irregular.

102318; «я никогда бы не стал тем, кем сделала меня жизнь» nct mark! au, ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤ Темнота и холод, который под кожу пробивается. Уже противный шелест листьев, заставляющий ёжится от недовольства и кривить лицо в отвращённой гримасе, с каждым мгновением становился сильнее, как и надвигающийся южно-западный ветер. Топот и гогот толпы подростков; очередные пошлые шутки; стук разбивающихся бутылок из-под алкоголя. Всё так знакомо, но тем не менее, противно и раздражающе, что у тигра уши скручивает. — Да я ж говорю! Нет тут никакого тигра, ха-ха! Он был наивным подростком, который попался к голодающему зверю. Звериный рык разрушал очередной смех паренька, а затем тигриной лапой было придавлено тощее тело к асфальту. Раздался ужасающий, громкий крик, а после — по всему переулку, словно неаккуратный мазок краски, распалась кровавая лужа, предупреждающая о том, что ошибок совершать нельзя. «Дети» быстро ретировались, оставляя своего некогда «хорошего» знакомого на растерзание зверю. А сейчас всё та же темнота вперемешку с холодом, на улице минус три, но моросит пиздецки. Ветер влажный, северо-восточный, а листья уже и вовсе опали с деревьев, валялись небрежно под ногами и просто раздражали своим извечным шумом, когда случайно задеваешь одну из всех этих чёртовых «толп», заваленных в неосторожную кучу. В этом недалёком переулке поселился монстр, — говорили новости, да в принципе, с ними никто и не спорил. Некогда городская легенда стала причиной достаточно масштабной катастрофы, которую никто, к сожалению, так и не смог решить. Отправлять тигру на растерзание неповинных работников зверинца — глупость, да и только, ведь никто не шёл. Боялся. Первый и последний пришедший к нему стрелок — уже давненько оставил после себя кости, которыми зверь изредка точил свои и без того острые клыки, просто чтобы нагнать побольше шуму. Впрочем, так всё и шло своим чередом: люди, опасаясь преждевременной кончины, не смотря на все технологии ныне, оставались в стороне и перекрывали зону тигру, чтобы тот не нападал на мимо проходящих людей. Но зверь на своём стойко стоял: не вылезал из дому, так сказать, оставаясь верным своему переулку, и лишь изредка, помяни меня Господь, позволял себе ходить, скажем так, на сторону. И всё шло своим чередом. Тигр медленно, но постепенно переставал чувствовать приливы силы и агрессии. Кончина его приближалась, кажется, даже преждевременная, ведь он не мог найти в себе желания подняться и разлепить уставшие глаза. Кошка страдала, лишённая еды и воды, животное и вовсе не могло найти себе места в таком узком пространстве, а тут ещё и отсутствие всякого комфорта для жизни. Однажды, сидя под луной, которую тот же час скрыли надвигающиеся тучи, зверь рыкнул, грустно так, почти что разочарованно, и вновь прикрыл свои глаза. В них не было больше рвения к разрыванию людей, и он начал задумываться о том, как же он одинок. Где это видано? Чтобы зверь, да и думал, чёрт возьми, как человек. Тигр рычал и рычал, словно обдумывал свой поступок внедрения в общество, так называемых, людей, и рык его был схож с хриплым звуком каким-нибудь, словно вот-вот его сердце перестанет стучать и от некогда сильного зверя останется лишь кости, а шкуру его, скорее всего, спустят на дорогую одежду. А голову, наверное, повесят во Дворце, где люди будут любоваться грозным видом животного и тыкать пальцем, мол: «Смотри! Это его мы убили!». — Больно тебе? — тигр, увлечённый своими мыслями о том, да о сём, и вовсе не заметил приближающейся девушки, которая держала в своих руках какой-то пакет, а в нём, мясо! Зверь подорвался с места, едва ли способный стоять на лапах, но всё же, медленно и осторожно он изучал взглядом незванную гостью, которая мягкосердечно улыбнулась и открыла пакет. От него веяло всё тем же приятным запахом мяса, который дурманил зверя, и тот, словно ужаленный пчелой, неуверенно зашагал в её сторону. — Осторожнее, тебе ещё сложно передвигаться. Бедный, в тебе же совсем не осталось сил. Русоволосая достала из пакета телятину и кинула её тигру под лапы, чтобы он обнюхал, а уже после, преступил к трапезе. Весь «мешочек с радостью», она сразу же предпочла оставить своему новоиспечённому, вроде как, знакомому, и сама присела, обняв свои колени, облокотившись о недалёкое построение в виде шкафа или тумбы. Ранее тут находилась мусорка, но с приходом зверя — её поспешно убрали, оставив какие-то крупные «отходы» общества живущего неподалёку. Пока тигр уплетал желанное мясо, девушка достала из своего фиолетового портфеля бутылку воды и кастрюлю, в которую налила негазированную жидкость, а после подставила её близь еды. Зверь не вздрогнул, благодарный такому жесту, а продолжил трапезу. — Я рада, что смогла наконец-таки встретиться с тобой, — девушка посмеялась. — Меня Дори зовут, я тут неподалёку сняла квартиру, чтобы к тебе было поудобнее добираться. Люди говорят, что ты монстр, но я так не думаю. — Тигр не без заинтересованности, взглянул на Дори у которой грустная ухмылка на губах, в глазах отрешённость, и кажется, весь её образ пропитан дольками депрессивности. — Ты всего лишь такой же, как и все остальные. Просто готовый явить себя всему свету и не боишься того, что те, кто по своей же ошибке, забрели в твой, Дом не ушли отсюда. Сами виноваты! Зверь удивляется прямолинейности своей «собеседницы», облизывается и стирает кровь, которая осталась после приятного ужина. Некогда сгущающиеся тучи медленно прошли мимо, а он и не заметил, явно увлечённый разговором с человеком. Докатился. Никогда ранее не позволявший приблизиться к себе, более чем на шаг, чтобы не растерзать монстр, ныне сидит и внимательно слушает какую-нибудь второкурсницу университета, а та ему любезно подаёт еду и улыбается грустновато так, словно старается отчаянно скрыть своё настоящее состояние. Дори — бомба замедленного действия, чья жизнь медленно и неверно разрушилась по осколкам, оставляя за спиной двадцатилетней девушки чёртовы расставания, да предательства. Она не прилежная ученица, просто сообразительная, да добродушная, способная выкрутиться из любой ситуации. К тому же учителя в школе слушала: экзамены и контрольные сдавала на «отлично», со всех олимпиад первые-вторые места привозила и не позволяла себе халтурить. Пропустила школу всего лишь дважды. «И она действительно настолько одинока?» — впервые, кажется, за всю свою сознательную жизнь тигр интересуется личностью человека и смотрит глазами загоревшимися, не от голода, а от интереса. Дори к нему приходит ежедневно, приносит еду и зверь медленно отходит от человечины, привыкая к телятине, да всему, что ныне люди едят. Продавцы не удивляются тому, что девушка с несколькими пакетами мяса выходят, потому что знают, Дори — личность, способная любого непослушного ребёнка угомонить, а звери для неё, те же дети. Она не ветеринар, просто с животными хорошо ладит. Учится на журналиста, причём успешно, да и к тому же в биологии, да многом другом умела; ей не составило бы труда просто добиться желаемого. — Слушай, а у тебя есть имя? — однажды спросила Дори, а тигр посмотрел на неё одним глазом, как на дуру, и хмыкнул. — Значит нет! Ну, ничего, друг мой, — у русоволосой девушки улыбка действительно яркая и искренняя, она присела поближе к тигру, погладила его за ушком, и тихо рассмеялась, готовая затискать зверя. Дори то, что зверю защищать хочется, что помогло бы ему забыть и залечить, и заколотить старые, незашитые раны и отпустить прошлое, потому что настоящее важнее бы стало. — Марк? Как тебе? На её слова Марк ластится, утыкается носом в девичье плечо и мурчит, как самый порядочный кот, просто потому что она не первый день спасает его мёртвую и грешную душу, просто потому что отдаёт тигру, зверю беспощадному, всю свою радость и нежность, и ласку, и заботу; да в общем-то существование ему придаёт, даже в позднее время суток прибегая, чтобы проведать своего «котёнка». И Дори, кажется, действительно перестаёт в своём сердце одну лишь тоску разглядывать и с учёбы, и с работы, как бешенная бежит к электричке и в другой город укатывает, просто лишь бы с Марком время провести. Живёт она далёко так, но работает там же, где и со своим другом видится, смотрит на него влюблённо так, словно мать на сына, и улыбается счастливо. Не без робости касается его шерсти, первое время только, а после и вовсе валяется в тигриных объятиях. — Ты хоть понимаешь, на что идёшь?! — кричит на неё работодатель и хмурится. Пухлый мужчина лет сорока шести, сейчас смотрит на Дори гневно и с ненавистью, укором. Девушка поджимает губы и жмурится, Господу молясь, чтобы это всё побыстрее закончилось. А он непреклонен, свой галстук скидывает в лицо Им, пока та морщится, и виновато кивает головой, ловит его, а после поднимает взгляд на орущего мужчину. — Да твой тигр, моего коллеги, сына убил! Он монстр! Монстр, твою мать, и никто иной! А мне сегодня, значит, заявляют, что жив-здоров наш котик-то. Причём в самом лучшем здравии! «Почему же?», спросил я, а мне ответили: «Как бы не так, господин Пак, да наша Дори его спасла-то!». Девушка вновь щурится, пытаясь скрыть всё своё недовольство, но на лицо походит лишь маска безэмоциональности. Дори поднимает (вовсе не) гордо голову и смотрит на господина Пака, кланясь ему, лишь наполовину, а после вновь встаёт в полный рост и взглядом посылает его к чёрту. Её волосы растрёпаны, по щеке стекает капля крови, потому что Им смачно ударили головой о стену, а после она хмыкает и раскрывает рот: — А вы понимаете, что мне как-то плевать, на Вас и Ваших друзей? — чеканит каждое слово, словно ядом подсаливает и улыбается, хитро и загадочно так. Хотя внутри у Дори целый тайфун, да ураган с бурей бушуют, сердце её бешено стучит, зрачки сузились, и стали словно кошачьи. Разворачивается на пятках, перед тем смачно отвесив оплеуху и пощёчину бывшему работодателю, а на работу более не явится. Дори уже прекрасно понимает, что в этом городе ей делать нечего. Тигра теперь-то точно убьют: убьют её горячо любимого Марка, даже пальцев не пошевелив, но почему же? Почему именно из-за неё? Не его же проблемы, что он несчастен в людском обществе и проку от их убийств нет! Девушка идёт быстрым шагом, а по щекам и кровь, и слёзы, глаза смутно видят картинку перед собой, но тело ведёт прямиком к переулку, к тому, кого сердцу жалко. Им попадает на знакомый поворот и тут же бросается в объятия своего тигра, в истерике бьётся и всхлипывает ненарочито громко, потому что страдает по-настоящему. Её печаль, досада, ненависть, любовь, забота, сострадание. Всё перемешивается и улетает сквозь слёзы полные горечи. А у зверя сильнейшая злоба и гнев, и готовый он подорваться с места и безжалостно растерзать любого, кто довёл _его_ Дори до истерики. Марк ластится к ней, старается успокоить, но у него лапки и он беспомощен, поэтому лишь страдает вместе с ней, пусть поплачет и успокоившись расскажет, думает он. — Он узнал… Кто-то узнал, что я за тобой ухаживаю… — Дори всхлипывает и сильнее прижимается к удивлённому тигру, — и он директору рассказал, а тот… А тот убить тебя решил, они что-то изобрели и готовы убить тебя, Марк! — Им не сдерживается и вновь впадает в истерику, а тигр рычит и скалится, и девушку обнимает крепче, лапами к себе прижимает, и смотрит на небо полное звёзд. Сегодняшнее полнолуние явно станет последним днём их встречи. Или не совсем? Марк прикрывает глаза и, кажется, впервые загадывает желание. «Господь, дай мне прощение за все грехи, которые я причинил людям, оставившим меня. Прошу тебя, помоги мне встретиться с ней ещё и ещё, дай мне сил, дай мне того, чего так яро хочет Дори… Не хочу видеть её слез, не жажду ей страданий, а наоборот: только счастья и помощи, с моей стороны, Господь, я молю тебя искренне». И в этот последний день, когда они обнимались и загадывали желание на упадающие звёзды, пошёл безжалостный дождь, который раскрыл все карты на «ты», в сердцах двух «друзей» возникло что-то более сильное, чем одиночество. Дори покинула тот город, полноценно возвращаясь в то место, где жила. На её телефоне ещё с тысячу фотографий тигра, который подпустил её к себе, на заставке — он, на полароидах — он, в голове — он, на руках кровь — его, а ведь во всём виновата она. Только она. Девушка ходит на учёбу в своём месте жительства, Дори посещает дополнительные занятия и успешно подрабатывает журналистом в недалёком издательстве, изредка пишет статьи и попросту берёт интервью: с людьми не контактирует в основном, иногда только, но и по делу. На её лице вечно отрешённое выражение лица, на внутренней стороне ладони надписи, которые всем своим видом «призывают» к возвращению туда, куда стоило бы наведаться. Дори вновь прячет их в длинных рукавах своего бежевого свитера и головой опирается на холодное окно автобуса, на котором едет домой. Девушка едет на последнем сидении: её русые волосы небрежно запутались в неосторожном хвосте, чёрные штаны протёрлись на некоторых местах, где особо джинсовый закос, а её куртка и вовсе, осталась, кажется, дома. Им слушает Иоанна-Себастьяна Баха в своих наушниках чёрного цвета, а на её портфеле, да чехоле от телефона — тигр. В голову разом бьёт мгновение того, что стоило бы опять-таки вернутся и попросить прощения, но совесть сжирает и рамки «закона» оставляют девушку в своём городе. Нельзя, нет, нельзя. Дождь бил по окну, крупными каплями ударяясь о стекло, а после оставляя долгие ручейки стекающие вниз. Девушка не слышала ничего, что происходило вокруг. Она впала в лёгкую дрёму, почти что заснула, но тут её голову положили на чьё-то плечо. Аккуратно так, осторожно; словно стараясь не потревожить чуткого сна. Прикосновения были нежными, лёгкими, такими, как обычно лапой касался её Марк. Знакомый запах мяты вперемешку с кофе пробился в нос, и Дори поджала губы, но глаз не раскрыла. Пусть поспит так немного, поплачет, а после успокоится и полная сил выйдет на нужной остановке; отправится по привычке домой, будет там сидеть и рыдать взахлёб, запьёт всё это успокоительным вперемешку с энергетиком и с пьяной улыбкой ляжет отдыхать. А на следующий день всё по-старому: дом — работа — дом. Им всхлипывает, когда чья-то рука нежно гладит её по щеке, а после, осторожно тянется к уху, и вынимает оттуда наушник: — Милая, ты ещё и не высыпаешься? Неужели, когда я постоянно гнал тебя в царство Морфея, тебе было так удобнее и все твои жалобы всего лишь ложь, как я и думал? Мужской голос, который раздался над ухом, звучал полу-шёпотом, но в Дори вызвал более сотни различных эмоций, отчего девушка тут же спохватилась и широко распахнула глаза. Юноша отодвинулся, позволяя Им резко поднять голову и с заплаканными глазами взглянуть на него. На лице у юноши улыбка: счастливая такая, да яркая, словно то же выражение лица Марка, когда Дори к нему приходила в приподнятом настроении. — Марк… — у девушки глаза переполнены радостью и надеждой, и счастьем, и искренней любовью, с которой она в объятиях тянется к юноше и прижимает его к себе, словно стараясь наверстать всё упущенное за прошедший год. Неужели влюбилась? Или привыкла? И в сердце, словно мотор машины завёлся, так быстро бьётся, словно вот-вот выпрыгнет из груди. — Марк, я так скучала. — Я тоже скучал, Дори, — тигр с картавым акцентом, вроде как, смешное зрелище, но для Им ласкает слух и заставляет лишь сильнее улыбаться, да так, что лицо треснет вот-вот, и сильнее Марка к себе прижимать, мало ли, исчезнет. И она как-то особо не задумывается на счёт всего-всего. Марка любезно приглашает к себе, живут они вместе в двухкомнатной квартире, учатся-работают тоже, Ли с радостью принимают во все компании, документы у него уже откуда-то на руках и денег есть (не) много. В университете своём девушка не мало популярна, к ней парни один за другим лезут, а между ними непробиваемая скала в виде Марка Ли, тёмноволосого парнишки, готового глотку рвать за свою Дори. Подрабатывал он и уличным музыкантом, и барменом, и простым продавцом в кофейне неподалёку от издательства Им, словно старался с ней находиться чаще и больше, навёрстывая упущенное. Тёмноволосый на всех смотрит свысока, горделиво и высокомерно, но не при обществе русоволосой девчушки, способной его одним шлепком по плечу успокоить. Дори навязывают прозвище «укротительница зверя», но никто даже и не догадался, что вообще-то, так и есть. Марк в зверя превращается по выходным, причём непонятно как, просто от балды или благодаря удивительному навыку — не ясно. Дори утыкается ему носом в шею и нежится в тепле, даже обогреватель не нужен. В самую жаркую погоду оба спят на полу, в обнимку, просто потому что привыкли. Иногда выходят на крышу дома и там отдыхают, считая звёзды и созвездия: — Смотри, а это Медведица… — С таким же успехом, Дори, могу сказать, что ты и есть какая-то звезда, в самом деле. Там даже созвездие не похоже, милая! — Марк опровергает любое её слово в шутливой форме, с комплиментами в виде презента, а девушка только хихикает и вновь утыкается носом в шею Ли, зверь которого довольно мурлычет и требует большего, чем просто касания, и кажется, яро требует потомства, но сам Ли инстинктам не подчиняется, а своим чувствам. Какой-то ученик: Оу, Дори? Малышка, не сходишь со мной сегодня на свидание? *заигрывает и флиртует прямо-таки перед Марком*. Марк: *ударяя его по лицу* Оу, парень? Кажется, вы ошиблись номерком, true me bitch. Дори: *ухахатывается*. Марк и Дори, вроде как, носят звание «просто друзья», общаются уже как года три и живут под одной крышей, умудряясь ещё не переспать, и даже не пощеголять друг перед другом в нижнем белье, хотя по сути, Ли всегда голым ходит, когда в тигра превращается. Им пожимает плечами, типа, «Так быть и должно, мы же просто друзья», но в сердце бьёт простая «влюблённость», а у Марка уже последняя молитва по «сдержанности» идёт, и оба вот-вот сорвутся, просто дай малейший повод, и честно слово, перетрахаются раза четыре, кажется, во всех позах чёртовой камасутры, просто потому что у обоих простой недотрах. У них выпускной с универа, Дори — круглая отличница с плюсом, умудряется получить высшее образование, Марк тоже недалеко ушёл, ему снижали за поведение, но закончил он точно так же, в конечном итоге они оба работали бы друг у друга под «крылышком». В честь этого решается устроить девичник и Им заранее предупреждает сожителя, что вернётся только завтра, или очень поздно, но Ли недоволен и, кажется, чертовски зол, однако виду не показывает, лишь мило улыбается и прячет кулон под рубашку. А вечером, когда уже стало совсем затемно, девушка предпочитает компанию бывших однокурсниц в дешёвом клубе и они напиваются все, кроме Дори, которая только коктейли безалкогольные пьёт и сидит в краю. От запаха перегара голову дурманит, кальян так привлекательно стоит на столе, и её интерес зажигается более яро, требуя попробовать это жалкое подобие сигарет. Им думает, что разок попробует и ничего — правда ведь? Именно поэтому, дрожащей рукой, неуверенно тянется к трубке кальяна, как её тут же останавливают на полпути и по-собственнически тянут на себя, после подхватывая на руки и выводя к чёрту из этого дерьма. Марк выглядит обозлённым, чем несомненно, успевает напугать Дори, которая прижимается к нему и жмурится, ощущая себя рядом с ним влюблённой восьмиклассницей. Девушка облизывает пересохшие губы, а у зверя последние силы сдержаться, иначе просто в машине изнасилует, несомненно. Только вот тигр уже не сдерживается, вырвался наружу-таки, и тут же страстно целует опешившую девушку, вжимая её в кресло заднего сиденья автомобиля. Им не отталкивает его от себя: наоборот, сильнее прижимает к себе и отвечает на поцелуй, переплетая языки и жмурясь от потока невиданных, неизвестных ранее, ощущений. Дори уже давненько стукнуло за восемнадцать, а парней она шарахалась, как огня. Ей прикосновения чужды, чужие руки на своём обнажённом теле, тем более, а Марк так и внушает доверие, позволяя попросту отдаться ему в чёртовой машине, которая куплена на средства одного лишь тигра. Ли отрывается, когда кислорода для людей уже недостаточно, и хмыкает, словно дразнит и одновременно с тем хвалит то, что Дори всё так же невинна и непорочна, чёрт возьми. Это сильнее будоражит в нём зверя, не позволяя оторваться от обоснования того, что осторожнее быть надо. — Вообще-то, когда насилуешь, то делай это молча. — Насилие? Обоюдное согласие, милая. Марк хмыкает, когда Им от каждого прикосновения вздрагивает, хотя они оба ещё в одежде. На рубашке каждую пуговицу расстёгивает, предпочитая не рвать и портить предмет одежды, потому что в противном случае: убьёт к чёрту, не пощадит даже, а после воскресит, когда остынет. Неприлично высоко задирает юбку и сильнее ухмыляется, когда слышит то, как щёлкает пряжка его ремня. Дори, вроде как, не совсем брёвнышко в постели и что-то, да умеет, поэтому им не составляет труда избавиться от ненужных клочков ткани и остаться полуобнажёнными в одном нижнем белье. — Господь упаси, я сейчас буду лишаться девственности с тигром, твою мать, — Им неловко посмеивается, а после оказывается заткнута собственническим поцелуем со стороны эгоиста-зверя, который к чёрту рвёт нижнее бельё, не сдерживаясь, доставляя лёгкий дискомфорт. Ли пальцами проникает в девушку, срывая с её стон болезненный стон, который с каждым мгновением сменяется чем-то более приятным, а вибрация на губах возбуждает лишь сильнее: доставляя только хорошие представления о том, как же, чёрт тебя дери, будет прекрасно в человеческом обличии доставить удовольствие тому, о ком грезил не только в постели, последние несколько лет. Марк покидает Дори, отрывается от неё и слизывает слюну со своих губ, туманно смотря в сторону недо-подруги. — Да трахни уже, Марк, — Им не сдерживается, готовясь хрипло стонать, ведь уже срывает голос из последних сил выговаривая что-то. Тигр, словно играясь, нарочито долго собирается войти в Дори и продолжает растягивать её, приближаясь к губам, но не целуя, а засосы на шее оставляя, попутно лаская всё тело. Но после уже, когда очередная мольба о проникновении. Марк приспускает боксеры, медленно входя в Им, которая действительно уже сорвала голос и попросту хрипло вскрикивает. У неё не идут слёзы, только глаза влажными становятся и в виски ударяет что-то наподобие сигнала о том, что внизу живота чертовски больно. Ли не выжидает, когда боль пройдёт, потому что более чем уверен, «Всё пройдёт — пройдёт и это», как говорила сама Дори. Марк продолжает двигаться в девушке, но не так быстро, как хотелось бы, просто потому что стоит дать привыкнуть, да, он не такой уж и козёл, каким может казаться в действительности. — Ну, чего как бревно, — опять-таки опускает глуповатую шутейку та, которая, между прочим, уже и хрипеть едва-ли может, заставляя Марка цокнуть и закатить глаза, а после усмехнуться. — Бревно? Да без проблем. Ли срывается на быстрый темп, чем доставляет лёгкий дискомфорт и позволяет Дори «настрадаться вдоволь», тем, что она сама же и попросила. У девушки уже перед глазами звёздочки летать начинают, а некогда ужасающая боль снизу живота, вовсе не обязательна, ведь удовольствие получаемое сейчас свыше всех похвал.