О деревянных палках и игрушечных базуках

У Мишель Джонс скверный характер. А ещё у неё темные кудри пружинят при повороте головы. У нее теплая смуглая кожа, пронзительный режущий взгляд - да она вся как лезвие - и ломаная линия ехидной улыбки. Она то пихнет Питера-чтоб-его-Паркера острым локотком в бок, то коснётся его покатым плечом. У них вообще вечно то соприкоснутся рукава курток, то общий поднос, то бутылка воды кочует от тошнотворного Паркера к обманчиво расслабленной Джонс и обратно. Флэш всё подмечает - болезненно выслеживает каждое невинное движение и с воспалённым мазохизмом препарирует его. Флэшу хочется думать, что все началось с Мишель - получилась бы типично-нормальная драма подростковой влюбленности. Будто бы и нет ничего глубже и раньше. Но это самое "раньше" есть. И оно было до Мишель Джонс, до старшей, средней и младшей школы, куда они с Паркером по велению свихнувшейся старухи-Судьбы каждый раз попадали в качестве одноклассников. Всё началось в парке - одном из сотен тысяч таких же. Душный август плавил воздух, обожжённым кленовым листом падал на раскаленный бетон, спасаясь в хлестких струях водяных пистолетиков и лопая мыльные пузыри. Томпсон-младший - четырёх, кажется, лет - бегал со своей новой игрушечной базукой - такой крутой ни у одного из его знакомых никогда и близко не было. Томпсон-старший говорил по телефону с клиентом. Так было всегда: Флэшу покупали самую лучшую игрушку и работали, пока он играл. Ему нравилось: всё лучшее - всегда его. А потом он увидел их: мелкого-мерзкого-Питера-чтоб-его-Паркера и его отца, сражающихся на деревянных палках. Флэш тогда просто сжимал в руках самую-новую-крутую-базуку и смотрел, даже не понимая ещё, что за тошнотворное чувство заворочалось внутри. В младшую школу Паркер пришёл сиротой, а Флэшу хотелось сразиться с ним на деревянных палках, ведь у того теперь больше не было папы. Если бы Питера не начали все жалеть. "Ох, бедный мальчик", "Ох, он же еще такой малыш", "Ох, не будем на него давить". Ох. Ох. Ох. И ещё десять тысяч раз "ох". Но Питер не был один - его забирала со школы красивая пахнущая душным августовским теплом и яблоками тётя. У Флэша были родители, но его привозили и отвозили разные водители, чьих имён он даже не знал. С тех пор так и повелось по жизни: от Томпсона-младшего откупались чем-то самым-новым-крутым-и-вообще-лучшим, он приносил это, чтобы ткнуть Паркеру в нос, а потом стоял и смотрел. Потому что у Питера всегда было больше. И это "большее" нельзя было купить. Класс гудел бунтующим роем, когда Томпсон-младший к нему подошёл. Поправить рюкзак так, чтобы выглядело как можно увереннее и небрежнее. Бросить его на парту, медленно берясь влажными пальцами за бегунок молнии, потянуть вверх, нырнуть делано-уверенной рукой в нутро сумки, доставая из-под тетрадей пластиковый прибор: ГГИВР - голографический имитатор виртуальной реальности. Такого нет ни у кого в школе или в Квинсе - вообще. - Воу, Флэш, это же "гивр"! - парня обступают со всех сторон. - Ого, Флэш, их же ещё не запустили в массовое производство - где ты его достал? "Ого" "Вау" "Надо же" "Флэш" "Флэш" "Флэш" Томпсон смотрит на Паркера. Томпсон всё также ищет в Паркере отголоски зависти. Ну-хоть-немного. Бесячий-Пенис-Паркер заинтересованно смотрит на устройство. Питер заинтересован. Ему, мать его, интересно. Просто-нахрен-любопытно. Флэш кривит губы в кислой улыбке - выжимает её из себя, выпихивает наружу, тянет механически уголки губ вверх. И все верят. Какая-чертовски-правдоподобная-улыбка. На улице промозглый серо-колючий ноябрь, а в салоне пыльного школьного автобуса зыбкий душный август. Флэш бы даже сказал "удушливый". Но парень счастлив: они всем классом едут в Stark Industries - это как убить сотню зайцев одним выстрелом. Питер Паркер просто не мог быть стажёром. Ну вот не бывает так. Даже со счастливчиком Паркером. Просто это было бы уже слишком. И Флэш это докажет - поставит раскалённой до красна ситуацией тому клеймо на лбу - "лжец-хвастун-неудачник-Паркер". А ещё, так, по-секрету, Томпсон, конечно не особо на это надеется, но его, Флэша, может узнать сам Тони Старк. Да-да, сам-Тони-Железный-Человек-Старк. Просто он четыре раза брал уже у мужчины автограф. В последний раз мистер Старк его, Флэша Томпсона, даже похлопал по плечу. Он наверняка узнал парня. Флэшу думается: а что если они и правда встретят Тони Старка? А вдруг тот его узнает? Вдруг поздоровается. Вот у Паркера глаза будут, если сам Железный Человек поздоровается с ним, Флэшем, при всех и, может быть даже - о боже! - похлопает его по плечу, как в тот раз. Питер сидит понуро, его лицо всё серее с каждым метром, приближающим их к SI, - сливается с ноябрём за окнами. Больше никакого августа, Паркер. Огромный холл высотки встречает чистотой и монументальностью. Кажется, что наукой и высокими технологиями здесь даже стены дышат. Пол белым глянцем стелется под ногами, клацают зубасто браслеты-пропуски на руках, люди хаотично носятся от кабинета к кабинету. Флэшу кажется, что он попал в какой-то гигантский механизм. Всё кажется сюрреалистичным, возведённым в степень. Первый раз все идёт не так, как нужно, когда с Паркером здоровается ИИ "Пятница". Не с кем-то. С Питером-к-чёрту-Паркером. И всё катится в бездну. С ним здороваются и люди - от мала до велика, с бейджами и без, весело и сухо. Паркер - часть этой экосистемы. Томпсон и рад бы вслушаться в речь гида. Он честно пытается, но в ушах многократное, эхом помноженное, разноголосое "Привет, Питер". Оно давит, душит, стыдит. Оно - багровыми пятнами по шее, растерянным взглядом по скучающе-спокойному паркеровскому лицу, когтями по внутренней стороне грудной клетки. Мишель смотрит на Паркера хитро, но по-доброму, светло. Она заправляет курчавую темную прядь за ухо - и Флэшу, следящему за движением её руки, кажется, что хуже уже не может быть. На этажах с лабораториями одуряюще жарко. Томпсону на секунду мерещатся проклятый август и мыльные пузыри. Внезапная тишина заставляет парня оглянуться - по чистому коридору расслабленной, полной почти осязаемой уверенности походкой идёт Тони Старк. Настоящий. Тони-Железный-Человек-Старк. У него изъеденное морщинами лицо, темные круги под глазами и, наверное, недельная щетина - чёрная в серебристую проседь. У него взгляд направлен в сторону Паркера, смешливое "Привет, Карапуз", а рука - в каштановые небрежные мальчишеские кудри - мистер Старк треплет Питера по волосам. Томпсон сжимает сквозь ткань рюкзака новый "гивр" и снова чувствует себя тем мальчиком с самой-крутой-на-свете-новой-игрушечной-базукой. Флэшу хочется взвыть. Язык жжёт и свербит, как хочется что-то гадкое выкрикнуть. Как нужно что-то гадкое выкрикнуть. Что-то глупое, мерзкое и обидное. Что-то в духе: "Эй, Пенис Паркер,..." На ум ничего не приходит. Пустая голова звенит чистым набатом - гулко, утробно. Он уже собирается ляпнуть всё, что придет на ум, но хватается за ушибленный острым локотком бок. Мишель. А это не так уж и мило. Это, чёрт возьми, правда больно. Джонс смотрит прямо. Не зло, даже не остро - просто в упор. Джонс кладет на его плечо горячую ладонь и предостерегающе качает головой. Флэш смотрит на Паркера, ворчащего что-то в ответ Тони Старку, но чувствует только теплую ладонь на своём плече и впервые в жизни думает: "Да хрен с тобой, Питер Паркер".