Часть 1
24 октября 2018 г. в 21:16
Стоять было тяжело — ноги уже не держали, но Мэттью старался, как мог, цепляясь краем сознания за мысли, которые помогали ему обычно не терять связь с реальностью. Бутылка неплохого вина, которую он купил как раз сегодня, буквально часа три назад. Нельзя сказать, чтобы Мэттью Уильямс любил вино или алкоголь в принципе, но порой без него просто никак — нужно успокоить нервы и расслабиться. Нужно концентрироваться лучше и не сходить с ума от собственных ощущений. Сейчас бутылка стоит на столешнице, она почти опустошена, бокалы рядом немного сияют при свете ночника, будто бы они совершенно чистые, протертые пару секунд назад. Посудина с фруктами стоит рядом. Их тоже купил Мэттью. Виноград, персики, яблоки. Хотелось клубники, но ее парень в промерзлом зимнем Торонто так и не нашел.
— Смотри на себя.
Этот голос, полный твердости и стали, заставляет Уильямса на миг забыть все на свете — кто он такой, как его зовут, зачем он пришел в это место и почему его шею сдавливает нечто, что мешает дышать полной грудью. Но он подчиняется приказу. Не потому, что боится, хотя доля страха всегда была и будет, а потому, что его тело и разум страстно жаждут полного подчинения. Сглотнув, Мэттью поднимает взор и натыкается на свое отражение в зеркале. Еще полгода назад вот такой вот вид самого себя мог бы его шокировать до глубины души, но не сейчас. Сейчас это кажется чем-то более чем естественным.
Он так жалок в своей беззащитности, словно маленький трепетный кролик, попавший в капкан или загнанный хищником в ловушку. Взгляд его фиалковых глаз туманный и неопределенный, затравленный и запуганный, но на дне его пляшут черти, и не заметишь, если не присмотреться хорошенько. Губы покусаны в кровь, под глазами темные круги и влага от слез. Мэттью давно перестал понимать, от чего он плачет — от боли или удовольствия. Да и имеет ли это хоть какой-то смысл? Вряд ли.
Его шею плотно сжимает ошейник. Он красивый и мягкий, не причиняет лишней боли и приятно ощущается на коже, даже если за него кто-то дергает. Кое-кто дергает. К ошейнику прикреплена цепь, тонкая, но очень крепкая. Насколько она крепка Мэттью знал по опыту. Она всегда приятно холодила кожу и заставляла трепетать.
— Ну что, нравится?
Уильямс сглотнул. Порой казалось, что ему для полного кайфа могло хватить просто одного этого голоса, уж очень сильно с него прошибало. Особенно если он звучал вот так, из-за спины, прямо ему в шею или затылок.
— М-м…
Он не знал, что отвечать, но полагал, что в ответе вовсе нет никакой необходимости.
Мэттью стоял в непристойной позе перед трюмо. Он наклонился, оперевшись ладонями о покрытую лаком деревянную поверхность. Это была старая добротная мебель из вишни, Уильямс знал об этом. Одна из тех многочисленных деталей, которая помогала не теряться полностью в собственных противоречивых ощущениях.
— Нравится видеть себя таким?
На сей раз чужая рука, большая и сильная с загрубелой кожей и парой старых шрамов, схватила Мэттью за волосы на затылке. Он потянул на себя, так что парню пришлось выгнуться. Невольно вскрикнув, Уильямс распахнул глаза. Боль прошлась по всему телу импульсами, волновавшими душу и тело. И это было слишком приятно.
— Ты похож на шлюху. Согласен?
Мэттью уставился на свое отражение в зеркале. Однако взгляд быстро метнулся чуть в сторону, на лицо своего мучителя. Разумеется, если его можно назвать мучителем. Согласен ли он с тем, что похож на шлюху? Безусловно, он готов согласиться со всем, согласиться на что угодно, пойти на что угодно, лишь бы только это никак не прервалось. В следующий миг Уильямс вскрикнул от неожиданной боли в районе ягодиц. Он как-то проморгал тот миг, когда его мучитель вообще замахнулся. Проморгал тот миг, когда в чужой руке вообще появился стек.
— Отвечай!
Мэттью заныл. Хотелось умолять об еще одном ударе, но пока рано. Нужно исполнить приказ.
— С…согласен…
— Отвечай яснее.
Он снова ударил его. Боль была безумно приятной и невероятно желанной, она растекалась по коже, словно раскаленный воск, обволакивала все тело и доставляла наслаждение.
— Я похож… — Мэттью сглотнул, смотря в отражение. — Я похож на шлюху… хозяин.
— На распутную шлюху, которая хочет почувствовать внутри себя член. Ведь так?
Он вновь дернул его за волосы, так что Уильямс уставился в потолок. А затем последовал новый удар, теперь уже чуть ниже.
— Да, хозяин, — выдохнул он, уже сходя с ума от наслаждения. — Я шлюха, хозяин. Я хочу ощутить ваш член в себе, хозяин. Хочу, чтобы вы меня разорвали на части, хозяин.
На сей раз мучитель прижался к нему, проводя кончиком стека по спине, на которой еще не зажили старые следы от все того же стека и хлыста. Он буквально дышал в ухо Мэтту.
— Похотливая шлюха.
Несмотря на сказанные слова, его голос звучал потрясающе томно и возбуждающе. И Уильямс благоговел от этого.
А ведь кто мог подумать еще полгода назад, что все в итоге придет к этому? Уж точно не Мэттью Уильямс, который доучивался в колледже Сант-Брука и был самым обычным, незаметным и ничем не примечательным парнем. Его в самом деле никогда никто не замечал, разве что друзья Альфред и Эмили Джонс, которые выросли в доме по соседству и знали его чуть ли не с рождения. Эти двое были двойняшками и погодками Мэттью, весьма гиперактивные и добродушные ребята, которых Уильямс считал своей семьей. С ними всегда было уютно и хорошо, о большем он и мечтать не смел. Так что никакой необходимости в других знакомствах он не ведал. Друзья знали о нем все, равно как и он все знал о них.
В один из неприметных летних дней они втроем взяли машину отца Джонсов и поехали вместе на городской фестиваль. Подобное мероприятие проводилось каждый год и было открыто для всех, потому как мэр Сант-Брука, дама со стальным характером и верой в светлое будущее, была убеждена в том, что жителей города нельзя делить по социальному статусу. Такая политика пришла в город вместе с ней, прежний мэр имел совершенно иную точку зрения и старался отгородить жителей презентабельных районов города от тех, кто обитал в районах, окрещенных как «сложные». Эти места были источниками криминала, с которым было весьма сложно бороться, особенно при политике бывшего мэра, который по сути отдал территорию бандитам. Все это прекрасно понимали, а потому и поддержали нового мэра и ее начинания. Хотя жить по-новому было сложно. Привить всем мысль о том, что отныне все равны — дело не одного дня, все это понимали. Потому мэр и сделала городской фестиваль ежегодной традицией. Первые два года фестиваль стабильно заканчивался многочисленными драками, на третий год как-то обошлось без них. А четвертый фестиваль и вовсе прошел без всяких проблем, что не могло не радовать.
Эмили решила за себя, друга и брата, что они обязаны посетить кинотеатр под открытым небом. Ее даже не волновало, какой это будет фильм. Так что плед они взяли с собой заведомо, а уже ближе к вечеру заняли удобное место на поле.
Уильямс, который всегда чувствовал себя неловко в большой толпе, старательно отвлекался на фильм. Это было все сложнее, потому как устроившиеся в нескольких метрах от них молодые люди не самой добродушной наружности активно шумели, громко разговаривая, свистя и смеясь над чем-то. Эмили была раздражена тем, что ей мешают смотреть фильм, Альфред то и дело порывался высказаться о том, что он не в восторге от перспективы терпеть такое отребье, и один лишь Мэттью просто молил все ведомые ему силы о том, чтобы все обошлось.
Это была целая банда, известная своими пусть и не серьезным, но все же плохими выходками. Ее лидера, парня по имени Луиджи, низкорослого шатена с итальянским акцентом, боялись все, даже полицейские. И именно он больше всех и шумел. Все кругом старались не обращать на это внимания, потому как связываться с Луиджи себе дороже, но вот Эмили не выдержала и демонстративно поднялась на ноги.
— Эй, умник! Будь так любезен шутить дома, а не в общественном месте, тут люди пытаются фильм смотреть!
У Мэттью душа вмиг ушла в пятки. Все разом обернулись в сторону Эмили, которая, однако, нисколько не испугалась такого повышенного внимания. Сглотнув, Уильямс решился посмотреть в сторону Луиджи. Эта компания обошлась без пледа. Они сидели прямо на траве, попивая пиво из металлических банок. Гопники, иначе и не скажешь.
— Ого, — усмехнулся Луиджи, бросив выразительный взгляд на грудь Эмили. — Что ж вы сразу не сказали, что мы мешаем?
Он выглядел пугающе спокойным, и в этом мог быть какой-то подвох. Не успел Мэттью об этом подумать, как его буквально прошиб чей-то внимательный взгляд. Редко, но все же бывает так иногда, что чей-то взгляд можно ощутить на коже как нечто вполне материальное. И это был ровно тот случай. Сидевший рядом с Луиджи парень смотрел на Уильямса в упор, этот взгляд Мэттью мог рассмотреть даже за стеклами причудливых красных стекол его очков. На парне была помятая красная куртка, под которой виднелась лишь дранная майка черного цвета. Брюки были свободными и изодранными в области колен, ботинки на высокой подошве отчего-то не зашнурованы. Русые волосы закрывали лоб, они были собраны на затылке в некий безобразный хвостик, создавая впечатление, что их обладатель понятия не имеет о том, как пользоваться расческой.
Уильямсу стало действительно страшно. Он даже думать забыл про Луиджи и Эмили, а потому чуть продрог, когда подруга снова заговорила.
— Я только что это сказала.
Луиджи улыбнулся. В этой улыбке не было и намека на доброжелательность, разве что нечто опасно маниакальное.
— Раз девушка просит… — он посмотрел на своих товарищей. — А ну захлопнулись, гиены.
Все члены его банды разом присмирели, а Эмили села на место. В тот же миг наблюдавшие за происходящим люди одобрительно закивали ей, но сама Эмили вернула свое внимание происходящему на экране.
— Не могу поверить, — выдохнул Мэттью, отведя взгляд от того самого незнакомца.— Ты угрожала банде гопников.
Но Эмили лишь хмыкнула.
— Я им еще не такое устрою, если будут мешать мне отдыхать.
Казалось бы, на этом все могло закончиться, но Уильямс просто не мог больше расслабиться. Он ощущал чужой взгляд, но сам не оборачивался и старался унять бешеное биение сердца. Фильм был окончательно забыт, казалось, вообще все перестало иметь значение, кроме того самого взгляда. Мэттью слишком отчетливо его ощущал.
Он снова обернулся, когда стало просто невыносимо делать вид, будто ничего особенного не происходит. Незнакомец коснулся пальцами своих очков и чуть опустил их, давая понять, что он в самом деле смотрит на Мэттью. Сидевший рядом с ним Луиджи хмыкнул и припал к банке с пивом, кажется, еще один парень что-то понял, но дальновидно уставился на экран. Уильямс сглотнул. Ему было страшно, вне всякого сомнения, но при этом его охватило некое волнение, не связанное непосредственно со страхом. Нечто такое, о чем он прежде вовсе не позволял себе думать, ни под каким предлогом. Нечто, что им самим было возведено в ранг строжайшего табу. Незнакомец отвел взгляд лишь в тот миг, когда его в бок пихнул Луиджи. Шатен что-то шепнул, и верзила в красной куртке коротко кивнул головой. Казалось, Луиджи был чем-то доволен.
Мэттью отвернулся.
— Ты чего? — спросила Эмили.
Альфред тут же обернулся к ним, отрываясь от фильма, а Уильямс постарался как можно убедительнее улыбнуться.
— Ничего. Просто сок закончился, пойду куплю еще.
Эмили нахмурилась и кивнула, а Альфред тут же вернул все свое внимание на экран.
— Ладно.
Уильямс не понимал, зачем ему понадобилось куда-то идти. В стакане был сок, не было нужды идти в сторону ближайших торговых ларьков, установленных в честь фестиваля, и покупать добавку, но Мэттью безумно хотелось умчаться прочь. Не сидеть больше на месте ровно, а уйти куда-то от этого чертового взгляда, из-за которого его вдруг так переклинило.
Что это вообще могло такое быть? Почему его тело охватила судорога, а сердце начало биться чаще? Слишком уж это странно и непривычно. Слишком приятно. Странно, но он понимал, что не опасается того незнакомца в полной мере. Что ему может сделать этот гопник, да еще при таком массовом скоплении народа? Да и за что? Даже отъявленным хулиганам нужен хоть какой-то повод для того, чтобы устроить мордобой. Тем более, что с Мэттью всегда рядом Эмили и Альфред. И если Ал едва ли не до аномального силен физически, то Эми ходит на каратэ и знает толк в том, чтобы вырубить зарвавшегося гопника.
Нет, Уильямс не боялся того, что на него нападет кто-то из банды. Он боялся чего-то совершенно другого, и именно это и было необычно.
Как и ожидалось, возле ларьков людей практически не было, ведь весь народ компактно скучковался на поляне. Мэттью, не думая, достиг самого крайнего из ларьков и сперва просто уставился на тщедушного вида продавца — парнишку лет семнадцати, явно школьника на сезонных заработках во время каникул.
— Что вы хотели? — спросил он, практически не отрываясь от своего айфона.
Уильямс пожал плечами.
— Яблочный сок, пожалуйста.
Он протянул свой стакан, давая понять, что хочет добавки, но молодой продавец, так и не поднявший на него взгляд, налил сок в чистый стакан и протянул ему.
— Два доллара.
Мэттью уставился на парня, прикидывая, стоит ли дать понять ему что к чему. Однако никакого желания вступать в полемику у него не было в принципе. Достав из кармана два доллара, он протянул их продавцу, а после взял второй стакан и проследил за тем, как парень не глядя положил деньги в кассу, ни разу не оторвавшись от айфона. Не лучший работник, определенно. Уильямс уставился на два стакана в своих руках. Как он, должно быть, глупо выглядел в тот миг. Было бы умнее избавиться от одного стакана и вернуться к друзьям, убедив себя в том, что все нормально. Однако едва парень обернулся, он замер. Перед ним очутился тот самый незнакомец в красной куртке. Теперь он был без очков, так что Мэттью смог разглядеть его голубые глаза и густые брови. Сам факт того, что этот человек оказался прямо перед ним, заставил Уильямса вздрогнуть и замереть на месте. Он честно не понимал, от чего все его тело просто сковало разом, отчего страх смешался с необъяснимым трепетом.
— Не такой смелый без подружки?
Это было первое, что сказал Мэттью этот странный, на вид весьма внушительный и пугающий человек. Уильямс даже не уловил сути вопроса. Он просто уставился на парня, который, по всей видимости, был едва ли намного старше него, просто чуть выше, накаченный, хмурый и какой-то безэмоциональный. Мэттью просто смотрел на него, сам не понимая, какие именно эмоции его охватили.
Когда незнакомец махнул головой, а после неспешным шагом направился в сторону, Уильямс с трудом перевел дух. Он понял, что парень позвал его за собой. Позвал без слов, словно тем самым давая возможность выбирать, давая возможность унести прочь ноги, пока еще не поздно. Мэттью понимал, что надо действовать. Сейчас или никогда. Он мог просто уйти, пользуясь тем, что незнакомец ушел в сторону за ларьком, где было темно. Однако вопреки здравому смыслу он направился следом за ним, прекрасно отдавая себе отчет в том, что случиться может вообще что угодно. Там их никто не увидит, в случае чего на помощь никто не придет.
Да, Уильямс все понимал, но ноги словно сами собой повели его следом за незнакомцем, близость которого в той же степени пугала, что и будоражила воображение.
Там, за ларьками, было не настолько темно, как думал Мэттью, но совершенно безлюдно. Едва он остановился, осознав, что рискует впечататься в чужую спину, как незнакомец резко обернулся. Все мысли разом спутались. Кажется, Уильямс уже хотел было что-то спросить, поинтересоваться, зачем его позвали, возможно, даже предложить парню сок, раз уж у него теперь аж два стакана этого проклятого сока, но все слова так и застряли в горле.
Когда стаканы упали на неровный местами асфальт, а брызги сока полетели на брюки и кеды, Мэттью вовсе не обратил на это никакого внимания. Именно в тот миг это не имело вообще никакого значения, потому что сильные руки парня вцепились в его плечи, вжимая его самого спиной в твердую стену ларька. Ожидал ли Уильямс подобного? Нет, совершенно точно. Он мог ждать удара в лицо, каких бы то ни было слов, не важно о чем. Да вообще чего угодно, но точно не того, что этот человек прижмет его к стене и поцелует в губы.
Это было подобно раскату грома на безоблачном небе. Мэттью закрыл глаза, ясно ощутив терпкий запах табака. Он сам приоткрыл рот, даже не думая о том, что это позволит парню скользнуть языком внутрь, касаясь десен и неба. Совершенно неожиданно для самого себя он осознал, что, оказывается, хотел этого не меньше, чем этот верзила в красной куртке. Если даже не больше.
Чужая душа — всегда потемки. Кто бы мог подумать, что потемками похлеще может быть твоя собственная душа. Мэттью и понятия не имел о собственных желаниях, именно поэтому его так повело. Он просто пропал в своих ощущениях, а после обнаружил, что его руки едва ли не с отчаянием цепляются за красную куртку, что он сам прижимается к парню плотнее, что его губы активно отвечают на откровенный и слишком пошлый поцелуй. Это было сродни безумию, ведь Уильямс никогда прежде не позволял себе ничего подобного.
Когда они не без труда оторвались друг от друга, парень уткнулся ему в шею. От незатейливого прикосновения его губ к чувствительной коже Мэттью весь выгнулся, восторженный, но при этом отчаянно желающий чего-то большего. Он и сам не понимал, чего именно, но практически не боялся этих непонятных желаний. Именно в тот момент не боялся, потому как наличие в его объятиях этого жуткого парня в красной куртке притупило вообще все страхи. Опять же, вопреки здравому смыслу.
В какой-то момент этот здравый смысл вернулся. Мэттью распахнул глаза и отстранился от парня.
— Мне… — он невольно кашлянул, сам удивившись тому, что говорит хриплым голосом. — Мне надо идти…
Зная Эмили, он мог предположить, что она точно пойдет его искать, если он задержится. Кажется, только эта мысль и заставила его отстраниться. Незнакомец в ответ хмыкнул. Он словно вовсе пропустил слова Уильямса мимо ушей, хотя Мэттью и понимал прекрасно, что парень все понял и принял к сведению.
— Я, кстати, Джеймс. Джеймс Уильямс.
Мэттью так и замер с приоткрытым ртом. В тот момент он просто влюбился в этот хриплый голос, в его голубые глаза и ехидный взгляд. Осознание этого было подобно взрыву сверхновой.
— А я… — он снова кашлянул. — Я Мэттью. Тоже Уильямс.
Они оказались однофамильцами, что даже не удивительно, мало ли в Канаде Уильямсов, больше чем достаточно. Вовсе не это удивило Мэттью, а сам факт того, что они познакомились настолько странным образом.
Джеймс снова приник к его губам, целуя все так же глубоко и пошло, а Мэттью при всем желании не смог бы не ответить на этот поцелуй. Когда же все закончилось, Джеймс сам отошел от него.
— Я тебя найду. Позже.
Сказав это, он ушел, напоследок бросив взгляд на светлые брюки Мэттью, на которых остались следы от пролитого сока. Его шаги еще долго эхом звучали в голове Мэттью.
Именно так в его жизни появился человек по имени Джеймс Уильямс, тот, кому было суждено перевернуть весь его мир с ног на голову, стать центром этого мира и главным смыслом существования. Но именно в тот вечер Мэттью об этом даже не подозревал. Он просто коснулся кончиками пальцев своих губ, словно желая снова ощутить тот самый привкус на устах и языке, при том понимая, что будь на то его желание, но бы не хотел, чтобы Джеймс от него хоть куда-то отходил.
Позже время показало, что Джеймс Уильямс держал свое слово. Он без проблем нашел Мэттью спустя лишь два дня, в течение которых тот успел подумать слишком уж о многом. Так все и началось.
Когда человек врывается в жизнь и решительно наводит в ней свои порядки, это сильно влияет на все. Теперь прошло полгода, Мэттью полностью привык жить иначе, но первое время было сложно. Все происходило слишком стремительно, а генератором всех радикальных перемен был Джеймс Уильямс. Когда Мэттью представил его Эмили и Альфреду как своего парня, те сильно удивились и даже решили, что это шутка. Кто бы мог подумать, что вечный тихоня Мэтти, такой незаметный, неприметный и тихий, которого даже преподаватели в колледже не замечали, мог связаться с одним из самых опасный людей Сант-Брука. Даже сам Мэттью долго не верил в то, что все так сложилось. Просто Джеймс поставил его перед фактом, сказав одно лишь лаконичное «Теперь ты мой». Разумеется, Мэттью возмутился. Он был тихоней, да, но попыток вмешательства в свою жизнь не переносил на дух и мог проявить твердость, если в том есть нужда. Как правило, это происходило редко и настолько эффектно, что все замирали в немом шоке от самого факта о том, что тихоня Уильямс заговорил как настоящий мужчина. Возможно, из-за этого его и побаивались многие. С тем же Луиджи было проще, ведь все могли по его лицу угадать настроение и предсказать опасность, а Мэттью же был добрейшей душой, пока его не доводили, и в такие моменты он мог дать фору тому же Луиджи. Было ли это совпадением или святым провидением, но Джеймс не просто не удивился, когда Мэттью однажды на него сорвался, но еще и довольно кивнул, заметив, что когда Мэттью показывает характер, он необыкновенно сексуален. И до чего же Уильямс в тот миг завис, услышав эти слова.
Джеймс словно был создан для Мэттью. Он полностью понимал и принимал его характер и привычки, умел молчать, когда надо, говорить тогда, когда нужно и именно то, что важно было услышать Мэттью. В нем была та неуловимая на первый взгляд чуткость, которой так не хватало самому Мэттью, он прекрасно разбирался в людях и умел слушать. Последнее Мэттью особенно ценил. Его любимые друзья всегда боролись за то, чтобы быть в центре любого повествования, они никогда не слушали о переживаниях друга-тихони и даже не осознавали, что у него есть такая нужда — выговариваться. А Джеймсу не нужно было даже намекать, он сам все понимал. И он действительно слушал. Так что к концу первого месяца их так странно начавшихся отношений Мэттью осознал простую истину — это были идеальные во всех смыслах отношения.
Они целовались, часто гуляли вместе, ходили в одно и то же кафе, пару раз сходили на хоккей и в боулинг, а однажды даже умудрились собрать компанию из друзей, в которую вошли Эмили, Альфред, Луиджи и слишком веселый для адекватного человека парень по имени Бернхард. Все закончилось сумбурно, потому как Альфред нашел в весельчаке Бернхарде родственную душу и забыл обо всем на свете, Луиджи не шибко галантно начал ухаживать за Эмили, а Мэттью и Джеймс сбежали прочь уже через час. Они оказались на территории летней террасы далеко от центра города, пролезли через ограду и устроились на живописном местечке под фонарным столбом. И это был невероятно романтичный вечер.
А спустя уже два месяца после дня знакомства Джеймс впервые намекнул Мэттью на секс. Разумеется, это было более чем ожидаемо, ведь отношения между двумя влюбленными людьми должны подразумевать под собой секс, но вот чего Мэттью точно не ожидал, так это того, что Джеймс первым делом расспросит его о том, что ему нравится и что хотелось бы попробовать. Все-таки, несмотря на внешнюю грозность, Джеймс оказался очень чутким, понимающим и даже нежным человеком. Пусть только в отношении Мэттью, который стал для него особенным ровно в тот миг, когда он его в первый раз увидел.
Мэттью гортанно выдохнул от нового удара. Джеймс смаковал каждое мгновение, то медленно проводя стеком по покрасневшей коже, словно дразня, то размахиваясь для нового удара, и все это действовало намного лучше, чем любой алкоголь.
— Говори!
Когда Джеймс отдавал приказы, его хриплый голос обволакивал все кругом, заставляя Мэттью трепетать всем телом и желать упасть ниц перед этим человеком и поклоняться ему, словно божеству. Джеймс об этом знал, не мог не понимать, но никогда не терял от этого самоконтроля и всегда доводил игру до конца. Игру, которую придумал для них именно Мэттью.
Когда они впервые пошли в секс-шоп вместе, Мэттью едва не сгорел от стыда. Он стеснялся до сих пор, вспоминая, как в первый раз они купили стек, на второй раз хлыст, когда стека стало уже слишком мало, а на третий раз пару вибраторов и анальные шарики. Список интересных покупок пополнялся, и Мэттью бы не солгал, если бы сказал, что ему до сих пор стыдно даже от мысли о том, что под его кроватью в ящике хранятся все эти любопытные игрушки. Но стыд проходил без следа, когда игра начиналась. В эти моменты менялось вообще все.
— Я шлюха… — голос едва не сорвался. Мэттью сглотнул и продолжил. — Накажи меня, хозяин. Пожалуйста…
На сей раз удар пришелся по пояснице. Мэттью вздрогнул. Стоять было все сложнее, ноги уже почти не держали.
— Громче.
Джеймс размахнулся и ударил по спине, особенно сильно, так что наверняка пойдет кровь. Мэттью вскрикнул в голос.
— Хозяин! — перед глазами потемнело. — Еще! Хозяин!
Его мольбу не стали игнорировать. Последовал еще один удар, не такой сильный, но ощутимый, а потом еще. Джеймс любил их чередовать, так чтобы Мэттью не смог предугадать, когда будет больнее. И это тоже нравилось им обоим.
— Проси, шлюха!
Спину вновь опалило острой болью. Мэттью закричал, выгнувшись дугой.
— Умоляю! Еще!
Джеймс принялся наносить удар за ударом. Все кругом потеряло всякий смысл, кроме этих хлестких ударов, которые едва ли не разрывали кожу. Концентрировавшийся на ощущениях Мэттью не имел понятия о том, что от одного из ударов по спине уже бежала струйка крови, он бы не понял этого при всем желании.
— Не падай! Стой ровно!
Удары продолжались. Джеймс явно не был намерен давать ему хоть немного передышки, а Мэттью окончательно пропал в своих ощущениях. Из глаз побежали слезы, в ушах стоял звон, боль полностью оглушила, но парень смог все так же стоять на ногах. Он был совершенно нагим и таким потрясающе беспомощным, ровно таким, каким мог бы показать себя только своему Джеймсу.
Когда удары прекратились, Мэттью захныкал. Он хотел передышки, но вместе с тем хотел, чтобы ему сделали больнее. Собственные противоречия терзали его слишком уж часто. Достигая пика наслаждения, он терял сам себя и всякую связь с реальностью, и в такие моменты оставалось лишь полностью отдать себя на милость Джеймса, уж он-то точно знал, что надо делать.
— Выгнись.
Рука Джеймса в черной кожаной перчатке грубо потянула его на себя, придерживая за талию. Мэттью быстро понял, что от него требуется, а потому выпятил зад, прогнувшись в спине, ровно так, как нравилось Джеймсу. Он тут же коснулся пахом ягодиц, так что Мэттью ощутил металлическую бляшку на ремне, жесткую ткань брюк и заметно выпирающий бугорок. Кончик стека вдруг оказался сначала на плече Мэттью, а потом скользнул ниже, волнуя воображение, по животу к члену, который стоял колом и был влажным.
Мэттью был возбужден, так что прикосновение кончика стека к самой головке заставило его совсем уже жалобно простонать. Хотелось чего-то большего, более ощутимого прикосновения, и не важно, будет ли это боль или нежность. Он был согласен вообще на все.
Тем временем Джеймс внимательно разглядывал оставленные им же отметины на спине любовника. Они заметно выделялись на фоне других, более старых, ставших розоватыми. Маленькая струйка крови пробежала ничтожное расстояние на пять сантиметров — сущий пустяк.
— Какое непотребство.
Мэттью замер, пытаясь понять, о чем идет речь и что должно произойти сейчас, но Джеймс не дал ему подумать. Он провел кончиком стека чуть ниже, к подтянувшимся яичкам дрожащего Мэтта, а сразу после приблизил лицо к его спине. Когда он слизал кровь самым кончиком языка, Мэттью снова простонал. Не так, как от боли, с громким восторгом, а чувственно и томно, словно заправская шлюха. Джеймсу это понравилось.
— Ах…
Почувствовав, что парень полностью расслабился, Джеймс усмехнулся и нанес очередной удар, который пришелся в бок. Теперь он бил не сильно, почти лениво, но Мэттью все равно вздрогнул от неожиданности.
— Не расслабляйся. Пора поработать ртом, не находишь?
Мэттью тут же с шумом сглотнул. Не стоило гадать о том, что это значит. Он часто делал минет Джеймсу, но все равно каждый раз перед процессом волновался, словно в самый первый раз, и над этим он был совершенно не властен.
Джеймс вновь не дал ему ни мгновения для того, чтобы подумать хоть о чем-то. Он уверенно запустил пятерню в чужие волосы и дернул на себя, заставив Мэттью вскрикнуть, а после повернул к себе лицом. Ему всегда нравилось, что в такие моменты Мэттью становился полностью открытым перед ним, словно с него содрали кожу и обнажили настолько сильно, насколько только возможно обнажить человека. Такой Мэттью — трепещущий, жалкий, еле стоящий на ногах, готовый на все, — был самым лучшим и драгоценным подарком судьбы для Джеймса.
— На колени, сучка.
Мэттью с готовностью рухнул на колени перед ним, смотря с таким невообразимым трепетом. Так мог смотреть только он. Джеймс все так же сжимал в руках стек. Когда он скользнул им по лицу Мэттью, парень трогательно покраснел, это было настолько же мило, насколько и чертовски не логично при таком раскладе.
Мэттью осмотрел Джеймса. Его любимый человек сейчас казался самым прекрасным в мире мужчиной. Хотя, конечно, именно таковым он для него и был. На теле Джеймса помимо брюк была черная майка, которая плотно облегала накаченный торс и обнажала сильные руки. Мэттью безумно нравилось это тело, нравилось смотреть на то, как Джеймс тягает штангу или подтягивается, это всегда было невероятно красиво и эффектно. Остановив взгляд на том самом месте, где дорожка темно-русых волосков уходила под ткань брюк, Мэттью сглотнул. Он хорошо знал, что должно сейчас произойти, и хотел этого всей душой. Спина болела нещадно, но эта боль лишь раззадоривала, заставляя едва ли не ныть от нестерпимого наслаждения.
Джеймс ударил его стеком по плечу. Не сильно, но более чем ощутимо, так что у Мэттью в который раз едва не перехватило дыхание.
— Расстегни ремень.
Мэттью задышал ртом.
— Да, хозяин.
Его руки дрожали. Бляшка ремня была холодной и тяжелой. На ум сразу пришли воспоминания о том, как Джеймс однажды буквально выпорол его этим самым ремнем. Это было больно. Настолько больно, что Мэттью в тот раз разрыдался и кончил, даже не коснувшись ни разу члена руками. Полнейшее безумие, не иначе.
— Шевелись. Не заставляй меня ждать.
Мэттью икнул. Да, нельзя заставлять ждать. Он расстегнул ремень, а после и молнию на брюках. Когда они были заняты игрой, дело обходилось без нижнего белья, это было негласное правило. Мэттью спустил чужие брюки, смотря на сильные ноги, покрытые практически бесцветными волосками, словно в первый раз. Член Джеймса, большой и внушительный, был влажным на конце.
Когда свободная рука Джеймса снова вцепилась в его волосы, Мэттью прикрыл глаза. Как же ему нравились подобные маневры. Наверное, друзья посчитали бы его больным на всю голову, если бы он хоть заикнулся о своих наклонностях. Один лишь Джеймс их полностью принимал.
— Высунь язык.
Мэттью снова с готовностью исполнил приказ. Джеймс потянул его за волосы на себя, так что парень буквально ткнулся носом в самое основание члена, касаясь паховых волосков. Он тут же всосал в рот одно яичко, прекрасно понимая, что именно от него и требуют. Джеймс удовлетворенно выдохнул.
— Работай языком активнее.
Руки Мэттью, сжимавшие ткань брюк, нерешительно скользнули выше, по ногам к самым бедрам. Он вдруг отчетливо вспомнил, как это все было в самый первый раз. Кто бы мог подумать, что тихоня Мэттью сам упадет на колени перед Джеймсом в укромном местечке в парке поздним вечером, но это случилось, и оба парня были ошарашены тем, что это вообще произошло. Мэттью в первый раз в жизни делал кому-то минет, а Джеймс просто получал удовольствие от процесса. Они так увлеклись процессом, что по итогу Джеймс кончил в рот своему парню, а тот едва не захлебнулся с непривычки. И кто-то мог бы сказать, что первый опыт был неважным, но Мэттью всегда вспоминал тот раз с восторгом, в основном из-за последовавшей реакции Джеймса, который сам сел на колени перед ним и крепко обнял, а потом, заметив, что Мэттью немного дрожит, решил, что тот замерз, и тут же снял свою излюбленную красную куртку. Когда этот элемент гардероба, который у Мэттью сильнее всего остального ассоциировался с Джеймсом, оказался на его собственных плечах, Уильямс едва не разрыдался от счастья. Это был особенный момент, слишком особенный для них обоих, и парни это понимали.
Обхватив рукой член, Мэттью чуть сдвинул крайнюю плоть, обнажая бордовую головку. Языком он все так же лизал подтянувшиеся яички, как это нравилось Джеймсу. Он слишком хорошо изучил, что любит его парень, и делал это с невероятной охотой, испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие.
Когда любимый парень снова дернул его за волосы, Мэттью тихо простонал от удовольствия и оторвался от своего занятия. Его взгляд был заплывшим, этого следовало ожидать. Он уставился на Джеймса снизу вверх, прикидывая, какой вид открывается перед ним — распутное лицо Мэттью, его влажные губы, приоткрытый рот, влажные от слез глаза и касающийся щеки возбужденный член. Глаза Джеймса были полны желания, этот взгляд дурманил даже сильнее, чем вся ситуация в целом. Мэттью не стал дожидаться приказа, он знал, что надо делать. Скользя щекой по крепкому стволу возбужденного органа, он первым делом коснулся кончиком языка уретры, ощущая привкус естественной смазки, а сразу после его губы охватили головку. Капельки смазки побежали по его подбородку, но Мэттью вовсе не обратил на это никакого внимания. Он всосал член в рот, откровенно наслаждаясь ощущениями. Его собственный изнывающий без внимания член чуть дернулся и стал еще более мокрым. Так хотелось хотя бы коснуться его и уже кончить, но этого делать нельзя. Это то, что должно остаться напоследок.
Стек упал на пол. Джеймс вцепился освободившейся рукой в подбородок Мэттью, второй рукой все так же сжимая его волосы, и толкнулся в глотку парню членом. Привыкший к такого рода манипуляциям Уильямс тут же расслабил горло. Технику глубокого минета он давно освоил едва ли не в совершенстве, очень старался, дабы угодить Джеймсу.
Член вошел по самое основание так, что в ноздри Мэттью уткнулись паховые волоски Джеймса. Парень закрыл глаза и выждал несколько секунд, а сразу после Джеймс вновь дернул его за волосы, на сей раз заставляя отстраниться. Мэттью тут же провел языком по члену и, дождавшись того мига, когда хватка его любовника немного ослабнет, снова всосал в рот возбужденный орган.
Он снова вспомнил тот самый день, когда они с Джеймсом вообще заговорили о сексе. Тогда Мэттью не смог толком объяснить, что именно и как он хотел бы попробовать, но Джеймс, кажется, сам все понял. Это его сперва сильно удивило, хоть он и постарался сохранять полнейшее спокойствие. В итоге они сошлись на том, что начнут с малого, будут пробовать все постепенно. А уже потом Мэттью с изумлением осознал нечто очень и очень важное. В тот раз пришла очередь Джеймса смутиться. Он полностью открылся любимому, рассказал все как на духу, а Мэттью сперва не поверил своим ушам. Уже позже он благодарил все на свете за то, что все сложилось настолько идеально для них двоих. Должно быть, они и правда были созданы друг для друга изначально.
Джеймс особенно сильно сжал его волосы и вновь толкнулся в глотку. Мэттью хорошо понимал, что это значит, а потому вцепился в бедра парня, стараясь чуток отодвинуться. Ему нравилось, когда Джеймс кончал ему в рот, он и сам не мог толком объяснить почему. Ощутив вкус спермы на языке, он едва ли не замурлыкал от удовольствия, а сразу после обхватил руками крепкие ягодицы Джеймса. Его пальцы скользнули к ложбинке меж ягодиц и нащупали нечто металлическое, уже нагретое распаленным телом. Джеймс рыкнул, отстранился от Мэттью и бросил на него ошалелый взгляд. По подбородку Мэтта побежали капельки белесой спермы. В тот же миг он обхватил пальцами металлическую игрушку и чуть дернул ее, заставив Джеймса с шумом выдохнуть.
Когда еще пять месяцев назад Джеймс купил в секс-шопе анальную пробку, Мэттью был уверен в том, что это для него. Как же он тогда ошибался. Он медленно вытащил пробку. Послышался невероятно пошлый хлюпающий звук, после чего Мэттью приблизил к лицу влажную от смазки пробку. Он посмотрел на Джеймса, которому, казалось, стало тяжело дышать, а после хмыкнул и провел кончиком языка по пробке. Быть настолько развязным он мог лишь наедине с Джеймсом, они оба об этом знали.
На сей раз Джеймс зарычал. Мэттью был готов к тому, что случится позже, а потому сам с готовностью откинул анальную пробку в сторону. Под давлением чужих рук он повалился на пол, благо наличие ворсового ковра делало его поверхность хоть немного теплее. Джеймс резво сел на него верхом, схватив рукой за шею, а сразу после заскользил ягодицами по члену, который, казалось, готов был разорваться от напряжения.
— О да…
Голос стал хриплым, когда Джеймс сжал ему горло, но это ни в коей мере не умаляло его наслаждения, скорее даже напротив.
— Заткнись, сука…
Прикусив губу, Джеймс устроился на нем удобнее, а после свободной рукой нашел член Мэттью и растер по головке смазку. Его любовник снова задышал ртом, теперь уже надеясь лишь на то, что не кончит раньше времени, это было бы очень некстати. Когда Джеймс направил в себя член, Мэттью не выдержал и изо всех сил приподнял голову, дабы посмотреть на это. Когда они впервые занимались сексом, все было немного иначе. Мэттью отчетливо помнил самый первый миг единения, это было настолько невероятно и крышесносно, даже несмотря на то, что после он умирал со стыда, когда Джеймсу было больно сидеть. Это все равно было самым волшебным из всего того, что с ним прежде происходило.
Головка скользнула внутрь. Мэттью вновь коснулся затылком пола, морщась от того, как ковер натирает изодранную спину. Впрочем, ощущение давления на член мышц стоило любых мучений. Джеймс сел на него, чуть ослабив хватку на горло, а Мэттью положил ладони на его бедра. Он не мог решать, как все пойдет дальше, в какой позе они будут заниматься любовью, как именно Джеймс будет его мучить — это все давно стало прерогативой именно Джеймса. Мэттью же оставалось лишь наслаждаться всем тем, что ему дают. И его это устраивало, потому как их с Джеймсом желания еще никогда не расходились.
Джеймс начал двигаться. В тот же миг он усилил хватку, снова сжав горло Мэттью. Так он тоже делал с завидным постоянством, не только во время секса. Он мог в любой миг просто зажать Мэттью в темном углу, сдавить ему шею и поцеловать, мог сделать это, пока они лежат в кровати, разморенные после секса, мог начать его душить, пока они вместе смотрят телевизор. Ему нравилось смотреть на то, как Мэттью отчаянно ловит ртом воздух, а потом позволять ему вздохнуть и смотреть на раскрасневшегося парня. Одно из тех необъяснимых желаний, о котором он долго не решался говорить. И самым поразительным было то, что Мэттью это нравилось даже сильнее, чем ему.
Когда Мэтт окончил колледж, Джеймс предложил ему переехать в Торонто. Уехать вместе, жить вместе и все делить на двоих. Стоит ли говорить о том, что всегда практичный и не всегда готовый рисковать Мэттью не думал и секунды. Все возможные доводы родных и друзей о том, что такая спешка может выйти боком, он моментально отмел и просто собрал необходимые вещи. В Торонто они сняли небольшую, но более чем уютную квартиру, нашли работу, поделили между собой обязанности по дому и зажили ровно так, как им и хотелось. И это была идеальная жизнь с любимым человеком.
Мэттью вскрикнул и невольно сжал чужие бедра ногтями. Перед глазами все потемнело, дышать стало еще тяжелее из-за сдавливавшей горло ладони. Из глаз брызнули слезы, и в тот же миг он сдавленно выкрикнул, окончательно теряя связь с реальностью и кончая в Джеймса. Оргазм был подобен маленькой яркой смерти, после которой наступала тьма из забытия. Мэттью даже не почувствовал того, как с его горла исчезла рука, не уловил движений Джеймса. Он был полностью во власти ошеломительного удовольствия, и так могло быть только когда он с любимым человеком.
Он открыл глаза и тут же увидел Джеймса, который теперь прижимал его к своей груди. Оказалось, что сам Мэттью полусидел, совершенно инертный, словно тряпичная кукла. Тело подрагивало, ноги сводило от потрясающих спазмов. Парень понимал, что не смог бы сам подняться на ноги при всем желании.
— Ты в порядке?
Мэттью запоздало понял, что из его глаз все еще бегут слезы. Наверное, это очень странно — плакать от удовольствия, но Джеймс к такой странности давно привык.
— Более чем.
Уткнувшись лицом в грудь Джеймса, Мэттью попытался привести в порядок смешавшиеся в голове мысли. Он постепенно начал реагировать на общие раздражители вроде ноющей от боли спины и ягодиц или саднящего горла, хотя все эти вещи ни в коей мере не причиняли ему дискомфорта. Спина болела подолгу от хорошей порки хлыстом, и Мэттью с истинно мазохистским удовольствием наслаждался этими ощущениями, снова и снова вспоминая о том, как именно был оставлен на его спине каждый рубец.
Джеймс часто проявлял по отношению к нему нежность и заботу. Мэттью нравилось, когда его любимый накидывал на его плечи свою излюбленную красную куртку, несмотря даже на то, что сам он мерз куда сильнее, чем закаленный Мэтт. Нравилось, как Джеймс с невероятным упорством часами ходил по магазинам в поисках именно тех сладостей, которые так любил Мэттью, как он накрывал его одеялом во сне, как водил рукой по волосам всякий раз, когда Мэттью ложился головой на его колени. И в той же мере Мэттью нравилось, как Джеймс грубо дергал его за эти самые волосы, душил сильными руками или порол хлыстом. Все, что делал с ним этот человек, было просто лучшим в мире действом, в основном именно потому, что Джеймс знал, как чередовать грубость и нежность, знал меру всему и, что самое главное, ставил интересы и желания Мэттью выше своих, равно как Мэттью делал подобное в его отношении. Разве же могло сложиться идеальнее? Едва ли.
— Я люблю тебя, — выдохнул Мэттью.
Он прижался к Джеймсу сильнее, и тот уткнулся губами в его макушку. Сейчас хотелось просто принять душ и прилечь на кровать в обнимку с любимым человеком, укрыться теплым одеялом и включить телевизор. Посмотреть какое-нибудь семейное развлекательное шоу, наслаждаясь близостью друг друга.
— И я тебя.
Мэттью улыбнулся. Он был счастлив как никто другой в мире, с тех самых пор, как этот верзила в красной куртке вообще появился в его жизни. С тех пор как Джеймс Уильямс и стал его жизнью.