Южный ветер

Шеба I Шебе здесь не нравилось. Жарко! Пыльно! По двадцать раз пыль смахивай и подметай! У миссус от жары болит голова! И для молодой миссус нету женихов приличных! Чего им дома не сиделось! Как в этом Техасе люди живут? И ведь еще есть эти язычники! Им без разницы, какая женщина! А потом они еще и скальпы снимают! Что это такое, Шеба не знала, но звучало страшно. А гораздо страшнее было ей от того, что масса Уоррингтон, ее хозяин, опять взялся за старое. Он же обещал! Он же обещал и миссус, и молодой миссус Вайолет, особенно ей, что больше так не будет. Что больше ни разу в жизни не притронется к этому изобретению Дьявола! Еще перед войной обещал! А теперь он опять! Правда, остальные играли в карты еще хуже массы Уоррингтона. Но опять надо было чистить стол от мела и восковых пятен, проветривать комнату, натирать фамильные серебряные подсвечники, принести что-нибудь игрокам вместо пепельниц, а то они опять будут стряхивать пепел от сигар в фарфоровые блюдца миссус, а она опять разорется, это ж ее наследство, если, конечно, блюдца не проиграют, как шторы, как комод, как трех домашних негров еще до войны.  Спасибо миссус, заступилась — не для того ее старая кухарка три недели вбивала в Шебу, как приготовить слоеное тесто, чтоб ее проигрывать. Но это было давно, тогда молодая миссус только-только начала примерять платья.  Семь лет назад или вроде того. Или восемь лет назад. Тогда масса Уоррингтон и его миссус жили в очень красивом доме в Вирджинии, где добрая жирная красная земля. А пол в доме каждый день натирали до блеска четыре горничные! Где возле дома росли красивые цветы! Где занавески не выгорали за месяц! Где не было таких страшенных гремучников! Но гости уже потихонечку собирались, привязывали коней у коновязи, звякали шпорами, хоть бы не порвали ковер, а то миссус опять разорется. Шеба подглядывала за картежниками в щель между шторами вместо двери в гостиную — масса Уоррингтон, одноглазый масса, масса с пушками, а это еще кто?  И будет ли он джулеп? Новый игрок глянул на своих партнеров и сел напротив массы Уоррингтона. Здоровенный, лохматый, бородатый и в потрепанной темной куртке. В Вирджинии такого не пустили бы даже на порог. Масса с пушками про таких говорил «белая шваль». И, хоть и все тут с оружием, он не так его носит. У массы с пушками — сабля на поясе, у одноглазого массы и массы Уоррингтона — по револьверу на боку, а у этого — два за поясом торчат. Как бандит какой-то. И, что хуже, не пьет. Шеба что, зря готовила? Да на этой жаре мята нормально не растет, а он сидит, как на церковном пикнике. Карты шуршали, джулеп подавался уже три раза, а свечи оплыли вполовину. Миссус все еще сидела в своей комнате за вышивкой и ворчала себе под нос. Кажется, ей тоже не нравился четвёртый гость. Молодая миссус Вайолет попрощалась с гостями и удалилась спать. — Фулл хаус! — Как фулл хаус! — ахнул масса Уоррингтон. — Мда, не повезло! — а это уже масса с пушками. — Хороший куш! — а это уже одноглазый масса. Шеба только вздохнула. Опять! Ну если масса Уоррингтон проиграл подсвечники, то миссус станет вдовой. Чужак I   Выиграл. Лучше бы и не играл. Ставка была шесть сотен и позолоченные часы старого хрена Карпентера, который майор-артиллерист. А этот умник, который мистер Джонас Уоррингтон аж из самой Вирджинии, вместо денег пишет мне что-то на бумажке. Чек на предъявителя? Или долговую расписку? Если расписку, то мне этих денег никогда не увидеть. Купчая? На черномазую за четыреста долларов? Кажется, теперь понятно, почему мистера Уоррингтона не призвали в армию. Туда настолько дураков не берут. — Шеба, значит. Это та старуха, которая у вас днем белье развешивала?  — Старуха — это Делайла. Шеба — это та, которая готовила нам джулеп. — Надо же, а так и не скажешь, что черномазая. Я подумал, что это ваша дочка. Уоррингтон раздулся. Как жаба.  — Джулеп подавала моя дочь! А Шеба его готовила! — Не вопите, а то майор Карпентер подумает, что я вас убиваю.   Уоррингтон метнулся к занавеске и отвел ее в сторону. — Вот это — Шеба! — Теперь понятно. — В кухне жирная черномазая в пестром ситцевом платье просеивала муку и, кажется, все слышала.  — Я не ослышалась? Джонас, ты что, опять проиграл? Ты играл уже на вещи? — А на месте мистера Уоррингтона я бы уже несся отсюда к чероки в гости, года на два, потому что его супруга готова была убивать.   — Ладно, зайду за ней утром. Я же не буду тащить ее к себе в сарай среди ночи. И ей собраться надо, вещи там взять, одеяло. Шеба II Шеба еще раз посмотрела на своих хозяев. Десять лет! Десять лет она жила в их доме, нянчила молодую миссус Вайолет, гладила платья миссус, тряслась от ужаса, когда слышала стрельбу из пушек, готовила им пудинги по пятницам, а теперь…. Теперь…. Да если б это был порядочный белый масса в пиджаке, с тросточкой, в туфлях красивых, то сама Шеба бы так не рыдала. Да у этого — штаны латаные и сапоги стоптанные! И нож в сапоге! Шеба посмотрела на своего нового хозяина и взвыла с новой силой. Масса Уоррингтон сделал вид, что его тут нет. А молодая миссус Вайолет глядела на чужака как-то так, нехорошо. И никто за нее не заступился. Никто. Поэтому Шеба, подвывая и сморкаясь в пыль, плелась со своим узлом из одеяла на плечах через весь город Шерман на другой конец, вслед за своим хозяином, здоровенным и пыльным.  И, мамочки мои, насколько же в доме у нового хозяина было гадко! Занавески серые от пыли, по углам прям холмы пыли этой едкой, окна закопченные, подсвечников в доме нету! Есть лампа треснутая и с десяток свечек паршивеньких. И дом — да тьфу, а не дом. Одна комната закрытая, одна комната открытая и кухня. А по кухне…. Шеба завизжала так, что у нее самой уши чуть не заложило, а потом завопила еще громче, когда рядом с ней грохнул здоровущий револьвер, и крыса разлетелась в кровавые лохмотья. — Моя жена тоже так вопила, когда крыс видела. Берешь веник и убираешь все это. Ну, ты лучше знаешь, что на кухне надо. Дрова я принесу. Обед — в сковородке. Это на троих. Шеба глянула в сковородку — месиво, пахнет жареным. Это будто кто кусок сала растопил, а потом туда же муки кукурузной насыпал и пожарил. Фу, дрянь какая! — А ваша миссус ничего насчет обеда приказывать не будет? — Моя миссус, чтоб тебе понятно было, с зимы в гробу лежит. Вместе с дочкой. Так что приказывать не будет. А Чарли ест что дают.   К немалому ужасу Шебы, в доме у нового хозяина не было масла, кофе, сливок, молока, картошки, морковки, сахара и круп. Зато был с десяток яиц, кусок сала, здоровенный кусок сома с головой, ополовиненная бутылка препаршивого виски, которое масса Уоррингтон бы и нюхать не стал. И тщательно спрятанный кусок лакричных леденцов. А в комнатах не было даже коврика — дощатый пол. Да миссус Уоррингтон бы в обморок упала! И вот тут, набирая воду для мытья кастрюль, Шеба увидела, кто такой Чарли. Ох нет! Да за что ж ей такое наказание! Это ж этот гаденыш! Который на прошлой неделе лошадь массы Уоррингтона чем-то напугал, и она его аж в самую грязную лужу скинула! Он же ж дикий, как язычник! А теперь этот самый гаденыш пялился на нее своими злобными глазенками и не говорил ни слова. — Поздоровайся, дурень! — новый хозяин подкрался к нему за спиной и немало напугал Шебу. — Здрассьте, жирная мисси.  — Ну чисто тебе дядя Хейс. Тот тоже невоспитанный был. Шеба, это Чарли, вырастет — конокрадом станет, Чарли, это Шеба. Она нам будет готовить. И выкинет все твои петарды. Думаешь, я про твои фокусы не слышал? Еще хоть кому-то, хоть черномазому, хоть жабе, под ноги петарду бросишь — я тебе уши оборву. И будешь их на шее носить!  Шеба только вздохнула. Дикие у нее теперь новые хозяева. Интересно, откуда такие берутся? Видно же, что не жентмун совсем. И не солдат. Солдат в красивых штанах ходит, с полосками. И вот видно, что с деньгами у них плохо.  — Ну пожаалуйста, — тем временем гаденыш ныл. Совсем как молодая миссус Вайолет в детстве, когда требовала конфет. — Нет. — Я не ругался! Я уши мыл! Я даже не лез в шкаф! Я не специально лошадь напугал!  — Нет. И врать мне не надо. Кто леденцы по краям все обгрыз, а?  Гаденыш замолчал. Кажется, что-то ему не достанется. Или, наоборот, ой ему и достанется от отца.   Чужак II Ох она на меня и зыркает, на душе тошно. Обычно так дезертиры смотрят. Или раньше на меня так глядели. А надо собираться уже, патронов я недавно накрутил, на хорошую перестрелку хватит, конь в порядке, отъелся после прошлого раза. В гарнизон еще надо зайти, узнать точнее, что же у серых спинок стряслось. Набрали, скорее всего, сопляков, которых от армейской каши скручивает, сопляки домой побежали. Или все-таки кто похуже? Лейтенант Декстер, со своими бумажками в руках, очень смахивал на серую спинку с поучительной картинки — чистый, глаженный, в яркой серой форме, с новым шитьем, и даже манжеты у него были яркие желтые, без единой кляксы. И руки у него были чистенькие, белые и мытые. — Вот! — Декстер помахал в воздухе листком бумаги. Почерк у него был такой, каким в каталогах подписи к особо дурацким вещам пишут — одни завитушки.  — И, к вашему сведению, капитан, — это не новобранцы. Вернее, это новобранцы, но.    — Я уже года четыре как не капитан, Декстер. Мои куриные кишки там же, где и твоя нога. — Тогда не перебивай старших по званию, Андерсон. И дослушай до конца. Тут же не только гальванизированные янки, тут и Дэниэл Гаррет. Он молодой, глупый, доверчивый. Может, он ничего плохого и не хотел. Моя сестра его воспитывала, что людям надо помогать и все такое. Я потому и прошу. — Четверо или пятеро стрелков и один я. Декстер зашарил в столе и выудил оттуда три потрепанных бумажки — Шестьдесят долларов. И я куплю эти часы обратно, чтобы майор не устраивал нам всем судный день. Ну я потому в первую очередь говорю тебе, потому что ты хорошо стреляешь. И у тебя репутация среди янки. Я только на то и надеюсь, что они догадаются сдаться, когда узнают, кто за ними идет. И чтобы он испугался.   — Четверо или пятеро стрелков. Конные, если я твои каракули разобрал. С винтовками. Если они не полные дураки, то первое, что они сделают, это выбросят форму. И мне надо знать, что за человек твой племянник, Декстер. — Сестра над ним трясется, и два раза в неделю шлет ему телеграммы, чтобы узнать, надел ли он носки. Такой, воспитанный, вежливый, старших уважает. Любит молочную кашу. Но вряд ли тебе это нужно. Он еще не убивал людей, капитан.  — Вот пусть с меня и начнет? Удобно всем, особенно тебе — ты мне еще две трети выигрыша должен, а так и не отдашь. А воспитанный и вежливый — это и я могу быть. Как он обходится с женщинами, детьми, черномазыми и лошадьми? — С лошадьми — никак, он синенький, пехота. С детьми тоже никак, я не видел, чтоб он что-то с детьми делал. А про женщин и черномазых я не знаю. Капитан, я тут целыми днями сижу, света белого не вижу, на мне все запросы, рапорты, отчеты, бухгалтерские книги. И еще письма солдатам. Он взрослый парень, я его за ручку не водил. И как-то неудобно при нем вспоминать, как мы по церковным колоколам стреляли.  — А вот тут я ни при чем, я тогда был занят. И ты еще ничего себя вел, это Арчу в его дурную голову пришло заехать верхом на второй этаж отеля. Мы лошадь вытаскиваем, а он заполз в угол, завернулся в коврик и дрыхнет!  — Ну и как такое рассказывать? И что он про меня подумает? — Что ты был молодой, пьяный партизан.  — Может, я потому и калекой остался, что по колоколам стрелял. — Так не по пастору же! Декстер, я пошел. Занесу домой деньги — и готовь мне расписку на трупы.   Шеба III Шеба задумчиво посмотрела вслед туче пыли, оглянулась и плюнула себе под ноги. Почему ее, женщину во всех отношениях порядочную, выиграл в карты шлюхин муж? Ну почему? Это ж другие черномазые ее засмеют! Ну точно ведь она и есть на свадебной фотографии, Аманда Смит, дешевка из того борделя с дырявой крышей и самыми грязными простынями в городе! Что должно быть в голове у человека, чтоб на ней жениться? Вот прямо по-настоящему жениться, со священником? Или это в Миссури все такие дураки? И это тебе не масса Уоррингтон, тот ездит медленно и спокойно, а этот пронесся до лавки, додумался купить еды нормальной, комнату закрытую открыл, ухватил чего-то и только его и видели! Шеба сначала и не поняла, что в той комнате было, потом сообразила — патроны он взял. И у Шебы было на редкость неприятное ощущение, что уехал он надолго. А ей оставил сорок долларов, задание помыть окна и кормить Чарли.   Гаденыш явился только в полдень, с какой-то хромой и незнакомой Шебе белой миссус под ручку, еще и корзинку ее тащил. — Это моя тетя Дженни, и она у нас в гостях. Потому что в гостинице злые клопы и дырявые простыни. Шеба воспитанно поклонилась. Белая миссус глянула сквозь нее. — Она курсы закончила! — гаденыш сиял от гордости. Белая миссус вытащила из своей корзинки четыре толстенные книги и положила их на стол. Да, это не молодая миссус Вайолет. Молодая белая миссус должна искать себе женихов! И ездить к ним в гости! А не учить чужих детей! И платье у нее не модное, серое, с пуговицами. Хотя она же хромая, кто на такой женится? Белая шваль, что еще про нее сказать. Такая же, как и ее брат. И смотрит так же — недобро, насторожено, будто Шеба ей чем навредить может.  Тем временем белая миссус перетащила свою корзинку в ту комнату и раскладывала вещи по местам: дешевенький, за полдоллара, роговой гребешок в волосы, еще одно серое платье, будильник размером с суповую миску, расческа, письменный прибор, с цветочками, рамочка с вырезкой из газеты с всадниками на ней, фото с толпой белых масса, человек пять, не меньше. Фото и рамочка были торжественно прицеплены на стену, а белая миссус повесила платье в шкаф и вцепилась в книжку. — Там про па с его братом написано! — гаденыш показал на рамочку. — Что они постреляли много синепузых! — А много — это сколько? — насколько Шеба видела, на картинке были совсем дикие, лохматые бандиты в чем попало, один сидел верхом и женщина в чепчике протягивала к нему руки, второй держал кого-то за волосы. — Па в Лоренсе четырнадцать скальпов содрал, четырнадцать узлов завязал, а дядя Джим и не считал! — То есть как это скальп содрал? — Шеба не верила своим ушам. — Просто. Берешь синепузого за волосы, обводишь ножиком вокруг темени, чтоб заскрипело, и дергаешь! А потом можно скальп на седло прицепить, или на сапог, или на пояс, или лошади на уздечку, для красоты. Или в карты на него играть — синепузых много, проиграть не жалко! Белая миссус захихикала. Теперь Шеба внимательней посмотрела на фото, где много белых масса — ну, посередке точно ее хозяин, только бритый, обнимает какую-то девушку за плечи, второго она не знает, но видать, это и есть «дядя Джим», маленькая миссус — эта вот на гостью похожа, и еще одна, руки на груди скрестила. Платья самые простые. Пиджаки на мужчинах не то чтоб модные. Ну и семейка! А ведь масса Андерсон еще и вдовец. Жуть какая! Особенно если масса Уоррингтон ему деньги должен, то лучше и не думать, что еще может быть! Молодая миссус Вайолет такого мужа не заслуживает! Он же ее застрелит, если она другому жентмуну веером помашет! — Испугалась? Правильно! Па у меня не любит всяких там, особенно которые в войну откупались, или черномазых, — гаденыш скалился. — А куда он поехал, масса Чарли? — вот теперь Шебе было очень интересно, к кому она попала, где был этот Лоренс и зачем ее новый хозяин узлы завязывал. — А не знаю! Па людей ловит, десять долларов за голову. — Не людей, а дезертиров! — белая миссус оторвалась от книжки. — А за голову это что, правда надо голову отрезать? — Если бы! Майор за дохлых дезертиров очень ругается и платит мало. Живых ему надо! Скотина! Сам бы живых попробовал поймать! Серая спинка самая настоящая! Ни одного синепузого не убил, а выделывается! Это не по нему стрелять станут!  Вот за такие слова про взрослых молодая миссус Вайолет в детстве получала розог от матери. Но Чарли, кажется, о таком и не догадывался.  — И я опять, как дурак, остался дома. Как по всем салунам его искать, так большой, как домой его тащить, так большой, как в тюрьме его ждать, так большой, а как деньги зарабатывать — так я еще маленький! — Какой тюрьме? — белая миссус отложила книжку. Кажется, гаденыш уже говорил не про майора. — Которая у шерифа! Там дверь решеткой.  — Чарли, а что мой старший брат там делал, а? — Ночевал! За то, что кого-то через окошко выкинул. Тому мистеру ничего и не было, а мне одни убытки, потому что деньги платить надо! Пять долларов коту под хвост!   Шеба благонравно промолчала.  — Чарли, а он давно уехал? — Утром. Просто такое говорят, что те дезертиры не просто так сбежали, а часового порезали. Глотку ему вскрыли. И еще говорят, что они все сплошь янки, а один даже из Канзаса. — Ни один Андерсон янки не боялся, а ты боишься! Не стыдно? — Не боюсь я никаких янки! Просто как он их один тащить станет? Кому-то надо за лошадьми смотреть, за пленниками. Следить, чтоб не убежали.  — Чарли, а лет тебе уже сколько? — Семь. Будет. — А твой отец месяц назад мне в письме написал, что ты читать не умеешь, каши не ешь, седло не поднимешь, оружие без спросу берешь.  — Я поохотиться! На енота! — И не попал! Ну куда тебе за дезертирами ехать? — А па говорил, что с ним такой Кроуфорд ездил, так он сопляк был!  — Так ему тринадцать было, когда он с Биллом ездил! И я его видела. Он здоровенный был, как взрослый, и дрова рубил — с одного удара полено раскалывал! Шеба не стала вмешиваться и молча пошла ставить тесто. Вряд ли эта белая миссус оценит пирожки, поэтому можно особо не стараться. Лепешек им нажарить — и хватит, они и так и сома, и енота лопали. Фу! Да дома в Вирджинии самый поганый черномазый сомятину не ел! Это массе Уоррингтону подавай паштет, и крем, и белый хлеб, а эти хардтэк грызут и он им вкусный.   Чужак III Прерия как прерия, птички поют, ветер дует, дождь собирается. Надо тут по ручью свернуть, чуть дальше живет один старый хрыч. Если мне повезет, эти мистеры янки зашли к нему пожевать горячего. Если нет, то он хоть со мной поговорит — у него глухая жена и глухой черномазый. И самому горячего пожевать хочется — знал бы, что за дамочка эта Шеба, так взял бы деньгами! А то они так хвалили «Она хорошо готовит! Она любое блюдо приготовит!», а мне она в дорогу такого нажарила, что это есть невозможно, лепешки внутри сырые и несоленые. Ага, дым из трубы тянется — как раз пообедаю! Чалый зафыркал и пошел быстрее. Во дворе лежал черномазый. В хлеву дико верещала свинья. Ей вторила корова. Из дома тянуло горелым, сильно. Собака не лает. Странно, она должна уже так голос подать, что старый Мартинс услышит. Паршиво, почти как дома было, тогда. Так. Вынем пушку, глянем на Сэма. Интересно, он знал, что его звать Сэм, а не как-то еще? Он же ни черта не слышал! Ага, так это на нем крови не видно, а так у него хорошая такая дыра между лопаток, пуля вышла. Скотина орет, они голодные, выпустить бы надо. У старого Мартинса были кобыла и мул, мул под плуг, приметный, серый, в носочках. Кобылу не видел. Обойдем дом. У него дверь не на дорогу, а в другую сторону. Собака. Хорошая рыжая собака. Ей череп раскроили. У кого-то была сабля. Точно один был янки, они сабли любили. Паршиво — если они прибили глухого черномазого и безобидную гавкучую собаку, то вряд ли Мартинс живой. Дверь открыта, серые тряпки на полу — форма. Три пары штанов. Одни с синими полосками. И кители. Значит, они обнесли еще и шкаф. Из двери видно ноги — ну, это сам Мартинс и есть, в комнате на полу лежит. Несчастный старый хрен в застиранной добела одежде, с пулей в брюхе и выпученными глазами. Скрутился. Долго умирал, полз, тут еще и на полу натоптано. Глина и кровь, хороший такой след, броган солдатский. Подушки выпотрошены. Кошка их глиняная тоже разбитая. Они что, у Мартинса деньги искали? Ну спросить в городе можно было? У него денег не было с тех пор, как он полез в Калифорнию золото искать. В кухне догорает обед, кофейник черный уже, и я, кажется, наступил в мозги миссис Мартинс. Тьфу! Ей голову разнесли. Лежит, тощая, старая, в синем платье. И куски ее головы по всей кухне. Ну, мистеры янки. Держитесь. Я не шериф, я сам справлюсь. Прибить старика и двух глухих людей ради пары штанов и мула — это слишком. Выпущу скотину, наберу себе воды и ждите гостей. О, на кухне, на полочке, на тарелке кусок пирога лежит. Без мозгов. И с яблоками. Жаль, некого поблагодарить.   И похоронить бы их всех надо, только времени нет. Далеко не ушли, потому что на такой жаре куры без воды бы подохли за сутки. Куры живые, значит, суток не прошло. Кыш, кыш, поживите пока еще немножко, до вечера. Кровь запеклась, у черномазого и собаки глаза выклеваны— несколько часов прошло. Только тут другой вопрос — а куда они потом делись? И что делал мамочкин любимчик Дэнни? Держал лошадей или вышибал мозги старухе? Хотя расклад паршивый — если бы у майора Карпентера было на маленькую ложечку больше мозгов, то тут бы было два десятка серых спинок. Потому что понабирал кого попало! Потому что в Шермане всегда гарнизон не очень был, тыловой, а теперь всем резко захотелось в индейские земли, команчей бить или кого попротивнее, сиу там или шайенов в Черных Холмах. Я слышал, что там золото есть.   Конечно, сорок акров, мул и личный черномазый — много кому по душе, и много кто прет по Тропе Санта-Фе в поисках новой жизни, только человек не змея, шкуру не сменит. Да и змея какая была, такая и остается, только больше и толще. Значит, кто-то и раньше убивал старух и собак. Может, бывший джейхокер, может, кто из Лоренса, может, просто недоносок. А их где-то от троих до четверых, если так подумать. Трое сменили форму на штатское, значит, один был уже в гражданском.  Только одно непонятно — зачем? Зачем красть винтовки, проламывать череп часовому и удирать? Можно просто уволиться из армии, если так уже не хочется. И при чем тут племянник Декстера? Он со мной ездил, Декстер, но вот если это сын его сестры, то очень интересно, синий у нее муженек был, серый или вообще в красных гетрах. У такой нервной женщины точно что-то не то с мужем. А думать можно на ходу, и, поскольку они дураки, то убегут в прерию. Это умные люди, вроде меня с Айком, могли заявиться в город и продать там лошадей. И сейчас Айк бы мне не помешал, он хорошо стрелял, пока его самого не изрешетили синепузые еще тогда.   Чалый дожевывает цветы миссис Мартинс. Рыжие, паскудные, мне дядя когда-то говорил, что в Мексике такие на могилы садят. Уедем отсюда, поспим в овраге, а ночь — мое время. Давно, еще с тех пор, когда па меня с собой стал брать за лошадьми.   Гаррет I   Кажется, что-то пошло не так — ну разве можно бросаться с кулаками на людей, которые хотят тебя освободить из рабства? Майк просто собак боится, вот и рубанул. И старый мерзавец, который попытался спрятать от них кровавые деньги. Немного, но этого хватит на первое время и можно добраться до Эймоса. Погони вроде бы нет, но вот дядя мог все испортить. Паскудный трус и калека, которому не грех было бы и сдохнуть от гангрены там, в Миссури. В поганом бандитском штате. И Майк еще нашел время — только-только сам Гаррет начистил ботинки и собрался в гости к родителям одной милой девушки, которая столкнулась с ужасами рабовладения первый раз в жизни, так надо все бросать и убегать! Она обещала джулеп, печенье с корицей и представить Гаррета своей маме.  И еще этот знакомый дяди, лохматый тип, который гонял по улице на мосластом чалом мерине. Просто человек, который погряз во грехе и вшах. Просто человек, который несколько раз притаскивал изрядно пьяного дядю в форт и удалялся на поиски техасского рейнджера, чтобы набить ему морду. Чем лохматому помешали рейнджеры, Гаррет не знал. Но вот так проводить свое свободное время — это мерзко, особенно когда этим ты подаешь такой пример своему ребенку. Он же бандитом вырастет! А вот Тим попросил еще раз рассказать про лохматого. И скорчил такую рожу, будто откусил гнилой кусок хурмы. Что-то с ним было не так. С лохматым, не с Тимом. И откуда Гаррет знал, где у него пуговицы? Разве это так важно? Но для Тима, похоже, очень даже.  — Гаррет, ты точно его близко видел? Револьвер за поясом, и на куртке пуговиц нет? И карманы там спереди? — Вроде да. — Вроде или да? — Тим дергался от каждого шороха.  — А что такое? Ты хочешь спросить, кто ему шил? — Нет! Такое я не надену! Я знаю, кто в таком ходил! — Так он и ходил. Зачем о нем вспоминать? Пьянчуга и грешник, наверное, и табуретки из дома пропил. Зачем его бояться? Лежит себе под «Красной Луной» и радуется. — «Красная Луна» — шикарный бордель в Шермане. Новое кресло на первом этаже, новые занавески и мягенькие девки, а салун и не на той улице! — Майк прыснул. — Я туда не хожу, я деньги коплю! — Гаррет пожал плечами. — Гаррет, пожалуйста, вспомни точно — у него на куртке воротник белым обшит? Я просто боюсь ошибиться. Кажется, я знаю, кто это, но не хочется обижать невиновного. Или убивать. — Да. Ты что, его боишься? — Если бы ты его видел, ты бы его тоже боялся, — Тим сплюнул табак в траву и пришпорил мула. Освобождённая скотина шла неохотно. — Пьянчуга, говоришь? — Пит, самый образованный из всей компании, пожал плечами — Это хорошо. Значит, не попадет. — Вы ему что, деньги должны? — Гаррет зевнул. — Кому?! Кровавому Биллу Андерсону?! Я ему должен две пули в его паскудную башку! — Тима передернуло. — Это он и есть? — Дэниэл Гаррет прыснул сам. Газеты все врали, не было никакого отважного бойца и партизана. Был грешник, дурень и собутыльник его никчемного дяди.  — А ты его просто не видел. Ты его просто не видел.  — Да видел я вашего Кровавого Билла, когда его сопляк тащил его домой из салуна! — А я видел эту тварь, когда он жег мой дом и убивал моих соседей! Гаррет хрюкнул. Похоже, соседи Тима были еще пьянее Андерсона, раз не отстреливались.  — Про Лоренс слышал? — Тим положил руку на пояс, поближе к кобуре. — Господи Боже Милосердный! — А вот теперь у Гаррета прошел мороз по коже. Но разве стоило бояться такого вот? Убийцу детей и безоружных? Вот только в душе у бывшего рядового засел стыд. Стыд за дядю, который пил вместе с такой сволочью, стыд за себя, поверившего газетам, стыд за своего отца, который не смог его застрелить, когда была возможность. И даже стыд за самого Андерсона, который слишком легко поддался соблазну и присоединился к людям Чарли Харта. Он мог бы сражаться за правое дело, но выбрал ездить с совами и жить во тьме, как крыса, и терзать невинных, как волк. Он заслужил самую жуткую казнь.   Гаррет обвел взглядом прерию — никого, только ветер дует. Если бы Союз не проиграл при Геттисберге? Тогда бы они с матерью жили гораздо лучше! Они бы не унижались перед Декстером! Они бы тогда жили в каком-нибудь хорошем городе, может, даже в Филадельфии, которая красиво звучит. Они бы наняли себе служанку-ирландку, те варят вкусный кофе. Он же не Тим, чтобы ужасаться выдуманным рабовладельцам и на этой почве пойти убивать жителей Миссури. И не Пит, который носится с идеей про школу для черномазых. Нет, грамотность дело нужное, но им зачем? Хорошую Книгу разве что читать. И хватит с них. Их можно было бы отправить воевать против язычников-сиу, вместо белых людей. Было бы так хорошо! А вместо этого — дергайся от каждого звука, становись преступником в глазах ленивых и трусливых горожан и молись, чтобы Эймос смог помочь. Если, конечно, Эймос умудрился не попасться на подделке документов. А вот после этого сам Гаррет собирался в Мексику. Не то чтобы ему так нравилось, но там нет рабства и можно заработать, наняться к кому-то охранником или в банк клерком. А если Майк, Тим и Пит хотят спасать черномазых, так пусть спасают на здоровье! Только без него. Потому что трое против всех техасских рейнджеров, солдат и просто законников долго не продержатся. И будет с ними то же самое, что с бедным храбрым Джоном Брауном. И потому что не надо было им убивать часового, старый хрен Роллинс был совсем безобидным, ему уже было хорошо так за сорок, он еще мексиканцев бил. Два раза. А Пит ему башку револьвером раскроил, ствол о форму вытер и вперед! Вот он школу хочет, а чему такой научит? Подумал бы о своем поведении, а то плохой из него учитель будет!  Ведь всем известно, что учитель должен выглядеть аккуратно, опрятно, ходить в церковь каждую субботу, не курить при учениках, не пить спиртного, и проветривать класс каждую перемену. А также не бить учеников сверх их проступков. Это работа трудная, а Пит ленивее улитки. У него всегда сапоги не чищенные, лошадь в пыли, в волосах солома. Глянуть гадко. Бедные маленькие пиканинни!   Шеба IV Гостей вечером никто не ждал и все занимались своими делами — миссус Андерсон писала кому-то письмо, молодой масса Чарли пытался решать задачу, а сама Шеба наконец-то перемыла все кастрюли. — Два добровольца из Миссури услышали стрельбу и сбежали с поля боя! Это кто такое написал?! — Чарли. Пока не решишь, из-за стола не встанешь. Они были за янки. И не мешай мне. — А то мистер Тейлор не прочитает, что ты ему напишешь?  — Не трогай мистера Тейлора. Он, в отличие от тебя, считать умеет.  — И ему нужно гораздо меньше перчаток! Удобный муж, только как он будет дрова пилить с одной рукой? — Черномазого купим. Чарли, твои янки куда должны дойти? — Вы этого черномазого с вашими деньгами купите, когда вам обоим будет по девяносто два годика. Не раньше. В дверь постучали. Шеба поплелась открывать. Или проповедник, или продавец каталогов. Хорошо бы тот каталог купить, где посуда, хоть картинки посмотреть. Но это надо миссус Андерсон спрашивать. Но на пороге стояла молодая миссус Вайолет в новом голубом муслиновом платье! Шеба просияла. — Мне нужно поговорить с Уильямом Томасом Андерсоном. — Мисс Уоррингтон, если вы опять пришли по поручению комитета попечителей школы, то я вам повторяю второй раз — у меня есть жених. В Сент-Луисе. Он пока не может приехать. Мистер Флетчер Тейлор, хотя вряд ли вы его знаете. А если вы пришли по поводу того безобразного инцидента со столярным клеем и стульями, то я не понимаю, почему вы выражаете свои претензии мне? Я его не продаю и не изготавливаю, все претензии к изготовителю. — Так никто же не приклеился! — пискнул молодой масса Чарли. — Вот именно! Хотя кому-то надо бы молчать. — Мисс Андерсон, вы, наверное, меня не поняли. Мне нужно поговорить с Уильямом Томасом Андерсоном. — Па нет дома, — поздороваться молодой масса Чарли не догадался. Шеба тихо порадовалась выстиранным занавескам и салфеточке на столе. Хоть как-то на дом похоже, не так стыдно ей перед гостями. Миссус Андерсон молча уставилась на молодую миссус Вайолет и взгляд у нее был удивленный. — Мисси, вы не пугайтесь, он женится. Хотя у вас сильно страшное платье и оборочки кривые, — молодого массу Чарли никто не просил ничего говорить. Молодая миссус Вайолет побледнела еще больше и по-настоящему, а не так, как на балах, упала в обморок.  — А чего это с ней? Па хороший, не кусается. Да и я не против братцев. Шеба деятельно расшнуровала корсет на молодой миссус Вайолет и, на всякий случай, вылила ей на голову кружку холодной воды.  — О, глазами хлопает! — молодой масса Чарли опять влез в разговор. — Нет-нет-нет! Мистер Андерсон даже и не думал о таком! — молодая миссус Вайолет встала с пола, попыталась поправить прическу и отряхнула юбку — Просто я хотела у него спросить, как он обращается с Шебой?  — Ест себе молча, и уходит. Ничего особо не требует, молодая миссус Вайолет, мэм! — вот тут Шеба была на коне. Есть на кого пожаловаться! И есть кому! — Такому гвоздей нажарь, он их слопает и пойдет себе. Он же себе поехал куда-то, а мне и не сказал, куда. — Па женщин не убивает! — молодой масса Чарли, кажется, не знал, что дети при разговоре взрослых должны молчать. Драть его некому! Но саму Шебу об этом никто не просил, да и у него тетка есть, пусть она его воспитывает. Потому что отца его, насколько Шеба понимает, в детстве воспитали злые волки или дикие свиньи, раз у него сейчас настолько нету хороших манер и пиджака с галстуком. Понятно, почему у него такая жена была — где ж еще такому женщину найти?  — То есть хоть что-то в газетах было правдой? Отрадно слышать, потому что на данный момент мистер Андерсон выглядит и ведет себя как бандит, чем подает своему сыну очень плохой пример. — А вы, мисси, похожи на миссис Престон, которая в «Красной Луне» красивых леди нанимает. Особенно спереди — она тоже плоская. Но она — это не вы.  Шеба ахнула. Молодая миссус Вайолет захлопала глазами. Миссус Андерсон резко повернулась к племяннику. — А что настолько маленький мальчик там забыл?  — Ничего, я кидал камнями в ворону и попал им в окно. Миссис Престон выскочила и очень ругалась. Тоже вопила, что па им окно разбил и я туда же! Молодая миссус Вайолет хмыкнула и удалилась, не прощаясь. Шеба только вздохнула. Насколько было проще воспитывать девочку! Молодая миссус Вайолет в детстве не драла штаны о все гвозди города, не увивалась возле солдат в форте, выпрашивая у них порох и пули, не облизывалась на флотский кольт в универсальном магазине — всего четыре доллара и у вас в руках боевое оружие; не тащила в школу пучок розог с воплем: «Я буду трибунал!», и ее было гораздо проще поймать и расчесать! И, тем более, она не лазила к книгам для взрослых масса! Выучился читать — так и читай себе книжку про хорошего мальчика, который со всеми здоровается, уши моет и в воскресную школу ходит! Специально для таких, как ты, написано! Нет, молодой масса Чарли нашел эту проклятущую книжку, где жентмун в цилиндре нарисован, и рассказывает из нее всякие гадости! Как один человек с ума сошел, как два иностранных жентмуна между собой поссорились, про еще одного иностранного жентмуна, который дом поджег. Да разве ж можно такое читать! А книжка ой и затрепанная, понятно, кто ее читал. И вот зачем? Неужто ему в жизни страха мало?   Это масса Уоррингтон читал газету местную и «Фермерский Альманах» с картинками, а миссус Уоррингтон читает всякие стихи, как и полагается приличным людям. А что ж из этого вырастет, если у него такой отец, да такая мать была, да тетка не самой приятной наружности и характера — не зря ей дети мышь в стол подложили, ой не зря. И жених у нее какой-то, хотя Шеба его и не видела ни разу, но вот неприятный. Непонятно, где там у него имя, а где фамилия. И в Сент-Луисе живет. Что там хорошего, кроме пароходов? Одни шулеры и мошенники, которые массу Уоррингтона чуть ли не до белья прям пред войной раздели. Ну или он сам проиграл им пиджак в карты. Да и что тот жених может? Милостыню просить? — А вот интересно, если вы надумаете жениться, то на свадьбу и меня пригласите? — Вот ты точно туда не попадешь! Вас вдвоем оставь на пять минут, так вы железную дорогу подорвете или пароход угоните и на мель его посадите! — Ну да. Он знает, сколько надо взрывчатки, а я знаю, как ее закладывать. Только пассажиры ругаться будут. — И поэтому ты будешь сидеть дома и решать задачи! Гаррет II А вот теперь все точно пошло не так! Хотя… . Может быть, еще можно при таком раскладе что-то отыграть? Конечно, страшно, когда среди ночи мирный лагерь будят выстрелы и вой, не хуже, чем у индейцев. Конечно, сам Гаррет умудрился потерять в суматохе винтовку, а вот Майк и Тим не испугались — рванули в разные стороны и дали залп по всаднику. Всадник на несколько секунд поднял лошадь на дыбы, и грохнулся вместе с ней в траву. — Один есть! — Майк потряс винтовкой над головой. — А их вообще сколько? — Гаррет нашел свою барабанную винтовку Кольта и отряхнул приклад от земли и пыли. — Не знаю! — проорал Тим Пауэлл, бывший капитан кавалерии из Канзаса — Но Питу он в брюхо угодил хорошо! Вопль ругани и боли со стороны Пита только еще больше испортил Гаррету настроение. Он такого не ожидал. Пару часов назад это был не самый плохой человек, который храпел на радость товарищам, а теперь… Теперь что делать?  — Не стой, как жена Лота! Глянь, кто нам спать мешал! Он нам еще и кобылу угробил! Гнида с уокером!   Если кольт-уокер прошивает коня насквозь, то лучше и не думать, что пуля из такого револьвера может сделать с человеческими кишками. Лучше и не знать. И не смотреть в сторону корчащегося от боли дружка. И если Майк не попал? Если он удрал, уполз и ждет, когда можно будет выстрелить в спину остальным? Гаррет осторожно, на полусогнутых ногах, подошел к примерному месту падения врага. Лошадь очень даже знакомая: мосластый чалый мерин, с простреленной головой. Славный был конь, бегал быстро, выносливый, крепкий, еще и хорошо кормленый, шкура гладкая, на все ноги кованый. Но вот хозяина мерина Гаррет встретить ой не хотел. И вроде бы его не видно. Интересно, что с ними всеми сделает Кровавый Билл Андерсон? Если бы под самим Гарретом убили лошадь и стреляли в него ночью и посреди дикой прерии, то он бы обиделся. Но, с другой стороны, если бы сам Гаррет так упал вместе с лошадью, то точно бы себе что-то сломал. Или лежал бы под лошадью с переломанными ногами. А тут седло пустое, значит успел спешиться. Возможно, Майк его зацепил, но вряд ли насмерть. А ночь светлая, летняя. А патронов у него побольше. Гаррет еле-еле успел увернуться от изрядно разозлённого, шатающегося и с ножом в руке врага. Нож продрал его рукав. Гаррет заученно отмахнулся прикладом, ловя нож и пиная врага в щиколотку, сбивая с ног. Повезло! Повезло, что этот бандит удачно приложился башкой о камень! И второй раз повезло, что Тим застрелил мерина и чертов убийца выронил оружие, а то бы лежать всем четверым, тихими и дохлыми, как рыбы на прилавке. Есть на свете справедливость! И возмездие! От разворошенного лагеря грохнул выстрел. Ты и за это ответишь! Гаррет отскочил и двинул врага прикладом под ребра. Тот вроде бы затих. Ничего. Ты у меня еще получишь! — Ого, какой улов! — Тим скалил зубы. — Сом-убийца. Не иначе! — Майк заулыбался в ответ. Гаррета передернуло. Сом, конечно, рыба мерзкая, склизкая и трупы жрет, но сравнивать безгрешную тварь с бушхокером? Это оскорбительно для сома! И что с ним делать? Прирезать? Выпотрошить? Поиграть с ним в команчей и развести на нем костер? Он заслуживает любую казнь и любые пытки. Его люди потрошили немцев-юнионистов, оскопляли. Скальпировали. Отрезали уши и носы, убивали беспомощных пленников. И он бы с ними так же поступил, попадись они все ему лет восемь назад, в год от рождения Господа Нашего тысяча восемьсот шестьдесят третий. А сейчас этот ублюдок, судя по всему, захотел их поймать и сдать их скальпы майору Карпентеру. Что, лучше работы не смог найти? Поделом. Заслужил. Гаррет порылся в чужой седельной сумке: сухари. Фляга с водой. Моток тряпок. Складной ножик, блесна с четырьмя крючками, серебряная. На сома. Он что, их жрет? Омерзительно! И моток веревки.— Так мы его вешать станем или как? — Тим. Я, конечно, понимаю, что он тебе изгадил всю жизнь и застрелил собаку, но у меня есть идея получше. Нам ведь нужны документы? И ты, соплячок, стрельнул в бабку? — Майк от души пнул неподвижного врага по ребрам. Лежит тихо. — Она меня увидела! — Не ори. Разбудишь наш ценный груз. Мы его отдадим Эймосу и скажем, что он угробил его тетку. И у него будет очень радостная неделька в его паскудной жизни. А там повесят. Закидывай его на мула! — А кровью не истечет? Он уже и так в отключке, вроде пуля ему по башке чиркнула. — Гаррет, ты дурак? Или на войне не был? А, да. Ты ж у нас партизанский племянник, мамочкин сынок. Не сдохнет. Закидывай его на мула, я кому сказал! И руки связать не забудь! Чужак IV (Эймос I) Убью. Только голова крутится перестанет — и убью. Медленно. И выдеру ему глаз. В первую очередь выдеру ему глаз. Он такой. Склизкенький. А чуть придавишь — из него что-то вроде соплей течет. Убью. Когда он меня перестанет пинать. Ублюдок. Гнида одноглазая. Еще раз по тем же ребрам, вроде бы они и до того болели. Сукин сын что-то еще и спрашивает. Да я тебя вообще не понял, настолько голова крутится. И где второй сукин сын? Куда они удрали? Джейхокеры недорезанные. Я их достану. Он уйдет, я и его достану. А он и не уходит. Еще и воды на меня вылил.  *** Эймос был далеко не в лучшем расположении духа: ему притащили совсем негодное развлечение, какого-то контуженного на всю голову бандита. Действительно контуженного, башка в крови, вопросов не понимает, даже на пинки не дергается. Обычно они после пары тычков сразу соглашаются. А для особо умных есть кнут, а им можно бить очень интересно, можно так сотню ударов влепить, что на следующий день бегать можно, а можно двадцатью ударами убить или одним ударом шкуру до костей разодрать. Они все соглашаются, что прирезали очередную шлюху. А еще если у них есть жены, так получается прекрасно экономить на шлюхах: покажешь женушке ее супруга в надлежащем состоянии, так женушка может и прямо возле камеры раздеться. Глупые женщины. Какая разница, будут бить вашего благоверного или нет, если его все равно вздернут в понедельник? Бандит все так же лежал на полу камеры, если даже от воды не очухался, то до завтра точно никуда не сбежит. Надо сюда еще и Блэки запустить, а то Эймос таких знал — только за дверь участка выйдешь, они уже за минуту дверь камеры выломают. А с Блэки никто никуда не идет, сидят смирненько. А некоторые даже с перепугу гадят под себя. Вот так. Привязываем эту зверюгу к решетке на два узла. Он на пол не нагадит, пес умный. Утречком ничего особо не изменилось — Блэки дрых возле решетки с одной стороны, а бандит свернулся клубком с другой стороны. — Блэки хорошо сторожил, сейчас во двор выпущу! Пес завилял хвостом так, что решетка затряслась. Бандит медленно поднял свою нечесаную башку и уставился на собаку. Эймос его даже мог понять — и так мозги не на месте, а тут еще и светлая собака с такой кличкой. Блэки выскочил на улицу, а его хозяин отряхнул пылинку с рукава и улыбнулся. — Он перелинял, а родился черный. А вот про тебя этого не скажешь! Вот чем тебе наша шлюха помешала? Такая хорошая женщина была, сиськи как два арбуза! А ты ее зарезал! Бандит дернулся в сторону, но камера была маленькой, а Эймос хорошо умел выбивать ответы — пара пинков под дых, потом по почкам. Потом повторить сначала. Если бы это был смазливый сопляк, такому можно и в зубы, а этому можно и по ребрам добавить. — Ну зачем ты ее зарезал? — Эймос вспомнил, что племянник судьи что-то просил насчет новых лошадей и нес что-то насчет того, якобы вот этот бандит зарезал чью-то тетку. Но такое судья Фуллер проворачивал далеко не в первый раз, так что никакой разницы, что именно писать в чистосердечном признании. — Нет. — Чего нет, ты ее, конечно же не резал, ты просто ехал мимо? Вы все одинаковые! Нагадят и убегут! — Эймос разозлился уже всерьез. Ладно судья свои делишки проворачивает, но Дайну же действительно пырнули ножом! И кто-то из ее подружек вроде видел, что выбегал от нее клиент — крепкий мужик и вроде на нем черная рубашка была! А этот подходит! И сейчас получит в печень. И не один раз. На третьем повторении душеспасительного сеанса бандит, как и следовало ожидать от такой сволочи, свалился в обморок. Слизни в облике человеческом! Чуть придавишь — они и дохнут!  — Зачем ты ее зарезал? Облитый бандит попытался плюнуть на ботинок Эймосу. Даже попал. — Нет. — Ублюдок, тебя ж видели! Ты от нее выходил! — От кого? — Ну да, ну да, так старательно изображать из себя дурака надо уметь! Прям актер! — От той шлюхи, которую ты зарезал! — Эймос очень хотел врезать настолько наглому бандиту в зубы, но опасался укусов. После прошлого гаденыша он чуть не остался без руки: ободрал себе пальцы об зуб, а руку к вечеру разнесло так, что док сразу отрезать хотел. Поэтому безопасно пнул по почкам в очередной раз. Бандит зашипел, но ничего более понятного не ответил.  — Ну? Вспомнил? — Нет. Не убиваю женщин. — А шлюху зарезал! — Эймос уже начинал склоняться к идее, что кнута этому ублюдку будет недостаточно. Надо не кормить Блэки дня два, а потом купить у соседки кишок, привязать этого умника к решетке покрепче, кинуть в него кишками и запустить собаку. Потому что у Дайны в комнате на подоконнике стоял тяжелый медный кувшин. Если таким врезать, то точно контузит. Он ее пырнул в ответ и убежал непонятно куда. Потом его подобрал молодой племянник судьи и привез сюда. Ну так же складно выходит! — Нет — бандит попытался свернуться в клубок, защититься от очередного удара по ребрам. — Я не знаю, что ты с ней делал, но убивать ее зачем? — Не убивал. Ничего не делал. Не знаю, где ваш бордель. — Да ты оттуда выходил! Позавчера ночью! — Эймос двенадцать лет работал маршалом в этой дыре, но вот такую наглость встречал второй раз в жизни. И про первого такого бандита вспоминать было приятно: он тоже сначала пытался изображать из себя невесть кого, а вот как Эймос приласкал его кнутом, так тот паскудник уже на все был согласен. Так судья получил новый участок земли, а сам Эймос — двух черномазых и Блэки, в корзинке, маленького и пушистого. Года три уже прошло, красавец вымахал! — Нет. — Интересно, что скажет твоя женушка, когда тебя увидит? — Не знаю.  — То есть как это? Если я тебя ей покажу вот так, она что, не захочет тебе помочь? — Нет. Померла! — бандит оскалился. — Какая досада! И ты от тоски рехнулся и зарезал шлюху! — Не убивал.   Шеба V Шеба нервничала. Конечно, если читать всякую гадость, то и приснится всякая гадость! Но молодого массу Чарли было жалко. А он и так мешал всем спать третью ночь, орал во сне так, будто с него кожу сдирают. И говорил, что не помнит, что ему снилось! Ага-ага! Вот точно так же молодая миссус Вайолет в детстве говорила, что не выковыривала начинку из пирожков. Это миссус Андерсон его раскусить не может, у нее своих детей-то нет. А Шеба знает, как они врать могут. Только зачем? Он что, такой, как тот, со старой плантации, где она сама родилась? Шебу передернуло. Она редко пугалась живых или мертвых, но маленький, почти голый, кривоногий Элай встал у нее перед глазами. Хозяин шутки ради дал очередному пиканинни имя пророка из Хорошей Книги. А получилось не в шутку. Как только Элай, сын мёртвой матери, научился говорить, на него стало находить: уставится на кого-то своими жуткими глазенками и говорит. Ну, сначала смешно было — подходит такое несчастье к Большому Бо и говорит: «Не точи топор, тебе не надо уже». А Большой Бо кузнец. И здоровенный мужик был. Посмеялся, встал и упал — помер. Потом он Летти сказал, что не продаст ее масса. Летти, дура, так обрадовалась. И на мокасинку наступила. А Летти ж хиленькая, слабенькая — вечером наступила, ночь промучилась, а утром и того. И белая миссус, уже с хорошим таким брюхом. Элай и на нее глянул. Не нужны будут ее детям кружевные рубашечки. А вот как брюхатая белая миссус померла через неделю от лихорадки, так Элай и сам свалился. И, на радость всем, помер. Ох и пакостный же был! Никогда никому хорошее будущее не видел. И вот если молодой масса Чарли тоже так может, то это ж очень плохо. Такие долго не живут. А Шебе совсем не хотелось узнать, что умеет ее новый хозяин в плохом настроении. Это не масса Уоррингтон, он не будет бить посуду. Особенно вот эти миски, они ж жестяные. Единственная отдаленно похожая на красивые тарелки вещь — это чернильница миссус Андерсон.  Это не дом. Это так, место, где спят в сапогах. Ни кошечки какой, ни собаки во дворе. Кошечка бы крыс ловила, да только тут Техас, змей больше, чем кошек. Но вот собаки почему нет? Дома, в Вирджинии, масса Уоррингтон свору держал, пока к ним какая-то зараза не прицепилась. Или это потому, что масса Андерсон конокрад, если его сыну верить, и ему собака первый враг? Шум поднимет, лошадей испугает и все такое? Шеба не особо представляла, как именно уводят лошадей у хозяев, но шум и гам в таком деле не помощник. И вообще, а разве стоит таким хвастаться? Или это они оба такие, с придурью? А говорят, есть такие собаки, которые крыс ловят. Вот бы такую сюда! А то кому-то стрелять по крысам — хорошо, только они ж не поодиночке ходят по кухне! Отраву нельзя, не в еду же ее пихать, а от патентованных крысоловок один грохот! А гипс с сахаром они жрут и толстеют! И водичкой запивают! И ничего им не делается! Шеба уже и ругаться ходила, может ей для смеху муки продали, только не помогло. Клея им добавить столярного, только сухого? Или стекла натолочь, чтоб кишки крысиные порезало? Миссус Андерсон, правда, говорит, что это не помогает, крысы и не чешутся. Они стекло переваривают!   Это не дом. И домом он не станет, даже если масса Андерсон женится. Ну какая белая миссус за него пойдет? И это если не считать Чарли. Он же любую мачеху в гроб загонит! Она его воспитывать начнет, да выдерет пару раз, да он отцу пожалуется. А Шеба те крысиные куски забыть до сих пор не могла, хотя две недели прошло — а все равно это ж в секунду надо револьвер выдернуть, курок взвести, прицелиться и выстрелить, и попасть! А он так спокойненько стреляет, вот как кружку с кофе за завтраком берет. Это он и по людям так умеет, раз с крысой так расправился.  И Шеба его злить не станет, даже если он от нее непотребных вещей захочет. Особенно если упросить его результат этих непотребных вещей не продавать, а оставить в доме. Только вот страшновато, а вдруг характером в отца пойдут? Куда их? В солдаты отдать, разве что? Пусть пушки чистят и мулов. И штаны красивые будут, с красными полосками!   Вот только не о безобразиях с хозяином надо приличной черной думать, а как раз наоборот — он вообще собирается с теми дезертирами возвращаться или уже его кости волки на восемь сторон света растащили? Что тогда делать? Что тогда ей делать? Не хочется быть с аукциона неизвестно кому проданной. Хоть гадай на него, жив ли он. Только такого Шеба не умела, потому что боялась того, кто водит рукой гадателя. Ему соврать что дышать. А душу погубишь на веки вечные, в масле жариться больно.  А вот у миссус Андерсон то ли страха не было, то ли, наоборот, боялась она за него очень. И правильно, сестра и должна за брата волноваться. Только с бобами надежнее, а мертвых выкликать, да ответы от них требовать — ой и страшно. И аж целого полковника Квантрилла тревожить! А если он отвечать не будет? Миссус Андерсон же не солдат, чтоб аж от целого полковника что-то хотеть. Она что, его не боится? Его люди весь город на уши ставили, техасских рейнджеров гоняли по всему салуну, в борделе окно разбили и все такое, а она его спрашивает! Шеба на всякий случай закрыла дверь в кухню поплотнее.   Гаррет III Сиди у судьи на ферме, чини ему сарай. На такой жаре! Потому что он пока не может предоставить новые документы, нужно много всего подделывать. Тим вообще мечется, как летучая мышь в комнате, ему тут почему-то не нравится. Майк пошел ловить рыбу, заодно и блесну испытает. Только пусть он свой улов отдельно варит! И сам ест! Тим как вспомнил про утопленницу в Кау-Ривер, так у него самого чуть обед назад не вылез.  — Мы по уши в дерьме, рядовой. Мы по уши в дерьме. И все из-за этого дурака! Я говорил, что надо перерезать ему глотку! Нет, захотелось тебе мягких подушечек! Ты хоть понял, где мы оказались? Гаррет посмотрел на доску еще раз. Вот почему пилит он один, а они ничего не делают?! Но, похоже, ответы «возле сарая», «в Техасе» и «на ферме» не подходили.  — Ты хоть пробовал отсюда выйти? Я пробовал. Там крутятся трое или четверо с пушками. И они явно не окучивают кукурузу. Это, тупица, кусок блевотины, чтоб ты понял — охранники! А вот за «кусок блевотины» Гаррет обиделся. Очень. Он же не виноват, что в Миссури родился! — Попробуй, попробуй. Я посмеюсь! Ты хоть понял, почему Майк ходит? Он у нас надсмотрщик! Я не виноват, что ты настолько тупой. А еще рабовладелец! — Нет! Черномазые дорого стоили, поэтому мы и не купили. Мало мне дяди, так еще и ты устраиваешь. — Мне уже жалко твоего дядю! — Пауэлл фыркнул. И пошел искать гвозди. Гаррет почесал в затылке. Возможно. Пауэлл немножко и преувеличивал. Но у них не было револьверов и винтовок, Майк почему-то сказал оставить их дяде. И кукуруза, которая была просто замечательной. Всем бы такую кукурузу. Только тут слива чахлая, а над помидорами плакать можно, все равно не зреют, кур с десяток, сарай с поросенком, тот самый, где этот гад выломал три доски и убежал, и второй сарай с двумя замками. Снаружи. Подальше от дома. И одна черномазая, старя и подслеповатая, которая бормочет что-то себе под нос, глядя на них. И готовит кашу хуже армейской. А если это просто поле с кукурузой и паршивым домишкой, то зачем на сарае такие замки? Он же, насколько Гаррет видел, пустой. А сколочен так, что артобстрел выдержит. И это не для черномазых, она тут одна и в хижине себе живет, за домом. И вот эти, про которых говорит Тим. Вдруг он не врет? Гаррет плюнул на сухую землю и отправился на поиск охранников или кто они там. Но далеко не ушел — навстречу шел на редкость злой Майк. Без рыбы. Видимо, у него не клевало. — Куда собрался? В городе такое, что лучше вам не показываться! Эймоса кто-то застрелил средь бела дня, шлюх порезал. Дядя рвет и мечет. И не клюет к тому же! А мне еще надо за грузом ехать, как стемнеет. И поросенка купить! Сарай готов? — Почти. Гвозди кончились. — Это как это массу Мэллори застрелили? Вот прям насмерть? — шустро вынырнула из-за угла черномазая. — Угу. Там в «Свиной Башке» драку затеяли, он их разнять полез, в Браунсвилле оружие нельзя носить. Вот только те двое не к маршалу пошли, оружие не сдали, а сразу в «Свиную Башку», он у них пушки отобрать попытался, они его свинцом начинили и унеслись. Двое местных, один на муле, второй на пегом коне.  — Ужас какой! –черномазая плюнула в пыль.  — И не говори. Там как раз Лили шла, так на нее Эймосом попало. Ох она и заорала! Понятно, он всегда к ней ходил и все такое, так что еще и бордель не работает сегодня! И теперь беззаконный город у нас — маршала ухлопали. — А хорошо было — по улице носиться нельзя, по фонарям стрелять нельзя, оружие сдаете. А теперь будет такое, как в Шермане! — Да нету там ничего такого. Ну разве что с техасским рейнджером кто-то подерется. И то не каждый день! И там в борделе пять девок. А тут и одной не насчитать! — А что они ездят как наскипидаренные и орут как на войне, что и не пройти по улице?  — Так то в войну и было! Сейчас ходи хоть вдоль, хоть поперек, хоть наискосок! — Старая стала, ничего не помню! — черномазая шмыгнула носом и резвенько убежала в кухню. — Ага. Ничего она не помнит! — Майк отгрыз примерно треть от своего жевательного табака и блаженно зачавкал. — О, пока не забыл, раз ты опять куда-то собираешься, так курительного табака купи! — За свои деньги? А «Лорену» тебе не спеть? — Я потом отдам! — А потом это лет через десять? — А послезавтра тебя устроит? — Сначала деньги, потом курево. Или тоже будет послезавтра. Гаррет только развел руками и провел всадника на муле долгим взглядом. Ну разве можно быть таким жадным? И какой еще груз? Это ферма! Это самая паршивая ферма, на которой Гаррет жил за свои семнадцать лет! Тут вода пакостная, тухлым отдает, все на соплях держится, спать на соломе надо. Лучше бы он вместо груза гвоздей купил! А вот потом, уже под вечер. Майк вернулся. С телегой разных тварей, не считая своих вшей: поросенок, который верещит в мешке на телеге, собака, которая гавкает как ненормальная, и кто-то еще. Вроде бы человек, которого какие-то двое шустро затащили в сарай и быстренько ушли. — Опять мясо. Опять могилку утром копать. Хорошо хоть, есть кому. Гаррет взвился. И, будь у него револьвер, пришиб бы черномазую на месте. Разве можно так сзади подкрадываться! А потом услышал, что она сказала. Это что ж получается? Тим прав? — Это что ж он такое сделал, чтоб сюда попасть? Пастора прибил, не иначе. — Да куда мы попали?! — рявкнул Гаррет. — Как куда? В «Исправительное заведение судьи Фуллера». Чего-то не сильно вы исправляетесь, и так дезертиры, так еще и сарай починить не можете. Если не будете исправляться, тут места много. Может, хоть слива подрастет.   Гаррет сел на землю. Да если бы он знал, что так будет, он бы и по сей день сидел в форте и читал караульный устав! Один из его товарищей убит, Майк — предатель. А отсюда, судя по всему. не выпустят никогда! Отсюда не сбежишь, если только не нападут команчи. А если они нападут, то взрослых мужиков и старуху в плен не берут. Вернее, берут, но чтоб у них костер на животе развести. Еще и могилу какому-то бедолаге копать надо. А ведь две недели назад единственным его страхом был майор Карпентер и команчи! Но они далеко, а майор близко. А что теперь? И вот что она подразумевал под словом «исправляться»? Как? Бабку ведь не вернешь.   Чужак V   А чьи это унылые морды я вижу? Все в одном месте, далеко ходить не надо! Правда, из хорошего в этом месте только то, что тут нет Эймоса. И башка у меня чуть прошла, хоть не так крутится. Потому что непонятно, что это за место такое. И рожи у моих дезертиров тоже не сильно довольные. А один ох и скривился, будто таракана в каше раскусил. Это, похоже, вот тот из Канзаса. Поздороваться, что ли? Мамочкин сыночек меня тоже увидел. А третьего я с вечера не видел. Зато собака третий час воет. Аж жалко того Блэки, он себе жил в тепле, уюте, кашу с мясом жрал два раза, шкура блестящая, смотреть приятно. А теперь завезли невесть куда, хозяина нету, привязали к сливе, а там сейчас самое солнце. У кого ж это руки настолько не тем концом вставлены? Наверное, у этого, который из Канзаса. Хороший красноногий — он как хороший немец. А хороший немец — он как хороший индеец. О, третий вылез из дома. И с ним еще двое с ружьями.  — Джентльмены, минутку внимания. Я вынужден пояснить вам некоторые правила нашего чудесного заведения: никакого спиртного, никаких сигарет, потому что табака в Хорошей Книге нет. Никакого сквернословия, это губит вашу душу. Вы не ложны покидать территорию фермы, то есть заходить вон за то дерево, в которое попала молния. Вы должны благочестиво мыслить. Спасибо за внимание. Интересно, он в своем уме? Хотя, похоже, да — у мамочкиного сыночка глаза на лоб полезли, а этот, из Канзаса, просто сел, где стоял. Такая себе ферма при тюрьме. Пока надо не дергаться, и посмотреть, что делают с теми, которые нарушают правила. А то ко мне сестра должна в гости приехать, не хочется ее расстраивать. И подарок ей на свадьбу надо купить, кофейник какой-нибудь медный, чтоб не сразу поломался об голову Флетча. — Ты, длинный! От чего смешно? — Вспомнил, как мой знакомый хотел поругаться с женой.  — Разве это смешно? — Очень! Они не смогли поругаться — она ему в голову кофейник кинула, он где стоял, там и лег. — Разве это смешно? — Так он же не умер, просто свалился. И передумал с ней ругаться. — Я бы тоже передумал с такой ругаться. Несчастный человек! И если тебе такое смешно, грешник, то мне тебя жаль! Иди отсюда, строй собаке будку, причем хорошую! Доски и гвозди за домом. И лучше тебе не знать, что будет в случае твоего неповиновения. — А тут и знать не надо — прикопаете меня в кукурузе, мистер, может, и заживо. — Это за побег. Но ты, длинный, почти угадал. И мне это не нравится. — Мама говорила, что зато я умный, мистер, потому и угадал. А про Блэки не беспокойтесь. Хороший песик. Меньше всего на свете мне хотелось что-то тут делать, но оружия нет, лошади нет, расположения вражеских постов не знаю. А этот паскудник идет за мной. Он, что, собак любит? — Капитан, надо удирать. Ну-ну. Я про таких слышал — подсадная крыса называется! Тем более — здоровый мужик, семнадцать лет! Я в его возрасте шеей только так рисковал, любого коня мог увести. А он испугался непонятно чего. Голов на кольях не видно, уже легче. Или нет? Про моего па тоже нельзя было сказать, что он проломил кому-то голову киркой. А он ох и врезал тому умнику, который ясным днем ущипнул мою сестру. Съездили в Сент-Луис, потратили деньги! До сих пор смешно вспоминать! А этот от меня пятится. Правильно, если б мне лыбился здоровый мужик с молотком в руках, я б тоже испугался. И молоток бы отобрал.    — Нас тут закопают! Ты не ори, ты пили. Вдвоём быстрее будет. Главное — не забыть про дверь в конуру, а то собака не зайдет. И полыни туда надо в щели напихать, чтоб его блохи нас не сожрали. Интересно, откуда он такой взялся? Гончая не гончая, бульдог не бульдог. Морда примятая, а лапы высокие, и тело длинное, шкура светлая, любой зверь заметит, не для охоты он. Шрамов не видать — не бойцовый пес. Но для чего-то же его хозяин держал, кормил, чесал. И оставил охранять камеру. Не хочется узнать, умеет ли он кусаться, с такой мордой и такими зубами. А, похоже, именно меня он грызть и станет, потому что я его сюда тащить от сливы буду.   Во так, можешь меня нюхать. Умный песик. Умный. Во так, я собак люблю, они полезные. На охоту ходить, ноги об них греть. Ма их чесала и носки вязала. А ты меня жрать не хочешь, я невкусный. Отвяжем и пойдем. Тут недалеко, там тенек, там тебе будка. Без дверей, чтоб твоя здоровая башка не застряла где не надо, зато со стенами и крышей. И водички тебе принесу. Каша, правда, тут паршивая. Но другой нету. И хозяина твоего нету, можешь не выть, не поможет. Заткнулся. Вот молодец! А почесать себя дашь? Вот хороший песик, вот молодец, шкурка мягкая, морда наглая, слюни до земли. О, черномазая, возле будки крутится. Не надо мою работу проверять! Я же тебе ничего про кашу не сказал. — Мясо-мясо, новое мясо, грешник дикий. — И вам здрасьте. — Скоро будут вам всем грехи считать, а потом и обед. — А как эти грехи считают, а мисси? И чем? — Они и считают. Скоро сам увидишь. — Э не, мисси. Я с Миссури. Мне знать интересно, что это такое? И выходил ли кто из этой тюрьмы?  — И зачем тебя в Техас занесло? Сидел бы в Миссури, растил бы кукурузу. — Ага. А по кукурузе то гниль пойдёт, то дождя три месяца не будет, то свиньи передохнут, то корова змеиного корня нажрется. Корове ничего. А вот если такого молочка хлебнуть, да если не самому, а кто слабее, ребенок или женщина, то копай могилку.  — Ну так торгуй гвоздями, раз такой умный. Только я таких знаю. Ты людям на горе родился, руки в крови, жалости не знаешь. И выходили-то выходили, только душами. А мясо туточки, под кукурузой.  — Вторая хорошая новость за весь день. О, в гонг колотят. Скорее, в противень. Не нравится мне это. Стоят. Перед хижинами те трое. Еще один дезертир возле вооруженных. Остальные двое перед ним. И колода, вроде на такой мясо рубят. И хороший такой топор в руках у третьего.  — Смотрите, и смотрите хорошо. Запомните, что бывает, если вы не исправляетесь. Если не каетесь в своих грехах. Дэнни, иди сюда. А даже если он и не хочет, то его уже и тащат, к той колоде. Ему башку отрубят или как? И так уже одного зверье слопало, плакала моя десятка. А нет, ему правую руку выше кисти ремешком обматывают. Ой, сопляк, сейчас поймешь, для чего жгут затягивают. Интересно, у него с одного раза получится, или с десятого? Тут уметь надо. О, его держат, а этот вот третий уже топор заносит. О, с первого раза. Что ж ты в доктора не пошел, раз такой талант к этому делу? Мамочкин сынок в обмороке. Везунчик. Через пару дней в такой грязище ему прикинется, кровь загниет и и он помрет.   Шеба VI Шеба драила единственную сковородку в доме и думала, что неплохо бы купить еще одну такую же. И что у миссус Андерсон определенно было самое жуткое платье на собрании комитета дам-попечительниц. Позорище! А еще она просто не представляла себе, что на школу столько всего надо и там столько всего бывает! Если верить молодому массе Чарли, то сначала все вроде бы мирно сидели на стульчиках и обсуждали проблему рождественских живых картин, хотя на дворе было лето. А, с другой стороны, — не за день же до постановки этим заниматься. А вот потом и началось — кто-то из дам упомянул визит в Атланту к своей тетушке и ее прелестных воспитанных племянников. Миссус Андерсон на редкость ядовитым голосом поинтересовалась, в чем именно выражалась воспитанность этих детей. Гордая племянница не нашла ничего умнее, чем похвастаться их хорошей родословной, и это был намек на понятно кого. Миссус Андерсон невинно похлопала глазками и спросила, давно ли в Джорджии разрешили жениться на родных сестрах, потому что один ученик из Джорджии у нее уже был. Уэйд Хэмптон Шарперс, который делал три ошибки в слове «барабан» и утверждал, что у мула могут быть дети. А еще его тошнило не менее двух раз за урок. Но тоже с очень хорошей родословной. Ох тут и началось! А когда оскорбленная в лучших чувствах гордая племянница наконец-то успокоилась, кто-то умудрился спросить, почему ее ребенок восьмой раз просит доллар, чтобы купить у учительницы пособие по неправильным глаголам и ни разу его не купил. Выяснилось, что на эти деньги Натан Бефорд Форрест Дженкинс купил за полтора доллара огромный медный таз для варенья, прячет его под школьным крыльцом, а на большой перемене устраивает в нем крысиные бои на заднем дворе школы. А остальные деньги он тратит на корм и пополнение пула бойцов. Миссис Дженкинс была не в восторге.   То-то молодой масса Чарли приходит из школы чуть ли не ночью! Он на Рубаку и Кусаку ставит, фавориты, Рубака — шесть боев, а Кусака — четыре. Чистые победы. Все надеется на оружие денег насобирать. А теперь, неизвестно, будет ли развлечение завтра, потому что миссис Дженкинс озверела. Еще перетопит всех троих в ведре. Дженкинсы ведь методисты, даже в карты не играют, а сынок у них такое выкинул. Но Шебу куда больше интересовало, не принес ли молодой масса Чарли своих фаворитов себе под кровать? И так в доме крыс полно. Молодой масса Чарли на вопрос только фыркнул и сказал, что они в столе — Рубака сверху, а Кусака снизу, и он и дырок навертел, чтоб не задохнулись. И вот тут зашла его тетка. Шеба ретировалась в кухню и слышала только стук двери и вопль «Они людей не кусают!» и ответный вопль «Стол казенный!» И на следующий день Шеба благоразумно не спрашивала. Да и молодой масса Чарли стал возвращаться пораньше. Тоже хорошо, а то опять куда-нибудь вляпается. Нет, вот для этого и нужны или служанки, или много братьев и сестер — тогда у него не будет свободного времени. Потому что занятые руки — счастливые руки, и это чистая правда. Потому что он опять повадился в гарнизон лазить. Ну вот не место такому паршивцу среди солдат! Тут еще большой вопрос, кто кого плохому научит скорее. И хоть бы он не додумался в армию записаться. На барабанщика уже тянет, а там и оружие дают. И хорошо еще, что он знает, кто такие дезертиры и чего с ними бывает. Но все равно жалко его как-то, его же отдачей от выстрела с ног собьет. Но вот ясно, что его отец такому не обрадуется. Шеба никак взять в толк не могла — капитан такое хорошее звание, деньги платят, тут делать почти нечего, гоняй солдат, чтоб они в казарме самогон не гнали. Нет, надо увольняться и перебиваться случайными заработками, которые точно так же связаны с убиванием людей. Зато никаких вопросов, в кого молодой масса Чарли такой стукнутый. Потому что Шеба все же решила помыть пол под кроватью и нашла невесть что — детали какие-то. Винтики, гаечки, какая-то штука, на ключ похожая, планочка железная, что-то выгнутое. И не так валяется, а в масленую тряпку завернуто. Раз так спрятано, значит, надо тыкать молодого массу в это носом! Это не игрушка. А он мимо нее прошел, огляделся нехорошо, не идет ли миссус Андерсон, да и полез уже под отцовскую кровать. Он что, эти гайки во всему дому запрятал? Только вытащил он оттудова не гайки, а вот то, что и черномазой понятно: рама, ствол, барабан и куски рукоятки, самые простые, деревянные. Зыркнул на Шебу и давай все это вместе свинчивать! Это от револьвера гайки, чтоб вместе держалось все, да как заряжать, штучки эти, да крючок спусковой, да курок! — А па говорил, что не купит из принципа, потому что я петардами кидался! А я сам купил, по детальке! У квартирмейстера! Буду Кусаку с салютом хоронить! Заслужил! Три доллара мне выиграл! Шеба только руками всплеснула. Городу Шерману определенно не хватало Чарли с револьвером! — А если ваш па возьмет и спросит у квартирмейстера? — Четыре доллара уплачены, а чего такого? Ему можно в карты играть, а мне в крыс нельзя? Тем более карты мистер Дьявол придумал, а крысы— Божьи твари, я у пастора спрашивал. А для того, чтоб он спросил, ему надо сначала вернуться. Или уже не надо. Он так надолго не пропадал. Третья неделя пошла. Если совсем уже, то в гарнизоне говорят, что будет экспедиция в Территорию Юта. Мормонов бить. Если кто туда завербуется, то солдату будут платить десятку раз в месяц, плюс по доллару за каждого убитого мормона.  — За какого убитого мормона? Чарльз Джозеф Андерсон!!! Соображай хоть немного! — миссус Андерсон очень хорошо умела подкрадываться, несмотря на свои хромые ноги.  — Я и сообразил: у тети Мэри своих не то трое, не то четверо, у тебя с Флетчем тоже свои дети пойдут, это ж расходов много, дядя Джим завербовался в китобои, его можно и не считать. А так— пушка уже есть, ничего страшного. А мормоны сплошь колдуны, убивцы, людоеды и аболиционисты. Их прибить— дело доброе.  — Вот вернется брат — все ему скажу, и про клей на стульях, про то, что ты из задачника флот сделал, про то, что ты таблицу умножения не выучил, и про зверски сожранный образец прописей, и два загаженных ящика! И про крыс — тоже! — Шесть мормонов — новый стол и новые прописи. Было бы из-за чего так орать! — А они, чтоб ты знал, очень даже хорошо стреляют. И с язычниками в дружбе. Так что подумай о своей короткой жизни без скальпа! — А я налысо постригусь, чтоб им обидно было! Чужак VI Надо удирать. Надо удирать отсюда как можно быстрее! А сначала надо сесть и подумать, как не схватить пулю. И как, в первую очередь, достать револьвер. Хоть бы револьвер! Тут четверо или пятеро вооруженных и полтора дезертира, которых мне надо доставить в гарнизон! Того третьего придется убить, жалко. Опять тело потеряется. Это за одного живого мне дадут ну долларов сорок, да за дохлого — десятку. Крышу починить, сестре я кольцо из каталога куплю, за пятнадцать долларов, дорогущее, это не обсуждается, а вот револьвер Чарли не светит. Если ему так хочется стрелять, то пусть из моего уокера запасного поучится. Заодно узнает много нового.   Но это надо хорошо продумать, как они ездят. И стоит ли давать оружие тому из Канзаса? Всадит мне пулю в спину, и удерет в Мексику. А там его ждет очень хитрая штука — экстрадиция, если он засветится, а если нет, то приедет он в Мексику, а там совсем не медом намазано. Подумаешь, рабства нет! Есть там рабство, у апачей и команчей. Они себе детей и баб крадут — баб, чтоб им рожали, а детей или чтоб работали на них, или чтоб как апачей или команчей растить. Или чтоб повеселиться: самогона из кукурузы нагнать, пленников на кусочки порезать, чтоб аппетит нагулять, собачатинкой закусить. Он-то из Канзаса, там язычники и не водятся особо, а кто водятся, те в армию пошли, скаутами. Удобно — и лошадь, и штаны, и деньги дают, и на патроны скидка. Можно своим скво кастрюль купить. А апачам с команчами удобнее думать, что ничего не изменилось и дальше жить как жили. Ну это бывает, когда слишком часто из одной семьи женщин красть, так это на детях сказывается. Дурные они получаются. Только и я их не умнее, если стою в кукурузе с лопатой, смотрю на лопату и думаю про невесть что. Так, этот ездит от хижины черномазой до середины поля и разворачивается. Второй ездит от того горелого дерева до дома. Третий ходит по ферме, а четвертый в доме. Четвертый это и есть этот треклятый дезертир. Сопляк так лежит, как лежал. Наверное, до вечера не дотянет. В сарае жарко, как в духовке, про вентиляцию и не подумали. Спать еще можно, а вот днем — ну духовка же.   А этот из Канзаса дрова рубит. Судя по ору черномазой, он смог сломать топор. Бедная старуха. Ей-то за что такое наказание? О, пойду воды попью. В кухне вроде бы меньше мух. А тут их как над полем боя, над трупом кружатся. Кто-то плохо прикопал, и незнакомый мне мистер слегка воняет.   О, старушка, кашу мешает, ножик на столе лежит. Обычный такой ножик, не особо острый, кухонный, с одной стороны заточенный. Была у меня арканзасская зубочистка, так увели. И я даже догадываюсь, кто. Гад. Так, если она не поднимет ор и если этот из Канзаса не поднимет ор, то тот, который до середины поля ездит, скоро престанет. — Ой дурак. Из ведра хлебаешь. Может, это поросенку помои были. — А хорошо поросенка кормят, посытнее, чем меня. Несоленое только. — Так ты даже и на фарш не годный. Супчик разве что, да и то только свиней и кормить. Кого-то выворачивает возле кухни. Ну и дурак. Как мертвец воняет, тебе нормально, а как свиней людьми кормить, так его тошнит. Это охранник. — Масса Клетус, тут один поросенка объедает и еще и жалуется! Женщина. Ну что ж ты делаешь! Ну врать зачем! Не объедаю я поросенка.   Клетус прет ко мне, вроде не ждет подвоха. Интересно, успею его пырнуть или нет, надо сразу глотку резать, чтоб он крик не поднял. Я не Арч, тот с ножом хорош был, я больше с револьвером умею. Подошел. На! Получилось! Тяжелый, сволочь, сейчас положим на землю, на пол, все равно тут пол земляной. Булькает и ногами дрыгает, а я ему рот зажимаю, чтоб лишних звуков не было. Арч. Спасибочки, ты хорошо немцам глотки резал, они тоже так ногами дрыгали. И в штаны гадили. Это хорошо. Особенно когда тебе штаны и не нужны. Помер Клетус, значит. Увидишь мистера Дьявола, Клетус, так и скажи ему, что плюнул в кашу и за это пострадал. Нехорошо людям в кашу окурки кидать, невоспитанно. И про скальп свой тоже рассказать можешь, во так, хороший какой ножик. Скальп снимем, на пояс пристроим, в твоих карманах пошарим. О, кисет. Клетус, ты прям жизни спасаешь! Особенно мою, я третьи сутки не курил. — Сортир кому строили? Дотерпеть не можете или как? — черномазая и не пошевелилась от такого смертоубийства, только принюхалсь и рожу скорчила. — Это со всеми бывает. И у тебя и так не ресторан в Сент-Луисе. — Можно подумать, ты там в кухню заглядывал.  — Нет, но тарелки были чистые, — и ножик у Клетуса возьмем, этот вытрем ему об штанину, и на стол положим. И револьвер возьмем, с патронами. Новый какой-то, с латунными гильзами, я такой в каталоге видел, проще переделать, у него еще и ремень патронами этими новыми забитый. И ремень возьмем. Другое дело!  — Ой дурень. А это как называется? Содрал скальп и пошел себе! — А это напали на мирную ферму злые да страшные бугабу и кикапу.  — И ничего другого от куска блевотины я и не ожидал. Даже скальп содрал! — Он первый начал. Мне в кашу плюнул своим окурком. Я на него обиделся.  — Мне что, с голыми руками на вооруженного мужика кидаться? — Ой тупой! Клетуса так не видно, пошли в кукурузу. Я сяду в засаду, а ты ори, что сломал лопату! И не вздумай меня сдать. Убью! — Если они на это купятся, то я поверю в то, что вам помог Дьявол победить при Геттисберге, потому что такие тупые люди дольше года не могут прожить! — Напомни, чтоб я тебе рассказал очень благочестивую историю про Давида с Голиафом. Потом.  — Ты совсем контуженный? — Ага, но напомни.   Шеба VII Шеба провела очередного коммивояжера долгим взглядом и злорадно потрясла над головой шваброй. Ходят тут всякие! Продают непонятно что! «Желудочный Тоник», надо же! Масса Уоррингтон раз купил «Мазь от Облысения д-ра Циммерманна! Мазался сам кайзер!». Шеба не знала, кто такой кайзер, но очень надеялась, что он это руками не трогал. Потому что мазь жгла так, что масса Уоррингтон чуть с ума не сошел, но три часа с ней сидел. И не помогло, только лысину обжег. А с молодым массой Чарли лекарства покупать ой опасно. Еще слопает, чтоб в школу не ходить или еще что выдумает. Недавно пытался вызвать на дуэль, по всем правилам, какого-то доктора Лиддса. Миссус Андерсон смеялась, как умалишенная, а потом погнала этого поганца срывать те листки, которые он нацеплял на всех дверях по пути в школу. По трем причинам: он это понаписывал с кляксами и ошибками, никакого доктора Лиддса в природе нет и надо читать, что на той картинке масенькими буковками написано. А раз написано «слабительные пилюли в сахарной оболочке», то никаких вопросов к продавцу. А что кто-то сожрал их пять штук и бегал с обеда до утра, так сам и виноват. Конечно, это додуматься надо, чтоб в настолько разрисованной коробочке с красивой картинкой чистых белых толстых радостных детей и словом «ВКУСНО!» такое продавали, но все равно. А прошлый коммивояжер продавал настоящее змеиное масло. Большую бутыль. Насколько Шеба видела, нюхала и лизала это масло, оно было обычным соленым свиным смальцем. Он как понял, так убежал. Подхватил свою бутыль и унесся. Бутыль мог бы и оставить, надо же на чем-то пирожки жарить! Потому что миссус Андерсон поймала молодую миссус Вайолет за рукав и все у нее выспросила. Ну все! И про обеды, когда к Уоррингтонам гости приходили, и добавки просили, и про паштет, и про слоеное тесто. Еще и стоит в кухне, в книжку свою поглядывает, а сама зырк да зырк, как партизан из кустов. А молодой масса Чарли хихикает гнусно, будто и не он устроил позавчера на кухне такой дымище, что Шеба перепугалась страшно. Понятно, что леденцы денег стоят, а денег нету, а хочется. Но он кастрюлю чем-то убил насмерть! Оно черное, не откисает в воде, воняет горелым и не отковыривается. Как он те леденцы делать пытался, что дым по всему дому был? И что он туда клал, кроме сахара? Говорит, что по книжке делал, по «Пресвитерианскому сборнику рецептов». Шеба про такое и не слышала, а вот миссус Андерсон поглядела, поспрашивала и нашла. Кто-то из девочек в школе принес похвастаться, что у ее мамы всегда по такому выпечка лучше всех в городе, на нее даже методисты облизываются, не то, что лепешки кукурузные, видать ваша черномазая готовить не умеет. Как только Шеба поняла, про кого это так сказали, так чуть со стыда не сгорела.  Это она готовить не умеет?! Да она лучшая кухарка на пяти плантациях! Да масса Уоррингтон всегда круглый и жирный был, смотреть приятно! Да миссус Уоррингтон ей никогда замечаний не делала! Да Шеба знает, что для рыбы вилки специальные нужны, а в этом доме из столовых приборов — ложки и ножи, причем ложки самодельные! Ну спасибо! Она же не виновата, что масса Андерсон ест все и молча. И очень быстро. А молодой масса Чарли и не знает, что обедать можно час или дольше, с тремя или четырьмя переменами блюд, как приличные люди. Что с него взять? А про отца и говорить нечего, тому десять минут усидеть сложно.  Вот поэтому Шеба и собиралась ставить тесто на хороший сладкий пирог с хорошими яблоками. И очень не хотела, чтобы ей кто-то мешал. Особенно если этот кто-то по уши в пыли, чернилах, и у него из карманов червяки вываливаются. Особенно если этот кто-то тянет свои цепкие грязнющие пальцы в начинку или тесто. И только-только тесто начало правильно подходить, как в дверь постучали. Настойчиво и непрерывно. Минуты две без перерыва. — Кто пришел? — Бедный фермер! Это еще что за шуточки? Голос взрослый, незнакомый. Шеба насторожилась. — А что ты тут забыл? — Чинить, что сломано! И неизвестно кому Шеба открывать не собиралась. Кроме ее гордости, в доме ничего не поломалось. — Ну? Я тут до вечера стоять буду? Ещё и в дом хочет! Ну уж нет! С кухни донесся чавк и звон, потом оттуда вылез молодой масса Чарли, облизывая пальцы. Кажется, он влез в дом через окошко и своротил миску с желтками, растертыми добела желтками с сахаром, на пол. Ну это ж наказание, а не ребенок! — Тут неизвестно кто в дом лезет, вы б к двери не подходили. Говорит, что бедный фермер и хочет что-то тут чинить. — Ага. А какой флаг над нами? Шеба совсем ничего не поняла. Кажется, про флаг говорили не ей. — Черный! Какой черный флаг? Где тут черный флаг? Чей черный флаг? Шебе хотелось в кухню, оценить урон, но что за ахинея из вопросов и ответов? — А почему он черный? — кажется, молодой масса Чарли дразнил этого за дверью. Зачем? — А мы пленных не берем!  Молодой масса Чарли захихикал и открыл дверь. — Это Флетч, который тетин женишок. Он подумал, что ты у него пароль спрашиваешь, вот и стал отвечать. — Запутанный пароль, это у кого такой был? — Шеба глянула на нового гостя. Ой. Только и радости, что в костюме. Костюм хороший, серый в полосочку, пиджак, жилет, брюки, туфли. И люто пыльные штаны. И патронташ с этими новыми патронами блестит, кобура с каким-то револьвером слева. И правой руки нет от локтя, рукав заколот. Сам рыжий, усатый, и глаза жмурит, как кот. И котелок великой потрепанности. Брр!  — У нас.  — Она не знает. Вот если кто такое говорит, вот такой длинный пароль, это с Квантриллом ездили. Как па с братом, как Айк с Бутчем, как Флетч, как Янгеры, как Джеймсы, как Дэйв-гробовщик, как док Грэгг, как Арч Клеменс. — Ты меня в дом пустишь? Я и так на ногах еле стою, меня не на той станции высадили, кондуктор перепутал, а в дилижансе мул подох и колесо слетело, я пешком шел. — Ой, да! — молодой масса Чарли отскочил в сторону и продолжил — А тети еще нет. Она отчет для мистера Лероя пишет, он ей первый враг теперь. Мистер Тейлор доплелся до стула и плюхнулся на него. — Были бы у жабы крылья, не трудила б жаба ноги! В каком смысле враг?  — Школьный инспектор. То ему не так, се не так и она сама ему не так, потому что он из Филадельфии. — Стрельнуть? — Флетч ухмыльнулся, моргнул еще раз, как жаба из-под крыльца. Шеба похолодела.  — Я за ней сбегаю, вы с ней и выясните! Уже на свадьбу приехал? — По делу. Свадьба еще через месяц. Вот на годовщину.  Чужак VII  Я так с войны не веселился! Как он на меня вылупился, когда я ему кишки выпустил. Какая у него была рожа удивленная, у второго! Что, никогда человека с револьвером не видел? Я этому сопляку башку разнес, потому что в Хорошей Книге сказано: «Если рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее». А они и были руки. Три безмозглых руки, а голова не тут, голова этого паскудного метафорического тела живет в Браунсвилле, судьей работает, и я его достану. Хорошим проверенным способом. Очень проверенным. Правда, Майки? Видишь, что у меня на поясе? А мой дядя говорил, что человек может жить без скальпа, и даже такого видел. Поэтому я стараюсь всегда дорезать. Лучше всего голову отрезать и положить на пузо. Но вы двое нужны мне живыми. И способными вести светскую беседу в одном здании в Шермане, где флаг висит. Подсказка — не в школе. Правильно, гниденыш. Правильно. В суде. И ты засвидетельствуешь, под присягой. Потому что у одного мистера из Канзаса в форте жена с пузом и трое малых детей. И он очень хочет, чтоб им было хорошо. Прям как крыса в норе своим отродьям гнездышко мостит, заботится. А если его повесят, они окажутся без средств к существованию. Он будет свидетельствовать, что тут творилось.  Прямо какой-то рассказ мистера По, а не жизнь. Или тебе почесать моим новым ножиком? Не очень он, конечно, мой старый лучше был, а это коротенький какой-то, грин-ривер. Как малек, лезвие пилкой. Так ухо и не отрежешь. Или что понежнее можно, мерин животное полезное, спокойное, смирное. Пошли, пошли, сам виноват — кто ж днем спит, кроме всякой пакости: комаров, летучих мышей, козодоев, сов и сенатора Джима Лэйна? И ты ему позавидуешь, он уже сдох! Вставай, гниденыш, у меня болит башка и хочется спать с неделю. И если мистер из Канзаса уже убежал с лошадьми, то ты сейчас здорово посмеешься. Я отрежу обе ваши башки и получу за них пятнадцать долларов. И куплю сестре кольцо на свадьбу. Но за живых дадут больше. Дорежу сопляка, просолю его башку, чтоб можно было опознать по такой адской жаре. Жаль, что так выйдет, Декстер обидится. Только это не я ему такое устроил, что он без руки остался. Не прижгли как следует, еще и земля с тряпок в рану попала. Вот, пожалуйста, это ему меньше чем за сутки стало, что культя распухла, полосы уже до локтя тянутся. Я его живым до гарнизона не дотащу. А так даже ему легче будет. Новым ножиком перережем маменькиному сыночку глотку, как положено, от уха до уха. Руки вымазаны, так не страшно, не в первый раз. Интересно, насколько этот придурок сломал топор? И есть ли тут достаточно соли? И как голову вообще солить? Я ж не умею, как мясо засаливают или как-то по-другому? Не у старухи ж спрашивать. Зимой гораздо проще, они далеко не убегают и мясо не тухнет быстро, засунул в мешок у седла и хорошо. А не надо было дезертировать! И ладно б из-за девушки, или там жена померла, дети голодные, мул подох, пахать некому, а то часового прибили, Мартинсов прибили, черномазого их прибили. Только красных гетр не хватает всем придуркам!  Вроде все собрал, этих двух придурков скрутил так, чтоб они не развязались, с хорошей такой удавкой на шею. Одному мул этот, который в носочках. Второму — это недоразумение, которая рыжая кобыла, хрюкает, что за милю слышно, еле ноги переставляет, с запалом скотинка, ему как раз подходит. Мне — это горбоносое чучело. Грудь широкая, шея короткая, ноги короткие, почти пузом землю метет. Мустанг. Фу. Некованый, хвост и грива спутанные, а меня не боится и уздечку знает. Значит, не индейская лошадь. Хоть и пегий, рыже-пегий. Мерзкая масть. Приметная. На таких хорошо апачам ездить, или еще кому бесштанному. Мустанги гаже мулов, и только на мясо и годные, или кобылу держать, чтоб кровь разбавлять, а так ездить — ищите другого дурака. Но выбора у меня нет, спина вроде бы чистая, а шкурой как дергает! Не нравится ему, когда потник на спину накидывают. Так, слушай: или я на тебе доеду куда мне надо, либо я тебе прострелю дыру между ушей и пойду пешком. Понял? Ты мне ушами не дрыгай и башкой своей безмозглой индейской не мотай, потому что если ты хоть раз подо мной попытаешься что-то выкинуть, убью на месте, у меня настроения нет лошадей укрощать. Понял? Седло вообще армейское, хорошо. А пузо мне не надувай! Думаешь, я тебе не врежу между ушей? Правда, в такой черепушке мозгов нету с рождения, одни челюсти. Мешок к седлу, он уже не кровит, я его башку даже солью натер немножко, может, так быстро не развоняется. Так, ногу в стремя впихиваем. Если б своя башка так не болела, как кто туда гвозди забивает, то было б легче. Не, пегий стоит смирно. Умный. А старуха поделилась сухарями, воды набрал, главное теперь — не заехать в Браунсвилл. А если Блэки все-таки ищейка — так и я не вчерашний, умею следы путать. Но лучше пусть сидит себе, старуху с курами охраняет. Я ж не такой дурак, чтоб неизвестно кого с собой брать!  А для охоты я лучше щенка у Мэриона возьму, у него Салли с таким уже пузом, что вот-вот и десяток щенят будет. Хорошо б и вправду штук пять, будет из кого выбрать, а не так, как в прошлый раз: три щенка, все дохлые. Мертворождённые. Больше всех по этому поводу ругался сам Мэрион, обещал ведь шерифу кобеля от прекрасных родителей. А получилось, что он того кобеля закопает и все. Родители, правда, шикарные. Из Теннесси, рыжие, блестящие, мощные — волка порвут, если вдвоем налетят. А Салли вот так умудрилась. Ну, может, второй выводок получше будет. А то это я только в войну собак не держал. Привык, что во дворе кто-то тебе радуется и хвостом виляет. Дасти весной чего-то жрать перестал, клеща нашел или змею какую-то, так в два дня сдох, малой его в овраге закопал и будку сжег, на всякий случай. Потому что я всяких бешеных собак видел — и с пеной в пасти, и таких, которые ластятся сильно, и вот таких как Дасти — лежат и не пьют, не могут. Дасти, правда, воду лакал. Только и радости. Надо уже ехать отсюда.  Сестра I Теперь мне понятно многое насчет Квантрилла. Ой многое. Поработай в школе — тоже страх пройдет во веки веков! И даже прожорливый мистер Янгер по сравнению с крысиными боями и похоронами здоровенной крысы на заднем дворе с речами и салютом — это нормально. Ну съел человек десять яблок за час, ну бывает. Он же не урок мне срывал три раза за час. Он не ел жевательный табак с целью отпроситься и напугать этим девочек! Он не втыкал в парту булавку и тем более не играл на ней! Или делал это двадцать лет назад, и мне не приходилось выгонять весь класс и выковыривать эти булавки из парт! А еще он должен был убивать синепузых. А я не могу сделать то же самое с мистером Лероем. Можно подумать, он что-то знает о том, как удержать в узде вот эту конкретную, выливающую чернильницы на головы друг другу, хвастающуюся своими отцами друг перед другом, дикую банду, которые только в начале дня похожи на детей, а к концу дня от них могут убежать команчи с криками искреннего ужаса.  И надо написать двадцать два отчета и заполнить шесть форм. При этом надо не утопить собственного племянника! Он умудрился подраться с Уэйдом Хэмптоном Шарперсом, сломать ему нос и укусить два раза. Из-за такого вопроса, можно ли убить двадцать человек за час, если ты не артиллерист и не стреляешь по ним шрапнелью. Ну, если это мои братцы, то могут. Но это еще не повод кусать одноклассника за уши! А то еще подумают, что моего племянника дома не кормят!  А женская половина класса! Тихо, быстро, незаметно, и намертво сшить вместе два подола двум одноклассницам перед ней. Лучше бы они дрались.  А кто-то повесил на ниточке пустое осиное гнездо в одном месте! Визг стоял минут на десять. Почему именно в женской половине? Кого бы попросить завтра сделать то же самое в месте, где на двери солнышко? Ос боятся все. И я только одного не понимаю, как это такие сообразительные дети умудряются настолько плохо учиться? Ну как? Ну как можно не запомнить таблицу умножения на шесть, если в доме есть хоть один револьвер? Ну как? Но это еще не самое страшное. Квантриллу было хорошо. Захотел и уволился. А у меня только на Флетча надежда. Только он и в войну ни одной юбки не пропускал, и девушек покрасивее выбирал. И я ведь его и не знаю особо. Я знаю Тейлора, который ночевал в моем доме и ел мой хлеб, который ездил с моим братом, и я знаю, что он хорошо убивает янки и постоянно повторяет свою поговорку про жабу, у которой бы были крылья. Но я не знаю того, кем он стал. И я даже не знаю своего брата. Потому что из писем от него невозможно ничего узнать. Я знаю, что он конокрад и сын конокрада, но это было дома, давно, до войны, па тогда еще не умер, тогда еще никто не умер, а если он и тут решил вспомнить молодость? Повесят же, несмотря на прошлые заслуги. Да и кто скажет доброе слово здесь, в Техасе. А лошадей красть гораздо легче, чем искать дезертиров. На порядок легче, и кони тут достаточно неплохие, если на то пошло. И заработать за один налет можно сотни две. Если хороший заказ взять. Но рискованно, слишком рискованно, здесь полно своих конокрадов и у них свои прикормленные законники.  А еще здесь полно скотокрадов, хотя на здешних коров смотреть страшно — рога и злоба. И ведро клещей. И очень дешевый скот, за два доллара купить можно. Это же сколько надо ездить скотокраду, чтобы заработать хоть двадцать долларов? Неплохая была бы задача для дикой банды, но без точного решения. И в план урока не вписать, потому что получается, что я учу их красть коров. Мистеру Лерою это не понравится.  Чарли? А я еще думала, почему в классе так тихо? Ах ты ж поганец! Потому что тебя с утра где-то носило! Флетч приехал? Во-первых, для тебя он «мистер Тейлор», во-вторых, уже иду. Ох, я бы куда больше обрадовалась твоему отцу. Пастор еще в огонь масла подливает, как назло, читал проповедь про царя Саула, особо потом подчеркнув, к чему приводят спиритические сеансы.  Если мне тогда ответил совсем не человек, которого я знала? Если ответил тот, кого называют Отцом Лжи? Если ответ — тоже ложь? Если мой брат не вернется? Он возвращался, он всегда возвращался. Но кто живет с мечом, тот от меча и умирает. И больше всего я боюсь, что мне придется забирать его труп из стоячего гроба посреди улицы из какого-то дурацкого городка со смешным или глупым названием, так выставляют неопознанных преступников. Он налетал на синепузых, как серп на колосья, но здесь тоже умеют стрелять и ему негде спрятаться. Здесь он такой же чужак, как и я, как кот посреди псарни.  Шеба VIII Мистер Тейлор, в отличие от хозяина Шебы, был повоспитанней — хоть поблагодарил за кусок пирога. И даже культурно работал бухгалтером. Но что-то в нем было такое, такое, чего про белых масса не говорят. Бешеный он, как собака с пеной на морде. И молодой миссус Андерсон такой жених не годился, да еще он ее на десять лет старше! Стоп, они что, в детстве познакомились? Вернее, миссус Андерсон познакомилась в детстве с настолько взрослым мужчиной? Это неприлично! А та зубы скалит и говорит, что еще и полковника Квантрилла без штанов видела. И хихикает совсем неприлично. И молодой масса Чарли подхихикивает. А потом и объяснил, что Шеба малость не то подумала — это было исключительно приличное снимание штанов, надо же как-то из ноги пулю выковырять, рану зашить. И, по словам Чарли, его тетка очень даже это могла. Пациенты не жаловались. По словам мистера Тейлора, они просто теряли сознание или жевали полотенце.  Шеба поежилась. Кажется, в Миссури было жарко. Но ведь сейчас все спокойно. Кто б это ее хозяину втолковал. Вот масса Уоррингтон как жил, так и живет, ничего у него не меняется. Особенно то, что он ценные и нужные вещи проигрывает, будто и не клялся на Хорошей Книге. А вот у этого хозяина как с картами и другими грехами? Шеба пару раз общалась с другими черномазыми здесь, и вот только назовёшь массу Андерсона, так они пугались. Что он в Шермане такого натворил? Или это они глупые, как деревяшки, потому что если б он чего натворил плохого, то он бы, как молодой масса Клэйтон, который еще тогда, когда у массы Уоррингтона был большой красивый дом, стал делать фальшивые монеты, то он бы тоже сидел в тюрьме в кандалах и доедал бы крысу с обеда вместо ужина.  Или он все-таки что-то сделал, где ж он так стрелять научился? Хоть у молодого массы Чарли спрашивай, а тот и так сегодня малость пришибленный — вверх стрелять любой может, а вот что он вместо доски попал неведомо куда. И мистер Тейлор это видел и так смеялся, как будто на свадьбе с невесты юбка упала. Отдача ж сильная, отец у него здоровенный, так ему ничего, а у него аж тот револьвер в руке подскакивает, маловат Чарли для оружия. Хоть что-то хорошее от мистера Тейлора, хотя в приличном доме ему все равно не место. А вот масса Андерсон чем дальше от Шебы, тем лучше. Потому что ну вот не солдат он, солдаты, особенно если кто вправду капитан, не так ходят, не так спину держат. А если не солдат, то зачем ему так стрелять? В Миссури язычников же давно нету, в Кентукки тоже нету. Что там еще рядом? Арканзас? И там тихо-тихо. А вот этот полудурок Дэйв, у которого нос набок свернут, ну такое говорил! Ну такое ж говорил! Если это правда, то Шебе не грех и спрятаться. Потому что Дэйв в трезвом виде говорил что масса Андерсон большой колдун, и страшенный колдун, что его пули не берут и что он в войну в птицу перекидывался и поэтому всегда знал, где враг. Кто там на ястреба внимание обратит, если ты не фермер? И что он, масса Андерсон, то есть, не Дэйв, пошел ночью на перекресток, когда был малым сопляком. И что Хромой как глянул, что ему предлагают, так плюнул и ушел. Ну это Дэйв совсем заврался. Или нет? Книжка с жентмуном в цилиндре ой затрепанная, а вот Хорошую Книгу он открывал ой нечасто. Масса Уоррингтон оттуда всегда вычитывал что-то поучительное, про супружескую измену, и читал это миссус Уоррингтон. А молодая миссус Вайолет даже пугалась. Шеба совсем запуталась. И все-таки решила спросить. Миссус Андерсон уставилась на нее так, будто Шеба миску на голову надела или еще что глупое сделала. — Я с ним ездил, — пробормотал мистер Тейлор, глядя в пол, — я его видел вот как тебя. В птицу он не превращался. Пули его тоже брали, просто не насмерть. А вот колдун ли капитан Андерсон, того не знаю. Его ни разу трофейная лошадь не сбросила, и незнакомая — тоже. Он на Чарли на спор верхом сел, а Чарли — это ж только с виду мерин, а так это зверь дикий, который питался чужими пальцами и чужими собаками. Он собакам черепа с одного удара разбивал. И вот если этого Чарли привязать рядом с другой лошадью, так он сразу кусался. Он только Квантрилла на своей спине признавал, и то сначала цапнуть хотел, а потом к себе подпускал. Злее твари я ни до, ни после не видел! Шеба глубоко задумалась, в честь кого именно назвали молодого массу Чарли. Потому что вредность у него тоже была о-го-го. — И чего? — молодой масса Чарли проскользнул в дверь и теперь вытряхивал на чистый пол три отстрелянные гильзы и ведерко грязи со своих ботинок. Где он грязь находит? И почему ноги не вытирает? — Сел, посидел на нем, уши ему почесал. Про езду на Чарли спора не было.  — Приказы надо формулировать точно, а то будет как с тем джентьменом из Вест-Пойнта, который вышел на утреннюю перекличку как было написано в приказе: в шляпе, с саблей и в портупее. А про другую одежду там ничего не было. — Всякие глупости запомнить можно, а шестью девять нельзя? Я уже не говорю про то, что ты брякнул пастору! Я не понимаю, как твой отец тебя за глупость не выдрал!  — Ничего я ему не сказал, кроме того, что сом на его лягушек клевать не будет никогда. Он же не дурак! — Пастор или сом? — мистер Тейлор хмыкнул. — Сом, потому что умные люди на ворону ловят! На такую, вонючую. Чтоб у нее все внутри погнило, все кишки, чтоб ма орала, что она это на подоконнике не потерпит! В миску положишь, чтоб на подоконник не текло, и на солнышко. Она там гниет. Шеба тихо порадовалась, что первым делом отдраила этим людям всю посуду. — И вы двое его ловить не пойдете. Он вас сам под воду затянет. — Я это и есть не стану, не то что ловить! — мистер Тэйлор с видом оскорбленного человека пригладил усы.  — Есть ты станешь, а ловить не будешь.  — А тухлятину я точно есть не стану! Рыба быстро портится на жаре, подсунут пакость какую-то, которая всплыла еще в мексиканскую войну. Сом хоть свежий! Но вот от его питания мне не по себе. Тут никто не тонул? В смысле люди, а не корова? — Так сома же потрошат! — молодой масса Чарли просто раздувался от гордости.  — Все равно он жрет утопленников! Я вообще не понимаю, как они это могли есть и хвалить!  — Ну вкусный же, ловить легко, мяса много, белое, жирное. — Он шевелится! У него эти усы склизкие! Он сдыхает далеко не сразу! Он кусается.  — Ну, если б с тебя стали кожу сдирать, ты б тоже хоть попробовал. Миссус Андерсон только руками развела. А Шеба подумала, что если эти двое не поубивают друг друга до свадьбы, то бедный мистер Тейлор будет есть сома каждый день.  Чужак VIII (Дезертиры)  По мнению бывшего капитана Пауэлла, проклятому двужильному ублюдку или помогал Дьявол, или у него действительно не было мозгов в черепушке. Ну вы только гляньте, получил башкой об землю, и еще пулей по скальпу чиркнуло, а он, вместо того чтоб мирно лежать и блевать, или, еще лучше, взять и сдохнуть, этот выродок тащит их двоих куда-то на встречу с расстрельной командой. Еле в седле сидит, но не падает ведь! Ну почему так!  — А куда мы едем? — не выдерживает чертов предатель Майк. Ему бы полагается молчать. Потому что руки чешутся врезать, если б этот дьяволов сын не скрутил руки как положено. И еще и лошадей связал в цепь: повод кобылы прикручен к его седлу, а повод мула к седлу кобылы. Ну почему он не утопился в детстве? Ну всем бы было от этого только лучше! Особенно самому бывшему капитану Пауэллу и двум сотням жителей Лоренса. — В суд, — пегий получает хорошего пинка в брюхо каблуками, но быстрее не идет. Или не может, или не хочет. Попробуй такую тушу на спине потаскай! — Так я не про то, — не унимается Майк, — Шерман разве там? Мы куда-то к Пексосу сворачиваем или Рио-Гранде, что там ближе? — Ред-Ривер. — И как это вы до Канзаса доехали? — По запаху, — дьяволов сын еще и огрызается. — Заткнись! — больше всего на свете бывший капитан Пауэлл хочет врезать Майку, чтоб он давился зубами и соплями. Сапогом бы ему в зубы заехать! — Страшно. Да? Кто ж знал, что так повернется? Кто ж знал, что ваши аболиционисты обделаются и убегут? — Так чего это ты с ними убегал, гниденыш? — Андерсон не поворачивается, но хорошо слышит Майка. — Потому что с моим положением в обществе мне мало платили! Я из хорошей семьи!  — Рядовой! Конечно, будут мало платить! Звания получать не пробовал? Там язычников убивать? Пленников у команчей мог бы освободить, если б была возможность! — И кто мне это говорит? Человек, который убивал безоружных и сжег бордель? — Майк приосанился, он-то точно не был в Канзасе. — Какой бордель? «Красная Луна» стоит на месте, в Олате я тоже ничего не трогал и окно там не я разбил!  — В Лоренсе бордель!  — Так он и не горел! — к великому разочарованию бывшего капитана Пауэлла, бордель в Лоренсе не горел даже тогда. Далеко от основных гнезд аболиционистов и кирпичный вдобавок. — А было бы смешно посмотреть, как шлюхи из окон выскакивают. — Ой, как дурачком прикидывается! Почти как настоящий! Переменчивый, как дрожжевое тесто. Думаешь, я тебе поверю? Ты подставил своих дружков, загнал одного в могилу, и думаешь, что я тебе поверю? Не, Майки. Так нельзя.  — Он сам виноват! От дурного семени не будет доброго племени, а на его дядю стыдно смотреть! Зачем его оставили в армии? Зачем его туда вообще взяли? Он же омерзительный тип: сдирал скальпы, жил в грязи, убивал фермеров, воровал лошадей. — А еще у него разборчивый почерк. Полезный человек. И его туда взяли, потому что он туда записался. А фермеров убивали мы все. Один ну так орал, что у него ферма в Пенсильвании и трое малых детей, что хоть поздравляй его жену.  — Никакой жалости. Зверь. — Не угадал. Это у зверей жалость есть, а человек не жалеет. Как-то так, давно читал, не помню. Бывший капитан Пауэлл удивился. Во-первых, так и не подумаешь, что Кровавый Билл Андерсон читать умеет, а во-вторых, это ж надо, какой начитанный, это он эту пьесу шекспировскую про Ричарда какого-то там читал. И Ричард этот был препаскудный мужик, несмотря на то, что король. Или он именно потому был паскудный, что король? — Ну прямо театральный критик! — Где я тебе столько тухлых яиц возьму, чтоб хорошо критиковать?  Вот тут Пауэлл расхохотался. — А чего такого? Пьеса ж старая, все знают, ну кроме него. Как еще покритикуешь? — Критики статьи пишут, а не кидаются чем попало!  — Так что ж ты критиком не сделался, раз такой умный? Писал бы себе статьи и горя не знал. — Так на них не заработаешь много. — Да, на убийстве глухой старушки больше будет. Вот одного не могу понять, чем миссис Мартинс вам помешала? Она же была глухая, ей надо было по плечу стучать, чтоб она поняла, что от нее что-то нужно.  — Хороший рабовладелец — как хороший индеец. — Так вы их черномазого тоже грохнули. Мозгов у вас примерно столько, сколько было у Джона Брауна. А вот были ли они в его башке, того не знаю. Я ж ему в голову не стрелял. — Он первый начал! — Браун точно первый начал, а Сэм тоже был глухой. Старый хрен Мартинс любил, чтоб в доме было тихо, вечно боялся, что грабителей не услышит. Добоялся. — Я что, должен зарыдать от раскаяния? — Не знаю, я не судья. Но вряд ли на него это подействует. Особенно когда в суд придет рыдать та девица, к которой Гаррет лазил. Не могли найти других кустов. Если им ну вот так приперло, то могли бы и на кладбище, там хоть земля плоская. — Совокупляться на могилах? Тебя сколько раз контузило?  — А кто спер мою закидушку на сома? Команчи? Пауэлл, чтоб ты знал, они не жрут рыбу! Или пусть бы женились уже, и доламывали кровать. Нет, надо обязательно портить мне рыбалку! Пауэлл фыркнул. Кажется, стало понятно, откуда полудурок Дик увидел возле речки привидение, которое бежало и вопило.  — Вот тебе смешно, а она вдовой осталась. Ну, лучше быть незамужней вдовой, чем женой аболициониста. — Или шлюхиным мужем. О, это получается, что у тебя шлюхин сын? Интересно, кто именно его отец? — Майк осклабился. — В жизни не видел мужика, которому так надоели яйца. Еще один звук и ты их сожрешь прямо здесь. Давай, Майк. Продолжай. Еще про Квантрилла что скажи, — Андерсон осадил пегого и развернулся к остальным пленникам, скаля зубы.  Сестра II Все готово, все готовы, Уэйд Хэмптон Шарперс предусмотрительно вышел и надолго к тому же. Вот и хорошо, а то его опять стошнит. Кто еще может напугать мистера Лероя, чтоб его в аду черти драли, надо не сказать про чертей вслух. Натан Бедфорд Форрест Дженкинс? Нет, сидит себе в уголочке, вырезает на парте неприличное слово. Ах ты ж паршивец! Сейчас я тебя! Генерал Форрест что, такие слова на партах вырезает? Вот кто в церкви две скамейки исцарапал такими же словами! Вот чья работа! Еще и не в своей! Чем тебе баптисты помешали? Что значит «за них па не ругается»? Ну я с ним поговорю. Кто там еще шип под седлом учебного процесса? Так, кого бедная черномазая десять минут отмывала от партизанского слоя грязи? И то, партизаны чище были! Не считая Кроуфорда, который отрезал у янки уши и носил их на веревочке на шее. Но за это Мэри выгнала его из-за стола полотенцем и не пускала, пока он уши не выбросил. А Чарли, кажется, здесь и нет. Это плохо. Потому что если его нет в школе, то что он делает? Пошел записываться в эту экспедицию? А ведь могут и взять барабанщиком. Барабан он уже может поднять. Другое дело, что он на нем играть и не умеет. Хоть бы в самом деле не пошел. Брату такое не понравится. Па ведь не пустил его на войну с мексами. А тут даже не мексы, а мормоны и язычники-юты в пустыне безводной. Плохое сочетание, особенно для новобранцев и янки.  А кто это влетает в класс и грохает дверью? Чарли, а где это тебя носило и зачем это тебе знать, где этот несчастный Шарперс? А теперь еще раз, медленно, и такими словами, которые можно произносить при женщинах и старших по званию. Не вот то, что я услышала, а: «Команчи сожгли ферму Деггетов до фундамента. Солдаты привезли то, что от жителей фермы осталось». О Боже Милосердный! Чарли, сколько там убитых, и кто?  Кто-то пискнул и свалился с парты. А, это Амброз Баттерс. О Боже. Его старший брат как раз поехал за чем-то к Деггетам. Весело начинается понедельник! А Шарперсы тут при чем? Шесть человеческих трупов и Декстер говорит, что один дохлый язычник? Деггетов было четверо — отец, мать, и взрослые брат с сестрой. Еще двое кто? Надо идти смотреть. Еще этого не хватало! Тут такое часто бывает? Ну Билл, ну мог бы хоть раз написать насчет язычников! Или это для него кто-то вроде блох на собаке, ничего не значащее природное явление? Или источник заработка, по десятке за скальп? И лучше не думать, что с ним будет, когда он попадется в руки команчам, потому что результат их увеселений— вот, лежит в телеге, без глаз, скальпа, яиц, и над ним весело кружатся мухи. И Флетч тут, возле людей крутится, расспрашивает. Хоть бы не решил за ними гнаться, он может. Он еще с войны научился стрелять с левой. И расспрашивает нехорошее. Например, откуда у команчей винтовки? Обоз вроде бы не грабили в последние две недели, значит, они их откуда-то взяли. Купили у мексиканцев? Ну да, они им уже родня и все такое, но что брать у Деггетов? Лысый скальп? Двух черномазых? Корову? Шляпку их толстой незамужней дочки, у которой на животе развели костер и перед этим содрали скальп? А в толпе тошнит кого-то в очень модном костюме. Добро пожаловать в Техас, как говорится. Добро пожаловать в Техас, мистер Лерой, в Филадельфии такого не увидишь. Трупы опознали? Деггеты, всем семейством, и бедный Уэйд. Угораздило же его отца и кузена поехать именно туда и тогда. Начали новую жизнь! Сидели бы дома в Джорджии и арахис ели, неправильно называя его горохом, целее бы были. И я не хочу думать, на сколько у моего брата хватит патронов. Если хватит. Потому что они, в телеге, умерли далеко не сразу. Потыкать бы в это носом мистера Купера с его «благородными делаварами»!  И нет, про него никто ничего не знает. Декстер молчит, а майор Карпентер от слов «капитан Андерсон» почему-то дергает глазом. Интересно, что он не поделил с Биллом? И про уроки можно и не думать, здесь уже вся банда. Кто родню зовет — посмотреть, Амброз уже привел своего папашу, мерки снимать. Вот ему работы прибавится! Хотя проще бы им закрытый гроб, но мистер Баттерс — гробовщик, ему виднее, кого как хоронить. Правда, гроб с кружевами и розовой атласной обивкой для дочки Деггетов — это уже слишком, их родня сейчас не соображает и не надо им продавать самый дорогой гроб с витрины своего бюро. В телеге уже мясо, плоть, то, что уйдет в землю. Им уже не нужны кружева. Нужно разогнать класс по домам, успокоить мистера Лероя, и, в первую очередь, поймать за хлястик Флетча. Команчи подождут, а я — не очень. Если он так хочет за ними гнаться, то пусть сначала ведет меня к пастору! Лучше быть миссис Флетчер Тейлор, честной вдовой, чем думать, что какие-то маленькие и очень грязные язычники играются с рыжим скальпом или спорят, какой длины были у него кишки, если не учитывать то, что уже слопала их собачка, и понимать, что зря брак не заключили. Мистер Лерой почему-то бледный, как простыня в богатом доме, даже на крыльцо кому-то сел. Кажется, ему надо к доктору. Чарли! Не стой тут столбом, отведи его, тут недалеко.  А то он помрет, и мне некому будет отдать отчеты и формы. Конечно, янки больше, янки меньше, кто их считает, но другой инспектор может быть и хуже. Этого я знаю, он попортил мне немало крови. Он шипел, как сковорода, узнав, кто мои братцы. И он боялся. Представляю, что с ним будет, когда он узнает, чей сын Чарли. И вот интересно, попытается ли он его спрашивать или промолчит? И не опозорится ли мой племянник на всю школу? С одной стороны, он ведь не дурак, он быстро соображает и выпутывается из неприятных ситуаций, но он как нарочно в них влипает! Не хуже отца своего. Билл то лошадей поехал воровать в нечеловечески пьяном виде, то женился на этой, то гонял техасских рейнджеров по салуну табуреткой, то полковника обозвал, надо сказать, по делу, но можно было и не называть бедного Квантрилла «паскудным янки», он же не виноват, что родился в Огайо. А я теперь пожинаю то, что выросло. А вырос пограничный бандюга из дикого леса. Только еще маленький.  Шеба IX А вот теперь Шебе стало страшно. Теперь она увидела. Зачем масса Уоррингтон проиграл свой большой красивый дом в Вирджинии? Зачем он вообще играл в карты, если не умеет? Зачем масса Андерсон тут поселился? Сидел бы себе в Миссури! Хотя, если вспомнить, что он сказал про своего сына, он бы там совсем не сидел, а висел. Ну почему его раньше не поймали? Вот был бы он теперь славный мертвый конокрад, его бы тихо поели червяки, и всем было хорошо. А тут страшно на улицу выйти, вдруг команчи налетят? Вдруг им срочно понадобился новый скальп или новая сковородка? Гарнизон ведь паршивенький, старики и гальванизированные янки. Если б еще кто Шебе сказал, почему они, те янки, то есть, так называются. И можно ли им доверять? С одной стороны, вроде бы они недавно воевали с южанами, а теперь спокойно носят серое, будто ничего и не случилось. А с другой стороны — все белые масса не с первого раза понимают, когда им врут, особенно если врут другие белые масса.  Вот взять хоть молодую миссус Вайолет. Ох скандал был! Наверное, даже мексиканцы испугались, как миссус Уоррингтон орала на свою дочку. Ну это додуматься надо, что если ты живешь в одном доме с матерью троих детей, хоть двое из них и умерли в детстве, то, может, она хорошо понимает, почему ее дочь постоянно падает в обморок. А потом молодую миссус Вайолет просто начало выворачивать по утрам. Шеба так смеялась, что аж икать начала. И перестала только тогда, когда вспомнила, зачем молодая миссус Вайолет заходила и кого спрашивала. Даже думать про такое противно. Но когда ж он успел?! И почему про это не знал масса Уоррингтон? На любовь было не похоже, да и вы только посмотрите! Девица с самой тонкой талией аж до Атланты и — масса Андерсон. Да пока все нижние юбки на ней задерешь, то час пройдет! Или— а вот тут Шеба поняла, в чем опасность отдельной спальни в одноэтажном доме. И вот если бы возле молодой миссус Вайолет спала личная служанка, то, может быть, не случилось бы ничего плохого. Она бы хоть крик подняла, если что. Или еще как бы свою хозяйку защитила. И массе Уоррингтону прибыль бы была. А так сплошной позор на весь город, что тут говорить! И, главное, с кем! С белой швалью! С дикарем лохматым! С колдуном! С человеком, у которого все штаны латаные! Зачем она его впустила ночью через окошко? Конечно, можно было бы и подумать, что такой, как масса Андерсон, сам залезет и изнасилует, да только не в таком доме. Мышь чихнет — у соседей слышно. А ведь месяц назад было тихо. Значит, она сама его раньше впустила! Семью опозорила! Конечно, это могла быть и не ее вина — может, она газету почитала или себе невесть кого вообразила, с молодыми белыми миссус это бывает. Но вот если бы сама Шеба была белой да ей предложили массу Андерсона как жениха, то ей такой жених или муж и даром не нужен был бы. Ну разве что если колодец копать. И дело даже не в том, кем там была его покойная жена. Потому что не должен обычный белый масса таким быть. Конечно, белые масса всякими бывают, некоторые даже умудрялись быть аболиционистами. Только пользы от них было, как шерсти от свиньи— ну переправили с десяток черномазых неизвестно куда, ну и от этого остальным черномазым лучше стало? Да ни в жизнь! Аж целый город Лоренс дотла сожгли из-за них! Говорят, там теперь нет никакого города, а только поле. Может, не такой большой, как Атланта, но сожгли ведь! Молодой масса Чарли аж хвастался. Этим и похвастать перед другими можно, а не проигранным домом и горничными. Или масса Андерсон мог что похуже? Может, он только на словах дезертиров ловит, а на деле банки грабит, а деньги прячет где-нибудь под камнем в прерии. В таком случае мог бы хоть кресло в дом купить! Зеленое, с подлокотниками. А то в доме две табуретки. Деньги надо тратить. Иначе зачем тот банк грабить? А в каталогах столько всего интересного и нужного в хороший дом! Набор из десяти медных блестящих кастрюль, медный кофейник, стулья полированные, покрывальца вышитые, ручки дверные, медные, вазочки для цветов с золотыми ободочками. Набор ножей в тридцать шесть штук. Но если денег нет, то можно только облизываться. Вот как на красиво нарисованное зеленое муслиновое платье. Понятно же, что на человеке оно может выглядеть совсем не так или полиняет после первой стирки. Но на картинке очень даже красиво. А кольца! Такие на Шебу и не налезут, тут очень тоненькие пальцы нужны. Золотые и серебряные кольца, серьги, цепочки, брошки. Шпильки для волос, гребни. Особенно тот, серебряный. А подсвечники какие! С листиками, с цветочками, латунные, конечно, но все равно красивые. Кровать с медными шариками на спинке тоже вещь нужная, а то у молодого массы Чарли уже ноги до пола свешиваются. И крышу надо починить, а то протекает как раз над столом. Миссус Андерсон была очень недовольна, когда в дождь ей потекло за шиворот. И смешно ей не было. И дождь ведь был недолго, даже пыль не прибило.  По такой погоде начинаешь понимать, почему некоторые люди очень не хотят быть фермерами — это весь урожай выгорит. А если у кого дети малые или родственники больные? Что тогда делать? Особенно если денег никто не одолжит? Тут можно и впрямь банк ограбить или украсть с десяток коров. А Шеба еще слышала, что один не совсем нормальный белый масса грабил дилижансы вообще без ничего, даже без нижнего белья, но с ружьем. Интересно, а куда же он добычу девал? А еще люди говорили, что в войну поезда грабили. Ну, это на словах просто — разобрали всякие партизаны железную дорогу или кинули бревно на рельсы, поезд и стал. А там пассажиры с часами и запонками. А на деле опасно, вдруг кто стрелять начнет? А человеку часто и одной пули хватает. Да и не такие богатые люди в поездах ездят, если на обычных сидячих местах, или такие, как масса Тейлор, или ценного у них только еда с собой. А сколько в утробу человека влезет яиц вкрутую? Ну пять, ну семь, если очень голодный. Но так рисковать своей шеей ради такой малости может только дурень. И вот теперь Шебе стало не по себе. Один такой уже выиграл ее в карты. Чужак IX Небо было омерзительно ярким, жарким, выцветшим, как старая занавеска. Жарища. К вечеру будет гроза— ногу скручивает. Надо бы их куда-то дотащить до вечера и самому не свалиться с лошади. Мустанг паршивый, еле ноги волочит. Где же тут хоть какие-то люди? Еще действительно заблудиться не хватало, а еще в форте говорили, что команчам опять попала вожжа под хвост. Как-то не хочется простужаться. Добраться до фермы, забрать у них коня, получше, если есть. Добраться домой. Гниденыш что-то вякает. Громче можешь? — Дым, говорю! Вон там!  — Может, команчи. Надеюсь.  — Вы им достанетесь живыми. Они, конечно, поганые язычники, но должны же сделать хоть что-то хорошее хоть раз в жизни. — Это шутка? — придурка из Канзаса трясет. Конечно, палача можно уговорить на английскую петлю, чтоб шею сломало, еще и с женой попрощаться дадут. — Нет.  Гниденыш делает вид, что вот-вот упадет с лошади. Падай на здоровье, у тебя ноги под брюхом связаны, а руки за спиной.  — Пусть люди порадуются.  — Люди? Тебе команчи люди? — Придурок из Канзаса скалится, как собака.  — Люди, люди. Иначе они бы не увели столько баб из Мексики. А там иногда красивые бывают. И с такими лошадьми им будет очень весело.  — Мне уже тоже весело. Потому что ты заехал или в Оклахому, или на порог к мистеру Дьяволу. — Ну, в Оклахоме у меня никого знакомого нет. А вот в сковородке есть с десяток знакомых. — Тушеные или жаренные? — придурок из Канзаса скалится, смеется. Вроде как негатив Арча — длинный и темный. Вроде так это называется, когда фотографии делают и когда на ней наоборот. А так я помню, как он скалил зубы и убивал. Я помню, как орали эти синепузые.  — Вам смешно. Вы одинаковые. Твари, которым бы пора гнить в земле и не мешать достойным людям! — Таким как ты? Я до этой чертовой фермы думал, что уже видел самое паскудное, что может быть. Оказывается, что нет. — Еще и выражается погаными словами! — Я знал одного парня, который не ругался. Это ему не помогло. Зато брат у него ругался. И ничего, живой. — Это какая-то нравоучительная книжка, только навыворот, получается. — Придурок из Канзаса сплевывает отстатки табака в траву — Это возле речки нельзя ругаться, рыба обижается.  — Я понял. Я все понял. — Гниденыш Майк сейчас очень похож на учителся, у которого разбежались все дети. — А я тоже понял. Понял, что надо бы вас заткнуть. — Ну почему в жизни нет справедливости? Почему янки не могли стрелять получше? Зверь безмозглый. — Майки, я так понял, что вы трое это не позавчера устроили. Ты. Судья. Эймос. И что мясо под кукурузой в пять-шесть слоев, если не больше, лежит. Угадал? — Заткнись. Позор кавалеристов. — Ругался чайник с котелком! Это не меня посадили под замок за ужасающий внешний вид! Это не меня посадили на забор за такое состояние лошади! Добрый человек майор Карпентер, аж сам удивляюсь. Я бы за такое убил бы, так лошади спину сбить. Придурок из Канзаса фыркнул. — Слушать бы вас и слушать, но он прав — на таких мешках костей мы никуда не доедем. И с таким вонючим довеском. Или это запас продуктов?  — Наживка! — Андерсон хмыкает. — А вот за это тебя тоже повесят!  — За что, Майки? Вроде ж ты образованный, а тебя и не понять сразу. — За людоедство! — Но я ж кишки соминые выпущу и выкину. Не считается! — Вот потому я эту дрянь и не ем! — А зря. Он вкусный. И я пошутил. — Не смешно.  — Так ты и не смеешься. — Вам смешно, а у меня кобыла сдыхает. — Она не сдыхает, она вредная. Дай ей шенкеля. Одновременно. Кобыла махнула хвостом и сделала маленький шажок вперед.  — Так я не понял, мы правда к этому дыму едем? Вдруг там действительно команчи? — А куда ж еще? — Андерсон пошатнулся, почти лег на гриву. — Хочешь сдохнуть на кровати? Сказал бы мне кто месяц назад такое, я бы посмеялся. А теперь — любуюсь.  — Хочу нормальную лошадь! Этот или тупой, или дурной — быстрее шага не может.  — Или больной, потому кто что когда слышал про крючкотворов, которые разбираются в лошадях?  — Да нет, он сам по себе блестящий, ноздри сухие, глаза чистые, копыта крепкие. Просто свинья по характеру, вот и все. Я и хуже коней видел. Можно его за пару долларов кому-то спихнуть. Не выше. Спокойный такой, учительницу возить или еще что медленное. — Вот я одного не могу понять — вроде бы ты и на человека похож, а вроде бы и нет. Почти показалось, что я с обычным неотесанным деревенским тупицей разговариваю. — Майк картинно закатывет глаза. — Майки, а ты тогда кто? Сопляк, который не умеет чистить лошадей? Гнида? Трус? Ненастоящий аболиционист? Хоть бы настоящий был, не так бы обидно было. Я-то конокрад! И мулами торговал. Я в них разбираюсь.  — И убийца детей! — Придурок из Канзаса зол за это до сих пор, аж трясется. — Красноногие. А со мной ездили такие же сопляки, Дик, Джесси, Райли. Вы б их точно не пощадили, попадись они вам. Да, Пауэлл? — Лучшее в них то, что они уже не с нами! Я бы больше обрадовался увидеть всех троих на одной ветке, но так тоже неплохо.  — Ветка бы сломалась. Двоих еще куда ни шло. — Фу. Между вами действительно нет разницы. А вот почему такой, как ты, примкнул к серым? Вот это парадокс. Бессовестный, кровожадный, бессердечный, лохматый — ну готовый портрет аболициониста! Ты и черномазых не держишь, да? Ни тогда, ни сейчас.  — Я что, должен возлюбить Линкольна, потому что у меня не было денег на черное мясо, или потому, что конокрад? Синепузый бросил мою сестру, женился на другой девушке, а потом еще и вышиб мозги моему па.  — Прям как у сэра Скотта! Прям Роб Рой. — Я больше лошадей увел! — Команчи бы тобой гордились. Аж две штуки украл за один раз! — Пауэлл, ты правда дурак? С десяток, да хороших, да конкретному заказчику, да определенной масти, да раз в месяц. Учись, сгодится в жизни. Если не повесят. И не вот этот мешок кишок, а минимум четвертькровки!  — Я знал одного хрыча, так у него был такой рыжий! Кентуккийский скаковой, ветер обгонял. — На короткие дистанции. Не, это так, баловство, а не лошадь. Вот у меня был морган, не чистый, смесь с четвертькровкой, здоровый такой вороной, так мог спокойненько, с перерывом на отлить, дойти отсюда до Сент-Луиса и не вспотеть. Ветер не обгонял, но вот в бою что надо был. Па еще ругался, что на таком только на похороны ездить. Сестра III Этого еще не хватало! Мистер Лерой приехал не один! Его семье доктор прописал перемену климата, потому что у его жены слабое здоровье! И он приволок их сюда. Недоумок. Тут команчи, пыль и торнадо дома сносит, не хуже, чем в Канзасе. Тьфу на тот Канзас, Территорию неосвоенную. И тут люди своеобразные. Например, майор Карпентер. Дважды моего племянника за ухо приволакивал в дом, с неизменной фразой «Мне одного Андерсона на всю жизнь хватило!» Подумаешь, какие нежные! И мой брат хорошо стреляет. И, все-таки, а что такого сделал Чарли? Не на пороховом складе же курил, это очевидно. Да он и не курит еще. А вот насчет отпрысков мистера Лероя ничего сказать не могу. Выговор у них янки, это слышно. Тощие, зеленые, в смысле бледные они, эти отец с сыном. Миссис Лерой их что, не кормит? Или она уже настолько болеет, что встать с кровати не может? Нет, сидит на стуле с выражением лица «я тут английская королева», хотя она на нее даже похожа, особенно платьем и сзади. Бледная и крайне недовольная всем и вся. И она уже хочет знать, как я буду обращаться с ее драгоценными детками? Не буду ли я их бить больше положенного? Не буду ли я им задавать неудобные вопросы? Не будут ли их обижать новые одноклассники? И смогу ли я оценить их знания по достоинству? Еще этого не хватало! Похоже, они какие-то тупые или пользуются служебным положением. Конечно, кто тронет детей школьного инспектора? Хоть бы Чарли не додумался их бить. И, кстати, где он? На уроках его не было. Ну он у меня получит! И где он ночевал? Конечно, он мог встать раньше меня и побежать ловить рыбу, но тогда где рыба? Почему я не слышу воплей черномазой, что окуни кусаются и их уже негде варить? Он что, совсем рехнулся и пошел искать этих дезертиров сам? Он стрелять еле умеет! Там волки, койоты, команчи и гремучники! Не говоря уже об адской жаре.  — Ах, да. Мисс Андерсон, я бы не хотела, чтобы мои дети были в не подходящей им компании или заводили нежелательные знакомства. Конкретнее, комитет дам-попечительниц уже два раза жаловался на какого-то Чарли. С крайне неприятной фамилией. — Линкольнов или Дугласов или Грантов здесь нет. А Чарли в классе трое, и один из них Шарлотта. Что она вам сделала? Милый ребенок, знает восемь способов сводить чернильные пятна с чего угодно. Правда, с орфографией у нее не очень. Или про Чарли Вулфа? Гадкий ребенок, не спорю, и у него талант брать в руки всякую дрянь, например, рогатую жабу ростом с блюдце, и пугать ею девочек и методистов. Но его отец погнал его корчевать кусты и их три дня точно не будет в городе, они ферму строят, а Вулф довольно сильный. — Нет, я про того, которого вы не назвали! Он к моим детям и близко не подойдёт!  — А, вот этот, Андерсон. — Именно! Он уже уронил моего сына в лужу! Он уже познакомил моего сына с я даже не могу сказать с кем! — Простите, ваш сын ведь не утонул в луже? А поздороваться — это даже приличное и воспитанное поведение. Если ваш сын ни с кем не здоровается, то вам стоит его научить. — Заорать на всю улицу «Здрасьте, миссис Престон!» и пояснить моему сыну, кто это, тоже на всю улицу, — это воспитанно? — Здесь все знают, кто это. И все знают, что если миссис Престон выбирается на улицу днем, значит в универсальном магазине новые виды тюля. А у нее хороший вкус.  — Какой омерзительный город! — Канзас-Сити хуже, миссис Лерой. Гораздо хуже. И да, а что с вашим вторым ребенком, почему вашей дочери нет в списках учеников?  — У нее режутся зубки. Третий день! Это ужасно. Я думала, что Бенджамин вопил, но по сравнению с Ровеной он молчал. Это не ребенок, это паровозный гудок! А капли доктора Бэрбэнкса я давать опасаюсь, они слишком сильные. Я сама приняла их две капли на стакан воды и проспала сутки!  — И вы сказали, что вашего сына толкнули в лужу сегодня? Потому что мне очень интересно, где носит моего племянника и почему он не здесь.  — Племянника? Заметно. — И не говорите, весь в брата. Дикий и хитрый. — Кто именно? — Оба, миссис Лерой, оба.  — Я примерно догадываюсь, чем занимается его отец. Примерно догадываюсь. Судя по уровню воспитания этого ребенка. Гоняет крупный рогатый скот за десять долларов в месяц или сидит на гауптвахте, потому что не знает, какой рукой надо отдавать честь. — Почти угадали, миссис Лерой, только не коров. А людей, по десятке за голову. А не надо дезертировать! — Не удивительно. Чего еще ожидать от таких, как он? Ограблений дилижансов? Они настолько нерегулярно ходят, что кажется, будто через каждые три мили стоит бандит с большим мешком. — Нет, тут скорее экономия на мулах. И самих дилижансах, то мул падет, то колесо отвалится, то потеряют кондуктора. И впрямь безобразие.  — Так вот, держите своего племянника от моего сына как можно дальше. Бенджамин — тихий, воспитанный мальчик, он любит ловить жуков и составлять из них коллекции.  — А опыты с воздушным змеем он не додумался проводить? А то еще устроит пожар в школе. — Очень остроумно! Нет, лавры Бенджамина Франклина моему сыну не интересны. И вряд ли ваш племянник может оценить стремление к знаниям, если он даже не имеет представления о том, как надо себя вести.  — Вашего воспитанного мальчика тоже нет в школе. Мой племянник обычно надоедает работникам платной конюшни, она здесь одна, или критикует кавалеристов в форте.  — Я не разрешаю своему сыну ходить в те места, где могут произносить непристойные и даже богохульные выражения. — Очень рада за него. Но тогда почему настолько прилежный и послушный ребенок не в школе? Чем он занимается?  — Мой сын никогда не сделает ничего дурного!  — Ну конечно! А потом бегай с ведрами, туши пожар. Или хорони кошку пастора, которой кто-то любознательный выпустил кишки.  Миссис Лерой оскорбленно удалилась. А к школе сворачивал лейтенант Декстер. Это не к добру. Шеба Х Господи Боже ты мой! Да разве же так можно делать! Да разве ж можно так людей пугать!  Вот как это так получается! Вот когда масса Уоррингтон пьяным приезжал из гостей, он всегда наступал на собаку, ронял медный кувшин и спал на диване в сапогах, храпя на весь дом. И все слышали, как он приходил! Все! Но все делали вид, что ничего не слышат. А тут! Да Шеба чуть не померла от ужаса, когда увидела, что на кухне кто-то лазит и через нее переступает. Ночью! Тихо так! Хлебнул воды, и пошел куда-то. И чего делать? Будить миссус Андерсон, потому что в дом неизвестно кто залез или сидеть тихо? Шеба решила спать дальше, не ее это дело. И утречком она нашла довольно-таки интересное зрелище, дрыхнущий клубком на полу масса Андерсон. Сунул кулак под голову и сопит, будто на перине разлегся. Молодой, везучий. Не знает, как в спину вступает.  — Чего уставилась? — масса Андерсон пошевелился, сел, попытался причесаться пальцами и отдернул руку. У Шебы было два десятка вопросов, но вот надо ли было спрашивать прямо сейчас? И так понятно, что хозяин не пирожки ел. И рукав разодрал сверху донизу, зашить бы не мешало.  — Может, доктора позвать? — Не, не надо. Так, с лошади свалился.  Шебе очень захотелось покрутить пальцем у виска.  — И двадцать долларов маловато. Декстер злой, как черт. Он надеялся, что я его племянника не убью. А он помер. Двадцать чертовых долларов! И еще скандал в суде ожидается. В Браунсвилле страшные люди живут, оказывается. Других людей заживо хоронят.  — Вправду? — Угу. Как под присягой вправду. Судья в Браунсвилле еще и с аболиционистами снюхался!  Шебе стало очень не по себе. Масса Андерсон был грязнее грязи, уже дважды говорил нехорошие слова и даже не хотел знать, что с его сыном. — И не стой тут, найди мне хоть какую-то чистую рубашку, если она есть.  Чистого у массы Андерсона было старая форма с капитанскими нашивками и люто драными локтями на кителе. Ну как так надо носить этот китель? Ну как так суметь надо? И еще надо нагреть ему воды, чтоб он хоть как-то умылся и на человека похож стал, а не на язычника.  — Майора удар хватит. Но другие гражданские тряпки надо стирать, — От мытья масса Андерсон стал смахивать на отмытого язычника, если такие вообще водятся. На отмытого язычника в форме. — И Чарли у меня получит! Если он уже не получил! Он из форта увел кобылу и на ней наткнулся на патруль. И стал удирать от них пешком. Есть у него мозги?  Шеба промолчала.  — Пешком зачем? Ну скажи, что нашел. Сопляк ведь, ничего ему не сделают. Нет, этот умник спешился и рванул от патруля обратно в форт. Ну я контуженный, а дурит почему-то он! И мне еще и сказали, что он револьвер где-то взял. Где он его взял, а? — В форте, масса. Купил у квартирмейстера. — Купил, да? А деньги он где взял? Четыре доллара он где взял? У шерифа одолжил? — Он в крысиные бои играл, масса, — а вот сейчас Шеба всерьез затосковала по своим старым хозяевам. Конечно, их теперь опозорили на весь город, но вот масса Андерсон был непонятный. — Ясно. Дикий он у меня. В жизни сгодится, если, конечно, еще и мозгов прибавить. А то будет как с Арчем.  Кто этот Арч, Шеба и не знала, и знать не хотела. А еще больше она не хотела жить с такими хозяевами, которые умиляются такому поведению. Он же ж в бандита вырастет! — Двадцать долларов, а у сестры свадьба. Хоть коров гоняй! Так платят за такое хорошо если десятку.  — И крыша течет, масса. — Шеба, сама не зная почему, тащилась за хозяином к форту. — Может, там еще кто-то убежал? Потому что не хватает на все сразу. Патроны есть, на мне, почти полный пояс, мула позаимствую у Декстера, он все равно из-за ноги не очень ездит. Шеба промолчала. С одной стороны, если бы его кто-то пристрелил, то было бы чудесно. Можно было бы стать наследством и перейти к миссус Андерсон, она вроде отсюда переезжать собирается, аж в Сент-Луис. Только вот масса Тейлор тоже какой-то. И — а если она не захочет? Если она выставит саму Шебу на аукцион? Масса Андерсон будто услышал и развернулся к ней, скаля зубы. — И не мечтай. Я таких, как ты, знаю и знаю хорошо. Я еще твой гроб понесу. Я не для того убивал синепузых, чтоб бояться глазливых черномазых. Я не для того будил Декстера среди ночи и чуть не получил от сестры вторую контузию. Патруль нашел чей-то труп, так, немножко пожеванный, немножко обгорелый там, где кишки, немножко оскальпированный, так, ни одна живая душа не опознает. Но мужик был здоровый и темный, насколько можно было понять по остаткам скальпа. Что она подумала?  Шеба представила и икнула. — Тебе смешно. А я сам не понял, что моя сестра делает во дворе форта, в чертовски ночное время, и почему она ревет в три ручья. Я ее позвал. Она мне врезала по уху.  — Так это, призрака нельзя ухватить, масса. Он такой, бесплотный.  — Не знал. Но все равно, зачем так пугаться? Я ж ей бы ничего плохого не сделал.