***
За окном стоял солнечный осенний полдень, и Зик, не долго думая, решил прогуляться на свежем воздухе. Сначала он хотел позвать Эрена, который до сих пор дулся в своей комнате, но в итоге предпочел пройтись один, чтобы немного успокоить нервы. Мальчик вышел через задний двор, застав мачеху за развешиванием рубашек, на одной из которых — она принадлежала Эрену — красовалось так и не отстиранные пятнышки от черничного варенья. Зик вспомнил, сколько младший наделал шуму своим поросячим поступком: щедро намазав варенье на блин и свернув его трубочкой, чтобы есть было удобнее, мальчик совсем не подумал о том, что с его открытого конца сладкое будет вытекать. Но, прежде чем Зик успел ему об этом сообщить, белая рубашка была безнадежно испорчена темно-фиолетовыми пятнами, а Карла уже во всю причитала и хаяла маленькую свинку. Губы Зика дрогнули в слабой ностальгической улыбке. И как давно это было? В прошлом месяце? Кажется, Эрен тогда был еще меньше, чем сейчас, а, значит, это было давным-давно… или брат просто слишком быстро растет?.. За бессмысленной чередой дум о прошлом Зик добрался до Тисовой улицы, прошелся по мостику над обмельчавшей речкой, а после вышел на широкую Бакалейную улицу. Жизнь кипела: тут и там был слышен гомон торговцев, старавшихся перекричать толпу и зазвать к себе в лавки покупателей. Сочную летнюю зелень и легкие льняные рубахи на обветшавших прилавках и соломенных манекенах сменили пестрые лисички и утепленные оленьими шкурами дублеты. Поговаривали, что зима будет суровой: бабка-предсказательница из Дубовой рощи так и сказала, мол, коли олени уходят на запад — жди морозов. Ведомый люд поверил знахарке и засуетился, однако Зик был убежден, что олени уходят в гущу леса, чтобы скрыться от охотников, а старухе за правильные предсказания платят торговцы, которым выгодно, чтобы недальновидные жители Шиганшины сметали все подряд. — Подходи, налетай! Облепиху покупай! — басисто прогремела рослая женщина рядом с Зиком, и к ней тут же подбежали две молодые девушки — рассмотреть спелую рыжую ягоду. Мальчик бросил на них быстрый взгляд и пошел дальше. Он пробирался сквозь толпу, думая то о том, то о другом, но по-прежнему ни о чем существенном. Ноги сами принесли его к пекарне, и Йегер поднял взгляд на потертую, но еще яркую вывеску. Зик вдохнул сладкий запах выпечки, заполнявший прохладный осенний воздух и перебивавший спертость опавших листьев. Живот капризно заурчал, напоминая, что пора обедать, потому как овсянка по утру уже давно себя исчерпала. Надо идти домой, мама уже должна была приготовить обед, благоразумно подумал Зик, но детская любовь к сладкому все же дала о себе знать, но ведь ничего не будет, если я просто зайду поздороваться со стариком Бенджамином… на пару минут… Зик зашел внутрь. Пекарня была полна людей: одни забежали перекусить сырными слойками, другие — купить ржаного хлеба — с пылу с жару, как утверждали таблички над стойками, а третьи — ребятня, возрастом походившая на ровесников Эрена — глазела на лимонные булочки и шоколадные кексы. Зик снисходительно посмотрел на них: и впрямь точная копия Эрена, когда у того текут слюнки по творожным сочням. — О, Зикки! — окликнула его молодая девушка с пухлыми ручками, которую звали Люси. — Давненько тебя не было видно. Мама послала за хлебом? Вот только-только из печи достала! — и чуть громче добавила излюбленную фразу, чтобы ее услышали все, — с пылу с жару, с пылу с жару! Зик покачал головой и сказал внучке владельца пекарни, что он просто зашел поздороваться. Простушка Люси, как ее без зла называли постоянные посетители, хотела продолжить разговор, но дедушка позвал ее из-за прилавка, и, весело протараторив, что была рада повидаться, она суетливо побежала выкладывать испеченный хлеб из своего лукошка. Мальчик отошел к стене, пропуская тучную даму к деревянной витрине с маленькими тортами. Она призывно махнула рукой дедушке Бену — так называл старика Эрен — и, когда тот подошел, улыбнулась во все зубы, отчего ее широкое лицо стало еще шире, а второй подбородок растянулся упругой складкой. Женщина заворковала над сладким: глаза ее хищно блестели, блуждая от вишенок на глазури к орехам на взбитом креме. Она взяла сразу пять тортов, отдав приличную сумму за «десерт к чашечке чая». Впрочем, все здесь стоило очень и очень дорого. Помимо антикварной со старинной мебелью, чайной, владельцем которой являлся столичный герцог, и еще нескольких магазинчиков — эта пекарня была одним из самых дорогих мест если не в пределах всей Марии, то точно в Шиганшине. Даже хлеб здесь стоил втрое дороже, чем у любого торговца снаружи, и для Зика оставалось загадкой, как вот уже несколько поколений это заведение держится на плаву и почему здесь всегда так много посетителей. Довольная жизнью женщина поспешила покинуть пекарню, чтобы поскорее устроить чайную церемонию со своим драгоценным десертом. После ее ухода дедушка Бен, запястьем вытерев со лба пот — в пекарне было очень душно, — сразу заприметил Зика. — О, юный господин Йегер, — он обращался к нему всегда вежливо, но лишь в шутку, находя слишком серьезное поведение Зика в его годы забавным. — Какими судьбами-с? Стало быть, вас матушка послала за хлебом? Чем могу быть полезен? — Нет-нет, никакого хлеба, — вот уже второй раз отверг Зик предположение о том, что он здесь по просьбе Карлы. — Я просто зашел поздороваться. — А, вот как. Да, мы с Люси как раз вспоминали тебя да Эрена давеча. Как он там, твой брат? Доктор Йегер говорил, что он приболел. — Да, — кивнул Зик, — он всегда по осени болеет, потому что, бестолковый, снимает теплую одежду на улице, все думая, что еще слишком тепло, а как капуста зимой походить успеет. Но он уже три дня как полностью здоров. Старик добродушно рассмеялся. — Ну, твой братец весь в этом. Карле тяжело приходится, такой ведь сорванец. Право, слава Стенам — отец ваш, береги его Богини, доктор, и быстро на ноги поставит. Дочку мою, — Бенджамин часто так называл свою внучку Люси, — на ноги поставил. — Зик заметил, как его глаза на несколько мгновений заблестели от слез. — Не выдержало бы сердце старика, ох не выдержало, если бы и ее схоронить пришлось вслед за сынком. Зик вежливо выслушал хозяина пекарни, не вставляя ни слова. Краем уха мальчик услыхал, что уже половина второго, а значит ему пора домой, чтобы успеть на обед. — У нас тут, к слову, сочники — еще горяченькие. Ну, как смотришь? Зик сглотнул. Почти физически он ощутил теплый творог и сладкие хрустящие коржики на своем языке. Соблазн был слишком велик. Мальчик отвернулся и сунул руку в карман штанов в попытке нашарить деньги — хоть на один должно хватить остатков его карманных расходов. Он выудил несколько медяков и вздохнул: тут и на четверть не хватит. Лицо Зика выдавало удрученность. Он повернулся и открыл рот, чтобы отказать старику, но тот перебил его раньше. — Право, право тебе, — отмахивался Бенджамин, накладывая в коричневый бумажный пакет сочни. Зик успел насчитать шесть штук, прежде чем мужчина завернул края и протянул теплый сверток мальчику. Йегер скептически на него посмотрел и намеревался все же отказаться, но дедушка опять не дал ему сказать ни слова. — Бери-бери, за счет заведения. Подарок к выздоровлению твоего брата. И не смотри на меня так — ваша семья всегда берет у меня столько, что можно до конца месяца не работать, ха-ха! Зик мягко улыбнулся и, поблагодарив, принял подарок. Затем распрощался и поспешил домой, возвращаясь тем же путем, но теперь бегом, чтобы на холоде свежеиспеченная выпечка не остыла. Ведь Эрен любит теплые сочники.***
Зик вернулся даже быстрее, чем мог ожидать. Дыхание страшно сбилось и на пороге ему пришлось отдышаться с минуту. Он уже продумал, что скажет Эрену, чтобы вытащить «мученика» из его комнаты. Зик был уверен, что младший все еще дуется и отсиживается, и потому был удивлен, застав его в гостиной с отцом. Мальчик поспешил спрятать теплый пакет с сочнями за спину — пусть Гриша и не был так строг, как Карла, но перебивать аппетит перед обедом тоже не разрешил бы, а потом лишняя осторожность не повредит. Лицо Эрена выглядело кислым и понуренным, и Зик сразу понял, что отец занимается с ним грамотой. Заметив брата, мальчик стал еще угрюмее. Вторым заметил старшего сына его отец и поздоровался. — Карла сказала, что ты решил прогуляться перед обедом. Удачно? — Да. Ты давно вернулся? — поинтересовался Зик, потому как обычно отец либо вовсе не приходил обедать, либо возвращался ровно в два часа дня. — Думаю, мы разминулись на несколько минут… пиши, Эрен, третья строка, — достаточно строго обратился к младшему сыну доктор Йегер, и мальчик нехотя подчинился. — Вот как. Хорошо. Не буду мешать. Зик удовлетворил свое любопытство и скрылся на кухне, оставив отца наедине с братом, в глазах которого промелькнула беспомощность и отчаянье, когда старший ушел. Вот и поделом ему, подумал Зик, но на самом деле и не собирался отступать от своего плана по примирению с братом, и, несмотря на непредвиденные обстоятельства, он уже придумал путь их решения. На кухне, пропахшей печеной курицей и картофелем к обеду, он поставил греть молоко. У него было примерно три-четыре минуты, чтобы все провернуть и прежде чем молоко «убежит». Мальчик не мешкал: оставил кулек с сочниками, предусмотрительно спрятав в тумбу, затем вышел на крыльцо — посмотреть, что делает мачеха. Карла, напевая легкую навязчивую мелодию себе под нос, кормила домашних кур. Лучше и не придумаешь. Когда Зик вернулся в гостиную, он прокашлялся, привлекая к себе внимание. — Там что-то с петухом неладное, — сообщил Зик, — не посмотришь? И так пять кур осталось, вдруг он сейчас того… от холода. Гриша проницательно смотрел на него из-за оправы очков. Зику его взгляд казался долгим и достаточно тяжелым, чтобы вынести, но он оставался внешне равнодушен. — Мистер Гокель умрет? — испугался Эрен. — Почему? — Умрет? Конечно нет, — ответил Гриша, отводя взгляд от старшего сына и растрепав волосы младшему. — Пойду гляну, что с ним. Чтобы к моему возвращению до конца абзаца дописал, а после будем читать. — Хорошо, папа... Эрен надулся, а Гриша поднялся со своего стула и оставил мальчиков. В Зике загорелся дух авантюриста — и как он ловко все провернул! Спокойствие сошло на нет, и Йегер уже не силился скрыть улыбку, рванув на кухню, вновь поймав взгляд Эрена, но теперь подозрительный и такой, словно он считал брата полоумным. Зик разлил молоко по деревянным кружкам — успел точно вовремя, когда пенка поднялась, но еще не перевалила через край. Мальчик достал сочники и прижал их к подбородку, вернулся в гостиную и сунул Эрену сверток с выпечкой — кружки, наполненные почти до краев, не доверил, чтобы брат их ненароком не разлил. — Пойдем, старик Бен кое-что передал, — но уточнять было не нужно: чуткий нюх Эрена уже уловил запах лакомства. Мальчик просиял, с неприкрытым восторгом и обожанием глядя на брата. Сейчас он не был Зиком-дураком, который отнимает у него игрушки, а был Зиком-спасителем, который избавит его от скучной грамоты и чтения. По крайней мере, так думал сам Зик.***
Братья выбежали через переднюю дверь, соскочили с крыльца и, аккуратно притворив скрипучую калитку, вышли со двора. Через сотню метров от их дома находился яблочный сад, который никому не принадлежал, а рядом с ним пустовал сарай, в который соседи иногда сгружали сено. Мальчикам повезло: у задней стенки высился целый стог, в который Эрен тут же плюхнулся и, облизавшись, разворошил пакет с сочниками. Зик сел рядом, дождался, пока младший достанет себе выпечку и протянул ему чашку. Сначала Эрен, уже вовсю уплетавший сочень, помотал головой, отказываясь, но старший выглядел непреклонно: Зик был уверен, что им и так влетит за сладкое перед обедом, а из-за сухомятки у брата к вечеру еще и живот разболится. И, случись это, не видать им до конца месяца сладкого, как своего носа. Но Эрен и сам понимал, что они злостные нарушители в глазах матери, а потому взял чашку и запил песчаный корж, да так не удачно, что подавился и закашлялся. Зик похлопал его по спине и инстинктивно погладил по тому же месту, когда Эрен смог нормально дышать и зажевал дальше. — Не торопись, никто у тебя не отберет, — заверил старший брат, ничуть не сомневаясь в своих словах. Это было их секретное место, и никто их не найдет раньше времени. — Каф дефква Вэн? — спросил Эрен с набитым ртом, и в его вопросе Зик смог различить «как дедушка Бен?» — Передавал тебе привет и вот, — кивнул мальчик на лежащее между ними угощение и потянулся к румяному коржу, — в честь твоего выздоровления. Эрен радостно улыбнулся, едва опять не подавившись сочнем, которым набил рот, и Зик вновь начал хлопать его по спине. А тем временем Карла сердилась в доме.***
Когда Гриша вышел к курятнику и спросил у жены про петуха, разговор сложился странный и непонятный для обоих. Петух, которого Эрен называл мистер Гокель, гордо выхаживал среди клюющих зерно кур и выглядел вполне здоровым. Поэтому Карла искренне недоумевала, когда муж спросил, с чего она взяла, что петух захворал. — Все с ним в порядке. Вон, даже кошку соседскую гонял, представляешь? — рассказала женщина, высыпая остатки зерна. — Хм. Зик сказал, что с ним что-то случилось. Наверное, показалось. — Показалось, показалось, здоров, как… как бык, — хохотнула Карла, обходя мужа и поднимаясь по крыльцу в дом. — А вот ты знаешь, что они с Эреном опять сегодня утром подрались? Ума не приложу, что с ними делать. — Мальчики, что с них взять, — философски заметил Гриша и последовал примеру жены — вернулся в дом. — Вот с таким отношением, Гриша, они и… а где они? Гриша многозначительно взглянул на пустующее место Эрена и недописанный текст. В доме стояла тишина. — Сбежал, — покачал головой доктор Йегер, — совсем не хочет учиться. — То ли дело Зик в его годы… — повторила жест мужа Карла. — Знаешь, он уже столько всего прочитал… наверное, больше, чем я за всю свою жизнь. — В этом их главное отличие. Слышал, что Эрен бегает к тому однорукому разведчику, который живет на юге. Учится правильно дра… — И почему ты говоришь об этом так просто и спокойно?! И никуда он больше бегать не будет! Тоже мне! Все драки подавай! Пусть читать учится! — Карла подошла к изножию лестницы и, подняв голову ко второму этажу, громко позвала ребенка. — Эй, Эрен, а ну вернись, пока я к тебе не поднялась! И в ответ тишина, хотя для мальчика аргумента «я сейчас поднимусь» всегда была достаточно, чтобы выйти из своего «убежища». Гриша нахмурился, заподозрив неладное. — Зик? — позвал он, но и от старшего ответа не последовало. Чета Йегеров быстро осмотрела дом, но мальчиков уже и след простыл. — С петухом что-то неладное, — монотонно повторил слова старшего Гриша, — вот оно что. — Куда это они делись? — забеспокоилась Карла, — и прямо перед обедом! Курицу им сделала, с картошкой… Они же любят. И ушли! Гриша заглянул на кухню. В небольшой плошке застыла пленка молока.***
— Похоже на зайца, да? — показал пальцем на кучерявое облако Эрен. Мальчик развалился на сене и второй рукой держался за заметно надувшийся живот: он съел целых три сочника и откусил немного у Зика, когда тот отвернулся, чтобы убрать уткнувшуюся в бедро соломину. — Похоже, — согласился Зик. — Надо его назвать! Как же его назвать? — Мистер Хазе? — усмехнулся старший, лукаво покосившись на брата. — Да!.. это… это я так хотел сказать! Откуда ты знаешь? — возмущенно нахмурился Эрен. — Потому что ты всех так называешь.* Петуха — мистер Гокель, медведя — мистер Бер. Ты предсказуемый. Эрен запыхтел, щурясь на облака. Его ноздри чуть раздувались от недовольства, и, хоть он не совсем понимал, что значит слово «предсказуемый» — это явно было что-то нехорошее. Однако сейчас ему было все равно: он был сыт и доволен. Мальчик попытался тайно взглянуть на брата, но тут же встретился с его взглядом — и отвернулся, хмыкнув и гордо вздернув нос. Но не прошло больше двух секунд, когда Эрен вновь посмотрел в его сторону и через мгновение пристроился под бок, обнимая, насколько позволяло лежачее положение Зика. Старший Йегер беззлобно закатил глаза и с радушной улыбкой ответил коротким поглаживанием младшего по волосам. — Мама сказала, что мы пойдем к этой злобной тетке Нэн, — пробурчал Эрен, ощущая руку брата уже на своем плече. — Она меня ненавидит! — Не ненавидит, — заверил Зик, припоминая подругу мачехи. Однажды Эрен попытался стащить со стола печенье, а она возьми да шлепни его лопаткой по руке. С тех пор младший, пусть и не признает, но боится строгую женщину, а любые поездки к ней — настоящая каторга. Но Зик был уверен, что она души не чает в мальчике и уже позабыла тот случай. — Все равно… не… не хо-… Теплое молоко и выпечка разморили ребенка. Эрен засопел, удобно устроив голову на груди брата и инстинктивно прижавшись ближе. Зик смотрел на его умиротворенное лицо: длинные ресницы чуть подрагивали, за пухлыми приоткрытыми губками виднелись еще молочные зубы, и если бы старший Йегер не знал, как болезненно Эрен мог ими кусаться, то сейчас бы назвал спящего брата ангелом. Однако он был тем еще поганцем, а его вредность и упрямость порой не знали границ. И все равно… — Я тебя люблю, — тихо-тихо, словно боясь, что даже ветер может его подслушать, прошептал Зик, и коснулся губами темной макушки спящего. Собственный порыв нежных братских чувств смутил мальчика и, надувшись, Зик поспешил добавить, — хоть ты и вредный сопляк. Зик прикрыл глаза, даже не подозревая, что их секретное место уже перестало быть секретным, а родители несколько минут наблюдают за детьми со стороны яблоневой рощи. Карла, растроганная редкой семейной идиллией, сменила гнев на милость, более не собираясь проводить нравоучительную беседу о том, что нельзя поступать так с матерью, которая все утро крутилась у печи ради того, чтобы накормить их. Гриша молча наблюдал. На его сердце всегда был камень, но сейчас он треснул и был готов рассыпаться в песок. Он не был хорошим отцом для них и не смог бы им быть, зная, что их обоих ждет. Вырезанная с ювелирной точностью область от затылка до поясницы предыдущего носителя Звероподобного титана консервировалась в подвале. Сам он, носитель Атакующего, искал Координату. Возможно, у его детей есть еще несколько лет спокойной жизни, но после она обернется адом, в который он сам их отправит. И моменты, когда он мог видеть их вместе довольными и счастливыми, были бальзамом на больную душу родителя. Гриша выдохнул и шагнул вперед. Зик среагировал на шум, машинально сжав младшего брата. — И что это такое? К чему этот цирк с петухом? — изобразил строгость доктор Йегер, встав напротив стога и скрестив руки на груди. Карла хмуро взглянула на мужа, не поняв его истинного настроения, но старший сын не чувствовал осуждения от слов отца. — Старик Бенджамин дал мне сочники в честь выздоровления Эрена. Скоро обед, они бы остыли. А он любит теплые, — честно признался Зик, — мама бы не разрешила есть сладкое перед обедом. Потому что… — кивнул на младшего брата, — он всегда засыпает, когда объестся выпечкой. — Ну… право, разве бы я не разрешила бы? Разрешила бы… — Нет, Карла, не разрешила, — усмехнулся Гриша, по привычке поправляя свои очки. — Что ж, думаю, этот вопрос исчерпан. Но убегать, ничего не сказав, — Гриша наклонился к младшему сыну, чтобы поднять с сена — в конце концов, он только поправился, — это нехорошо, Зик, — аккуратно взял ребенка на руки, — и врать тоже плохо, но ты ведь и сам знаешь. Я прав? — Да, отец. Мне жаль. — Вот за это, за это надо вас обоих наказать, — кивнула Карла, уперев руки в боки. — Коли вы тут наелись своих сочников, то никаких вам пирогов три дня! А я ведь хотела сегодня сделать вам с яблоками. — Пирог… — донесся сонный голос Эрена с плеча Гриши, — мне… самый большой кусок… Все молча взглянули на спящего сладкоежку. Мгновенье — и семья Йегеров рассмеялась. — Ну и как после этого отказать? — Карла положила руку на плечо мужа, второй притянула Зика и крепко всех обняла. — Эх, дети, дети… будут вам пироги. Много-много пирогов. Гриша улыбнулся, подняв глаза к небу, с которого уже ускользнуло заячье облако — мистер Хазе, как решили назвать его дети. Правда, что впереди их обоих ждет сущий ад и нескончаемый ночной кошмар. Правда, что через несколько лет они уже не будут беззаботно валяться на сене, а самой большой их проблемой будут не рассерженные плохим поведением родители. Но правда и то, что их ждет еще очень много пирогов и теплых материнских объятий. У них есть драгоценное детство, и он, Гриша Йегер, позаботится о том, чтобы дети оставались детьми… до срока.