Поверь

Мистер Голд жил в этом мире уже двадцать восемь лет без малого, но до сих пор ни разу не катался на коньках. И на это были свои причины. Скольжение по льду едва ли являлось достойным занятием для такого человека, как он, даже если бы у него были две нормально функционирующие ноги. А уж в падении Голд и вовсе не видел ничего привлекательного. Но Белль хотела кататься на коньках, и мистер Голд имел крайне мало возражений против того, чтобы не провести с ней времени. И вот он сидел на скамейке возле катка, а на коленях у него валялись новенькие коньки. Он ждал Белль и старался при этом не обращать внимания на взгляды близко стоящих к нему людей — главным образом, родителей. Вдруг две нежные ладони закрыли его глаза. — Угадай, кто? — прошептали ему на ухо. Голд улыбнулся. Мир внезапно стал немного светлее. — Ну, я надеюсь, что это Белль, — ответил он, — или же мне грозят неприятности. До его слуха и впрямь донёсся смех Белль. — Угадал, — произнесла она, касаясь его щеки лёгким поцелуем, чем заставила его сердце стучать быстрее, и перекинула ноги через скамейку, чтобы сесть рядом. Голд хотел было уточнить, что догадаться ему труда не составило, так как никто другой не потерпел бы его присутствия без особой на то нужды, но он знал, что такое утверждение только расстроит Белль, а этого ему хотелось меньше всего. Так что он отказался от этой мысли. Белль выглядела великолепно. Каштановые кудри выбивались из-под вязаной шапки и ниспадали на спину, щёки разрумянились от морозного зимнего воздуха, а в голубых глазах блестели искорки. — Я в детстве так каталась, — улыбнулась она, натягивая собственные коньки. — Рядом с нашим замком было озеро, и зимой оно всегда замерзало. А если лёд был достаточно крепок, моя нянька даже позволяла мне кататься с детьми горожан. — Всё равно звучит опасно, — Голд стянул свою обувь и начал бороться с коньками. — Ну… есть немного, но обычно мы были осторожны, — Белль взглянула на него краем глаза, застенчиво улыбнувшись, отчего сердце Голда опять забилось чаще. — Это одно из моих самых счастливых воспоминаний. Восторг, свобода, ветер в волосах… И ничего более. — Ну тогда, — сказал Голд, — я рад, что увижу сейчас, как ты катаешься. Белль заулыбалась: — С огромным удовольствием. Самой уже не терпится попасть на лёд. На самом же деле Голд жутко боялся катания на коньках. С своей травмой ноги он просто не мог самостоятельно на них стоять, не говоря уже о том, чтобы двигаться без посторонней помощи. Он был вынужден цепляться за Белль для поддержки и вместе с ней проходить каток буквально дюйм за дюймом, в то время как маленькие дети с лёгкостью рассекали вокруг. При иных обстоятельствах Голд, возможно, был бы в восторге от возможности держаться за Белль, но в данном случае он ощущал только стыд. Он был слаб; его щёки горели, причём явно не от холода. Он чувствовал себя униженным оттого, что его слабость раскрылась перед Белль. В голове всплыли давно позабытые воспоминания. Когда он был ещё бедным прядильщиком, жители его деревни хихикали над ним, едва он спотыкался, шепча в его адрес обидные прозвища. Калека. Трус. Получил по заслугам, верно? Никто не смел издеваться над ним в течение уже очень долгого времени, но теперь Голд услышал шушуканья других фигуристов и понял, что они касались именно его. К тому времени, как они сделали один круг на катке, Голду уже не нужно было ничего говорить. Белль увела его со льда и помогла устроиться на скамейке. — Извини, пожалуйста, — виновато улыбнулась она. — Я должна была подумать, прежде чем идти кататься на коньках вдвоём. Это была плохая идея. Он и так был калекой, а Белль ещё и извинялась за это. К лицу Голда непроизвольно подступила краска. — Нет, идея была хорошая. Прости, что я не одолел больше одного круга. Белль коснулась его щеки: — Послушай, Румпель: тебе нечего стыдиться. Понимаешь? Нечего. Голд воззрился на неё. Она смотрела на него с неким неистовством. На мгновение антиквар почти поверил в её правоту. — Пойдём отсюда, — предложила Белль. — «У Бабушки» есть превосходное горячее какао. Я думаю, это как раз то, что тебе нужно. — Но ты же ещё не каталась на коньках… Красавица взяла его за руки: — Мне и не надо этого. Я пришла сюда, чтоб побыть с тобой. — Нет, это неправда. Тебе же очень хотелось покататься. — Румпельштильцхен… — Нет, иди прокатись — хотя бы пару кругов. Я в любом случае предпочёл бы посидеть перед тем, как мы уйдём. Да и мои ноги заодно отдохнут. Белль закусила губу и оглянулась на каток. — Пожалуйста, Белль. А то мне будет как-то не по себе, если из-за меня ты не развеешься хоть немного. — Ты уверен? — Иди, милая. — Ну… хорошо, — девушка наклонилась и запечатлела на щеке Голда ещё один поцелуй. — Я ненадолго. Скоро вернусь. — И она поспешила обратно. — Не торопись, дорогуша, — окликнул её антиквар. Белль послала ему через плечо улыбку и шагнула на лёд. Пожалуй, Голд был прав, настояв на этом. Белль была естественной. Она неслась по льду так, как будто летела, порхая не хуже балерины. Дети только охали да ахали ей вслед, а она одаривала их тёплой улыбкой. Вскоре к ней присоединилась группа хихикающих девчонок. Красавица, казалось, обрадовалась и даже попыталась показать им некоторые из своих «фигур высшего пилотажа». Голд отвёл глаза от Белль, чтобы осмотреться. Несмотря на то, что каток был заполнен людьми и почти каждая скамейка была заполнена, на его скамейке или поблизости не сидел никто, и он почувствовал некий укол в сердце. Да, он сам приложил усилия для того, чтобы его боялись, и обычно не волновался о том, что его ненавидят все взрослые в городе, но… ведь он всегда любил детей. Когда Белль снова сошла со льда, она улыбалась, что называется, от уха до уха. — Спасибо, — она крепко обняла любимого. Голд положил руку ей на спину и прижал ближе, прикрыв глаза. — Ты выглядишь просто прекрасно. Белль рассмеялась и отпустила его, плюхнувшись на скамейку. — Ты всегда думаешь, что я прекрасно выгляжу. — Так и есть. — Знаешь… я думаю, нам бы сейчас было кстати горячее какао. Что скажешь? Голд уже открыл рот, чтобы согласиться, когда что-то врезалось в его конёк. Он опустил глаза и увидел игрушечную машинку, въехавшую ему в ногу. — Машинка! — к антиквару подбежал маленький ребёнок, требовательно протянув ручонки. Голд ухмыльнулся, поднял машинку и передал её мальчику: — Это твоё, приятель? На, держи. Тот протянул руку и взял машину пухлыми пальчиками, улыбаясь Голду. «Спасибо!» — прошепелявил он. Вот почему Голд так любил детей. Из-за их безграничной радости и доверия. Глядя на сияющее лицо мальчика, Голд почти чувствовал себя… человеком. — Эйдан! Какая-то женщина взяла мальчика на руки и прижала к груди. Она взирала на Голда широкими, испуганными глазами. — По мне, ничего страшного не произошло, — антиквар одарил её самой дружелюбной улыбкой. Женщина же только поспешила удалиться. — Держись рядом со мной, Эйдан, — прошептала она на ухо своему сыну, вновь сливаясь с толпой отдыхающих на катке. Голд негромко вздохнул и поглядел на Белль. Та хмуро уставилась вслед незнакомке. — Не беспокойся, — сказала она, беря мужчину за руку. — Они ещё научатся видеть в тебе то, что вижу я. Голд потупил взгляд. Белль нахмурилась: — Ты так не думаешь? Инстинктивно он чувствовал, что стоит сменить тему, отвлечься, но она хотела от него честности. И он ответил честно. — Я не верю, что есть ещё хоть одна душа, которая могла бы видеть то, что видишь во мне ты, дорогуша, — он сжал её ладонь. — Мне достаточно того, что ты это видишь. Белль посмотрела ему в лицо. — Поверь, Румпельштильцхен, — произнесла она мягко. — Если ты поверишь в людей, то и они поверят в тебя. Голд посмотрел на их сцепленные руки. — У меня есть не так-то много причин верить, — голос его был немногим громче шёпота. Белль наклонилась вперед и прижалась лбом к его лбу. — Веришь ли ты в меня? Голд заглянул прямо в эти голубые глаза. Верил ли он в Белль? Он верил, что Белль может сделать что угодно. У неё было сердце сильнее, чем у самого храброго героя, и заботливее, чем он мог себе представить. Он любил её всепоглощающе, безоговорочно, беззаветно. Но Белль имела в виду не совсем это — по крайней мере, не только это. Она хотела знать, доверяет ли он ей. Правда крылась в том, что Голд считал, что это не продлится долго. Он бы с радостью прошёл хоть через огонь, чтобы Белль только любила его, но знал наверняка, что её любовь не продлится вечно. Это был лишь вопрос времени, когда Белль поймёт, кто он есть на самом деле… и уйдёт от него. Как все остальные. И она не будет в этом виновата. Это будет то, что и должно произойти. Красивым, храбрым героям не место рядом с чудовищами. Белль поднялась на ноги. Сердце мага забилось где-то на уровне горла. Он слишком долго не отвечал, а теперь она, наверное, уходит. Но она только потянула его за руку со словами: «Пойдём со мной». Голд послушно повиновался. Когда же Белль вышла на лёд, он опять начал артачиться, но девушка успокаивающе улыбнулась ему: — Поверь мне, Румпельштильцхен. Просто поверь в меня. Я в тебя верю. Голд сглотнул и шагнул на лёд вслед за ней. Белль повернулась к нему спиной; чуть потянувшись, схватила обе его руки и обернула их вокруг своей талии. — Закрой глаза. Не пытайся кататься. Просто закрой глаза и расслабься. — Белль… — Доверься мне. Вообще-то Голду не очень нравилось терять контроль над собой. Но его просила об этом Белль, а ради неё он был готов практически на всё. Он зажмурился, и они плавно покатились по льду. Голд крепко обхватывал талию Белль. С закрытыми глазами он понятия не имел, что происходит вокруг. Кто-то может врезаться в них, или Белль потеряет равновесие, а он не получит об этом даже мало-мальского предупреждения. Просто поверь в меня. Я в тебя верю. Вера. Он вспомнил, как прекрасно каталась Белль, и с уверенностью осознал, что она не позволит ему пострадать. Он думал о том, как Белль притягивала к себе людей. Совершенно незнакомых людей; но даже они инстинктивно верили в неё. Он любил её всем своим сердцем. И едва ли он знает её меньше, чем все те. Всё хорошо, Белль. Вера. И он отбросил свой страх. Всё разом преобразилось. Он знал, что двигались они не очень быстро, но ощущал дуновения ветра на лице. Он не мог видеть, но это лишь позволило ему полноценнее осязать тепло тела Белль под своими руками, слышать её смех, вдыхать запахи льда… Он всецело отдался под контроль Белль. Да, он ничего не видел, но это было нормально, потому что сейчас она была его глазами. Вера. Белль верила в очень многое. Она верила, что люди по своей природе добры и что счастливый конец приходит к тем, кто этого заслуживает. Возможно, он просто всегда был недостойным. Но Белль верила в него. И вера делала её счастливой. Наверное, это было не так уж и плохо — верить в этот мир. Наконец они медленно остановились. Белль вывела его с катка. — Можешь открывать глаза, — разрешила она. Он открыл. Белль смотрела на него с надеждой во взоре. — Ну, что ты думаешь? В голове у Голда роилось великое множество мыслей; он не мог решить, с которой начать, и сумел только выдавить: — Это было чудесно. Спасибо тебе за то, что поделилась всем этим со мной. Девушка положила свои ладони на его: — Я люблю тебя, Румпельштильцхен. Голд наклонился к ней и необычайно нежно поцеловал. Его прекрасная, храбрая Белль. — И я люблю тебя, Белль, — прошептал он в её губы. — Сильно-сильно. Белль верила в него, и это было чудом само по себе. Голд пока не был готов так же верить в этот мир. Но он может верить в Белль.