Поединок

- Сделай свой выбор! - разносится над замершим лагерем скифов. Горяч молодой волк. Горяч, дерзок и своеволен. Не боится Яру дорогу перейти, вызов бросить. Что ж, он покажет щенку, что Арес на его стороне. Выбрал однажды, выберет и сейчас. - Принимаю я вызов волка. Сделай свой выбор! - Злоба клокочет в горле, гнев, едва сдерживаемый, наружу рвется. Ждать надо, дотемна ждать, а прирезать наглого мальчишку рука тянется уже сейчас. Еще вчера волчонком был, под ногами путался, глаза прятал, как спросишь его о чем. Кажется, так и не научился рот раскрывать, языком рокочущим стаи волчьей не овладел толком, а туда же - вожака на поединок вызвал. Щенок! Тяжел взгляд у Яра, грозен, когда Аресу кланяется. Неглубоким поклон выходит, но важности никакой в том нет: не за челобитие награждает Арес, за смелость и ярость в бою, за кровь пролитую милостью своей одарить может. Не смотрит Барсук на Куницу, лишь Анагасту перепадает взгляд его суровый, да и тот недолог - покидает вожак поляну у идола, прочь идет, в себе недовольство давя. Прав был жрец: щенок вызов ему бросил, как только явился в лагерь. Ох, подвела рука, слаб был удар, да и боярин больно умен - хоть и Лютобором кличут, но лютость свою попридержал, не прикончил того, кто жену его похитить помог. То ли добр слишком, то ли хитёр - обманом в лагерь проник, волку в доверие втерся. Если жив будет Куница, коль Арес вновь его пощадит, в назидание стае наказать нужно, чтоб не смел более чужакам путь к стойбищу показывать. ***** Не ему, вожаку, тревожиться о грядущей битве, но покоя себе не находит, с места на место мечется. То полог откинет, на стаю смотрит, но только не видит никого, в думы свои погружен. Лишь следит, как диск солнечный по небу движется, а все к закату не склонится. То снова к себе уйдет, в полумрак спрячется, нож ритуальный на остроту проверяя. Гонит мысли шальные о том, благоволит ли Арес к нему сейчас и не даст ли свершить месть волчонку за дела давние, мхом поросшие. Для него-то поросшие, а Куница помнит, видать. Смотрит иной раз в его сторону долго, пристально глазами янтарными, взглядом уж больно знакомым, напоминающим вожака бывшего. Не хочет думать о том Барсук, слишком резко по лезвию пальцем ведет, так, что кровь брызгами на одежду падает. Остер нож, но тревога в нем еще острее, не дает на месте сидеть, на простор гонит. Покидает он дом свой, идет по стойбищу, не глядя по сторонам. Только никто путь ему не преграждает, сторонятся все, разбегаются, издали завидев. Темной тучей гнев вожака следует за ним, бурю предвещая, если кто под руку попадет. Бесцельно бредет он вдоль лагеря, словно потерял что, но никак не найдет. Понимает, что нельзя ему стае слабость - смятенье свое - показывать, да только покоя нет в душе. Лишь тогда останавливается, когда видит фигуру, к пленнику спешащую. Жена Лютоборова, видать, урвала кусок с общего стола и ему несет, миску прижимая. Красивая баба, но совсем неласкова: он и так, и эдак к ней, а она его, вожака, на смех перед волками подняла, ославила. Да и в рассветных сумерках Анагаст сквитаться не дал, не велел девку поганить, больно дорога она заказчику. И решил уже дальше идти, чтоб на неуместные нежности и напрасную трату еды не смотреть, ведь не дожить пленнику до рассвета все равно, но скидывает женушка ткань, голову покрывавшую, и ноги Яра к земле прирастают. Видит он пряди красные, меж собой переплетенные, и татуировки на светлой коже. Куницу видит он и глазам своим не верит. Не жена Лютобору еду несла, не любовь к пленнику вела кормящего, а великая подлость. Предал народ свой Куница: не только в лагерь боярина привел, а и сейчас с ним уговаривается, дела темные замышляет, против стаи идет. Не волчонок он - пес шелудивый, что к хозяину новому ластится, учуяв мяса кусок. И одно наказание за это следует - смерть пред лицом Ареса. На стороне Яра бог скифский, недаром из стойбища вывел и увидеть дело гнусное позволил. И свершит волю свою, победу Барсуку даровав, вожаком его сохранив. ***** Темные тучи набегают, луну неполную скрывая, когда стая вновь к идолу сходится, ожидая зрелища кровавого. Стар и млад наблюдает, как судьба народа решается: вожака лишь сам Арес выбрать может, остальные, воле его покорные, безропотно примут власть новую, но и старой противиться не станут. Из десятка волчат лишь один волком становится, но не каждому волку суждено вожаком быть - смелость отчаянная нужна, чтоб вызов бросить, и сила недюжинная, чтоб победу вырвать. Смелости молодому волку не занимать, а вот в силе уступает он Яру. Улыбается Куница, волнение свое за напускной уверенностью пряча; взглядом стаю обводит, глазами Лютобора находя. Ничего не ускользает от Барсука, следит он, в оба глядит за мальчишкой, подвоха ожидая. А ну как сговорились они, как его, Яра, в ловушку заманить, убить на глазах у всех? Переглядываются неспроста, гаснет улыбка на губах волка. И лишь увидев, как над чашей Анагаст руку Барсуку режет, как кровь крупными каплями на дно падает, вновь сиять начинает, будто начищенный медный таз. Недоброе задумал, слишком уверен в себе, слишком спокоен. Не нравится это Яру, да только поделать ничего не может. Вызов принят: теперь лишь Аресу решать, кто из них достоин вожаком быть. Заходится Анагаст в танце древнем, волки ритм отбивают да мелодию странную голосами вычерчивают, призывая бога своего на поединок явиться, стать свидетелем ритуала. Дерзок взгляд Куницы, когда ножи ритуальные из древа вытаскивают. Яр лишь плечом ведет, плащ свой скидывая, неуместную дрожь в руке скрывая. Тревога прежняя возвращается: не ожидал он от противника своего стойкости такой, думал, мальчишка горячность свою усмирил уже и перед ним отступит, страху поддастся. Но тот лишь спокойно выходит в круг, легким кивком Лютобору отвечая, знак подавая, не иначе. Встать бы сейчас перед стаей, заявить о предательстве волка, но только за трусость счесть могут, за попытку избежать поединка. Волею и милостью Ареса победит он мальчишку, вот тогда и узнают все, что не волк Куница, а пес, врагу продавшийся. Верткий мальчишка от удара легко уходит - нож Яра лишь воздух разрезает, полосует его нещадно. Отбивает атаку Куница, руку перехватывает, наверх ведет и сам легко от захвата уходит, будто играючи. И первой кровь Яра проливается, когда нож, кажется, лишь слегка тела коснулся. Сила Куницы не в замахе - в ловкости звериной, в гибкости нечеловеческой, что позволяет раз за разом от удара ускользать. Доволен собой молодой волк: вновь атакует, дразнит, ранит неглубоко, лишь порезы оставляя, играет с жертвой своей, как кошка с мышонком. Не ножом, кулаком бьет Яр, по юркому мальчишке впервые попадая. Тот тут же отвечает ударом, будто молния перед противником мечась, запутывая, увлекая, зацепляя ногой и перекатываясь через спину. Слабеет Барсук, не чета он Кунице; ранит волк его легко, шутя, режет, слизывает с ножа еще горячую кровь и брезгливо сплевывает. Не поспеть Яру за щенком, не дотянуться, не вонзить лезвие в плоть. А тот бьет раз за разом: вот уже и к горлу подобрался, быстрыми ударами кожу рассекая, нож слишком глубоко всаживая. Куница с ног его легко валит и сам на колени падает. Говорит что-то, кричит в толпу; Яру уже не понять, ускользает смысл слов волчонка, как жизнь постепенно уходит из самого Барсука. Нет сил подняться, хотя мальчишка сейчас уязвим более прежнего. Подобраться бы сзади, ударить резко, вспороть грудь или глотку - и пусть уже его кровь песок заливает. Но не подняться с колен, до ножа верного не дотянуться теперь. Неужели Арес отвернулся от него? Неужели даст предателю вожаком стать, народ свой погубить? Гнев внутри вспыхивает и силу придает. Куница уже готов нанести удар последний: смотрит сверху, улыбка довольная на губах играет, в глазах восторг от победы над врагом давним. И в миг сменяется он смятением, когда нож в замахе не в горло Яру входит, а в живот самого Куницы. Неверие детское сквозит во взгляде, когда вздрагивает он, вновь лезвие в себя принимая. Не может быть, чтоб победа выстраданная, давней лелеемой местью окрашенная, так легко противнику досталась. Одним движением всаживает Барсук нож в горло волку и лезвие на себя ведет, распарывая глотку, не оставляя ни единого шанса выжить. И смотрит с насмешкой, кровь с острия слизывая, как хрипит Куница, силится вдохнуть и не может, рывком стремится подняться, но лишь на землю заваливается. Кровь толчками из рассеченной гортани выплескивается, брызгами взлетает на выдохе, сипом воздух выходит через дыру. Умирает волк, но глазами не его, Яра, ищет, Лютобора высматривает. Не ненависть во взгляде его, сожаление и тоска, безысходность нестерпимая. Затихает Куница, не силясь больше вздохнуть, а в Барсуке восторг поднимается. Он - вожак, он спас стаю, и никто не осмелится ему вызов бросить! Арес сделал свой выбор! Куница Яра за волосы тянет - слишком уж жгуче желание видеть лицо Барсука, когда нож по самую рукоять в горло его войдет. За отца мстит, за себя, клятву данную выполняет, другу своему помочь рвется. Но больше всего узреть стремится, как жизнь покинет того, кто отца его предал. Последним, что вожак увидит, лицо волка должно быть, жизнь которого он порушил еще когда тот волчонком был. Странная улыбка блуждает на губах Яра, похоже, он уже на пороге чертогов Ареса стоит и вот-вот грань переступит. Он едва чует, как металл взрезает его кожу, как глубоким ударом нож входит в гортань и резким рывком вверх Куница глотку ему разрывает. Мнится Барсуку, что не собственный хрип слышит, а волк молодой вздохнуть не может; что не его кровь у идола разливается, а Куницы кровь землю пропитала. Стекленеют его глаза, но видит он себя победителем, вожаком, которого Арес выбрал единожды и выбирать будет, пока силы совсем не покинут.