку к стене над унитазом, Кларк считает, что достиг предельного значения по шкале своей странности, и это действительно о чём-то говорит. Опустив вторую руку, он закрывает глаза, пальцы скользят по застёжке-молнии к пуговице, расстёгивая ее, и да, удача всё ещё на его стороне, он не разорвал *ничего*. Язычок молнии скользит вниз, и Кларк чувствует, что румянец на его щеках становится жарче и гуще, когда он прижимает основание ладони к тёплому-возбуждающему-шёлку. Тёплому, жаркому-с-растущим-влажным-пятном-шёлку, и Господи Боже, разве он сможет выдерживать это весь *день*? Глупая кожа, которая действительно, *действительно* любит ощущение шёлка, должно быть, Лекс заметил это, подловил Кларка в самый неудачный момент, нарядный социопат. Шёлк. Этот восхитительный, гладкий, просто великолепный материал, Боже, как люди *носят* это и *не* касаются себя весь день? У Лекса есть одежда, из-за которой время от времени у Кларка случается остановка сердца, простыни, по которым он готов кататься вечно, растеряв последние крохи самообладания, и он знает, что увеличение количества изготовленных на заказ шёлковых рубашек, которые носит Лекс, во многом связано с полным и абсолютным порабощением Кларка. Его член двигается под ладонью, и Кларк кусает губу, вспоминая… Снег. Лёд. Большие тюки сена. Лекс небрежно развалился в двусмысленном приглашении на одном таком тюке неделю (Боже, всего *неделю*?) назад. Конечно, неоднозначность в значительной степени сопровождала любую, связанную с Лексом, ситуацию, но на этот раз Кларк напрочь забыл про благоразумие, наблюдая это шоу. Забыл почти всё, с первого взгляда на бледную кожу чуть выше ослабленного галстука и расстёгнутой верхней пуговицы, уголки воротничка светло-серой рубашки слегка разъехались, как будто, чёрт возьми, снаружи тридцать градусов, Лекс выглядел слишком разгорячённым на чердаке в этот день, с соблазнительным румянцем на щеках, с такой ухмылочкой — чёрт, как он должен был *слушать* Лекса, выглядящего таким образом? Лёгкий пот блестел на его шее, освещённой послеполуденным солнцем. Улыбаясь Кларку, он смог сделать тюк сена таким же удобным и правильным, как кресло в своем кабинете. Совершенно невозможно было *не* сесть рядом с ним, и не коснуться шёлка своими пальцами, совершенно не таясь, и не признать прямо сейчас, а не когда-то ещё, какие сильные чувства овладели им от прикосновения к серому шёлку рубашки лучшего друга. И это не было, кстати, самым мужественным моментом в его жизни, когда его пальцы ритмично поглаживали обтянутую шёлком грудь Лекса, а Лекс смотрел на него, как на сумасшедшего. — *Кларк*? И, вероятно, Кларк был ещё менее мужественным, когда поцеловал его — и нет, не было никакого оправдания *этому*, хотя даже самые гетеросексуальные мальчики могли бы сойти с ума от шёлка, просто у них нет друга, предпочитающего одеваться в шёлковые рубашки. И кожа Лекса была очень похожа на шёлк. Особенно это нежное место на затылке, с привкусом мыла и пота, и его губы, невероятно гладкие и скользкие. — Ох, блядь, Лекс, — бормочет он, надеясь, что никто не зайдёт сейчас в туалет. Неистово надрачивая, он почти представляет, что это рука Лекса касается его — как в первый раз в его кабинете, спустя два дня, когда Лекс, присев на край стола, по-Лексовски логично объяснял ему, что поцелуи в амбаре можно считать весёлым развлечением на один раз, и что продолжать это делать, конечно же, плохая идея. Где угодно. И когда-либо. Правильно. Зелёный шёлк Кларк вспоминает с внезапной усмешкой. Прекрасный, почти иллюзорно полупрозрачный, как вода под его руками. Невероятно гладкий, непросто схватить и удержать, и попробовать Лекса на вкус, почувствовать бренди и мяту, скользя языком по его губам, и Кларк думал, что кто-нибудь может войти и увидеть это, и что ему всё равно. Как руки Лекса обернулись вокруг него, и рот Лекса впился в его челюсть, и как его бедро скользнуло между ног Кларка и тёрлось, они целовались на столе, и несомненно, ушли дальше от холодного амбара, и Кларк кончил с шёлковой рубашкой Лекса в ватных руках, и его именем, застрявшим между сжатыми зубами. Ох, он должен успокоить себя *внизу* прямо сейчас. — Я убью тебя, Лекс. — Его член болит, Боже, болит с тех пор, как он ушёл от него сегодня утром, его тело полностью измучено присутствием шёлка и полным отсутствием Лекса, завёрнутого в него. Удивительно, что *ох, блядь* происходит, когда он сидит в классе, и представляет, как Лекс стоит на коленях между его ног, обтянутые шёлком плечи задевают внутреннюю поверхность его бёдер, как он медлит секунду, прежде чем наклоняется к Кларку, красные губы и горячий рот и ох, блядь… — Боже, Лекс, да, пожалуйста, коснись меня… О, чёрт! Он кончает в унитаз, едва успев убрать с дороги шёлковую преграду, и чувствует себя не плохо и не хорошо, потому что, Господи, это же школьный *туалет*, возможно, второе наименее сексуальное место на земле, прямо после родительской спальни. Ну, немного поздновато для не-возбуждающих мыслей вроде *этой*. Кларк раскраснелся так сильно, что уверен, он обязательно должен появиться на каких-нибудь школьных тепловых датчиках. Он быстро вытирается, поправляет бельё, вздрагивает, ощутив, как боксеры цепляются за его не-совсем-сухую кожу. Этого почти достаточно, чтобы снова вызвать волнение, и Кларк сжал зубы, чувствуя мягкое, предупреждающее подёргивание. Напоминание, что да, он подросток, и да, он в значительной степени обречён на то, чтобы испытывать оргазм, и быть готовым к следующему, не успев отдышаться после предыдущего, по крайней мере, ещё несколько лет. Особенно когда носит тканевый эквивалент афродизиака весь *чёртов* день, правда, о *чём* он думал? Застегнув джинсы, он опускает комок туалетной бумаги в унитаз, улавливая свой запах на руках. Он *и* Лекс, как причудливо это звучит, тот ультраэксклюзивный, тонко-пахнущий, неуловимо мускусный шлейф так въелся, что он может почувствовать его *прямо сейчас*, и нет, он не очень усердствует в этой мысли. Тем не менее, он покраснел, и толкнул дверь кабинки, радуясь благословенной, блаженной тишине. Больше никого нет. Просто отлично. Подойдя к раковине, он моет руки, бросая взгляд в зеркало на своё раскрасневшееся лицо. На самом деле, всё не так страшно, правда. Взглянув на часы, он вздыхает. Всего десять утра. Это будет долгий день. Обед — новая и намного более весёлая версия ада, чем туалет. Ученики повсюду, негде спрятаться, и Кларк знает, *знает* что они смотрят на него и думают, что этот парень носит шелковые боксеры под джинсами и это чересчур ему нравится. Параноя? У него? — Кларк? Ты выглядишь немного покрасневшим, — замечает Лана, высказав вслух очевидное, садится напротив него и открывает своё молоко с эффектным поворотом запястья. Пит отрывается от сосредоточенной битвы с мясом, даря ему ещё один из этих наполовину-любопытных, наполовину-удивлённых взглядов. Наверное, суперкраснение — это, по сути, новая сила, с которой Кларк должен научиться справляться. Отлично. Просто здорово. — Ты знаешь, Лана, почему так, — Хлоя что-то заметила садясь рядом с ним, или просто показалось? Кларк посылает отчаянный «спасименяспасименяспасименя» взгляд на Пита. — Ты думаешь? — Пит преувеличенно явно осматривает его сверху вниз, ухмыляясь, и, чёрт возьми, в следующий раз, когда очередной метеоритный мутант придёт за *любым* из них, Кларк припомнит им это. Большая белозубая улыбка говорит Кларку — ты никого здесь не обманешь, приятель. Кое-что у тебя совершенно «в порядке». — Может быть ты немного… разгорячён, Кларк? Он серьезно собирается убить Лекса за это. Пита тоже, сразу, как закончит с первым убийством. — Я в порядке. — Кларк борется с желанием поёрзать, но, по-видимому, достаточно даже мысли, и он дрожит от ощущения перетекания материала — такого хорошего, такого правильного, совершенно *не-подходящего-для-школы*, и нет никакой возможности скрыть, что он выкручивается, как кошка в течке, прямо сейчас. Пальцы ритмично сжимаются на краю стола и дыхание слишком резкое, и это таааак неловко. — Ты был странным весь день, — Говорит Лана, накалывая на вилку длинную тонкую зеленую фасоль с такой интенсивностью, что заставляет Кларка вздрогнуть. — Обычно ты тормозишь, а сегодня едва мог сидеть спокойно. Спасибо, что поделилась. Кларк задаётся вопросом, должен ли он дать Байрону её новый номер телефона. — Хм. — Косой взгляд Хлои это чистейшее, безупречное зло. С таким взглядом она позволила ему сесть в невысохшую краску, когда они рисовали плакаты для стенда по сбору пожертвований. Она такая коварная. — Кларк, да что с тобой такое? — Ничего! — Как убедительно. И я не пришелец с шёлковым фетишем! Принуждающий себя сидеть спокойно и смотреть на мясной рулет. Несексуальный мясной рулет. Или я так только думаю. — Я в порядке, просто… долгий день. Долгий день. Три с половиной часа до конца занятий, и ещё дольше, пока Лекс не вернется с работы, и член Кларка дёргается при одной мысли о Лексе, безупречном, деловом, формальном. Его руки борются с необходимостью скользить вниз, погладить, и нет, он не пойдёт в туалет, не пойдёт в туалет, не пойдёт… — Увидимся на уроке, — Отчаянно говорит он, нащупывая колени. Три комплекта глаз изучают его с интересом и удивлением, и он *действительно* не может справиться с этим, совсем нет. Приклеив на лицо свою самую широкую, самую яркую, самую безумно спокойную улыбку, похожую на те, что серийные убийцы демонстрируют на судебных процессах, он хватает свой поднос, спотыкаясь о трение шёлка от бедра до бедра, повсюду. Боже, *везде*. — Кларк, ты только что сел! — Пит смотрит на него *таким* взглядом: «у тебя новая причуда, и я хочу знать, что это такое»; или «ты носишь чужие шёлковые трусы, Кларк?» Хотя, Пит не может знать, не так ли? Или может? — Я не голоден. Пока, ребята! — Почти споткнувшись о рюкзак Ланы, он думает, что может чувствовать на своём затылке дыхание Лекса, прижавшегося к его телу, гладкую шелковистую кожу и крепкие, слишком умелые ладони, скользящие по груди. Убью Лекса *насмерть*, чёрт возьми. Во-первых, пусть трахает его на голом матрасе. Мантра, которая не помогает справиться с возбуждением вообще, потому что Кларк в значительной степени превосходит такие мелочи, пока учитель продолжает говорить о Браунинге. Выбрось это из головы. Каждый матрас в замке. Потому что три с половиной часа и никаких шансов сбежать в туалет — это просто жестоко. Английский тянется так медленно, будто время совсем остановилось, и Кларк видит, как Лана и Хлоя наблюдают за ним через комнату, их глаза полны непониманием того, что на самом деле происходит с Кларком сейчас, и от каждого взгляда ему только тяжелее не двигаться. Думать. Чтобы игнорировать мягкую гладкость шёлка, сырость от того, что он потеет и течёт, и что *это* закончится, ох, через два часа и пятьдесят восемь минут. И как он до этого дошёл? Верно-верно. Лекс. Лекс и его шёлковые рубашки и шёлковые галстуки и шёлковые грёбаные *боксеры*, их не просто несколько или много, это как священный грааль для коллекционера трусов — чёрные, серые, лавандовые, бледно-зелёные, тёмно-фиолетовые и та, незабываемая пара красного цвета, которую он теперь не носит, но хранит из сентиментальных побуждений. Аккуратно сложенные и отсортированные в верхнем ящике комода, к которому любой невинный, и, очевидно, безумный инопланетный фермер может подойти, чтобы разглядывать и поглаживать мечтательно. Лекс, насмешливо наклонив голову, подарил ему долгий, грешный взгляд, прежде чем подобрать пару отброшенных той же ночью боксеров. Чёрный шелк, как вода, текущая под рукой Лекса. Эти ласки, когда Лекс надел их на него, длинные пальцы скользят по ткани, обостряя чувствительность каждого нерва. Кларк снова вспотел, просто думая об этом. — Носи это для меня сегодня. И как, чёрт возьми, он должен был сказать нет *этому*? Лекс невыносимо сексуально проскользнул в выцветший синий хлопок, в котором Кларк явился вчера вечером, именно так началась вся эта неприятная ситуация. Боже, Лекс, одетый всегда лучше всех, и боксеры Кларка под этими изящно подобранными шерстяными брюками. Где только Кларк в них не побывал за несколько часов до того, как их стащил Лекс, бесцеремонно бросив на пол. Боксеры Лекса обернулись вокруг него, как тело Лекса, гладкое и скользкое, и занятие подходит к концу, занятие должно закончиться сейчас, сейчас, сейчас… Звонок подбрасывает его на стуле, вгоняя Кларка в шоковое состояние, слабая часть его мозга пытается связать его с реальностью — что происходит? О, точно, конец занятий, и Кларк не может поклясться, что он не использовал суперскорость, чтобы выйти на улицу, осознав только яркий зимний день, и хруст снега под подошвами. Он может спрятаться на чердаке в течение ближайших нескольких часов и дрочить до остановки сердца. Что будет уже *слишком*, прежде чем Лекс вернется домой. Когда он поднимает голову, то видит на стоянке Феррари. И Лекса, небрежно прислонившегося к машине, как будто это какой-то другой день, и на нём нет хлопковых боксеров Кларка под этой безупречной одеждой. Лекс, длинное чёрное кашемировое пальто и лёгкая, задумчивая улыбка, Кларк пересекает школьный двор, медленно останавливаясь. — Так рано? — Его голос звучит *слишком* хрипло. — Личное время. — Наклон головы, глаза Лекса двигаются по его телу, и это похоже на то, как руки Лекса гладят его обнажённую кожу. Лёгкая улыбка делается шире, открывая край белых зубов. — Есть возражения? — Нет. — Никогда. И он делает шаг вперёд, совершенно неспособный противопоставить необходимость прикосновения школе и законам, и действительно, действительно, *действительно* неодобрительному отношению своего отца и друзей. Там есть намёк на кремовую шёлковую рубашку, под всеми этими чёрными слоями, которые дразнят глаза и заставляют Кларка напрягать пальцы. — Эй, Кларк! Хлоя будет первой стоять у стенки, когда придёт революция, не вопрос. Кулаки сжались, Кларк оборачивается, наблюдая, как его личная группа нежеланных помощников обступает их. Невозможно убежать. Что всё это значит, акция испорти-Кларку-день? Что, блядь, не так с этими людьми? — Дааа? — Сдвинув свой рюкзак, Кларк может почувствовать, как взгляд Лекса останавливается на его заднице только на короткое мгновенье, достаточное, чтобы получить полное представление о том, что они должны делать *прямо сейчас*, но не могут, потому что общественное место и *суки* друзья. Всё становится менее важным в это *мгновенье*. Чёрт. *Чёрт! * — Я думала, что ты собираешься помочь нам в Факеле сегодня днём, — говорит Хлоя, глядя на него и Лекса, как на сюжет для экстренного выпуска новостей, и её умственный компьютер гудит от напряжения. «Президент ЛексКорп подвергся нападению со стороны местного подростка на школьной парковке». «Требования пришельца, одержимого шёлком, не были удовлетворены». Газета будет продаваться как горячие пирожки. — Эммм… — Твоя статья о футбольной команде, — Хлоя торопится, Пит ухмыляется, Боже, что они *думают*? Отчаявшись, Кларк смотрит на Лану, и правильно, с чего это он должен ожидать от неё помощи? Он чуть заметно усмехается своему решению. Они все идут к стене в пещере. Он пришелец — с такой-то удачей, остальные его «соотечественники» явятся моментально, чтобы покорить эту планету, и у них это займёт *минут* пять, что даёт ему хорошие четыре минуты, чтобы серьёзно поработать, разложив сиденья машины Лекса и минуту, чтобы насладиться приятными чувствами напоследок. Звучит очень неплохо. — Ты занимаешься спортивной колонкой, Кларк? Я понятия не имел. — Плавный, как мёд, голос, и Кларк широко раскрывает глаза, не веря взгляду Лекса, который выглядит чертовски довольным своими словами. Шёлковый *ублюдок*. — Кларк вызвался, потому что мой постоянный репортер завалил химию, — Говорит Хлоя, как будто это новость, достойная упоминания. — Удачно получилось. Как много он успел сделать? Они разговаривают об этом? Здесь? Сейчас? — Совсем немного, мы обновляем макет факела, поэтому спортивный раздел будет перестроен… — Мне, как рекламодателю, было бы интересно узнать, что вы имеете в виду. О, Боже, нет. Совершенно забытый всеми, Кларк слепо следует за группой болтающих друзей обратно в школу, с чувством приближающейся гибели. Шёлк, скручивающийся и скользящий вокруг каждого чувствительного дюйма, а Лекс просто-идёт. С каких это пор, чёрт возьми, стало обычным делом, чтобы Лекс комментировал чёртову школьную газету? — Неудобно, Кларк? — Тихо, на грани слышимости, и Кларк поворачивает голову, чтобы встретить серые глаза, мерцающие чистейшей, истинной порочностью. Он внезапно соглашается с враждебностью своего отца. — Ты понятия *не* имеешь… — Мне нравится хлопок, — Замечает Лекс, и Кларк сглатывает, опустив глаза. О да. Мягкий, изношенный синий хлопок, абсолютно прозаический, под этими дорогими шерстяными итальянскими брюками, и Кларк видит, что Лекс так же возбуждён, как и он. Может быть, он научится, с возрастом, не желать так сильно смерти всем, кто находится между ним и объектом его вожделения? Он натыкается на Хлою, когда она внезапно останавливается у двери редакции, и его румянец такой жаркий, что было бы чудом сдержать в узде тепловое зрение, и кое-что ещё, скоро польющееся из ушей. Взглянув на него, она нахмурилась, но снова повернулась к двери Факела, отперла и зашла внутрь, щёлкнув выключателем света. Коварный, неудобный яркий свет, позволяющий лучше видеть, как Кларк краснеет и дёргается, и желалает быть где угодно, только не здесь. Короткий толчок в спину заставляет его переступить порог, и неужели это пальцы Лекса погладили его через свитер, или он это себе вообразил? Сглотнув, Кларк пытается прислушаться к рассказу Хлои о новых макетах и ​​цветовых решениях, перелистывающей их на своём мониторе, Лекс невпопад кивает, а Лана и Пит заинтересованно наклоняются над столом. Сконцентрироваться прямо сейчас *не*возможно. — Кларк? — Это Хлоя. Может быть, это выражение оленя-ослеплённого-фарами на его лице, заставляет её так моргать. А Лекс, небрежно склонившись к столу, одной рукой поглаживает собственное бедро таким образом, что у Кларка мгновенно встаёт перед глазами образ того, утреннего Лекса, всё ещё влажного после душа, в одних боксерах и ничём больше, и это совсем не помогает. Блядь. Он не будет краснеть, не покраснеет, будет *не* таким румяным. — Да? — Успокойся. Обычное дело. Все обмениваются нижним бельем со своим парнем, верно? Одна светлая бровь выгибается, сияющий взгляд только между ним и Лексом. Конечно, Хлоя не могла не обратить на это внимания, ни в коем случае, но она ничего не поняла. Он так *думает*. — Хочешь посмотреть на окончательный макет? Ты помогал его проектировать. Что он делал? Эти десять футов — самый длинный путь в истории, и Лекс смотрит на него, *смотрит*, как будто они одни, как будто никто больше не смотрит, как будто постепенно снимает с него одежду, наслаждаясь видом, и это *не* незаметно, отчего никто не видит, что происходит? Лекс отодвигается в сторону, чтобы Кларк устроился рядом с Хлоей, кашемир касается тыльной стороны его руки, когда он склоняется к столу, чтобы слепо уставиться на экран ноутбука. Всё, что он сейчас понимает, Хлоя могла бы включить даже порно, и он бы об этом не узнал. — Отлично… — Он не ожидал этого прикосновения. Твёрдая ладонь на спине, болезненно медленно спускающаяся вниз, остановившаяся на его заднице, прежде чем проскользнуть под свитер. Пот выступает на висках Кларка с первым прикосновением прохладных пальцев, поглаживающих его спину словно шёлк, обнимающий сейчас его зад. Прелюдия в факеле. Да, это ад. Это определенно ад. — Кларк? — Выглядит отлично, — Он еле справляется с собой. — Я… мне нравится, как ты… делаешь это. — Делаю что? Мгновенно Лекс прижимается к его спине — о, так буднично наклоняется над плечом, чтобы посмотреть на экран с активным интересом, как будто рука ублюдка не гладит его живот, пальцы не рисуют круги по коже и его член не вдавливается в Кларка. Кларк поглаживает мягкий кашемир пальто, и задаётся вопросом, не выглядит ли он так же, как себя чувствует. Свежий, цитрусовый запах одеколона Лекса, с ноткой пота напоминает Кларку их секс. Долгий, жёсткий, потный, влажный, громкий, ошеломительный секс на шёлковых простынях. Ох, блядь. — Мне кажется, ему нравится цветовая гамма, — отвечает Лекс игривым голосом. — Мне нравится голубой. Убить Лекса, убить Лекса, убить Лекса… — Я экспериментирую с сайтом, — Говорит Хлоя, и она явно в ударе. Хлоя в ударе своей журналистской одержимости, в котором, как известно, они с Лексом могли бы трахаться на столе рядом с ней, и она бы не заметила. Ух ты. Чёрт, о чём он *думает*? — Директор сказал… Её голос исчезает, когда два пальца Лекса скользят за поясом штанов Кларка. – …и Лана считает, что мы должны оставить место для заметок о женской волейбольной команде здесь… Ловко расстёгнутая пуговица будоражит воображение, и Кларк срывается на резкий вдох, когда молния ползёт вниз, Лекс вообще понимает, что они всего в нескольких дюймах от Хлои? Конечно, сейчас она в абсолютно другой вселенной, но в любую минуту может вернуться в Смолвиль. – …рекламные макеты перемещаются в это место, сюда и сюда. Мы меняем ценовую политику… Ладонь над шёлком, сжимает член Кларка и перед его глазами всё синее и чёрное. Лекс что-то говорит Хлое о ценах — цены? — Пит и Лана, он уверен, всё ещё в комнате, но если бы он знал где именно, а Лекс медленно и неумолимо ласкает его. Очень хорошо. Очень неправильно на всех уровнях. Но Боже, как же хорошо. Такая беспечность не доведёт до добра. Кларк почти уверен, что Хлоя собирается в любой момент поймать людей, занимающихся сексом *прямо рядом с ней*, и это будет на обложке Факела, абсолютно точно. «Кларк Кент наконец-то трахнулся» — подробности внутри. В этот момент Кларк решает переоценить свои понятия о здравомыслии и осмотрительности. — Хлоя, у меня есть… — Это безнравственно. Ногти Лекса. Вдохни воздух, хоть немного, пожалуйста. — Домашнее задание. Я должен закончить. Я… займусь сайтом сегодня вечером. Хорошо? Рука Лекса исчезла, и между ними есть дюйм прохладного воздуха, потому что нет, люторовские мальчики со вкусом к пыткам не должны лапать старшеклассников в хорошо освещённых общественных местах. — Хм… конечно. — Она бросает на него мимолётный взгляд. Да, увлеки её какой-нибудь историей, и она ничего не заметит прямо перед своим носом. — Тебя отвезти домой, Кларк? — Лекс спрашивает *это* голосом, напомнившим Кларку расплавленный тёмный шоколад, разливающийся медленно и плавно, тот который они использовали всю последнюю неделю на кухонных столах с умопомрачительными результатами. Секс-голос. Разве Лекс может прожить хоть один день без того, чтобы не нагнуть его на штучном мраморе между духовкой и посудомоечной машиной? — Да. — Джинсы соскользнут вниз, если он не застегнёт молнию, и он отходит, пытаясь незаметно удержать их от падения. Взгляды Ланы и Пита имеют мало общего с исследованием статей, и Кларк отводит взгляд, задаваясь вопросом, правда ли он скатился до публичного секса в редакции. Нехороший знак. — Готов? Джинсы в безопасности. Это мучительно, его член задаётся вопросом, почему, чёрт возьми, ему никак не дадут почувствовать облегчение, и даёт понять, что не хочет больше мириться с таким отношением. Лекс лезет в карман, и Кларк ощущает в своей руке горсть холодного металла. — Хочешь порулить? В *таком* состоянии? На лице Лекса нет ничего, кроме почти безразличной улыбки, затем намёк на розовый язык, скользнувший между белоснежными зубами. Перебрав ключи, он находит подходящий, вонзает его в руку так сильно, как только может. Никакой боли, разумеется. Это сделало бы жизнь слишком *легкой*. — К-конечно. Пока, ребята. — Взмах рукой от Хлои, быстрые кивки от Пита и Ланы, и он может поклясться, что только что объявил о своем намерении использовать заднее сиденье автомобиля Лекса для развлекательных целей, а они этого не заметили. Да. Он чувствует Лекса прямо позади себя, всего в паре сантиметров от того, что скоро это перестанет быть порядочным или даже законным, и он должен подать Лексу какой-нибудь предупреждающий сигнал. Большой, как на железной дороге. Не паркуйтесь ближе двадцати футов, а то будут проблемы. Или что-то в этом роде. Коридор почти пуст, и Лекс встаёт в шаге от него, непринуждённо засунув руки в карманы, с необычайным интересом разглядывая шкафчики. — Я тебя ненавижу. — Тихо и осторожно, специально для ушей Лекса. — Ты удивишься, как мало можно сделать, когда не можешь сидеть спокойно. — Лекс говорит так же тихо, и Кларк бросает на него подозрительный взгляд. — Гейб подумал, что я под кайфом, и я слышал, как он упоминал о вмешательстве. Кларк не может не захихикать, и его нельзя не поддержать. — Знаешь, Лекс, несмотря на мою, и так странную, репутацию, люди действительно замечают, что я дёргаюсь. — Как сейчас. Требуется физическое усилие, чтобы не коснуться Лекса — его ладони зудят. И у Лекса, наверное, тоже. Кларк смотрит вниз, чтобы увидеть плотно сжатые в карманах кулаки, ритмично потирающие кашемир, покрывающий бёдра, как будто они хотели делать что-то другое. Это воодушевляет. — Идём. — Прикосновение к Лексу это, наверняка, ошибка. Электрический разряд, и требуется колоссальный контроль, чтобы не остановиться и не подтолкнуть Лекса к плакату с надписью «Вперёд, Вороны!» слева от него, и не проверить рукой насколько напряжён Лекс. Серые глаза коротко цепляются за него, вспыхнув чистой страстью, чистым *сексом*, если говорить правильно, чёрт. Библиотекарша смотрит на них странным, но совсем не враждебным взглядом, приветствуя Лекса кивком головы, и Кларку очень не нравится, как она скосила глаза под очками, задерживая на нём взгляд. Да, он считает Лекса привлекательным, но, не нужно сыпать соль ему на рану, в то время как законы штата утверждают, что он не должен публично вцепляться в любовника мёртвой хваткой, и тем более хватать за задницу, даже если очень хочется. Она провожает их взглядом, пока Кларк не делает решительный поворот к ступеням, ведущим наверх, и Кларк может поклясться, что она до последнего разглядывала зад Лекса. Нет. У Кларка было восемь кошмарных часов. В ближайшее время у библиотекарши не будет ни единого шанса. — Кларк, куда мы идём? — Голос Лекса срывается на волнующее придыхание, из-за которого член Кларка подпрыгивает, а влажный шёлк цепляется во всех правильных местах. Кларк сжимает зубы и пытается вспомнить расположение секций. — В раздел мифологии. — Там никогда никого нет. Он слышит тихий истерический смешок рядом с собой, но он агент-на-задании. Одна тысяча, две тысячи, Десятичная Система Дьюи — полезная вещь, потому что некоторые номера просто не так популярны, а затем Кларк снова поворачивает, находя правильный проход. Здесь страшная пылища. Отлично. — Кларк, это плохая идея. — Но Лекс снимает перчатки и убирает их в карман, когда Кларк подталкивает его к книжному шкафу, холодные руки касаются его лица. Первый поцелуй пронзает, как электричество, и Кларк почти кончает из-за давления бедра Лекса, ритмично натирающего его член, и он должен отстраниться, чтобы вспомнить, как дышать. — Плохая идея, верно. — Сунув руки под пальто, он расстёгивает пиджак, и да, да, да, шёлк. Так, что его слишком *много*, скользящего по его пальцам и говорящего ему, что это был долгий кошмарный день, и он, безусловно, заслуживает того, чтобы испачкать одежду Лекса. Тогда он вытаскивает из-под ремня рубашку, под которой прекрасная гладкая тёплая кожа, и скользит по ней пальцами, прежде чем снова поцеловать Лекса. В рот вонзается влажный, жаркий, отчаянный язык. Чертовски честный. Очевидно, сегодня Кларк не единственный, кто страдает. — Ты чувствовал? — Шепчет Кларк, выцеловывая солёную шею, находит шёлковое местечко прямо за ухом Лекса, это всегда заставляет Лекса извиваться и дёргаться. Галстук прочь. Он расстёгивает верхние пуговки рубашки без каких-либо слишком неприятных последствий, как, скажем, необъяснимое отрывание. Дразнит языком ставшую доступной кожу, и слышит стон Лекса. — Что… — Это. — Наверное, немного жестоко прикасаться к нему через штаны, и Лекс выгибается, создав новый звук, который, вероятно, ещё не звучал в спектре человеческой речи. Это просто прекрасно. Он толкает ладонью восхитительную *твёрдость*, потирая её медленными кругами, подводя их обоих к грани безумия. — Ты меня чувствовал? Кларк спрашивает, потому что в его штанах был свой собственный воображаемый Лекс, весь день, честно-честно. Двинув бедро между ног Лекса, он слегка прикусывает кожу, не до синяков, нет, ну почему он снова должен быть осторожен? — Весь день. — *Этот* тон-растопленный-шоколад не оправдывает его. Кларк ненавидит любого, кто когда-либо слышал, как Лекс может использовать свой голос — Викторию и Дезире и других случайных женщин, появлявшихся в постели Лекса, опыт, может быть, и важен, но он может много чего сказать об абсолютной, подавляющей решимости, и Кларк решается прямо сейчас. Он *полностью* решается. — Я дважды дрочил в туалете, — Бормочет Кларк, сражаясь с отчаянно сопротивляющимся ремнём, и, наверно, ещё ни одна пуговица на земле так сильно не старалась оставаться застёгнутой. Нет, определенно нет, Кларк не поддастся искушению оторвать её. Всасываясь ещё одним поцелуем под воротник Лекса, он дрожит от ощущения его рук под своим свитером, дразнящих его кожу короткими ногтями, высекающими на его спине какой-то тайный рунический сценарий, наверняка используемый древними греками, чтобы подстрекать любого бога, отвечающего за секс. — Думал о тебе. Мог *чувствовать* тебя. — Хорошо. — Мягкое, протяжное царапанье, и ой, это очень ново. Очень круто, но не достаточно, чтобы отвлечь его член, было просто приятно это ощутить. Руки Лекса теперь на его заднице, подталкивают руку Кларка в гостеприимно расстёгнутые штаны, и да, Лекс настолько возбуждён, что ему нужно *пожёстче*. Руки Лекса жадно мнут его ягодицы, вжимаются в спину, путаются в волосах, притягивая к себе рот Кларка, и острые зубы врезаются в его губы. Лекс двигается как в действительно, действительно грязном фильме, и Кларк расстёгивает джинсы в рекордно короткие сроки, шёлк и хлопок, разделяющие их члены, медленное трение, настолько впечатляющее, что он может кончить только от этого. Мокрый, беспорядочный поцелуй напрочь вырубает любую активность мозга и он выгибается, сосёт язык Лекса, чувствуя разливающуюся волну жара — о да, о, Боже, Лекс, пахнущий так хорошо, такой вкусный, заставляющий чувствовать такое, и он хватается за бёдра Лекса и неистово прижимает их к своим. Дышать не обязательно, чёрт, и двигаться не обязательно, он должен кончить *сейчас*. — Чёрт, Кларк… – Резкий, почти изумлённый выдох, и Лекс напрягся — чёрт возьми, да, Лекс кончает только из-за этого, чудесно, и Кларк ловит потрясающие серые глаза, с невероятно расширеными зрачками, прежде чем сжать руки еще сильнее, и застонать Лексу в рот. Влажное давление на его член, через шёлк, это всё, что ему нужно. Долгий разряд через всё тело, и он дрожит, едва держась на ногах, пока мир вращается вокруг. Он возвращается с небес на землю, когда Лекс сжимает ладонь на его плече. — Кларк. — Лекс задыхающийся, удовлетворённый, просто уже не так остро чувствующий, и Кларк медленно отходит, осознавая влажные джинсы и грязные боксеры и, чувствуя запах, который заведёт его снова, на самом деле, очень скоро. Боже… Могут ли люди переживать такое? — А? — Забудьте про английский. Кларку повезло, что он способен хотя бы к примитивному мышлению. — Поехали. В их будущем есть матрасы. Их много.