Добрая память

публиковался мной раньше на форуме руофф. сервера игры, когда я еще играл там Леса Московии всегда имели славу злачного места. В них делались немыслимые состояния (на одной только синей траве обогащались вчерашние оборванцы) и… ломались человеческие жизни. Наверное, не было ни одного человека, который не знал бы об этом проклятом и одновременно благословенном месте. О наживе ли думала маленькая голубоглазая послушница, заблудившаяся в полумраке Темного Леса? Или, может, о славе убийцы сотен монстров? Скорей всего, нет. Размазывая слезы по грязным щекам, бедняжка бежала, спасаясь от шамкающих беззубыми ртами ведьм. И, в итоге, окончательно заплутала. Споткнувшись о корень толстой ели, послушница упала навзничь и заплакала еще громче. Этот звук привлек сразу двух безобразных старух. - Бесполезно молиться, - прошамкала одна из ведьм, замахиваясь помелом… Я так до сих пор и не знаю, почему я тогда остановился. Наверное, из-за отчаянного детского крика, в котором слышалось столько боли и страха. Ведь единственными существами, к которым я испытывал симпатию в этом мире, были дети. Наверное, это смешно звучит из уст сталкера, но я, продираясь через колючий кустарник, бросился на помощь. Лежащая на земле маленькая послушница, две нависшие над ней противные старухи – картина еще не была осознана, но я уже накладывал на раму лука две стрелы и натягивал тугую тетиву. Смерть первой ведьмы сопровождалась легким свистом – заряды попали ей прямо в оба глаза. Вторая старуха еще только начинала поворачиваться, но уже была мертва. Я никогда не промахиваюсь. Закинув лук за спину, я бросился к хныкающей послушнице. - Вставай! – я без труда поднял малышку, когда из-за деревьев появилась кикимора. Времени на то, чтобы стрелять из лука не оставалось, и я, недолго думая, рванул из ножен на поясе неган. Уйдя от мощного удара твари, я рубанул крест-накрест и оттолкнул ногой истекающие слизью куски плоти, в которые превратился монстр. - Тише ты! – рявкнул я, убирая оружие и поднимая послушницу на руки. – Ты приманиваешь их! Плачь сменился еле слышными всхлипами. Уже лучше. Все-таки пробежка по кишащему тварями лесу с беззащитным спутником не входила в мои планы. - Веди себя тихо, - буркнул я, направляясь к выходу. Но, в любом случае, мы не успели бы покинуть лес до заката. А это означало, что необходимо было искать место для ночлега. Небольшое пространство, огороженное крутым склоном с одной, и огромным валуном с другой стороны казалось идеальным вариантом. Я опустил послушницу на землю и начал собирать хворост. Она следила за моими действиями испуганными глазами. - Что? – наконец не выдержал я, поджигая горку толстых веток. Вместо ответа малышка беззвучно заплакала. - Ну что опять? – вздохнул я, глядя на пляшущие язычки пламени. – Вот, хочешь есть? Я положил перед послушницей два куска торта. Малышка торопливо схватила их и отправила в рот. - В следующий раз постарайся прожевать, - я улыбнулся и передал послушнице бутылку молока. – Как тебя зовут? - Астера. - И каким ветром тебя сюда занесло? – я сел напротив спутницы. - Отец-настоятель Патрик, - в голосе девочки слышалось благоговение. – Он сказал, что мы должны помогать людям. И отправил меня сюда. - Оторвать бы этому отцу яйц.. кхм, - я вовремя замолчал. – Он поступил… нехорошо. - А если бы я отказалась, - на щеках Астеры выступили слезы. – Он бы запер меня в келье на несколько дней. - Я с ним потом поговорю, - я передал послушнице еще один кусок торта. – А ты пока кушай. Переночуем здесь, завтра выведу тебя из леса. Астера коротко кивнула. Когда она жевала, то была похожа на маленького хомяка, и я засмеялся. - А они не найдут нас здесь? – испуганно спросила девочка, глядя на сгущающиеся тени. - Ведьмы? – я прислонился спиной к нагретому за день валуну и закрыл глаза. – Если и найдут, то я им не позавидую. Я услышал, как Астера завозилась рядом, а потом почуствовал, как она прислонилась к правому плечу. Несмотря на довольно теплый вечер, девочка дрожала. Нет, не от холода. Я вспомнил свое детство в многолюдной Пронтере и стиснул зубы. Мне тоже бывало порой страшно по вечерам, когда все вокруг веселятся, а ты, голодный и замерзающий, никому не нужен. Не долго думая, я сделал то, что не ожидал сам от себя. Запел колыбельную. - Спи, малыш, засыпай. Глазки скорей закрывай. Луня к кроватке придет И страхи все заберет… Ночные страхи маленького ребенка… Никто не отгонял их от меня в перенаселенном городе. Никто не приютил меня, не воспитал. Никто даже не отвел меня в церковь, где находят приют многие сироты. Поэтому я стал сталкером, презираемым всеми. Подлым, бесчестным, жестоким. Жестоким ли? Определенно да. Спасение неопытной послушницы – лишь исключение, подтверждающее правило. Я умру, и никто не вспомнит никому не нужного бродягу, головореза с большой дороги. А ее будут помнить, может, даже поставят памятник. Много лет спустя, стоя на скрипучем эшафоте и глядя на беснующуюся внизу толпу, я вспомнил этот случай. - Ну же?! – прокричал герольд. – Если кто-нибудь вспомнит хоть одно доброе дело этого преступника, то мы его отпустим! Но толпа лишь выкрикивала угрозы и зло смеялась. Герольд повернулся, его жирное лицо исказила торжествующая усмешка. Развернув толстый свиток, он начал зачитывать приговор: - Зо Саваал! Именем короля Тристана III ты приговариваешься к смертной казни за резню в Комодо, грабежи торговых караванов, набеги на Пайон, убийство двух королевских судей и свыше тысячи стражников, и, наконец, покушение на жизнь самого государя! Последнее слово? - Представление должно продолжаться, - я хрипло рассмеялся в лицо обвинителю. – Делай свое дело, толстяк, и покончим с этим. Удар в челюсть. Недостаточно сильно, но бодряще. - Заткнись, - прошипел герольд мне в ухо. – Я жалею, что не могу прикончить тебя собственными руками. - Это уж вряд ли, - я сплюнул под ноги обвинителю выбитый зуб. – Такой слизень, как ты, наделал бы в штаны. Глаз герольда задергался, толстяк махнул рукой, и меня подвели к виселице. Хмурый стражник начал надевать петлю, когда я заметил какое-то оживление в толпе. Через массу разъяренных горожан проталкивалась белокурая девушка-епископ, таща за собой дюжего паладина. Она что-то кричала, но шум толпы перекрывал ее голос. Петля оцарапала шею, стражник затянул ее слишком туго, и мне стало тяжело дышать. Герольд весь сиял, являя собой воплощенное торжество правосудия. Глупый человек. - Стойте! – епископ наконец взбежала на эшафот. - Что еще? – нахмурился обвинитель. - Вы казните его без исповеди? – девушка буквально накинулась на толстяка. – Да как вы можете пренебречь законом Бога? - Простите, Ваше Преосвященство, - смутился герольд, уступая напору. – Я думал… - Отойдите! – паладин оттолкнул стражника. – Тайна исповеди! Помост опустел. - Помнишь меня? – прямо перед собой я увидел курносое лицо с голубыми глазами. – Помнишь? - Я убил кого-то из твоих родных? И ты пришла самолично отомстить? - Двенадцать лет назад, в Московии, ты спас маленькую послушницу. Внутри разлилось непонятное тепло. Она не забыла. Она пришла мне на помощь. В глазах защипало, в горле пересохло, а все слова куда-то подевались. - Сейчас Готрек перерубит веревку, а я открою портал. Уходи, спасайся. Наивная. Я знал, что не уйду живым с площади. Что на меня сейчас нацелена дюжина луков и снайперская винтовка. Они все продумали. Но это лучше, чем быть задушенным, как беспомощный котенок. Умереть на потеху толпе. Паладин одним движением перерубил веревку, а Астера почти мгновенно открыла портал, но я не сдвинулся с места. Воин закрыл меня от свистящих в воздухе стрел, но наемный стрелок не промахнулся. Тупой удар в лоб, бледное лицо епископа, столб виселицы, голубое небо… вечность.