chase the moonlight

      Ненавязчивая музыка, смешиваясь со звоном посуды и приглушённой речью посетителей, разбавляла спертую духоту круглосуточной забегаловки. Тихий пятничный вечер — один из тысячи таких же вечеров — Хэнк по своему обыкновению проводил в компании дешевого виски и бармена, безразлично протирающего стойку. Дома ждало приготовленное заранее табельное, но Хэнк снова отложит его, так и не решаясь на отчаянный, переводящий за черту, словно лодочник Харон, шаг. Одинокие вечера после смены и разрушенные воздушные замки — единственное, что осталось у Андерсона после смерти сына. День сменялся днём, а год — следующим, но открытая рана в душе мужчины не затягивалась, лишь болезненно саднила, напоминала о том, чья это вина. Он разглядывает кубики льда в опустевшем стакане, выпуская наружу тяжелый вздох, и возводит взгляд к запачканному потолку. –Ты только забираешь, — с особенной тоской пробубнил Хэнк, тихо обращаясь в пустоту. Его вера птицами разлетелась по ветру ещё три года назад, сразу после сочувственных слов медсестры. Ведь не может некто абстрактный и всемогущий быть настолько жестоким. Когда мужчина покидает бар, он будто не замечает полного немого сожаления взгляда бармена.       Путы ночной тьмы мягко обвили землю своими узловатыми пальцами, но на затянутом туманной пеленой небе нельзя было разглядеть ни единой звезды. Лишь старые, потрепанные жизнью фонари, да тусклое свечение вывесок освещали путь малочисленным запоздалым прохожим. Колесико простенькой зажигалки поддалось не сразу — кичливо чиркало в нежелании делиться огнём, и Хэнк удовлетворенно вздохнул, когда во рту наконец стало горьковато от сизого дыма. Блеклое облако танцевало в тусклом свете фонаря, устремляясь к грязному небу. И было в этом нечто простое и настолько завораживающее, что, засмотревшись, Хэнк вскрикнул от неожиданности, когда на другой стороне улицы с грохотом упал опрометчиво оставленный кем-то велосипед. Там, перед перевернутым байком, стоял некто, глуповато уставившись себе под ноги, словно старый компьютер в попытке загрузить обновление. Он явно был не в себе — возможно, как и многие молодые люди, страдал от губительных действий «красного льда», и от этого Хэнка повело в немом отвращении. Атмосфера спокойствия, навеянная тихим мгновением ночи, была разрушена. Тем временем юноша, облачённый в темную растянутую одежду, неуклюже переваливаясь, будто королевский пингвинёнок, обогнул небольшой коллапс и прошаркал к дороге. Неторопливо, прогулочным шагом он добрался до середины дороги и замер. Сомнений в наркотическом трансе незнакомца у Андерсона не осталось. –Эй, парень? Тебе стоит поторопиться, если не хочешь проехаться на капоте вон у той тачки! — отбросив дотлевшую до самого фильтра сигарету, мужчина пригляделся к фигуре в паре метров от него. –Ты там уснул что ли? Приближающийся свет фар невесомо коснулся лица неизвестного, когда осознание происходящего ярким проблесковым маячком загорелось в затуманенном разуме лейтенанта, — подросток ведь и правда спит. Дыхание его сперло, а мысли разгалделись подобно стае чаек у побережья. Гонимый нахлынувшими воспоминаниями, с неестественной для себя скоростью Хэнк пересёк дорогу, ухватился за угловатые плечи и, успев проклясть как свой возраст, так и настигнувшую его в самый неподходящий момент одышку, в несколько шагов добрался до тротуара. –Эй… — тяжело дыша, зовёт незнакомца Хэнк и с особой осторожностью трепет того за плечо. –Подъем, подъем, в школу опоздаешь. Ночной путешественник по-детски наивно улыбается и сонно лепечет: –Вообще-то мне двадцать три, Рич. –Ну, тогда мне пятнадцать. Стоит ему только открыть глаза, как улыбка тает, а ее место занимают удивление и неподдельный ужас. Молодой человек в панике оглядывает сначала дорогу, а потом и самого Хэнка. Тишина ночных улиц больше не кажется успокаивающей, она лишь гнетёт нарастающим напряжением, а минута напоминает собой месяцы. –Хэнк, — коротко представляется мужчина. –Коннор, — вторит ему сомнамбула, и легкая, едва уловимая дымка румянца застилает его юношеское лицо. –И мне, вообще-то, на самом деле двадцать три. –А ещё ты?.. –Склонен к лунатизму. Ещё никогда в жизни Хэнк не слышал столько историй о ночных происшествиях. Этой ночью он искренне улыбается. Кажется, впервые за последние годы.