Худший друг

      Меньшим, чего Марко ожидал от жизни, стала принцесса по обмену из соседнего измерения, как она была ему представлена директором и родителями; и черт уж с тем, каким вообще образом все эти слова умудрились оказаться с его именем в одном предложении, чёрт уж с самим невообразимым определением «соседнее измерение», но узурпирование ровно половины его личного пространства вместе с остатками здоровой части своих нервных клеток Марко мог простить едва ли.       Вообще, если быть предельно честным, то у него был целый список того, с чем меньше всего хотелось столкнуться в этой жизни, начиная с дефицита начос и заканчивая самой последней частью серии фильмов с Макки Хэндом, но Стар переплюнула все вышеуказанные пункты.       Утро начиналось с попыток стада мопсов сжечь его сетчатку непроизвольными лазерными лучами, с небольшого потопа в ванной, из которой, стоило открыть дверь, аккуратным ручейком выплывали нарвалы, с опустошенной коробки любимых хлопьев, со вторжения воинственно настроенного отряда уродцев, вопящих что-то про палочку, а свою зубную щётку Марко стабильно обнаруживал спущенной в унитаз.       Против него заговор, не меньше. Марко не возражал отдать воинственным уродцам эту самую палочку просто так.       Приобретая третью щётку за неделю и запасаясь лишней кипой сухих носков, он угрюмо сверкнул глазами на бегавшую за ним хвостом Стар и тяжело выдохнул.       — Я тебе что-то сделал, да?       Она вся вытянулась, прижав к груди волшебный-источник-несчастий-семейства-Диаз, и нервно запрыгала на месте.       — Ну прости, ну Ма-а-арко, — отклячив нижнюю губу, выла Стар, — я правда не специально. — И спустя секунду с лица было стерто жалобное выражение, а её глаза загорелись нехорошим огнём. — Хочешь, я всё-всё исправлю!       Марко аж прошиб холодный пот, и тот, выпучив глаза, выпалил:       — Нет! — осознав, что звучал слишком резко, он неловко прочистил горло и более сипло добавил: — Не в том смысле, что нет, а в том смысле, что одной чёрной дыры на мою комнату в день вполне достаточно.       Стар не понимала резких тонов, даже больше — по мнению Марко, она в принципе не понимала где-то процентов тридцать из всего когда-либо сказанного им, — и, склонив голову вбок, протянула вкрадчиво:       — Точно никаких обид?       И Марко смотрел в эти щенячьи голубые глаза, такие же, как десятки пар глаз у её личного выводка мопсов, и понимал, что действительно — Стар не-спе-ци-аль-но.       Он выдохнул со всей возможной сварливостью.       — Точно.       На день рождения Марко загадывает гильотину. Себе. Потому что на Стар, как бы того ни хотелось, злиться невозможно, в чём Диаз убедился буквально за два дня совместного проживания.       Кстати, о совместном проживании. Если временами Марко хотелось пожалеть себя, то он размышлял исключительно в этом направлении.       Появление самой Стар не ограничилось появлениями новых персонажей в его жизни, наоборот, второе оказалось непосредственным следствием первого, — и понеслась. Летающие конские головы, смотрящие на него, как на врага народа, малоприятные синие человечки из пыльных фолиантов, из-за которых исчезновение половины казенных харчей семейства Диазов находилось в прямой зависимости с их прибытием, рогатые трёхглазые дьяволы с неустойчивой психикой, коротышки с клювом и целой армией мордоворотов и ещё много всего, о чём Марко хотел вспоминать в последнюю очередь.       Были ли во всём этом положительные моменты, Марко точно сказать не мог. Наверное, были: Стар обожали все; в чём заключался секрет, Диаз так и не понял, но — просто все, от одноклассников до его собственных родителей. И когда ты водишь дружбу — а принцесса Мьюни с первого дня звала их взаимоотношения именно дружбой, в то время как для Марко наиболее ёмким определением было вынужденные сожители, — с человеком, которого все обожают, ты сам рано или поздно начинаешь ощущать на себе отголоски популярности.       Правда, Марко больше ощущал на себе отголоски излишнего внимания и логичных вопросов: «вы его раньше в нашей школе замечали?» и набрасывал на голову капюшон, остервенело оттягивая вниз завязки.       — Глянь, кто идёт, — пропела Стар на ухо капюшону. — Это у нас Джеки-и-и.       Внутри родной красной обитель стало неожиданно жарко, и Марко задергался, стараясь выпутаться из скафандра, который сам на себе затянул.       — Джеки Лин Томас? — благоговейно пропыхтел он.       — Джеки Лин Томас! — восторженно закивала Стар в ответ, и Марко впервые настолько остро ощутил себя на её фоне просто красным пятном в конверсах.       — Ах-хах, зачем так официально, — раздался до боли знакомый голос буквально рядом, вот прямо тут, и от мысли о том, что это Джеки Лин Томас вот прямо тут, рядом с ним, Марко поплохело.       Наконец резким движением сдернув с себя капюшон, Марко явился миру, раскрасневшийся, успевший взмокнуть, и безмолвно округлил глаза. Джеки собственной персоной, яркая, со скейтом и своими прекрасными веснушками, стояла перед ним и недоуменно моргала.       — А это твой друг, да? — Стар активно закивала, и Джеки приветливо улыбнулась Марко. — Ты тоже ученик по обмену?       Слова разочарования о том, что он учится с ней в одном классе ещё с младшей школы, встали поперёк горла, и только спустя секунд десять Марко почувствовал себя полным придурком. Уже когда Стар самоотверженно бросилась спасать ситуацию, завязывая разговор и немного меняя тему, Марко видел всё, как через плотную толщу воды: и как они над чем-то посмеялись, и как Джеки, Джеки Лин Томас, помахала ему на прощание прежде, чем уйти.       Очнулся он только, когда фигуристый силуэт Джеки исчез в другом коридоре, а над ухом щелкнули пальцы.       — Марко, ну ты это, связь с Землёй поддерживай, — Стар ненадолго замялась, задумчиво постучав пальцем по скуле, — у вас же тут так выражаются, да?..       — Она заговорила. — Диаз медленно, но перетащил взгляд на Баттерфляй, и расплылся в дебильной улыбке. — Она со мной заговорила.       Стар смотрела на всё происходящее с должным видом понимающего психотерапевта и, облокотившись щекой о палочку, зажатую в руке, выдохнула:       — Как всё запущено. Тут мы мобилизуем все свои силы и будем проводить частные уроки пикапа.       Последние слова Стар не были услышаны. Марко просто впервые был счастлив такому стечению страннейших обстоятельств.       Благодаря Стар, Марко открыл для себя много нового. И это не включая моменты, когда его бросало по измерениям, прессовала толпа мракобесов с лишнего триллиона планет и приходилось стоять в бесконечной очереди за фантомным хот-догом, — нет, речь не об этом.       Марко совершенно не переносит тактильный контакт и хранит своё личное пространство как зеницу ока; с появлением Стар хранить стало нечего, и периодически Диаз задумывался о том, что стоит начать рисовать около себя меловые круги.       Стар кинестетик до мозга костей: она любит виснуть на нём, неожиданно наскакивать, трепать за волосы, хватать за руку и тянуть за собой, лежать поперёк колен, закидывать на него ноги и тискать, будто тот был хреновым плюшевым медведем.       Марко не был. И Марко, мужественно продержавшись ровно до того момента, когда Стар, как-то уснув во время просмотра фильма, стиснула его торс чуть не до хруста рёбер, решительно купил той гигантского плюшевого друга, дабы раз через раз подсовывать вместо себя.       — Какая прелесть! — Баттерфляй восторженно прыгала и хлопала в ладоши, со стороны выглядя так, будто была готова скончаться от умиления. Налетев на игрушку и даже не опрокинув её внушительное тело, она уютно зарылась в искусственную шерсть. — Такой пушистый!       В общем, Стар была довольна, Марко был доволен налаживающейся жизнью, не будучи обжамканным до смерти, и всё почти прекрасно.       Почти. Погрешности собственного плана ржавым ножом просто расковыривали Марко сердце, но сейчас не об этом: у Стар, что было логично, имелась в наличии целая армия плюшевых варваров на постоянном призыве, и, хоть та продолжала предпочитать всем им подарок Диаза в качестве подушки-тире-предмета-для-объятий, странная теория лишь продолжала укрепляться в голове.       Укрепилась, если быть точнее, полностью — во время очередного ночлега в гостиной за просмотром старого как мир ужастика, у Марко под боком зашевелилось что-то теплое, и тот, почти уснувший, подорвался как по щелчку. Грохот упавшего тела сотряс пол, и вскоре на уровне диванных подушек поднялась из низов встрепанная голова Стар.       — Марко, — слезливо жаловалась, потирая ушибленный локоть, она, — ну ты дурной, что ли.       Марко не был дурным! Марко был исключительным ценителем личного пространства!       Он с облегчением выдохнул, грузно осев обратно на диван, и начал нервно одергивать рукава толстовки, натягивая те на запястья, и вглядываться в золотистую макушку Стар, что пыталась сонно проморгаться.       — Ты меня напугала, — неловко потерев шею, признался Марко и решил признаваться дальше: — Зачем всё время так делать?       Стар смотрела абсолютно не вдупляя.       — Делать что?       И когда тебя не могут понять с первого предложения, желание продолжать диалог как-то разом отпадает, вот конкретно у Марко точно что-то отпадает, но он, выдохнув, продолжал:       — Трогать меня.       Стар, какое-то время не сводя с Марко пристального взгляда круглых глаз, звонко рассмеялась, — если задуматься, то Диаз навскидку даже не вспомнит, когда это она смеялась не звонко и без попытки взорвать окружению барабанные перепонки, — после чего проворно вскарабкалась обратно на диван, как обычно устроившись в сущих миллиметрах от него.       — Ты чудик? — улыбалась принцесса, надвинувшись и ткнув его пальцем в лоб, отчего у Марко все возлагаемые надежды на старово прозрение разом потерпели крах, со звоном ссыпавшись куда-то на дно желудка, и пожала плечами. — Все друг друга трогают. Нет в этом ничего такого; у нас на Мьюни, например, тоже.       Скепсиса с лица Марко можно было навыжимать целое ведро; а уж тем более аргумент о том, что мьюнианские законы на Земле как таковыми хорошими примерами не являются, для Стар аргументом не был. Марко в поисках поддержки коротко глянул в стеклянные глаза плюшевого медведя по правую руку от себя, столь же понимающие усталые глаза, и вернул взгляд Баттерфляй.       — Бывают, Стар, люди, которым не по душе, когда их касаются. Например, я.       — Я всё правильно сказала: ты чудик, — толкнула его в плечо принцесса, задорно улыбаясь, но, когда Марко уже готов был страдальчески выть, капитулируя подняла руки. — Но ладно-ладно, если не по душе, то не буду.       Марко улыбнулся.       — Спасибо.       На следующий день в магазин его всё равно тащили. За руку. Показывали что-то необычное, по мнению Стар. Для привлечения внимания дергая за плечо. Пытались напугать. Наскакивая и повисая сзади. И когда они вечером верхом на войнороге уходили от преследования отряда гоблинов, Марко уже по собственной инициативе вцепился в хрупкий торс Стар, чтобы никуда не слететь. И не отцеплялся до конца поездки и даже какие-то секунды после.       Она медленно обернулась, издевательски протянув:       — Марко-о-о. Руки.       Недоуменно моргнув и заторможенно опустив взгляд, он резко убрал их, словно ошпарив, и прочистил горло.       — Это рефлекс.       — Это оправдание, чудик, — насмешливо заявляла Стар, спрыгивая с единорога и отзывая того обратно.       Марко втихую надеялся, что обратно к себе в преисподнюю, или откуда эти её магические штуки вылезают. Горевшие ладони он привычно втянул в рукава толстовки.       Насчёт непроизвольных прикосновений Диаз больше не возникал. Почти привык — в контексте это должно звучать, как смирился, но нет, именно привык, ибо смирение звучит отнюдь не воинственно, — пока Стар продолжала по-прежнему трогать, тянуть, толкать, повисать и тискать. И вскоре Марко начал относился к этому почти трепетно: особенно, когда на запястьях периодически переставало хватать горячих узких ладоней, тянувших за собой навстречу очередным измерениям.       Невозможно не заметить, что Стар была инфантильной, непосредственной, легкомысленной, беззаботной, незадачливой, и Марко ещё много знал синонимов, чтобы обойти прилагательное «ограниченная». «Абдеристичекая».       Стар тупила в учебник. Ну где-то час, пока Марко отсчитывал минуты вечности. Да и не то чтобы она пыталась — крутилась на стуле, мотала волосы на палец, трогала вещи Марко, которые тот педантично распихивал обратно по местам, рисовала нечто абстрактное, после чего, уперевшись руками в столешницу, отъехала от рабочего места к центру комнаты, утомленно растекшись по креслу.       — Не понимаю, — она категорично скрестила руки на груди, — и не хочу понимать.       Зато Марко начинал понимать. Чувства мисс Скальник на уроках. И, простите, это было последнее, чего ему хотелось бы.       Марко устало выдохнул и, вцепившись в стул, докатил брыкавшуюся Стар обратно, придавив почти вплотную к столешнице. Оперевшись одной рукой о спинку кресла, другой о стол, он навис над тетрадями и Баттерфляй и попытался ещё раз:       — Не станешь учиться — только мерчендайзером в супермаркете и будешь.       Древнейшая тактика примитивного запугивания безошибочно срабатывала на детях, и тем более выглядела выигрышной в случае со Стар, но:       — Королевой буду, — широко улыбаясь, заявила та, запрокинув голову; Марко аж пришлось резко распрямиться и отпрянуть, когда она чуть не стукнулась лбом о его подбородок.       А ведь и не поспоришь. Просто уели.       Десятый раз провернувшись на стуле, она притормозила, уже сидя на том задом наперёд, и всплеснула руками.       — К тому же, логарифмы не расскажут мне, как управлять Королевством, — Стар скривилась, обведя глазами потолок. — Я предполагаю, что они вообще никогда ни о чём никому не расскажут.       Марко, которому Баттерфляй уже успела наехать колесом кресла на несчастные пальцы, отполз на ковёр по центру комнаты и утомленно там развалился звездой. Сложив руки на животе, он скованно пожал плечами.       — Тебе-то легко, — он самозабвенно следил глазами по серому потолку в мелких трещинах штукатурки, — за тебя уже когда-то всё решили и устроили. Тут, на Земле, в этом плане намного сложнее… От этого у каждого человека жизнь зависит.       — От логарифмов и знания, кем был энный президент Америки? — неприязненно выгнула бровь Стар, чуть отпнув от себя по полу учебник географии.       Марко вяло показал ей большой палец.       — В точку.       Рядом с Диазом на ковёр рухнуло её тело, так же раскинув руки и уставившись в потолок, будто в нём можно было разглядеть звездное небо. Один противонаправленно другому, голова к голове, они продолжали лежать в звенящей приятной тишине, наблюдая за ровным светом жёлтой лампочки в пыльном плафоне, как за личным тусклым солнцем. Не обременённая вниманием, серевшая комната вокруг исчезала из виду, и будто бы той не было.       Стар теребила в руках палочку и покусывала губу.       — Полетели со мной на Мьюни? — предложила она, отслеживая глазами заметную трещину, тянущуюся до самого карниза. — Там нет логарифмов. И профессии мерчендайзер, кем бы он ни был.       Марко даже вздрогнул от неожиданности, когда она заговорила; по хребту вверх до самых шейных позвонков пробежались мурашки. Шутка ему понравилась, но, заметив внимательный взгляд, который скосила на него Стар, понял, что она из тех людей, которые всё что угодно в самый непредсказуемый момент могут говорить серьёзно.       И Марко, разумеется, ничего не имел против логарифмов, учёбы, да и всей планеты Земля в целом, но так же повернул голову к Стар, вблизи заметив, насколько голубые её глаза и что ресницы интересно светлеют на концах, и усмехнулся:       — А начос там есть?       Стар рассмеялась, вновь отвернувшись к потолку.       — Ради тебя я, как только взойду на престол, ввезу начос на Мьюни и сделаю их товаром первой необходимости.       Марко мягко улыбнулся в ответ, тоже вернув взгляд в потолок. В груди разлилось приятное тепло.       — Полетели.       Быть другом Стар — Марко до сих пор гадал, с каких пор и как так, но не то чтобы он возражал — дорогого стоило. Конкретно — остатков свободного времени, нервов, раз через раз денег, спокойствия и здоровья. Последний пункт Марко жирно подчеркивал и периодически причитал над разбитыми костяшками пальцев.       Разумеется, слабонервным дохляком Марко не был, — следуя проработанной аргументации авторства самого Марко, — потому что как минимум занимался дисциплиной Танг Со До и мужественно подавлял рвотные позывы даже при передвижении на общественном транспорте. Чем, собственно, не послужной список?       Тем не менее, одно дело крошить кулаками доски и самовоспитываться, другое — рисковать жизнью, круша обитель кровного врага Стар. И не сказать, что Марко не нравилась эта опасность, но, извините, за правила полной защищенности тоже должен ручаться кто-то, по возможности здравомыслящий.       — Боже ж ты мой, — ужаснулась Стар, оценив степень поврежденности друга по десятибалльной, и вцепилась в палочку сразу двумя руками. — Тебе срочно необходима реабилитация! Я разберусь.       Марко ужаснулся вместе с ней.       — Н-не надо! — тот, прихрамывая, бросился в ванну за аптечкой. — Никакой, пожалуйста, магической реабилитации.       Баттерфляй временами тоже была упёртой: оббежала Марко и вернулась уже с заветной коробочкой в руках, кивнув ему на кровать с видом опытного фельдшера. Диаз послушно сел и почти благосклонно наблюдал за тем, как Стар вытряхивает всё содержимое на пол; благосклонно хотя бы потому, что коробка действительно являлась аптечкой, а не от печенья.       И между делом балаболила:       — Немагической так немагической, — кивала она, зависнув над какой-то белой упаковкой, — как скажешь. И почему вы, люди, так отрицаете волшебство — с ним же быстрее…       — Анальгин это, — подсказал снисходительно Марко, чуть усмехнувшись выражению лица Стар, усердно перебиравшую медикаменты, и было встал, — давай я сам.       Усадили его обратно с молниеносной скоростью, еле не свалившись вместе с ним на кровать, и пихнули в руки наколдованный пакет со льдом. Стар, продолжая раскапывать аптечные завалы сидя на полу, стрельнула глазами из-под чёлки почти сердито.       — Не двигайся, — и, пока Марко не успел возразить по новой, добавила с вязкой угнетённостью в голосе и беспомощностью во взгляде: — Ты стольким мне помогаешь, рискуешь собой. Позволь мне хоть как-то помочь в ответ?       Она не моргая смотрела со жгучей пристальностью снизу-вверх, сложив ладони у него на коленях и уперевшись в них подбородком, и впервые Марко поймал себя на мысли, что в её глазах выглядит сейчас донельзя убого, наверное: с заплывшим моргалом и опухшим кровоподтеком под ним, разбитой губой и россыпью синяков, если не гематом, по телу. С жалостью, правда, не смотрели — смотрели со знакомой болью во взгляде.       Он выдохнул.       — Перекись водорода ищи, — информирует.       Стар вся засияла и оживилась, разгребая в стороны пузырьки в поисках нужного. С чересчур ответственным видом смочив ватку по указаниям Марко, она, поднявшись на ноги и наклонившись, беспощадно стала промокать тому губу, придерживая свободной рукой за затылок.       Смеялась:       — А вообще, это прикольно.       — Что я вечно огребаю? — сварливо поинтересовался Марко, кривясь от разъедавшего кожу пощипывания.       В голове даже непроизвольно всплыли воспоминания: вот он падает откуда-то, вот в него летит камень, вот его пытаются прожечь лазером, вот его почти засосало в какой-то портал, вот его заставляют бегать в женском платье по Академии в поисках летающей конской головы и вот его топчут табуны войнорогов.       — Что всё так складывается, — исправляла она. — Всё же, если ты не знал, каждой принцессе нужен свой рыцарь, — чуть прищурившись и оценив проделанную работу, улыбнулась Стар, прикрыв глаза и мимолётно прижавшись своим лбом ко лбу Марко.       Он невольно начал улыбаться в ответ.       Пусть топчут.       В какой-то момент Марко обнаружил, что зависать со Стар было весело. Интересно. Необычно. Не так, как казалось раньше, — напряженно и по стечению обстоятельств. Уповая на последний фактор, Марко ныне рассчитывал на как можно более долгое времяпровождение.       Собственно, уповать не требовалось — Баттерфляй появлялась по своей воле и всегда. И если рассматривать ситуацию конкретно с этой стороны, то наиболее вездесущей персоны — кроме, разумеется, Джереми Бирнбаума, потому что вредные избалованные шкеты по природе своей не могут не быть затычкой в каждой бочке, — Марко не знал.       Они собирались в его комнате, потому что лично на территорию Стар можно было попасть, только протолкнув львиную долю вещей в тайную комнату, либо же аккуратно притулив Марко между многотонной булавой и старым заваленным сервантом. Марко всё же предпочитал быть обустроенным в своей обитель, где место для каждой вещи было чуть ли не подписано.       Баттерфляй, шаркая вдоль полок, поражалась.       — Так чисто, — она отодвинула на проверку дверь шкафа-купе и коротко обернулась на Марко. — А где ты тогда хранишь солярий там или минихолодильник? А чемоданы для чемоданов с вещами?       Марко устроился на краю кровати, скрестив ноги, и развёл руками.       — Имелось бы такое, я бы тоже тогда задавался этим вопросом, — он усмехнулся. — Добро пожаловать на Землю.       — Очень добро, — тянула Стар досадливо; Марко всё ещё удивлялся тому, что за столько месяцев она так и не привыкла.       Зато запомнила, где стоит музыкальный центр и лежит пульт от него. Она тотчас взбудоражено вцепилась в оный, включив, и разом прибавила звук почти до максимума, как делала это всегда. Сбросив пульт на кровать, Стар закружилась по комнате, чередуя обороты с прыжками и взмахами рукой, и двигалась в ритме; колонки, вибрируя, кричали про потрясающее чувство, заклятых друзей и белого тигра, и Марко подпевал вполголоса, наблюдая за Баттерфляй.       Принцесса раскрепощённо крутилась, и мятного цвета юбка парила практически горизонтально; в тот момент Марко впервые ловил себя на том, что стал обращать на это внимание, и, побагровев, почти сразу отвернулся, нервно потерев длинным рукавом шею.       Трусы у неё, кстати, под цвет юбки. С бабочками ещё, да.       — … «Любовный приговор»? — между тем чуть перекрикивала музыку Стар, а Марко не решался обернуться. — Классная группа, но мне казалось, что она несколько-о… девчачья, разве нет? Марко?       Обычно он всегда задумывался над тем, как родители ещё только не начали возмущаться по поводу вечного ора и музыки; сейчас, почему-то, — только о том, как вообще Стар может быть настолько непосредственной и лишённой всякого чувства застенчивости.       Его повторно окликнули, уличив в отстраненности, и наскочили со спины, свесив руки через плечи и одной из них мягко встрепав волосы. Марко вздрогнул, после тут же замерев статуей, и, чуть обернув голову, ответил рассеяно:       — А это плохо?..       От Стар пахло цитрусовым шампунем и чем-то приторным — духами, скорее всего; от этого амбре Марко чуть вело и ему, тем не менее, это нравилось.       Она хохотнула и, отпустив Диаза, свалилась спиной на кровать рядом с его коленями, заправив руки за голову.       — Не-а, — Стар скосила на него весёлый взгляд; благо, Марко своевременно выдохнул весь жар, скопившийся кранотой под кожей, и выглядел, по своему мнению, чуть менее отвратительно, — это наоборот чётко, что у нас с тобой похожие вкусы.       Она, перекатившись на живот, оперлась подбородком на кулак и насмешливо взглянула на него, вздернув светлую бровь.       — Ещё бы только танцевал, цены бы тебе не было.       — Не танцую, — упрямо повторил Марко, мысленно отметив вышесказанное Стар, как отдельный пункт в своем плане по самосовершенствованию.       — Не умеешь? — издевательски наседала она.       — Даже не практикую, — кается.       Марко тут же замолчал. Марко понял, что где-то как-то косякнул: глаза Стар нехорошо загорелись. Вернее, загорелись-то, как и обычно, но всё-таки ни к чему хорошему это ещё не приводило.       — Будет тебе практика, — ухмылялась она задорно и хватала его за запястья обеими руками, насильно стягивая следом за собой с кровати и выволакивая на центр.       Марко удостоверился в своих мысленных постулатах: ничем хорошим это не закончится тоже.       — Я больше по теории…       — Теория без практики — ничто, — с умудренным видом передразнила Стар, и Марко пожалел о том, что в своё время взялся за её физико-химические знания. Она добавила: — Расслабься и давай вместе со мной, теоретик.       Её пальцы медленно поползли вверх от запястий, переплетаясь в замок вместе с его, и Стар постепенно начала двигаться, направляя чужие руки вслед за своими, чуть покачивая бедрами и подшагивая в разные стороны. Марко неумело повторял, стараясь хоть сколько-то держать дистанцию, и почувствовал, как только недавно схлынувший жар вновь начал припекать лицо.       Стар, продолжая тем не менее телодвижения, неожиданно затряслась плечами, тут же закусив нижнюю губу, но, не удержавшись, засмеялась; Марко, у которого аж пульс подскочил от мысли, что он опять сделал что-то не так, встал как вкопанный.       — Ненавижу эту песню, — призналась Стар между нервными смешками и тяжело выдохнула, посмотрев в сторону.       Марко, наконец-таки вслушавшись в игравшую «Немного поздно» Любовного Приговора и машинально возобновив недотанец, неловко хмыкнул, выгнув густую бровь.       — Хочешь разбить мне сердце?       — Одну-единственную терпеть не могу! — поспешила реабилитироваться Стар, но улыбнулась. Грустно всё равно немного. — Бывшего любимая.       Последнее, чего сейчас хотелось бы Марко, это слушать про чужих рогатых трёхглазых неадекватных бывших. Особенно — про бывших Стар. Марко же, например, о своих не треплется.       Потому, наверное, что их не было.       Но. Не треплется же всё равно, правильно, да, и такой момент не портит.       …такой момент? Поймав себя на этой мысли, Марко невольно задумался, на какие-то секунды забыв практически обо всём.       — Вот видишь, получается же, — оборвал его почти сразу голос Стар, и Диаз только тогда заметил отсутствие прикосновения чужих ладоней, оторвал потерянный взгляд от ковра и осознал, что двигаться под музыку продолжал чисто автоматически.       Стар пританцовывала и аплодировала ему. Почти не саркастично, а больше поддерживающе. Марко отметил это, как маленькую победу. И с гордостью приземлился обратно на кровать, устало оперевшись назад на локти.       Баттерфляй танцевала уже не столь старательно, и просто поддерживала ритм; Диаз, наблюдая за ней непринужденно, усмехнулся:       — Ну что, теперь мне нет цены?       Она пристально смотрела ему в глаза, не прекращая двигаться, и загадочно улыбнулась, проговорив одними губами:       — Ты и так был бесценен.       Марко, как и всегда, прекрасно её понял.       Иногда Стар забывала, что Марко не её подружка.       Хоть и иногда, зато как.       — Что лучше одеть? — тряся вешалкой в каждой руке, прикладывала те к полотенцу Стар. — Платье в радугу или зелёный сарафан?       — Надеть, Стар, на… — закатив глаза, замучено поправлял Марко, отвлекшись от экрана ноутбука и крутанувшись в кресле, — деть.       В данный момент надето на неё было буквальное ничего: обернутая в короткое махровое полотенце, с замотанными в непонятный мокрый пучок волосами и влажно блестевший кожей, Стар совершенно спокойно стояла возле его кресла и задумчиво взвешивала в руках обе тряпки.       Она, дублируя, закатила глаза в ответ.       — Я просила совета по моде, Марко, не по грамотности, чувствуешь разницу? — Лично Марко чувствовал, как сумасшедше пылает лицо и долбится в груди сердце. — Так что, какое лучше?       Такое, чтобы желательно закрывало ноги. И без декольте. И не полотенце.       Спустя только секунд пять Марко осознал, что всё ещё не отвернулся, и поспешил это сделать. Ссутулившись в плечах и спрятав лицо за ладонью, когда оперся на стол, он глухо ответил:       — Любое. Что нравится. Я не разбираюсь. Совсем, — и добавил хрипло. — Д-давай помогу с выбором, когда уже наденешь. Хоть что-то.       Не способный на ещё более прямой намёк, понятный для Стар, — хотя, казалось бы, куда более, — Марко на вдохе замолчал. Но больше, кстати, и не потребовалось: принцесса, какое-то время стоя с недоуменным выражением лица, залилась-таки краской и, наскоро заслонившись вещами, нетвёрдо попятилась обратно к двери в ванную.       — Ахах, ну да, точно, — нервно закусив нижнюю губу, болтала она. — Я, кхм, тогда попозже зайду, да… Прости!       Она нащупала поскорее круглую ручку, успев по пути уронить каждую из вешалок и два раза наклониться за ними, после чего наконец с оглушительным дверным хлопком исчезла в ванной.       Марко шумно выдохнул, наконец перестав следить за отражением Стар в погасшем экране ноутбука, и с неудовольствием осознал, что кровь прилила не только к лицу. Он с грохотом свалился лбом на столешницу.       — За что мне это всё?..       Марко был немного неудачником. Совсем неблагородное определение, но тем не менее правдивое.       Касалось это не только определенных ситуаций, которые обычно принято считать лузерскими, — то бишь постоянное дерьмо, которое валится конкретно на него, облетев всех остальных, если в самый ответственный момент кто-то споткнется, то это будет он, если начнётся гроза, то молния долбанёт исключительно по его крыше и тому подобное, — поскольку в какой-то степени Марко сам себе неудачник.       Насколько нужно быть провальным человеком, чтобы, буквально недели две тому назад осознав их отношения со Стар, как поистине дружеские, уже начать страдать по тому, что друзьями быть не хочется?       Как — ну как?! — можно было, только когда общение с Джеки — с Джеки, мать её, Лин Томас, — пошли в гору, сдать все позиции? Нет, разумеется, Марко до сих пор воспринимал её, как некий высокий образ идеальной девушки, и не мог нормально говорить с ней, не заикаясь через слово, но… но не более. Волнение, трепет, чертова дрожь в коленях — всё (как же Марко, блин, рад) осталось прежним, но никак не отношение, не вызывавшее уже никакой эйфории от того, что он представлял их вместе.       Ни-че-го.       Марко просто ходил и тихонько бился головой о стену.       Стар, кстати, была очень чуткой. Её интуиция, однако, не была такой совсем — обещанные частные уроки пикапа начались, конечно же, как нельзя вовремя.       Она активно пихала его в бок локтем и подначивала:       — Вон, Джеки стоит, — посмотрел в ту сторону Марко больше машинально и тут же об этом пожалел, — и стоит одна-а-а… И смотрит сюда! — схватив Марко за плечи сзади, Стар уже начинала его толкать. — Иди же, иди! Ну!       Марко напряг ноги, но, кажется, это только помогло навалившейся Стар быстрее заскользить его тушей, портившей подошвами кед школьный пол, вперёд.       — З-зачем? — отговаривался Марко, накрыв ладонью горячее ухо.       — Не задавай глупых вопросов, — с пыхтением давила ему промеж лопаток Стар.       Диаз, извернувшись, отчего она чуть не пролетела мимо, встал спиной к Джеки, загородив обзор Стар, и примирительно поднял руки ладонями вверх.       — Стой, стой, — беспомощно начинал он, суматошно забегав взглядом по сторонам, — да я даже не знаю, что говорить!       — То же, что и всегда, дипломат, — утомленно закатила глаза Баттерфляй, — загоняй очередную свою теорию о чём-нибудь очень умном.       Марко потеряно глазел на неё.       — Но это же будет очень… занудно, разве нет?       — То есть, — подозрительно прищурила один глаз Стар, — ты всё-таки понимаешь это? И всё равно каждый раз, каждый ты продолжаешь мне это рассказывать?       Он в ужасе округлил глаза, глядя словно в пустоту.       — Неужели я и правда зануда?..       — Марко! — взорвалась тем временем Стар, в негодовании стиснув руки в кулаки; Диаз аж вздрогнул, посмотрев на неё пораженно. — Да в чём дело? Что случилось? Почему ты настолько, р-гха, странный в последнее время? Даже раньше я не наблюдала за тобой такой… странности! Да, я не знаю, как это ещё назвать.       — Я… — Марко чувствовал, что начинает преждевременно потеть, тупеть и теряться, вдобавок с полным ощущением того, что его прижали к стенке.       Стар озарённо раскрыла глаза и, замахав руками, отчего Марко, так ничего и не сказав, поджал губы, заговорила с некоторым довольством в голосе:       — Подожди-ка, кажется, я поняла.       Удивительное словосочетание из твоих уст, хотелось зло съязвить Марко.       Сердце тем не менее загнанно пропустило удар.       — У тебя же до этого не было девушки, да? Вот почему ты так боишься развития ваших с Джеки отношений.       Что, подумал Марко.       Как она до этого дошла, подумал Марко.       Да и слава Богу, что только до этого, подумал Марко.       Шумно выдохнув через нос, Диаз вяло покивал головой.       — Ну-у, да… Что-то вроде того.       — Это так очаровательно, — умилялась Стар, сцепив ладони в замок на уровне груди, — и волнительно. Но не загоняйся, — на полном серьёзе заявляла она, доверительно приблизившись, — мы это так не оставим, и самая понимающая тетя Стар тебе со всем поможет разобраться.       Да, смеялся Марко про себя.       Самая понимающая.       Все события, происходящие в жизни Марко, были похожи на издевательство. Похожи. Забавное слово.       Но, возвращаясь к теме: когда Марко, вроде бы, уже смирился с обстоятельствами — и с недожеланием отношений с Джеки, притянутых за уши лично принцессой, и с портящим абсолютно всё чувством к Стар, — и потихоньку начинал жить, подавляя внутри всё что можно и нельзя, Баттерфляй врывалась обратно сумасшедшим ураганом.       — Итак, — ответственно начинала она, расхаживая взад-вперед, пока Марко пасмурно наблюдал за её мельтешением, — к плану «Поможем Марко закадрить подружку» приступаем.       Выглядело всё, если говорить откровенно, как экспресс-курсы для начинающих лохо-бизнесменов, и у Диаза не пропадало ощущение, что она сейчас вытащит откуда-нибудь маркерную доску да напишет на ней тему с дурацким названием «Поможем Марко закадрить подружку».       Дурацким хотя бы потому, что концепт абсолютно спокойно переделывался под Стар.       Но, может быть, это было бы даже на руку…       Никаких но, думал Марко.       Мы друзья, убеждал себя Марко, но даже в собственной голове это звучало настолько жалко, что верилось с трудом.       Кого он обманывает. Марко худший её друг; хотя бы потому, что не в состоянии смотреть на неё, как на подругу.       — Внимание, опасный момент, — активно жестикулируя, тем временем вещала Стар, — необходимо найти точки соприкосновения! Джеки любит экстрим, а ты носишь шлем, даже влезая на четырёхколесный велосипед…       — Ты помочь или унижать меня пришла? — скептично произнес Марко, тем не менее прокручивая в голове одну фразу: «точки соприкосновения».       «…это наоборот чётко, что у нас с тобой похожие вкусы».       Стар ему близка. Ни разу не осуждала за пристрастия и поведение, принимала всё, что он предлагал, и вообще была полна искрящегося энтузиазма… даже при цели сблизить его с другой девушкой. Настроение как-то разом снизилось: очевидный факт того, что его не ревнуют, прекрасно доказывал незаинтересованность Стар в нём.       Всё просто превосходно. Всё грозилось обернуться длительной хандрой, пока Марко не переключится. Марко не умеет переключатся и убеждаться в этом не требовалось: влюбленность в Джеки Лин Томас делом было продолжительным — с детского сада по старшую школу, если говорить точно.       Старшую. В старшей появилась Стар, и перевернула его жизнь с ног на голову. И самого Марко — тоже.       — Теперь, — громогласно начав следующий этап своей лекции, рухнула на кровать рядом с Диазом Стар, подогнув к себе одну ногу и вцепившись в стопу руками, — о самом главном и сложном. — Она начала несильно раскачиваться, какое-то время просто изучая глазами потолок, после чего с легкой полуулыбкой уточнила: — Ты же раньше и не целовался, да?       Марко будто током ударило. И, говоря откровенно, его уже начинало раздражать, что буквально из-за всего его лицо пылало, как у скромной школьницы. Никакой, блин, ему жизни: такое чувство, что это клеймо — умереть стеснительным девственником. Он, поджав губы, покачал головой.       Стар снисходительно улыбалась.       — Ну чего ты так, это же всё поправимо, — она повела плечами и немного призадумалась: — Правда, я без понятия, как объяснить тебе… — и неловко хохотнула, заправив прядь волос за ухо, — не целовать же мне тебя.       Внутри Марко будто что-то с треском оборвалось. Действительно — не целовать же ей его, Марко, зануду и неудачника. И друга.       Баттерфляй между тем добавляла с беззаботной интонацией, пока Диаз пространно разглядывал тонкие аккуратные губы в розовой помаде, объяснявшие:       — Ну, то есть, ах-ха, не забирать же мне эту пальму первенства у Джеки…       Забирай, подумал Марко.       — Забирай, — выпалил Марко, и, кажется, что-то пошло не так.       Стар, продолжив автоматически нервно посмеиваться, недоуменно выгнула брови.       — Что?       — Что? — вторил ей Диаз, чувствуя, как взмокает спина под толстовкой.       По-моему, он кретин. Конченый. Идиот. Марко от нервов был готов сгрызать заусенцы до мяса, но держался.       — Ты что, правда хочешь?.. — неуверенно повела плечами Стар, прикусив изнутри губу. — Это же так… странно будет, ведь мы…       Марко, мучаясь от жара на щеках, заговорил с плохо скрываемой дрожью в голосе:       — Д-да, наверное, странно, — он неотрывно рассматривал узор на одеяле, — прос-сто ты так сказала, и я…       Не в состоянии подобрать адекватные слова для окончания предложения, Марко затих на середине и суматошно размышлял о том, что бы добавить, дабы не выглядеть совсем по-идиотски. На ум шло абсолютное ничего, и это было самым огромным провалом из всех провалов в его жизни.       Единственная мысль, пришедшая на тот момент, — обратить всё в глупую шутку, но, кажется, Марко уже успел вместо смеха вызвать жалость своим поведением, поскольку Стар заговорила раньше:       — Ну, — она заламывала пальцы, и в голосе сочилось сомнение, — если тебе так непринципиально... То ладно, можно и потренироваться, чтобы ты не волновался.       Марко не успел спросить «что?», Марко не успел спросить «прости, что?!», а успел лишь вздрогнуть и пораженно округлить зенки, как Стар, подтянувшись ближе, подалась вперёд и, коротко заглянув ему в глаза и шепнув: «запоминай», прижалась к нему губами.       Замерев, Диаз, всё ещё боясь предпринять что-либо, сидел в полнейшем шоке, пока Стар не прижалась напористей, повторно перехватив его приоткрытые губы и протолкнувшись языком в рот. Улыбнувшись в поцелуй, Стар, словно почувствовав, что Марко как таращился, так и таращится, аккуратно протиснула ладонь между их лицами, накрыв тому глаза; он, в кои-то веки очнувшись, поддался и зажмурился, между тем приоткрыв рот шире.       Яркое чувство эйфории подступилось к горлу.       Когда Марко постепенно привык к процессу, Стар ослабила напор, передав инициативу в его руки. Почти неосознанно тот подался вперёд сильнее, самозабвенно не отвлекаясь от чужих губ — перестарался: Стар начала заваливаться на спину, испуганно выдохнув ему в губы, но тут же обвила шею нависшего Марко руками, сохранив равновесие.       Уже плавно опустившись лопатками на постель, Стар не прекратила тянуться на встречу, жадно перехватывая в ответ чужой язык. Его горячая ладонь поплыла ниже по талии, пока вторая тяжестью проминала матрас прямо под правым боком, и Баттерфляй словно по щелчку пришла в себя; Марко, собственно, тоже.       Резко отстранившись, они мутными взглядами уставились друг на друга, опаляя лица горячим сбитым дыханием, — вблизи, мимоходом подумал Марко, она ещё лучше: сердца полыхали на щеках, а припухшие влажные губы с растертой по ним помадой не портили её ничуть. Полностью осознав своё положение, Стар поспешила убрать руки с чужой шеи и спины, облокотившись теми назад.       Марко, оказавшийся на стыке ощущений из смущения, экстаза, волнения и замешательства, суматошно слез со Стар и осел на родном краю кровати, нервно сцепив пальцы в замок и не зная, куда себя деть.       Звенящая тишина рассыпалась в воздухе.       Стар, нетвёрдо приняв сидячее положение, прочистила горло, заговорив хрипло:       — Ну, мм, — она стесненно улыбнулась; и косо впервые, что заметил Марко, — ты быстро учишься. Неплохо всё, то есть, — Стар колупала ногтем вышитый на одеяле узор, усмехнувшись с лёгкой вялостью: — Джеки, — она подняла на него глаза, — Джеки оценит.       — Н-наверное.       Она, какое-то время не сводя с него пристального взгляда, кивнула и вышла.       Марко почувствовал себя идиотом в квадрате.       А ещё Марко понял, что, кажется, именно подобное называют точкой невозврата.       Если кто-нибудь когда-нибудь скажет Марко, что дружба между парнем и девушкой существует, то он попросит прикладное руководство о том, как этого добиться.       Если нет, то хотя бы коротенькую инструкцию о том, как выйти из френдзоны. Пожалуйста.       Углубляясь в собственные страдания, Марко иногда задумывался, что всё было бы много проще, продолжи он пускать слюни на Джеки. За последнее время их общение вполне можно было назвать приятельским: они здоровались, он делился канцелярией на уроках — она некоторыми историями за день, он как всегда заикался и выглядел по-дурацки — она смеялась и не придавала этому значения, и, продолжись всё в таком духе, Марко был бы на седьмом небе рядом со своей мечтой детства-юности, следуя собственному плану и корректировке Стар.       Стар. Пожалуй, на этом и заканчиваются все «но», тем не менее абсолютно перетягивавшие на себя чашу весов.       Марко в дерьме.       И Марко не понимал как: столько лет лелеяная мечта об идеале, о Джеки Лин Томас, за пару месяцев была полностью перекрыта другой — златоволосой и шумной из другого измерения с тонной недостатков. С тонной любимых недостатков.       Они совершенно непохожи, чтобы быть взаимозаменяемыми.       Джеки сразу полюбилась ему платиной кучерявых коротких волос и веснушками; шевелюра Стар отливала золотом и закрывала всю спину вплоть до ягодиц, а на месте веснушек алели сердца.       Со временем Джеки выросла в самом лучшем смысле этого слова — шорты обтягивали крутые бёдра, а майка внушительную грудь и тонкую талию; одежда же на Стар почти болталась — острые точёные кости ключиц, рёбер и тазобедренные перекатывались под белой кожей так, словно вот-вот ту порвут, и запястья, помещавшиеся в кольцо пальцев, с выпирающими переплетениями голубых вен.       Джеки хладнокровная и скептичная; Марко же вообще не помнил такого, чтобы Стар на что-то реагировала, как не на катастрофу мирового масштаба.       Джеки земная и по-своему загадочная; Стар — космическая и донельзя понятная.       Джеки…       — Привет, Марко.       Джеки Лин Томас стоит рядом с ним, вот прямо тут и что-то ему говорит.       Марко чуть не подпрыгнул от неожиданности и резко обернулся: та действительно стояла рядом, доброжелательно улыбалась, и Марко не сошёл с ума.       — Привет, — еле восстановив дыхание, ответил Диаз, всё ещё чувствуя, как долбит подскочивший пульс.       — Чего один? — оглянувшись, спрашивала та. — Где твоя подружка? Вы же, вроде, всегда вместе.       Марко, озадаченный тем, что с ним впервые заговорили не из предлога одолжить что-то, объяснить предмет или просьбы чем-то помочь, недоуменно моргнул, но, догнав вопрос, нервно затоптался на месте.       — Да-а дела у неё, наверное.       Никаких дел у неё нет, думал Марко.       У неё всегда только проблемы, думал Марко.       А вообще, они просто не в ладах немного. Ну, как не в ладах? Друг с другом говорить полноценно не в состоянии — Стар любит бегать, когда что-то не так, Марко не умеет настаивать. И возникает стойкое ощущение, что они никогда не разберутся. И если с Диазом всё было предельно понятно, то поведение Стар как минимум странное.       Марко оборвал сам себя — ничего странного нет, олух, ей, конечно же, просто неудобно после случившегося, ведь ты её лучший друг.       — Поссорились? — аккуратно между тем интересовалась Джеки, и Марко снова вздрогнул, вспомнив о разговоре.       Коротко оглядевшись, а заодно и поняв, почему с ним заговорили, — возле кабинета математики стояли только они двое, поскольку остальные ещё не пришли, — Марко неуверенно выдыхал:       — Не думаю; просто не особо выходит… общаться, — он не понимал, зачем всё это объяснял Джеки, Джеки Лин Томас, но тем не менее он это делал.       Она расплылась в мягкой улыбке.       — С кем не бывает, — пожимала плечами Джеки, — отношения парня и девушки без ссор — не отношения.       Марко как по щелчку нелепо покраснел.       — От-отношения? — он прочистил горло. — Ты… ты думаешь, что мы?..       — Все так думают, — ровно кивала Джеки. — Ну, во всяком случае, все интерпретируют так, как видят, — усмехнулась она, — но если тебе неловко об этом говорить, то я не буду…       — Д-да нет. Нормально всё.       Диаз сам не понял, почему не сказал «мы друзья», почему вообще всё ещё не заткнулся, ведь это же Джеки Лин Томас, с которой он всегда мечтал наладить отношения, но… но как-то всё равно. Как-то без разницы, кем она будет видеть его и Стар, — или видела до этого — ведь если они сейчас даже не в состоянии адекватно и просто быть хотя бы друзьями. Марко не в состоянии.       К тому же, одним удручающим фактом теперь было больше: Джеки всё это время думала, что они встречаются со Стар, чему Марко был очень бы даже не против, в то время как Стар, благодаря исключительному идиотизму Марко, пыталась свести его с Джеки. Выглядело, если говорить откровенно, как дешёвая мелодрама, в которой Марко был главным обязательно тупым как пробка героем с репутацией Дон Жуана.       Джеки, чуть склонив голову вбок, поддерживающе похлопала его по плечу, и он поднял голову.       — Поговорить попробуй, — она внимательно вгляделась ему в глаза, — прямо и начистоту.       Всё было максимально примитивно, а Марко стоял с таким видом, будто ему как минимум сообщили нечто секретное и доселе непостижимое; либо же это было влияние Джеки — та говорила с уверенностью дипломированного психотерапевта и лишней тонной крепкой поддержки пополам с верой.       — Бывай.       Джеки, пока Марко пребывал в мысленном забвении, уже успела развернуться и, помахав на прощанье рукой, исчезнуть внутри открытого кабинета; он пристально смотрел ей вслед.       Чувство того, что всё стало в разы понятней, не покидало Марко.       А ещё Марко, кажется, всё-таки понял.       Джеки была недосягаема и эфемерна будто. Стар же — всегда рядом, под рукой и у сердца. Стар была такая его.       Одно дело, конечно же, сказать — излей ты душу, не умрешь же от этого. А вот умрешь. А вот от сердечного приступа. Спросите у Марко, по ощущениям пережившего как минимум два микроинсульта от волнения.       Топчась у двери в комнату Стар, он нервно заламывал пальцы. Как это вообще будет выглядеть? «Джеки думает, что мы встречаемся, — давай соответствовать её представлению?». «Мой первый поцелуй принадлежит тебе и сердце тоже; не первое, то есть, а вообще».       Марко кажется, что он уже идиот в кубе. Марко кажется, что он перечитал второсортных романов (не то чтобы увлекался, нет, — это всё исключительно широкий кругозор).       Каждый раз, когда он поднимал руку, чтобы постучать, самый логичный довод вновь формировался в голове, — а с чего ты вообще решил, что сдался ей? — и рука опускалась сама собой. Марко был готов разбивать около её комнаты маленький лагерь или же умереть с чудовищными невысказанными душевными стенаниями.       Первый вариант однозначно выглядел симпатичнее, хоть и второй всяко был проще.       Марко вернулся к тому, с чего начал, и с немой злобой таращился на дверную ручку; та неожиданно дернулась и провернулась, отчего Диаз, ужаснувшись, рывком двинулся с места, но было как-то поздно.       — Марко?       Застыв в своё время в абсолютно дурацкой позе, тот медленно обернулся и начал нервно одергивать рукава толстовки. Заикался:       — П-привет. А я тут зашёл… проведать тебя, да, а то ты не выходишь как-то последнее время.       Она смотрела на него пристально и недоуменно и моргала чаще.       — Выхожу. На кухню. — Они стояли в неловкой тишине, пока Марко мялся, и Стар, ещё раз моргнув, оживилась, распахнув дверь шире. — Проходи.       Он несмело улыбнулся и зашёл следом.       Оказаться в комнате Стар это как оказаться в другом мире, где кровати с королевскими балдахинами, где половина вещей самостоятельно перемещается из угла в угол, где дерево прорастает прямо из пола вдоль винтовой лестницы до второго этажа, а из тайной комнаты вываливается всё вплоть до секир и выводка мопсов.       — О, неприятный землянин, — почти дружелюбно тянул Глоссарик, развалившись поперек страниц фолианта, разложенного на полу, — чем обязаны таким визитом?       — Затворничеством, — кисло отвечал Марко, подцепив носком кеда обложку книги и коротким пинком захлопнув ту вместе с малоприятным существом, прищемившим бороду, но, благо, не вылезшим более наружу.       За спиной Диаза что-то загудело, и тот напряженно обернулся: стекло пространственного зеркала мерно мигало надписью: «Входящий звонок от Тома».       — Что это?       — Да так, мелочи, — равнодушно тянула Стар, перекатившись на спину и закинув ноги на изголовье кровати, — Том названивает с обещаниями устроить мне самые горячие выходные в Преисподней, если я соглашусь вернуть наши отношения.       — Мечта, а не предложение, — кривится Марко, сбрасывая вызов. И последующий. И вообще занавешивая зеркало. На всякий случай.       Он нервно обернулся в поисках очередной чертовщины, способной нарушить всю приватность разговора: вроде, ничего больше не было, и Марко двинулся к Стар, на всякий пожарный ещё запнув по пути под кровать волшебную палочку, валявшуюся на полу.       Остановился рядом с постелью, заправив руки за спину.       — Кстати, об отношениях, — он гулко сглотнул. — Я говорил с Джеки.       Она обернула к нему голову и почти прозрачно улыбнулась.       — Я рада.       — Да-а, кхм, — и это был ровно тот момент, до которого Марко продумал разговор.       Выглядело, как конечная — всё, финита.       Молчание растеклось по комнате и стало чуть ли не осязаемым, давящим на голову. Марко суматошно рассуждал, чем стоит всё продолжить, чтобы ничего не выглядело, как спонтанная идея или, того хуже, — бредовая, но Стар, рассматривая ногти, глухо заговорила первой:       — Слушай, у тебя никогда не было ощущения, будто бы тебе навязывают отношения?       Марко чуть не выпалил «да!», «конечно да!», но вовремя промолчал, боясь, что вопрос косвенно касался его, и просто в молчании сел на край кровати; Стар, опустив риторику, продолжила монологом:       — Том, он… — Баттерфляй почти жалобно смотрела в никуда, — он так меня достал.       — Мне отшить его за тебя? — встрепенулся Марко.       Она горько усмехнулась.       — С радостью бы приняла твоё предложение. Но, — Стар взглянула ему в глаза, — мама не позволит, понимаешь? Мне шестнадцать, Марко, ещё немного — и совершеннолетие.       — И что? — не понял он.       — И то, — трагически закрыла лицо ладонями Баттерфляй. — Когда мне стукнет восемнадцать, и я уже буду как бы полноправной наследницей, Тому не придется просить моей руки; он сразу попросит её у моих родителей, а те конечно же согласятся, ты что, это же до черта выгодный брак, с самим Владыкой Преисподней, и всё — прости-прощай, прекрасная, красочная жизнь на Земле и даже на Мьюни.       Марко сидел в некотором шоке, полном замешательстве и как он ещё только не сидел; мысли ураганом метались в голове, и тот какое-то время напряженно молчал, оперевшись подбородком о ладонь и скрючившись в три погибели, после чего спросил:       — Но разве это логично? Предположительно, совершеннолетие подразумевает полную самостоятельность действий, не нуждающихся в координировании родителей.       Стар глядела на него скептично.       — Это Мьюни, Марко! — она всплеснула руками. — Оно не подчиняется вашим земным законам логики!.. оно в принципе мало чему подчиняется. Королеве разве что немного.       Ненадолго выпав из реальности, Диаз почувствовал, что внутри что-то ухнуло и что словно все переживания были зря и вообще… Не зря. Мысль о том, что Стар, его Стар, сейчас как никогда нуждается в поддержке и, желательно, помощи, лишний раз заставила расшевелится и начать соображать.       Пока Марко сидел в раздумьях, Стар устало сползла ногами вниз по стене, растекшись по кровати.       — Было бы идеально, если бы Том в кои-то веки остыл и отказался от этой дурацкой затеи, понял наконец, что я в нём не нуждаюсь… — она раскинула руки, — хотя, о чём это я, он уже — сколько там? — года три угомониться не может. Ждёт, что ли, моего дня рождения?..       Убранное занавеской пространственное зеркало настойчиво продолжало зудеть.       Идиотская, абсолютно бредовая идея мелькнула в голове Марко. Хуже неё было, наверное, только финальное предложение Стар о частных уроках пикапа.       Но, тем не менее, она была действенной. Во всяком случае, выглядела таковой в глазах Марко — но это, знаете ли, уже детали, главное хотя бы решиться. И по части решений Диаз тот ещё тормоз: он ведь не тот самоуверенный крутой парень, о котором мечтает каждая; он всегда делает домашку, шарит в точных науках, не матерится от слова совсем, педантично надраивает квартиру, краснеет и заикается, когда прямо очень не в тему.       Марко задрот, короче говоря.       Но задрот, который готов пойти ва-банк ради Стар.       — Есть идея. Пошли, — он схватил её за запястье, насильно вытягивая вслед за собой с кровати.       Удивленно айкнув, Стар неловко нагнала его темп, соскользнув с постели, чтобы не упасть, и недоуменно волочилась следом.       — Ты чего? — Видеть её не горящие энтузиазмом глаза и несвойственную апатию было, наверное, самым ужасным. Как только они затормозили у зеркала, и её руку отпустили, Стар потерянно вскинула брови: — Марко?       Он, отодвинув обратно занавеску и увидев неизменное «Входящий вызов от Тома» в зеркале, огляделся по сторонам, заприметив валявшуюся на полу открытую помаду; ярко-розовая, она хорошо отпечатывалась на стекле, и Марко аккуратным почерком справа-налево вывел четыре слова.       «Ты ей не нужен», разобрала перевернутую надпись Стар и пораженно округлила глаза.       — Ты что делаешь?.. — пыталась начать она, как Марко вцепился ей в плечи, резко развернув спиной к зеркалу, и, быстро ударив по кнопке принятия вызова, коротко прошептал ей перед тем, как втянуть в поцелуй:       — Я запомнил.       Баттерфляй стояла столбом, какое-то время совершенно не участвуя, но, собравшись с силами, пылко ответила.       Действительно запомнил.       Её руки потянулись вверх по груди, огладили шею и закопались в короткие волосы на затылке. Марко отрывисто выдохнул, захлебнувшись в очередном водовороте ощущений, и чуть приоткрыл глаз, скосив тот в зеркало, из которого подозрительно не доносилось ни звука.       Пока. Пока Том, перечеркнутый почти по центру лица ярко-розовыми буквами, ещё не понял, что происходит.       Руки Марко легли ей на талию, смяв края майки с принтом карикатурного кролика. Когда он невольно придвинулся напористей, Стар машинально сделала пару шагов назад, прижавшись спиной к холодному стеклу, но лишь охотней подалась ближе; ладонь Марко переместилась выше, мягко обхватив линию челюсти, пока вторая оперлась о зеркало около головы Стар, чуть смазав начало фразы.       Стекло пространственного зеркала словно раскалилось даже через сотни тысяч измерений, и с той стороны загремел бас, отзывавшийся эхом, от которого чуть ли не трескалось всё хрупкое (слабое сердце Марко особенно):       — Да как ты смеешь, гнусный безродный человеческий уеб!..       Ладонь Марко мигом сместилась с холодной поверхности стекла вбок, повторно ударив по кнопке, чтобы прервать связь; зеркало пошло рябью и вновь стало зеркалом — Марко мимоходом зацепил своё встрёпанное раскрасневшееся отражение, и от стыда побагровел только больше.       Тяжело восстанавливая дыхание, он устало прижался своим лбом к её, с короткой усмешкой выдохнув:       — С него хватит… Я бы после такого хотя бы из гордости не перезванивал.       Стар дышала столь же жадно, какие-то секунды не отрывая пристального взгляда от его рта, после чего медленно подняла глаза на Марко, нервно облизав покусанные губы, и спросила:       — А с тебя?       Диаз резко вдохнул от неожиданности, а живот скрутило из-за восторженного волнения; Марко, обладай чуть более слабым желудком, наверное, блеванул бы уже.       Последний вопрос заел в голове, как на старой пластинке, и, сочтя тот за аккуратное разрешение, за зелёный свет, — и да, Марко не знал, как ещё это можно было описать, — он, будучи немногим выше, чуть склонил голову, чтобы поравняться лицом со Стар.       — Нет, — проговорил он, а рванулись друг на друга они почти одновременно, едва не стукнувшись зубами.       Мысли суматошно метались от «какого черта я творю» до «плевать вообще, что», и, если говорить откровенно, всё настолько смешалось в голове и груди, что Марко впервые пустил на самотёк большую половину происходящего; оторвавшись с влажным чмоком от её губ, чтобы спуститься ниже и провести языком вдоль сонной артерии, он коротко заглянул в лицо жмурившейся Стар — она, видимо, тоже. Втянул ртом маленький участок кожи, прикусив тот зубами. Баттерфляй чуть дрогнула и что-то промычала сквозь сжатые губы; обстриженные ногти проскребли поперек его шейных позвонков, вызвав приятную волну дрожи.       И ещё она краснела. Буквально полыхала в унисон с наливавшимися на щеках сердцами. Явлением это было настолько редким и необычным, что Марко ненадолго оторопел. Марко хотел видеть её такой как можно чаще.       Разумеется, ручаться за свои действия Диаз не мог: действовал на уровне инстинктов и знаний, подчерпнутых мимоходом из романтично-романтичных романов (ещё раз: это всё кру-го-зор). Но Стар, отчасти даже направлявшая его, ничему не возражала.       Почти.       Скрипнувшие пружины и качнувшиеся стойки балдахина, когда они рухнули на кровать, заставили Стар вздрогнуть как от взрыва и прийти в себя, — и ещё немного, быть может, горячие руки тоже, скользнувшие под майку, пересчитавшие рёбра, забравшиеся под спину к застёжкам, — после чего она, уперевшись руками Марко в плечи, настойчиво отстранила его. Тот как минимум замер в недоумении, как максимум — перепугался до полного оттока крови от головы из-за мысли, что сделал что-то не так.       Стар, приподнявшись на локтях, посмотрела на него беспомощно.       — Подожди. Давай, — она опустила взгляд, — не будем.       У Марко стойкое, очень стойкое чувство, словно он взаправду фигурировал в дешёвом женском романе. А ещё Марко хотелось с диким разочарованием кричать «почему»; лишь сдавив челюсти до выступивших на щеках желваков, он пересел на пятки и думал о том, в какой момент успел облажаться — Стар, вроде бы, сама предложила.       Баттерфляй свалилась на спину, отвернув голову вбок, и проговорила сдавленно:       — Всё так неправильно… Зачем я… ты же с Джеки…       Марко вздрогнул. Марко понял, что он идиот. Более того: непоследовательный забывчивый идиот.       Всё, начиная с окружающих предметов и заканчивая просто целой вселенной, намекая орало, что вот он, тот самый момент, когда надо всё рассказать. Марко не был готов и даже больше — не будет, черт, готов никогда, но собрался, сглотнув и почесав в затылке.       — А-э, Стар, — комкано позвал он, стиснув ладони на коленях в кулаки, — помнишь, когда я зашёл, сказал, что говорил с Джеки?       Она, не меняя положения, заинтересованно скосила на него глаза; Марко прочистил горло.       — Это был странный разговор, — продолжал он бессвязно, — и он, вроде бы, был… последним на такую тему. — Выдохнув, он с неловкой полуулыбкой заключил: — Мы с Джеки не будем вместе. Это уже факт.       — Чего? — подорвалась Стар, резко приняв сидячее положение, и недоуменно вскинула брови. — Почему?       Марко повёл плечами.       — …люблю не её.       Звучало так банально и так по-дурацки, что Марко хотелось застрелиться; тем не менее, было такое чувство, словно гора с плеч, камень с души. Стар в свою очередь сидела в полном замешательстве, не в состоянии состыковать все вращавшиеся в голове мысли.       Нахмурилась недоуменно:       — В смысле «не её», Марко? — она всплеснула руками отчасти досадливо, отчасти пораженно. — Стратегический план ПМЗП разрабатывался месяца уже как три с лишним, ещё, по-моему, с момента моего заселения, а теперь ты говоришь?.. — Стар задыхалась, не зная, как выразиться, и после вопросительно изогнула бровь. — С каких это пор вообще?       Марко не удержался от улыбки.       — Месяца уже как три с лишним.       Стар была в ауте.       Марко забеспокоился, что намёк конкретно для неё был слишком чересчур немного непонятным.       Но, кажется, зря: Стар на какие-то секунды замерла, а в глазах мелькнуло прозрение. Она не моргая смотрела на него, после осторожно спросив:       — Ты хочешь сказать, что?..       Не выдерживая взгляда, пристального и искрившегося, он опрокинул лицо в ладонь.       — Ага.       Тяжелое продолжительное молчание застыло в воздухе. Марко считал секунды, не отнимаясь от руки; возбужденное тело всё ещё горело. И лицо тоже. И воздух в легких. Заодно возвращаясь к ранней теме про «расскажи — не умрешь». Так вот. Умрешь. По крайней мере в ожидании реакции.       Диаз вздрогнул, когда узкая ладонь скользнула по плечу, чуть сжав то, и поднял голову, встретившись с азартным взглядом приблизившейся Стар.       — Ты знаешь, частные уроки пикапа всё ещё в силе, да.       Он смотрел на неё неотрывно.       — Я пройду весь курс.       Взвизгнула молния, и красная толстовка быстро отлетела куда-то дальше в комнату. Марко, увлеченному последовавшим поцелуем, не удалось проследить за траекторией полёта и ещё очень хотелось выкрикнуть: «не швыряй, это моя любимая!», но Стар, наложив руки крест-накрест, сдернула следом майку; маленькая грудь чуть подпрыгнула.       Хотя, пусть делает, что хочет.       Собственно, она делает это всегда.       Разумеется, всё это было делом вкусов: Марко, например, обожал красное, с воротом, теплое и закрытое, Стар же — майки, топы и всегда без горла. Не то чтобы Марко имел что-то против бретелей, просто смотреть на красно-лиловые расплывавшиеся пятна собственного производства, тянущееся по шее и плечам, было чем-то донельзя смущающим.       Марко думал: а родители же как же, а друзья.       Стар не думала ни о чём и просто вела себя, как вела.       Она с улыбкой перехватила его взгляд, пока стояла возле холодильника и заливала хлопья молоком, и Марко тут же опустил глаза в свою порцию.       Поболтал её вяло ложкой и поинтересовался:       — Что там Том?       Стар сияла, уже передвигаясь со своей тарелкой до буфета.       — Не звонил.       — И даже земля не разверзлась возле нашего дома, полыхая адским пламенем? — вскинул голову Марко.       — Нет, — смеялась Стар.       — Хорошо.       Пока Стар была увлечена потрошением коробки с хлопьями, а Марко рассеянно жевал, на кухне воцарилась тишина, нарушаемая лишь стуком посуды. Грохнула закрывшаяся дверца буфета.       — Марко, — позвала Стар.       — М?       — Мы друзья?       Марко поперхнулся, чуть не выплюнув молоко на стол, и поднял на неё пораженный взгляд. Стар стояла к нему спиной, всё ещё шаманя над своей тарелкой, и из-под её майки выступали острые напряженные лопатки.       Друзья. Если быть честным, то от этого слова Марко уже начинало тошнить.       От слова лучший друг вообще хотелось пойти повеситься.       Он угрюмо не отрывал взгляда от хлопьев, и проговорил не без нервозности:       — А ты хочешь ими быть?       Марко пропустил тот момент, когда она успела приблизиться. Облокотившись о столешницу напротив него, Стар провокационно вздернула бровь и какое-то время пристально смотрела в глаза с некоторой интригой. И улыбалась широко и многообещающе.       — Нет, — проговорила почти по буквам.       Диаз рассмеялся искренне и с чудовищным облегчением.       Марко её худший друг. Марко её любит.