Художественные вкусы

Когда примарх Фулгрим указал на ширму в своей мастерской и спокойно велел раздеваться, Хатхор Маат сначала подумал о недостойном и неподобающем, после чего немедленно устыдился. Но всё равно осторожно спросил: — Для чего, лорд Фулгрим? — А? — отвлёкшись от батареи баночек, обернулся к нему примарх. — Да просто сделаю несколько набросков обнажённой натуры. Не беспокойся, — хмыкнул он, — непристойные предложения я делаю совершенно иначе. Раздумывая над этим и не касаясь на всякий случай мыслей примарха, Маат разделся за ширмой и аккуратно повесил свои одеяния на вешалку. Поколебавшись, набедренную повязку он тоже снял и положил на табурет, зачем-то тоже стоявший за ширмой, после чего, отчего-то смущаясь собственной наготы, вышел. Но Фулгрим словно этого не заметил. Он спокойно усадил Хатхора на стул, потом поднял и принялся экспериментировать с положением рук, ног, поворотом торса, головы; то и дело отходил и рассматривал получившийся результат, переставлял освещение и менял положение Маата, пока тот не попросил выбрать уже положение для начала; только тогда Фениксиец, вздохнув, перестал то и дело изменять решение, поставил Хатхора в позу «дискобол почти уже кинул диск» и наконец встал за холст. Стоять было не очень удобно, но то ли набросок был сделан действительно быстро, то ли дело было в получившейся композиции, но через несколько минут модель попросили сесть на «вон тот каменный куб с тканью, да на ткань садись, задницу отморозишь ведь!» и расположиться по своему усмотрению. Правда, при виде «усмотрения» художник схватился за белокурую голову и принялся усаживать Маата в нечто менее «зажатое» и «тривиальное». Как раз за этим делом их и застал зашедший по каким-то своим делам Феррус Манус… которому тоже велели идти и раздеваться. Тот, пожав плечами, принялся раздеваться ещё по пути к ширме, мимоходом упомянув, что групповой секс нуждается в согласии всех участников. На что художник возмущённо обозвал его пошляком, ничего не понимающим в искусстве, и кинул ему в спину кисть. После чего обоих обнажённых натурщиков достаточно вольно расположили на всё том же кубе относительно друг друга. — А может, всё-таки драпировок добавишь? — шутливо спросил Феррус. Хатхор постарался абстрагироваться от недвусмысленных биохимических реакций примархов друг на друга и не думал о том, что байки об особых отношениях Фулгрима и Ферруса на самом деле оказались несколько большим, чем просто байки. — Думаешь? — отрешённо поинтересовался Фулгрим, меняя холст. — Хотя я так лучше в следующий раз сделаю. На холсте, впрочем, он ничего рисовать не стал, а достал воистину огромный альбом и принялся набрасывать своих невольных натурщиков пером, то и дело макая его в тушь; каждый новый набросок откладывался в сторону, а моделей просили немного изменить положение то рук, то ног, то сдвинуться относительно друг друга, повернуть голову туда или сюда, склонить, запрокинуть — пока душа творца в очередной раз не выдержала: и принялся Фениксиец на каждый набросок уже самолично менять позы Ферруса и Маата. На одну из них Манус поинтересовался, а не поцеловать ли ему тогда Хатхора, на что ему холодно ответили, что поцелуй тоже требует согласия сторон, а вот художнику вечно не достаётся таких нежностей — и так далее, и тому подобное. Хатхор то и дело скромно заикался, может ли он тогда пойти, но его просили подождать ещё немного, спор заканчивался братскими нежными объятиями, вручением какой-нибудь вазы, заплетанием цветов Маату в волосы и дальнейшими набросками. Когда же Фулгрим, вздохнув и расставив краски рядом с мольбертом, положив палитру на кисти, собрался уже набросать очередную композицию из обнажённых космодесантника и примарха, простыни, огромной вазы и скамьи, им вновь помешали. — Голых мужиков к себе водишь, да? — укоризненно спросила леди Фулви. — А меня не зовёшь? — Голых баб достать сложнее, — отмахнулся Фулгрим. — Это да, — ухмыльнулась Третья, подойдя к брату и поцеловав его в макушку, — за просьбы позирования нагими они тебе и нос подправить могут, и форму лица… И будешь ты уже не такой, как сейчас, чего мне бы не хотелось. Иди давай сам тоже раздевайся, я тоже хочу порисовать голых мужиков!.. раз уж тут целых трое. Давай-давай, а то как других раздевать, так ничего, а как сам, так ломаешься как Сан на медосмотре, честное слово! А то я сама тебя раздену как маленького! Хотевший было попроситься уйти по делам Хатхор вздохнул и заёрзал на скамье. Пока гордо удалившийся за ширму Фулгрим ворчал и раздевался, вопрошая в пустоту, за какие прегрешения досталась ему такая рыжеокая и беспардонная сестра, леди-примарх усадила свою личную летописицу с альбомом за своим мольбертом с закреплённым ватманом, открутила у нескольких тюбиков крышки, зачем-то понюхала и выдавила немного краски на палитру, после чего занялась собственно композицией. Для начала она согнала имеющихся натурщиков и велела убрать вазу вместе с простынёй и скамьёй. Пока Хатхор и Феррус думали, куда приткнуть реквизит, Фулви перетащила на место скамьи каменный саркофаг из дальнего угла мастерской, смахнула с него пыль, положила сверху доску и накрыла это всё воистину бескрайним отрезом ткани глубокого винного цвета. Усадила на край Ферруса, прикатила шар и велела поставить на него ту ногу, которая от мольберта подальше. И сесть нормально, а не совсем на краюшке. А вот дорогой племянник пусть пока сядет с противоположной стороны… И тут наконец вышел Фулгрим, неизвестно по какой причине стеснявшийся. Хатхор искренне не понимал, а спрашивать находил невежливым. — Ложись, — указав на саркофаг, велела леди. — Голову Феррусу на колено положи. Да нормально клади, кисейная барышня! Фениксиец не выдержал и изысканно выразился на кемосийском, что не впечатлило Фулви, но лёг как надо. И ногу одну поставил на пол, а другую просто согнул в колене. — А ты, — обратилась Фулви к Маату, — ложись сверху. Да не так! Фулгрим, не делай такое лицо. Ладно, Хатхор, просто тогда обопрись коленом на край… ага, вот так… наклонись… наклонись, кому сказала!.. и обеими руками обопрись. Нет, слева и справа от Фулгрима. Вот. — По-моему, тут нужна пара драпировок, — скучающе заметил Феррус. — Или ваза. Мы ведь искусством занимаемся? — Могу только масла дать, — ехидно ответила Фулви, — для натирания лежачего. Блики, опять же. Кстати! Она куда-то сбегала и вернулась с кистью винограда, который вложила Манусу в руку. — Будешь кормить с руки брата. Всё, теперь сильно не дёргайтесь. А драпировок не дам, эрекция — это исключительно ваши проблемы. Если что, я скажу, когда застыть. Все трое выразили своё согласие, и леди наконец занялась непосредственно рисунком. Феррус откровенно веселился, клал Фулгриму в рот по виноградине и интересовался, будет ли продолжение художественного беспредела в частном порядке, а то ему кое-кто парадный портрет никак не дорисует. Фулгрим, когда не жевал и не фыркал, говорил, что весь десяток этюдов просто недостоин чего-то там, ему нужно набросать брата снова, куда он дел свою броню и не убрать ли Хатхору волосы, а то щекотно как-то. Хатхор сопел и упирал на то, что боится стронуться с места — после чего художница едко спросила, не сменит ли племянник нависание на деятельность массажиста, а то у неё тут масло, скучающая Маэвис с наброском композиции из трёх голых мужиков и острая потребность разнообразить жизнь натурщикам. Натурщики посоветовали Фулви раздеться самой и присоединиться к честной компании, а запечатлит их целомудренную оргию на голокамеру Маэвис, потому что у неё такая работа, но художница по-простому их послала и посулила поставить под рисунок высокой эротики, а сейчас пусть Феррус ненадолго замрёт. Ну как ненадолго, минут на десять. — Нет, перспектива тут несколько иная, — говорила скрытая холстом Фулви, обращаясь к Маэвис, и, выглянув из-за мольберта, погрозила лохматой кистью хихикающим братьям. — Цыц, я же сказала! Хатхор, замри ты теперь. Ага. Вот, всё, ну вас, работать невозможно, вам бы только поржать! — А почему бы трём благородным господам и не поржать? — осторожно усаживаясь, поинтересовался Фулгрим. В ответ сестра пригрозилась устроить мастер-класс по боди-арту токсичными красками прямо здесь и сейчас и, прихватив Маэвис, ушла. — Давайте уже оденемся и займёмся делами. — Например, наведём ещё голых мужиков… Хатхор вздохнул и под благовидным предлогом выскользнул, решив, что на сегодня с него хватит обнажённой натуры.