Добрые люди общего дома

      А вот Юнги в судьбу и знаки не верит и Сокджина встречать совсем не хотел. Оно само как-то получилось.       В спину дует прохладный, а от того чертовски приятный в эту удушающую жару ветерок, и настроение девятнадцатилетнего Мин Юнги находится в пределах отметки «отвратительно, но терпимо». Сегодня его задержали на дополнительных по высшей математике, из-за чего Юнги, буквально проталкивающийся между толпами выходящих из здания школьников, уже на пять минут опаздывает к репетитору по фортепиано.       Заполненный тяжёлыми книгами портфель давит на плечи, но парень старательно это игнорирует, так же как и факт того, что он только что толкнул (случайно, конечно) какую-то растяпу, теперь кричащую в след ругательства и пожелания как можно быстрее подвернуть ногу. Юнги к ней даже не оборачивается, продолжая лавировать между галдящими старшеклассниками и стройными рядами девушек в выглаженных юбках и мечтать поскорее добраться до ворот, за которыми толпы рассасываются и позволяют нормально пройти.       Встречающееся с горизонтом солнце размазывает по небосводу оранжевые оттенки, слегка ослепляя и так не шибко видящего Мина, щурящегося и мысленно обматерившего впереди идущих парней трёх, нет, пятиэтажным матом. Две громилы (по сравнению с самим Юнги), широкоплечие и высокие, преграждают дорогу, закрывая своими мощными телами весь обзор. К тому же, обойти их никак не получится: что слева, что справа — люди, и только эти два чурбана, весело о чём-то беседующие, единственный выход для спешащего Юнги.       Найдя момент, когда справа оказывается немного пространства, вполне достаточного для того, чтобы он мог проскочить и наконец убежать к своему злющему репетитору, Юнги делает рывок вперёд, но все планы разбиваются о ладонь, неожиданно выставленную вправо.       — Ну я же говорил тебе меньше размахивать руками, хён, — обречённо и очень устало стонет один из громил, обеспокоенно разглядывая лицо скривившегося и шипящего Юнги. — Ты в порядке, парень?       А Юнги не знает, в порядке ли он. Ему только что со всей силы зарядили по носу, на пальцах, прижатых к повреждённой части, чувствуется кровь, но вместо раздражения и злости он чувствует обречённость вперемешку с смиренностью, потому что к гадалке не ходи — получит он ещё и от репетитора.       — Мне очень жаль, — раздаётся над головой, и Юнги приходится поднять взгляд с бетонной дорожки с виднеющимися капельками крови на ней на говорящего. — Я правда не хотел тебя задеть, я тебя даже не видел.       Юнги прищуривается. Ах так, его ещё и не видели. Мало того, что покалечили физически, решили его и морально добить?       Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, Мин выпрямляется с поджатыми губами, чувствуя металлический привкус крови на них, и решает не озвучивать, что он, может, и маленький, но до подколенной части этого нахала с огромными лапами с лёгкостью достанет.       — Всё в порядке.       Парни напротив недоверчиво переглядываются.       — Я тебе нос расквасил, — говорит широкоплечка, как мысленно прозвал его Юнги. — Тебе надо в медпункт. Джун, он ещё работает? — Другой парень смотрит на свои наручные часы и кивает. — Пошли, я отведу тебя.       Юнги хмурится и, косо глянув на проходящих мимо учеников, заинтересованно поглядывающих на их трио, мотает головой, из-за чего кровь, продолжающая бежать двумя ровными струйками, разбрызгивается и попадает на воротник белоснежной рубашки. Нет уж, он и так достаточно задержался здесь, никаких медпунктов ему не надо. Сейчас достанет платок, который матушка, вроде бы, кидала на дно его рюкзака ещё месяц назад, и всё будет отлично. Никуда он с этим симпатичным широкоплечкой не пойдёт. Ни за что.       — Я спешу, — он делает шаг вперёд, но незнакомцы становятся стеной на пути, и ладно, вот теперь Юнги точно раздражён. Солнце совсем скрывается за вышками и, возможно, горизонтом, а на школьном дворе практически никого не остаётся. — Какого хрена? Пропустите меня.       — Послушай, — примирительно начинает не-широкоплечка, — ты (прости, конечно) выглядишь хиленько, а кровь, судя по всему, останавливаться не собирается, и тебе может стать действительно плохо от её потери. — Внутри себя Юнги понимает, что слова парня с ямочками правдивы, но желание проводить время в компании этих башен всё равно не появляется. — Надо приложить к носу что-нибудь холодное.       — О! — неожиданно выкрикивает причина юнгиева кровотечения, чем пугает не только находящихся рядом людей, но и сидящих на изгороди птиц. — У моего брата на соседней улице свой магазин, можем туда пойти и приложить что-нибудь из заморозки.       — Отличная идея, хён, — улыбается, вроде бы, Джун.       — Хреновая идея, хён, — тихо передразнивает Юнги и шмыгает, утирая нос ладонью и поражаясь, сколько всё-таки крови набежало. — Ладно, — выдыхает он, — я всё равно уже никуда не успею из-за вас, так что пошлите к брату или куда вы там собрались.       — Ты правда прости меня, — широкоплечка держит Юнги за локоть, объясняя это боязнью того, что тот может упасть в обморок. Ладонь у него горячая — прожигает даже через ткань пиджака и рубашки, но Юнги, поставивший себе условие не разговаривать с человеком, не контролирующим свои верхние конечности, молчит и игнорирует трезвонящий мобильник с именем репетитора на дисплее. Сумерки опустились на плечи совсем незаметно. — Я всегда, когда увлечён разговором, много жестикулирую, но, наверное, пора перестать это делать на улице.       Юнги усмехается куда-то в сторону, мысленно отвечает, что да, очень даже стоит. Это может ему повезло, всего-то нос пострадал, но такими огромными руками можно и вовсе прибить.       Старший брат широкоплечки закатывает глаза на объяснения своего мелкого, после чего, устало махнув рукой, зовёт за собой к холодильникам на складе. Юнги, держащий кисть руки у носа всё то время, пока они шли до круглосуточного продуктового, куда он сам заходит каждое утро перед уроками, чуть не спотыкается об расставленные повсюду коробки, и широкоплечик обнимает его за плечо, чтобы не грохнулся. Молчать становится сложнее.       Ему торжественно вручают замороженное куриное филе и, немного подумав, позволяют забрать его себе. Ну хоть что-то хорошее за этот день.       — Меня, кстати, Ким Сокджин зовут, — улыбается широкоплечка и садится к Юнги на узкую лавочку. Юнги кивает, меняя положение пачки филе. — А тебя?       — Мин Юнги.       — О, ты наконец заговорил.       — А ты что, соскучился по моему голосу?       Сокджин улыбается шире. Юнги кажется, что чужое лицо слишком близко к его собственному.       — Возможно.       — А я Ким Намджун, — представляется стоящий в дверном проёме не-широкоплечка, хитро глядя на парней, — если тебе вдруг интересно, а то со стороны вы кажетесь занятыми только друг другом.       Когда Юнги наконец возвращается домой, мать начинает возмущаться прямо с порога его пропуском занятия по фортепиано, но становится более благосклонной, стоит сыну впихнуть ей уже размороженное куриное филе. В гостиной Юнги находит младшую сестру, обеспокоенную его опухшим носом, но тут же прищурившуюся, потому что «Юнги-я, ты выглядишь иначе. Сегодня у Рыб по гороскопу неожиданные встречи, колись, кого ты там повстречал». Юнги задумывается на секунду и, шмыгнув носом, отвечает:       — Человека с множеством недостатков. Машет руками и шутит не смешно. В общем, жуть полнейшая.       Вот только кто знал, что за эти самые недостатки Юнги его и полюбит.