Крадётся ангела неспешный вздох

       У Николаса перехватывает дыхание, залитая полуденным солнцем палуба меркнет перед глазами и единственное, что удаётся сделать — рефлексно схватиться за борт.        Все не может быть настолько плохо, как заведённый Нико ведёт слова в своей голове в обрывочные предложения, сцепляя зубы, чудом не прокусывая язык. Всё не может быть ужасным до такой степени, что Николас лишь отдалённо может наблюдать за своими действиями. Предпринять ничего не получается, и его ноги дрогнули — он упал на палубу, чувствую тупую боль в коленях.        Всё в голове смешалось в одну длинную, с постоянно меняющимися моментами историю. Нико не помнит, с чего всё начиналось, и мысли о возможном продолжение минувшего плена сбивают с ног основательно. Нико сцепляет пальцы на слишком большой футболке, жмёт ладони к сердцу, зарываясь глубже в своих страхах, накрывающих с головой последнее время.        Впереди Греция, Эпир. Под ними нескончаемая Италия, и, по идеи, быстро раскинувшиеся и закончившиеся Апеннинские горы под кораблём не давали почувствовать спокойствие, даже несмотря на то, что вот он — самый настоящий и родной дом Николаса, в котором он должен вот-вот совершить первую посадку спустя неприлично-долгое утекание время сквозь пальцы, где позади, в каких-то жалких часах, Перси и Аннабет исчезли из внешнего мира. Венеция. Первая посадка, спустя долгое скитание в своих страхах. И от этого спокойней не делается, становится наоборот страшней. Этот дом был поистине спокойным в далёкие тридцатые года, сейчас же — ни намёка на его прежние каркасы. Всё рухнуло, и Нико тоже. Упал в пустоту, поднимая вокруг себя пыль страха и отчаяния.        Позади — Тартар. Позади Рим. Позади ушедшая жизнь, измеряемая в часах, годах. Нико помнит всё, но детали в голове меняются местами, и с чего все начиналось он уже не может понять. Зато помнит его тело. Холодность стен, и на языке по-прежнему остаётся яркий вкус косточки. Одной в день, и в кувшине была темнота, не был воздух. Потом быстрые переходы — Нико то оказывался на поверхности, то вновь впадал в полутьму пещеры, отчаянно тяня руку в бездну Тартара, с желанием прыгнуть вперёд, без группировки, желательно головой вперёд и всё то, что было до этого, по-настоящему потеряется. Потом Николас вновь оказывался на залитой солнцем палубе, и всё шло из часу в час — ночь и день, солнце и луна, темнота и свет. Николасу казалось, что он по-прежнему прыгает между мирами, и Гея, схватившая его за горло, даёт минутную фору, чтобы снова окунуть в мир тьмы, из которой уже и никакой Перси не спасёт.        Потому что Перси самому нужна помощь, и это одно из многих, что гложет Нико сильней всего. Перси спас его, вытолкнул из тьмы земли на свет, где Гея не должна его вновь схватить. Но Перси прогадал, Нико вновь пришлось прыгать в тьму, вслед за ним, но не схватить за рукав, как когда-то сделал это он сам. Перси прогадал, у Нико не получилось. Всё идут вновь по кругу — Перси спасает, Перси герой, а Нико не может сделать взамен ничего. Уходящую из-под рук жизнь вернули ему в последний момент, но парень упустил другую жизнь, хоть и чувствует, что она где-то там, под ним, в миллионов футов под землёй, и никогда не померкнет. Потому что Перси не может умереть вот так просто, спустя столь короткие жизненные годы. Хоть и Гея хочет это, другие боги бы точно не допустили бы этого.        В этом весь Перси.        В этом весь Нико, постоянно спешащий за неизвестно чем. Нико, который пытается сделать того, чего сам не знает, и от чего совершенно ничего не ожидаешь.        Панические атаки стали проявляться, словно напоминание о прожитых днях. Николасу хочется сорваться с места и уйти из этой тени, которая подкрадывается к нему со спины, сжимает горло, и не даёт вздохнуть. Нико слишком слаб для передвижение по теням, но тени оказались настолько сильными, что начали путешествовать внутри него, заполняя голову пустотой. Нико не двигается с места, чувствует сначала дрожание, но быстро списывает всё на ветер.        Потому что стоя на палубе во время полета в одной футболке может привести к тому, что чувства холода будут сокрушаться над тобой. Но лишь потом, спустя неопределённое время Нико понял, что дрожь во всём теле, заставляющая хвататься за стоящее близ — не холод, а что-то другое, что очень сильно хотела заполучить внимание Нико. И вот оно заполучило, Николас больше не может сосредоточиться на чём-либо, кроме этой поглощающей бездны. Сердце пропускает удар, и перед глазами уже наступает темнота, Нико не видит настоящего мира, в его подсознание до сих пор сцены его личной темноты. И холода, и выкинуть это совершенно не получалось, потому что всё вокруг резко исчезала, и Нико чувствовал, как по-настоящему падает в пропасть.        Хотя никакой пропасти на самом деле не было. Была лишь деревянная палуба, и оглушение. Нико не слышит практически ничего, и глаза шарят по пустоте, пока сердце отбивает удары, сотрясающие тело Нико новой волной ужаса.        Нико сгребают, как ему кажется, сильные руки. Он дёргается в хватке, подаётся в сторону, но понимает, что его тело остаётся сидеть на месте, сердце отчаянно стучит, отбиваясь в голове колом. Мысли заставляют окунуться в глубину всего тёмного, и Нико кажется, что он слышит смех. Тот самый смех, который он слышал через стенки кувшина, через темноту, заставляющий дёргаться и метаться в желание найти выход. Но выхода не было — стены вокруг него формировались в круг, и каждый раз Нико натыкался лбом на мраморную поверхность, и боялся ещё больше. Сейчас же простор для движения, но Нико не мог двинуться.        Это било колом в голову похуже всего.        Панические атаки не заставили себя долго ждать, и появились сразу же, стоило в очередной раз вынырнуть из тени на солнце. На свет, и больше не заныривать, потому что не было повода вновь оказаться там, где страхи точно могут схватить тебя за горло и не отпускать, как жертву.       Нико всегда был жертвой обстоятельств, постоянно чувствовал себя затравленным и страх за свою жизнь перемешивался иной раз со спокойствием. Всё хорошо, но сердце яростно стучит, отбивая об грудную клетку неизвестную дробь, которая, видимо, привлекает всех чудовищ этого мира.        Ужас, страх, панику.        Нико научился подавлять в себе эти эмоции. Но он понимал, что рано или поздно они найдут лазейку и вновь и вновь будут брать вверх над слабым ребёнком. И вот они выбрались, и тело Нико дрожит как никогда раньше, а из горла, кажется, вырываются слабые хрипы — ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни позвать на помощь.        Страхи возникают одни за другим. Нико не может позвать на помощь, чувствует, что только от этого станет хуже.        — Нико, ты меня слышишь? Я не знаю, что надо говорить при таких обстоятельствах, но я хочу, чтобы ты знал, ты сейчас в безопасности, на нашем «Арго-II». Ты же помнишь, как уже несколько дней находишь на его борту?        Нико хочется прильнуть к голосу, в голове глухо стучит, и сквозь свои же эмоции он пытается прошептать. Но хрип, и лишь он. Страхи заволакивают горло, сдавливают, перекрывают все пути к кислороду.       — Нико. Сделай глубокий вдох, я прошу тебя, — голос Джейсона оказывается в ухе. Его стало слышно лучше, и Нико непроизвольно напрягается, потому что такого просто быть не может. Нико кажется, что голос парня находится в его голове, потому что он не может находиться здесь, в тёмном кувшине, без воздуха. Но если он здесь, то как им быть? Нет, он не может быть здесь, потому что это явно против правил Геи.- Сделай вдох, Нико, просто вдохни. Попытайся сделать это, откинь свои страхи, ведь это не по-настоящему, ты должен понимать это. На самом деле ты находишься на палубе корабля, в моих объятиях, попытайся вынырнуть из всего этого. Ты не должен идти на поводу, Нико, прошу тебя, давай, ты сможешь, ты сильный парень, давай…        Нико хочет сдвинуться с места. Ему кажется, что ещё немного, и сойти с ума ему не составит труда. И Геи это понравится, потому что всё идёт слишком хорошо для её плана. Нико пытается двинуть головой, но он весь заледенел, лишь чувства, и в этих чувства он ощущает тепло сбоку от себя, пытается к нему прильнуть.        А что если, он на самом деле умирает? Спустя столько времени он должен был это сделать, ведь он полубог старого поколения, он должен был умереть ещё в своё время, но смерть сделала исключение. А что, если смерть резко передумала, и решила вернуть то, что принадлежит ей?        — Нико, на самом деле всё хорошо, я понимаю, стресс, монстры, и ты совершенно недавно выпал на глазах Пайпер из кувшина. Но мы ведь тебя спасли, так же ведь? Да, Нико, ты в целости и сохранности, и ты должен понимать это частью своего сознания. Нико, давай же, это я, Джейсон, хотя ты итак это понял. Ты в моих руках, и я обещаю тебе, что буду оберегать тебя от всего мира, от того, что приносит тебе страх. Ты же должен верить мне? Я — сын Юпитера, я воспитан в Риме, и я сдерживаю своё слово в первую очередь.        Рим. Это слово вдаётся в голову ударом колокола. Снова Рим, он везде. Но Нико пытается сосредоточиться на своём дыхание: вдох, задержать дыхание, выдох. Должно помогать, но что-то идёт совершенно не так, как планировалось.       — Нико, вспомни, — голос Джейсона, затихший на некоторое время вновь врывается в голову Нико. Николас уже не дёргается, он пытается заставить себя выйти из угнетения, не позволять омуту тьмы захлёстывать его с головой. Но он чувствует оковы, как его тянут вниз и та мутная вода забирается в нос, заставляет задохнуться, но Нико не кашляет. Он втягивает в себя воздух, задерживает дыхание и пытается повторить голос Джейсона у себя в голове, словно эхо от слов. Его тянет вниз, на самое дно, вновь и вновь, руки на животе словно хотят разделить на вде части, Нико не знает, от чего это — ещё одна иллюзия или Джейсон его и в правду обнимает, прижав к себе как… как потерянного в пространстве парня? — Нико, давай, ты должен вспомнить что-то хорошее в своей жизни. Вспомни сестру, Хэйзел, или вспомни первый день в Лагере Юпитера, неужели он не вызывал в тебе восхищения и чувство безопасности?        И Нико удаётся вспомнить, только не Хэйзел, и не Лагерь Юпитера. Он вспоминает Бьянку, свою мать, и то, как они жили в далёкие тридцатые года. Кажется, что этого никогда не было, что всё вновь и вновь иллюзия, часто повторяемая в голове. Но нико снова вдыхает, выдыхает, и понимает, что Бьянка была на самом деле, но что толку от неё, когда она умерла?        Но никто не винит её, и Нико сам давно перестал это делать.        Осознание приходит слишком поздно. Перед глазами всё вновь размыто, но Нико начинает понимать, что страха нет. Что его дрожащее тело это не очередной приступ чего-то необъяснимо пугающего до жути, а лишь проявление своих эмоций. Нико утыкается лицом в плечо Джейсона, цепляется за его футболку пальцами, прижимается к нему всем телом и плечи невольно встряхивает от его слёз. Николас никогда не мог бы подумать, что всё вокруг может резко надавить так, что не останется ни одной нормальной мысли, кроме гибели, а потом всё вновь приходит в норму, и под его ногами действительно палуба летающего корабля с драконом на носу, а вокруг — облака, солнце, и нет никакой пропасти, в которую падаешь и падаешь, без возможности ухватиться за что-то, чтобы вылезти.        Это всё на самом деле пугает Нико сильней всего.        — Ну тише, Нико, успокойся, всё прошло, — Джейсон в итоге оказался спасителем в этой ситуации. И вновь Нико кто-то спасает, и в который раз Нико не может сделать ничего взамен. Лишь плотно прижиматься, выплакивать все свои слёзы на плечо и дрожать, чувствуя массирующие пальцы на своём затылке. — Ты в безопасности, я же тебе обещал. Ты можешь мне доверять, всё будет хорошо, эти панические атаки больше не будут доставлять тебе столько ужаса, Нико.        Нико спешно кивает головой. Он верит в эти слова, цепляется за них как за последнюю надежду. Он точно не выдержит такого ещё раз.        Раньше его всегда спасал Перси. Перси Джексон, упавший в Тартар герой был не только его спасителем. Перси спасал всех, и лишь в совершенно неожиданные ситуации Нико видел очертания его профиля возле себя. Он появлялся из ниоткуда, и исчез так же в никуда, провалившись в бездну, без единого намёка на своё возвращение.        Теперь же его спасает Джейсон. И Николас цепляется за него, как за спасательный круг.        Он не может оставаться больше один.       — Джейсон, — Нико шепчет слишком тихо. Его голос дрожит, он сломан, и его почти невозможно услышать. Но Джейсона вырывает из полудрёма клешнями, как он вновь начинает слышать сбивчивое дыхание и тихие хрипы с соседней стороны кровати. Николаса вновь душит та же атака, и неизвестно, что будет дальше, если Джейсон не вмешается прямо сейчас.        И Джейсон вмешивается, как настоящий герой, прижимая дрожащее тело Нико к себе.