Самый верный способ запороть охоту

      Разумеется, она не так просто напросилась с самцом на эту охоту, и, судя по тому, как легко он согласился, намек был сразу понят верно. Не успели они толком углубиться в чащу, как Сумрак частично поддался воле страстей, все еще делая вид, будто его интересуют звериные следы, но начиная при этом недвусмысленно урчать и потихоньку сокращая дистанцию. Решительных мер он пока не принимал, явно занятый серьезной внутренней борьбой. Наверняка он чувствовал себя чуть ли не нарушителем закона, ибо заверил Главу гарема, что они с Грезой обернутся через пару часов, а сейчас, конечно, понимал, что этим дело не ограничится и хорошо, если они придут домой хотя бы к ночи. Ох и потешными были эти его душевные терзания! В подобных случаях сын Грозы всегда поступал одним и тем же образом: до последнего действовал «по инструкции», стоически игнорируя свои потребности и желания, потом не выдерживал, бросал все и отрывался по полной, а потом принимался переживать, что опять сделал что-то не так.       Именно в моменты внезапной несдержанности он был особенно восхитителен. Правда, обычно терпения Сумрака хватало так надолго, что никакого терпения не хватало ждать, пока оно кончится. Так что, чаще всего, его требовалось немножко подтолкнуть…       Например, отлично действовала практика копирования его же собственной манеры поведения. Именно ею Греза блестяще воспользовалась, изобразив в самом начале похода, что реально намерена охотиться, и упорно игнорируя в тот момент еще неявные заигрывания самца.       — Ты какой-то рассеянный сегодня, — то и дело поддевала она его. — Я вижу след рогача, а ты его пропустил. Спорим, я и на добычу выйду первая, пока ты в облаках витаешь?       И Сумрак, пристыженный этим шутливым замечанием, тут же прекращал мурчать и пытался сосредоточиться на преследовании дичи. А Греза тем временем продолжала игру. Она замирала на тропе, делая вид, что прислушивается или принюхивается, и позволяла самцу приблизиться, после чего сама делала шаг к нему, касалась, как бы невзначай, но тут же опрометью бросалась вперед, притворяясь, что заметила что-то среди зарослей. Охотник на секунду впадал в замешательство, с трудом пересиливая природные позывы, недовольно тряс головой и насильно возвращал себя к исходной задаче, а хитрая искусительница немедленно предпринимала следующий отвлекающий маневр.       — Тут след обрывается, — сообщала она, демонстративно разглядывая покрытую мхом лесную почву. Вместо того, чтобы присесть на корточки, она наклонялась из положения стоя, поворачиваясь таким образом, чтобы Сумрак лучше видел ее зад, а, по возможности, не только (Греза специально оделась сегодня предельно лаконично, обосновав тем, что «ей так бегать легче»). Разыгрывая задумчивость, она, в довершение всего, упиралась в колени руками и слегка повиливала бедрами, а, заслышав со стороны самца тихий сдавленный выдох, прогибалась в пояснице, якобы разминаясь, и звала: — Подойди-ка, глянь сам!       Сын Грозы послушно подходил и начинал вместе с супругой выискивать несуществующие следы, но Греза-то буквально спиной чувствовала, что взгляд его то и дело возвращается к ее соблазнительным ягодицам, выпяченным на таком идеальном уровне, что просто грешно было прямо сейчас к ним не пристроиться…       Провокационные действия привели к желаемому результату достаточно быстро. Взвыв от осознания собственного бессилия перед женскими чарами, охотник, наконец, отбросил бесполезные попытки сопротивления, а вслед за ними отбросил копье и одеяние. Греза искусно притворилась удивленной и несколько раз лениво увернулась от его объятий, окончательно выведя Сумрака из равновесия фразой:       — Ты же понимаешь, что сейчас не время спариваться? Если мы этим займемся, то часа полтора точно упустим, а зверь уходит, к тому же, нас дома ждут…       Сработало безотказно.       — Полтора часа, говоришь? — прорычал, надвигаясь, самец. — С каких это пор ты меня настолько недооцениваешь, любовь моя?       По стремительно меняющемуся выражению его лица было понятно, что контроль утрачен безвозвратно. В животе самки томительно заныло, и невольный стон вылетел из ее груди, когда воин резко сгреб ее в охапку и прижал к ближайшему дереву. Их головы соприкоснулись лбами, и глаза оказались напротив. Вожделеюще-хищный взгляд встретился с развратно-хитрым. Думаешь, это я попалась? Попался ты, дорогой! В который раз…       Жесткие ладони скользнули по ее телу, и когти, зацепившись за ткань, составляющую нехитрое Грезино облачение, разом стянули ее до середины бедер. Комок одежды легко опал вниз, и самка, перешагнув, отшвырнула его носком подальше, чтобы не мешался. Изящные руки медленно поднялись по груди воина и продолжили свое плавное движение по направлению к его плечам, размазывая первые капли любовной испарины, выступившие на коже. Но обхватить себя за шею самец не позволил, крепко взявшись за запястья младшей супруги и сведя их над ее головой. Сегодня он сам всецело хотел руководить процессом, и, если честно, Греза это желание разделяла. Поддавшись легко и смиренно, самка прогнулась, как можно плотнее прижимаясь к животу партнера и обвила его бедро ногой, как бы давая понять, что доступ свободен.       Долгожданное горячее прикосновение вновь заставило ее блаженно застонать, на этот раз протяжно и чувственно. Оно ощущалось особенно остро, когда являлось незримым, как сейчас. Напрягшаяся головка сперва начинала медленно и мягко давить на края клоакальной щели, раздвигая их и проникая внутрь, а затем чуть затрудненно входила в семяприемник. Грезу от этого каждый раз посещало непередаваемо будоражащее чувство, будто бы ее тело пронзает неведомое грозное оружие. Судя по кровожадной искорке, неизменно вспыхивающей в золотисто-карем глазу, самец испытывал нечто похожее, явно ассоциируя себя с приникающим в плоть клинком. Впрочем, что еще ожидать от воина и от жены воина?       Нащупав быстро восстающим членом готовое принять его увлажнившееся отверстие, Сумрак заурчал в более низкой тональности и, его грудь затрепетала, высвобождая магнетическую брачную трель. Самец навалился на партнершу сильнее, упираясь ногами в землю и буровя под собой моховой ковер, чтобы как можно полнее передать самке сотрясающую его туловище вибрацию. И Греза с наслаждением вобрала в себя его естество и его возбуждающую песнь, закрывая глаза, подставляя тонкое горло под нежные любовные укусы и слегка извиваясь в сладкой ловушке между древесным стволом и торсом самца, которые были вполне сейчас способны соперничать по твердости. Сумрак зажал ее крепко, практически не позволяя двигаться, но они оба знали: именно этого сегодня хотела дочь Желанной.       На самом деле она обожала чувствовать на себе тяжесть супруга и вдыхать густой запах его доминирования, обожала осознавать, какой он большой и мощный по сравнению с ней и разыгрывать перед ним, в зависимости от настроения, то ложное сопротивление, то мнимую покорность. Но сын Грозы обычно был нетороплив и нежен, подолгу растягивая предварительные ласки и старясь выполнять все капризы возлюбленной. Таким он нравился Грезе тоже, тем не менее, иногда ради разнообразия хотелось, чтобы он отбросил эту приторную деликатность и просто как следует оттрахал свою самку, не спрашивая ее разрешения и предпочтений. Учитывая воспитание Сумрака, могло показаться, что это невозможно, но Греза прекрасно знала: на пике гона все самцы эмоционально нестабильны, и ее воин — далеко не исключение. Стоило лишь подольше его подразнить, как запрятанный где-то глубоко внутри похотливый зверь вырывался на свободу. Тогда Сумрак брал партнершу жестко, без всякой прелюдии, отчего спаривание обретало запретные, но одновременно крайне заманчивые черты принуждения. Впрочем, это все равно была только видимость. Если бы самец не испытывал полной уверенности в том, что провокаторша его хочет, никакой инстинкт не заставил бы его преступить черту. И, с одной стороны, это рождало легкое чувство разочарования, однако с другой позволяло Грезе безбоязненно играть с супругом и не подвергаться риску когда-нибудь поплатиться.       Продолжая выводить обольстительные рулады, Сумрак зафиксировал самку как можно крепче и подождал, пока пенис проникнет до конца. Особых препятствий не возникло, так как от созерцания неуемно высвобождающейся животной сути партнера Греза мгновенно потекла, причем, едва ли не обильнее, чем после самых изощренных любовных игр. В блаженстве замерев вместе со своим властным охотником, она ощутила, как любимый погружается все глубже, и стенки семяприемника туго расходятся под его натиском, как тяжелеет и крепнет с каждой секундой его стержень, как проявляются изгибы, призванные стимулировать самые чувствительные точки женского лона. На мгновение Греза открыла глаза и томно улыбнулась, увидев, сосредоточенно зажмурившегося самца. Его пасть была приоткрыта, а жвала судорожно разведены; складки внутри колебались в такт льющемуся из горла урчанию.       Как только пара оказалась надежно связана, Сумрак, ощутив предельную тесноту, прервал трель и издал глухой стон, после чего отпустил, наконец, руки самки, позволив ей опереться себе на плечи, сам же принялся ревностно оглаживать ее тело, попутно совершая первые, немного неловкие толчки. Вскоре его ладони переместились под ягодицы партнерши, и Греза почувствовала, что вторая ее нога медленно отрывается от земли. Тогда дочь Желанной позволила себя приподнять и крепко обхватила самца нижними конечностями. Теперь ее бедра были широко разведены, а клоака оказалась на более удобном уровне, отчего движения Сумрака сделались более размашистыми и ритмичными, а каждая фрикция стала сопровождаться ощутимым ударом его пахового бугра о припухшую промежность самки. Вскрикивая от удовольствия, Греза откинулась назад, прижавшись к дереву затылком. Дыхание участилось, сердце колотилось неимоверно.       Из тяжело раздувающейся и опадающей груди самца теперь вместе с воздухом вырывалось грубое, сбивающееся рычание; судя по тому, как вытягивались его жвала и как резко возросло производимое его пенисом давление, подступил момент семяизвержения. Вскоре Сумрак действительно толкнулся с особенной силой, и густая, шелковисто-тягучая волна растеклась у Грезы внутри, объяв весь живот мягким теплом. Теперь они застонали хором, и от этого сплетения голосов области подбрюшья на миг коснулось тонкое острие наслаждения. Вторая порция семени выплеснулась несколько мгновений спустя и тут же распределилась без остатка, частично облегчая скольжение пениса, частично уйдя дальше, в самую глубь женского естества. Продолжение не заставило себя долго ждать.       Обильная и длительная, происходящая в несколько приемов эякуляция дарила самке наиболее яркие и непередаваемые ощущения, вызывая невольную ассоциацию с морским прибоем, нежно, но настойчиво омывающим берега лагуны. Что до сына Грозы, то он вряд ли мыслил столь же поэтичными образами — казалось, в этот момент он просто избавляется от мучительной тяжести в семенниках. Греза хорошо чувствовала, как каменеет, напрягаясь, низ его живота, прежде чем исторгнуть сперму, и как в промежутках по могучему телу пробегает дрожь… Она никогда не сознавалась, но ей жутко нравился вид кончающего самца. В это минуты он казался одновременно безмерно сильным и до крайней степени уязвимым, и уже самой хотелось трахать его до потери сознания. Трахать и умиляться…       Надсадно взрыкнув в последний раз раз, Сумрак до скрипа сжал челюсти и уткнулся лицом в грудь с трудом пытающейся отдышаться партнерши. Руки Грезы непроизвольно обхватили его голову и зарылись в упруго колышущуюся, нестерпимо горячую гриву. Не размыкая объятий, пара медленно осела вниз, к подножью дерева.       — Моя… — тихо прохрипел самец, вновь обретая дар речи.       — Мой, — утвердительно мурлыкнула самка в ответ.       Полтора часа по ощущениям еще не прошло, но это был лишь первый заход. Остальному гарему и впрямь теперь предстояло подождать.