Красотки. 10 лет спустя.

26 серия История Оли "Лучше горькая правда, чем сладкая ложь" Утром четырнадцатого июля я проснулась у себя дома. Нет, я не ночую у Георгия, хотя бы до такого я не опустилась, скажете вы. Наши встречи происходят в больнице, в той самой где проходит лечение мой муж Слава. Только пожалуйста, я вас умоляю, не нужно меня сейчас осуждать, я и сама прекрасно справляюсь с этим, чувствуя себя морально опущенной. Я бы очень хотела попрощаться с Нестеровым, быть честной перед своей семьёй и зажить прежней жизнью, но у меня не получается. Как только я вижу Георгия, я сразу же теряю над собой контроль, не могу объяснить, как это происходит. Моя лучшая подруга Юлька  говорит, что мне нужно уже определиться, но я не могу. Славу оставить не могу, но и разлюбить Георгия тоже не в моих силах. Наверное, хотя, даже не наверное, а точно, мне стоит сознаться Шевцову в том, что я уже давно с другим мужчиной, но как это сделать? Одной из моих задач на сегодня было отвезти детей по их делам, а если точнее, то Артёма на футбол, а Иришку в художественную школу. - Ребята, выходим, такси уже приехало! - позвала я детей, стоя у входа. Парадоксально вот, что : машина Славы стоит в гараже, а я всё время езжу на такси. За тридцать девять лет жизни на свете водить так и не научилась. Вот такая я бестолковая. Всё-таки правильно говорит Юлька, совершенно я к жизни не приспособлена. Мне кажется, учиться уже поздновато, по жизни судьба моя носить розовые очки. - Мам, мы готовы! - произнёс Артём, и я увидела, что они с Ирой стоят передо мной. - Ничего не забыли? - решила удостовериться я. - Нет, ничего не забыли. - ответила моя дочь. - Точно? Артём, бутцы? Ира, кисточки? - Всё взяли. - хором сказали дети, и мы вышли из дома. Как и предполагалось утром в субботу, мы встали в пробку.  Иногда меня раздражает Москва за её оживлённость, люди вечно куда-то спешат, не замечая, что пропускают на своём пути что-то важное, возможно, даже и всю жизнь, как бы грустно это ни звучало. - Мам, а мы сегодня к папе поедем? - неожиданно спросила меня Ирочка. - Нет, сегодня я поеду к нему одна, у папы сложные процедуры, ему нужен покой, а все вместе мы поедем к нему завтра. - ответила я. - Вы сегодня поедете в Подольск, вас заберут бабушка с дедушкой. - Когда уже это закончится? - проговорил Тёма, пристально посмотрев на меня. - Ты о чём? - сделала вид, что ничего не поняла я, хотя, на самом деле, догадывалась, что мой сын имеет в виду. - Когда уже мы с Иркой перестанем на все выходные уезжать то в Подольск, то в Красногорск, когда уже папа вернётся домой, и мы станем нормальной семьёй? Когда всё будет как раньше? - спросил меня Артём, посмотрев в глаза, желая получить от меня ответ на то, что я и сама с удовольствием выяснила бы. - Мой родной, к сожалению, по-прежнему уже никогда не будет... - призналась я и обняла сына, понимая, сколько всего не могу ему рассказать. После того, как я отправила детей на занятия, я решила заглянуть в гости к своей подруге Юле, не потому, что я хочу провести с ней больше всего времени, для меня все подруги одинаково дороги, а потому, что она живёт в районе ВДНХ, а именно к нему ближе всего я нахожусь. Предварительно, конечно, я Вороничевой позвонила и убедилась, что она дома. - Юлька, привет. - поздоровалась я, когда она открыла дверь. - Ты извини, что вторгаюсь к тебе с утра, просто к Славе только через три часа будет можно, а домой совсем не хочется. - Привет, Ольчик. - ответила Юля. - Не говори ерунды, я, на самом деле, очень рада тебя видеть. Проходи, мы как раз с Ванькой завтракать собрались. - пригласила моя подруга и я вошла. Когда я посмотрела в сторону кухни, я увидела Ивана, который стоял у плиты и пёк американские панкейки с клубникой, те самые, которые Юлька просто обожает. Он старался быть максимально аккуратным, разливая тесто точно по формам и срезая подгоревшие корочки, понимая, что Юле так нравится больше. За свои тридцать девять лет я множество раз видела, как мужчины готовят, как готовит папа, Слава, и другие мимолётные ковалеры, которые покидали мою жизнь через две недели, но я ни разу я не видела, чтобы готовили с такой любовью и заботой. И я подумала о том, какая же Юлька счастливая. Ей не нужно выбирать между любовью и долгом, у неё все намного проще. - Привет, Ваня. - поздоровалась я, и мы с Юлькой сели за стол. - Привет, Ольчик, хорошо, что ты пришла, сейчас попробуешь мой кулинарный шедевр. - проговорил он, и, ставя на стол тарелку с панкейками, обнял Юлю. - Ребят, вы такие счастливые. - произнесла я, любуясь ими. - Когда уже у меня в жизни всё будет нормально? - Обязательно будет, Олечка. - ответила Вороничева. - Ты только подожди. - Вот я ждал и наконец-то вот, посмотри, какая красавица со мной. - сказал Ваня, посмотрев на Юльку. - Мне в своё время отец всегда говорил, что тот, кто честен перед Богом и  умеет ждать, получает лучшее. - А я умею ждать. Только перед Богом не очень честна...И не только перед Богом. - договорила я. - Ребят, я, наверное, пойду. - Олечка, ты куда? Ты же только пришла! - её поняла Вороничева, провожая меня. - Юль, я поняла, что мне нужно сегодня сделать кое-что очень важное. Увидимся. - попрощалась я и вышла. Я направилась в больницу. Мне нужно было немедленно поговорить со Славой и во всём признаться, потому, что Юля и Ваня дали мне понять, что обманывая, я причиняют боль не только тому, кого обманываю, но, в первую очередь себе. Я не могу больше молчать. Когда я зашла в палату, Слава уже не спал. Он сидел на кровати и читал свою любимую книгу "Старик и море", которую я, в своё время зачитала ему до дыр. - Привет. - поздоровалась я, стараясь улыбнуться. - Ой, Олечка! - радостно воскликнул мой муж. - Я рад, что ты пришла пораньше, а то здесь со скуки можно умереть. - "Старик и море"? - спросила я. - Да. Ты же знаешь, что это моя любимая книга. Правда, мне кажется, будто бы я прочитал её уже раз десять. Могу наизусть даже цитировать. - проговорил Шевцов. - Вот назови любую страницу и абзац. - Страница семнадцать, абзац первый. - назвала я. - Когда мальчик вернулся, солнце уже зашло, а старик спал, сидя на стуле. Мальчик снял с кровати старое солдатское одеяло и прикрыл им спинку стула и плечи старика. Это были удивительные плечи — могучие, несмотря на старость, да и шея была сильная, и теперь, когда старик спал, уронив голову на грудь, морщины были не так заметны. Рубаха его была такая же латаная-перелатаная, как и парус, а заплаты были разных оттенков, потому что неровно выгорели на солнце. Однако лицо у старика было все же очень старое, и теперь, во сне, с закрытыми глазами, оно казалось совсем неживым. Газета лежала у него на коленях, прижатая локтем, чтобы ее не сдуло. Ноги были босы... - процитировал мой муж слово в слово так, как было написано в книге, которую я держала в руках. - Слава, я хотела с тобой серьёзно поговорить. - начала я. - Нет, подожди, сначала я. - перебил меня он и взял за руки. - Оль, когда я очнулся, я много думал. О детях, о небе, о самолётах, о родителях, но в первую очередь о тебе. На твоём месте любая бы на выдержала и сбежала бы куда-нибудь к морю с каким-нибудь красавчиком. Но ты так не сделала, Олька. Ты осталась со мной и три месяца терпеливо ждала и верила, что я вернусь. Ты идеальная жена, Ольга Андреевна. Спасибо тебе за всё. В тот момент мне стало в разы больнее за то,  как я виновата перед Славой, слёзы больше не могли прятаться за внешней холодностью, они вырвались на ружу, и я просто заплакала, прямо там, перед ним. - Слав, нет. - тихо сказала я. - Я совсем не идеальная жена, кроме того, я в сто, нет, в тысячу раз хуже, чем ты думаешь обо мне. Я шла сюда, чтобы тебе признаться в том, о чём больше не могу молчать... Слава, я тебе изменила... Нет, не так. Я изменяла и изменяю тебе с другим мужчиной, которого, кажется, люблю. - высказала я. - Мне очень больно и очень стыдно перед тобой, но я не хочу обманывать тебя... Я смотрела на него и видела, как его выражение лица меняется с преданного, на ненавидящее. Он резко отпустил мои руки и отодвинулся от меня. - Оль, уходи, пожалуйста. - произнёс Шевцов - В смысле, из палаты? - не поняла я. - В смысле, из моей жизни. - ответил Слава. - Навсегда. - договорил он, и я ушла. Теперь я полностью свободна, но эта свобода, к сожалению, не приносит мне никакой радости. Абсолютно никакой. Наверное, это пройдёт. У Юльки ведь прошло, а чем я хуже?