Нить из прошлого

Шеба I Шеба уже решительно ничего не понимала. Зачем? Разве надо было так срываться с насиженного места, бросать свой дом и могилы и работать за пятнадцать долларов в месяц? И зачем тащить ее, во всех отношениях порядочную женщину, сюда? В это скопище палаток и вагонов, где никто никого не знает и все друг на друга орут? И зачем, скажите на милость, еще и ребенка сюда волочить? Это ж даже не Техас! Это — Территория! Беззаконная и с дикарями за каждым холмом! А хозяин зубы скалит: «Шеба, ты чего? Какая это Территория, это очень даже штат! Штат Миссури.» Такой вот штат. Лесистый, холмистый, густонаселенный штат. И нет тут никаких язычников. Это дальше уже Территория паскудная, бывший штат Канзас. Диксилайн далеко ветку тянет, в самые-самые-самые дикие края, в Черные Холмы. И Миссури им последняя линия в обжитых местах. Ну, это если Канзас не считать. И, что, интересно, ее хозяин делает? Ругается с другими белыми масса или как? За что-то же ему деньги платят? И да, досюда поездом можно было доехать, а дальше как? Фургоном?! Ну спасибочки, масса. Удружили! И так поездом восемь суток тряслись! Молодой масса Чарли в карты за это время играть научился! Шеба уже и так пыталась сказать, и этак, та только ее хозяину не до этого было, он за лошадьми следил, а Шебе — лови этого поганца по всему поезду! То к машинисту пролезет, то напугает безобидную старушку, то проскочит в чужой вагон за кошкой той же старушки. Это не ребенок, это наказание какое-то! Надо было его не брать! А только его и оставить не с кем: тетка замуж вышла, ей не до того, новая школьная учительница от него волком воет. Вот и пришлось Шебе тащить в одной руке свой узел, а другой волочить за собой молодого массу Чарли с седельными сумками через плечо. И вот теперь все тут. А крика сколько! То вагон потерялся, то кто-то кого-то ищет, то какой-то одноглазый тип приехал не на ту станцию и очень возмущен, то корову продают, то песни орут. Это как же надо налакаться, чтобы ясным днем про Дэна Такера петь? Тьфу на них! И незнакомый белый масса крутится возле нее, как слепень. Раз прошел, третий, пятый. Будто это его палатка! А тут просто тень под деревом и удобно сидеть. О, а теперь еще и сел. Тощий, щуплый, мелкий белый масса, которому не в этом вертепе лазить, а дома кашу есть, потому что ну сопляк сопляком. И сумка какая-то в руках. Черная, раздутая. Что он туда напихал, что еле вместе держится? Но незнакомец молчал, а Шеба его не спрашивала. А вот и молодой масса Чарли, по уши в пыли.— Я нашел вагон-ресторан. И людей, которые там ели. — И как? Живые? Или все отравились пикулями? — незнакомец впервые за все время под деревом подал голос. Тихий. — Если вы не тамошний повар, мистер, то да, но недовольные они. А если вы, мистер, тамошний повар, то вас покалечат за такое рагу — по бокам горелое, в середине сырое.  — У меня еще обед остался, — незнакомец хмыкнул и расстегнул ремень на сумке. Шеба ахнула: осколки стекла, что-то вонючее, какие-то ножички, две пары щипцов, какой-то мокрый сверток, бинты, две длинные коробочки, мокрый рулон ваты и узелок с чем-то. — И хлороформа тоже нет! — незнакомец осторожно выудил из сумки коробочку. — А это чего? — пискнул молодой масса Чарли. — А ну не лезь! Не надышишься, так пальцы располосуешь. Пусть выветрится. Буду выковыривать пули или стрелы так, наживую. А под хлороформом пациент должен спать. — Так тут самогон продают. Можно напоить, — молодой масса Чарли опять влез в разговор. — Покажешь. Потом. Бинты и вату сжечь можно, иголки на месте, про слабительное тоже можем забыть, печеных яблок пусть наедятся, если так уже надо, обед можно выкинуть. Чудесный день, правда? — Ну, мог бы быть пожар. Или поезд мог сойти с рельс. Или кого-то поездом задавило. — Лучше третье. Я тут уже ничем помочь не могу. А если поезд с рельсов сойдет, то будет много трупов и с десяток переломов. Переломы я знаю.  Шебе стало не по себе. Разве ж это доктор? Разве ж он что сможет? Разве ж он хоть раз больного человека видел? На него чихни, он и упадет!  — А пожар чего? — А пожар пусть тушат! Я потом подойду. Тут если что и сгорит, так человек не покалечится. Это ж не деревянный дом, когда балкой прибить может, — незнакомец копался в сумке, выдергивая оттуда непонятные вещи.  — А это чего за щипцы? — А это зубы драть. Я одному человеку четыре зуба за раз выдрал. Как он вопил!  — Зачем? — вот тут Шеба испугалась. — Гнилые они у него были, болели. А дантист ногу сломал. Вот и пришлось мистеру Перкинсу искать хоть кого-то, кто может.  — Масса, так это, к кузнецу можно пойти, — а теперь незнакомый белый масса Шебе совсем не нравился, потому что очень довольная физиономия у него стала.  — Так он и пошел. А потом он ко мне пришел. Я ему довыдрал, что кузнец пропустил. У зуба корни есть, а он их, дурень ирландский, в десне оставил. Ох, вы бы видели его, когда он пришел! Вы бы его видели! Он страдал, как грешник после смерти. У него даже в одном зубе червяк завелся! А ведь такой уважаемый доктор, а пришел ко мне.— А на доктора долго учат, масса? — Шеба поняла, что незнакомый белый масса из тех, кому в руки лучше не попадаться.  — Восемь месяцев. А вот на дантиста уже целый год. Чужак I Поезд на Ричмонд опаздывает на час, поезд на Даллас уже ушел, а на телеграфе какой-то умник пишет телеграмму за три доллара. Интересно, умеет ли его жена читать? И не проще ли написать ей письмо? Отель перестроили, кирпичный, в три этажа. Хорошо живут в Олате, ничего не скажешь. Только где же носит геодезиста? Если поезд на Даллас уже ушел, то он должен быть на вокзале. А на вокзале два солдата, кошка черная и черномазый с ведром. И они никого не видели. Кошка так вообще дорогу перебежала. Брысь, зараза! Не пугай мне лошадь, а то копытом прилетит. Геодезист должен быть немолодой и с усами. В салуне спросить? Там толпа народа, то ли пресвитерианцы подрались с баптистами, то ли наоборот. В борделе я уже спрашивал. Мадам меня даже узнала. Приятно, конечно, но геодезист — это не поза. О, ну наконец-то. Подходит. Старушка, старушка, еще старушка, парень на костылях, выводок детишек с мрачным учителем во главе. Женщина с рыжей девочкой. А за ней идет мрачный мужик с усами.  — Надо было на «Южный Ветер» контракт заключать! На десять процентов больше зарплата, обжитые места, никаких дикарей! Мрачный мужик вместо ответа или хоть ругани закатил женщине оплеуху. Хорошую такую оплеуху, ее аж шатнуло. — Мистер Даззлби, я не ошибся? — Если это вы от той помеси клоаки и сумасшедшего дома, которая называется «Диксилайн», то где фургон? Я не понесу в руках инструменты. И мне нужны условия для моей семьи. — Я бы оставил свою жену в здешнем отеле. Геодезист фыркнул.  — Вы, молодой человек, наверное, не знаете, насколько весь женский пол порочен и развратен!  — Бывают и такие. Особенно хорошо, если они при этом и готовят.  — То есть? — Не ваше дело, мистер. Не ваше дело. — Молодой человек, а вам никто не говорил, что война кончилась? Такие рубашки теперь не в моде. — Мистер, а что вообще делает геодезист?  — Как я понял, вы не обладаете достаточными знаниями. Вы хоть грамотный?  — Не ваше дело, мистер Даззлби. Не ваше дело. — А вот как раз мое. Вы мне шпалы в болото уложите, потому что не прочитаете, где именно их надо положить.  — А, карту читаете? Вроде военных? — Составляю.  — Понятно. И за шпалы не беспокойтесь, я их не укладываю. Я скаут, смотрю, где тут дикари и сколько. — Тут дикарей нет.  — Мистер, мне безделья осталось ну с неделю, максимум. Ад-на-колесах только собрался в кучку.  Девочка что-то пискнула. — Мистер. вы еще раз подумайте. Там тяжело будет. Оставьте семью в отеле, дочка ваша даже слов боится. А это просто слова. Там нет чертей, Хромого или котлов, там всякие люди. — А с какой стати я должен слушать неизвестно кого, который даже не знает общеупотребительных слов? — А вы, мистер, давно ночевали в грязи, холоде и с легионом вшей вдобавок? Лопали сухари пополам с червями? Отстреливались от превосходящих сил противника? Причем такого противника, который очень даже может пожарить вашу жену и дочку с картошкой и пообедать? Я заработал на команчах двадцать три доллара, по доллару за скальп. И кобылу, серую, трофейную. Кобылу продал. Геодезист скривился. — Хорошо, вот тут конюшня, нанимайте себе фургон, я покурю, если ваша жена не возражает. — Это отвратительная, богохульная привычка! Табак не упоминается в Хорошей Книге! Женщина просто стояла, сцепив руки на животе, и молча смотрела в землю. С нее бы содрать этот чепчик допотопный, платье поярче, а не это серое, мужа похоронить — так была бы красотка. Док I Мне страшно. И так страшно мне не было никогда в жизни. То ли потому, что я дальше Канзаса не выбирался, и то в войну. То ли потому, что оставляю жену на брата, который точно научит моих детей ругани и не догадается починить сарай, то ли потому, у что Неда Беннета остался еще один братец. Трое их было: Джон, Нед и Тэд. Тэд — это Теодор, если полностью. Нед был скотиной, Джон был слишком нетерпеливым, но боялись у них все именно Тэда. Каждый по-своему. Черномазый Беннетов клялся, что масса Тэд говорит со змеями, берет их на руки и они его не кусают. Тоже мне, умение. Но я видел жену Тэда, пучеглазую и несчастную. Будешь тут счастливой, когда муж опять вложил все деньги в участок в Окичоби. И отчего-то же этот Нед умер. Зря я на него извел столько камфары и хинина. Не помогло. Вроде бы тиф, вроде бы и не тиф, говорил, пока мог, что брюхо болит и слабость сильная. На только ни вшей у него не было, ни гнид. И сыпи тоже не наблюдалось. Нигде. В колодце вода испортилась? А почему тогда оба брата здоровы, а старший, Нед, за месяц слег? И, если это тиф, обычный тиф, то зачем Джон Беннет, несчастный мертвый грешник Джон Беннет, полез к ружью? Я же даже не закончил: «Может, это и не тиф, » — успел сказать, а он за ружье. Получается, что никакой это не змеиный корень, которого могла наестся их корова. Получается, что они его «Бедной Крысой» кормили, пока не умер. В универсальном магазине жестяная коробочка за двадцать центов, нарисована крыса, за брюхо лапками схватилась, со сладким порошком, там мышьяк. Я шесть лет носился среди ферм, вправлял кости, зашивал раны и вскрывал нарывы, вытащил очередного Оглторпа из его очень многодетной матери. И теперь все это коту под хвост, потому что новый шериф — сынок Джона и племянник Тэда. Я не для того женился, чтоб в петле плясать. Хорошо еще, брат и ма не выдали, сказали ему, что меня неделю как дома нет, завербовался этот умник на Диксилайн. А жене я вообще ничего не говорил, Зи не болтает попусту, но лучше ей и не знать. Особенно сейчас. Особенно про истинную натуру добрых квакеров Беннетов.  Но все равно даже на войне было не так страшно, как сейчас. Никого ведь рядом, никто не прикроет. И возле меня задает вопросы сопляк, которому здесь точно не место. Хотелось бы посмотреть на этого дурака, который притащил сюда сына или брата, не говоря уже о настолько перепуганной черномазой. А, вот и кто-то сюда едет. Конь неплохой, гнедой. А вот всадника я уже где-то видел. Где-то, когда-то. Или это все-таки не он? Мало ли на свете похожих людей? — Это еще кто?  — Капитан? Давно не виделись! Всадник застыл.  — А ну отошел! Если ты живой человек.  — А какой же еще, капитан? Мертвецы не ходят. — Зараза ты, Джесси! Я думал, что ты себе там помер, потому что кровью захлебывался.  — Как видишь, нет. Пока отлеживался, так война закончилась. Потом женился, там теще сарай починить, кровать проверить, черномазых построить. — На своей кузине. — Ну, а на ком же еще? Тем более это родня третьего мужа ма, родства как такового нет. Хорошая женщина. — А от хорошей женщины не идут работать в этот вавилон.  — Трое детей, капитан. И младший брат. Как не ботинки нужны, так окунь укусит. — Ага. Конечно. Так с какой стати доктору, если это твоя сумка тут валяется, срываться с места? — Можно подумать, тут никто не покалечится, не схватит пулю, не сломает себе что-нибудь или не подхватит тиф с кровавым поносом. И самое главное — тут платят деньгами! А не шкурками, турнепсом, мешком кабачков, поросенком, кастрюлей, чайником и нижней юбкой старшей сестры. — А юбка хоть подошла? — капитан скалил зубы. — Нет. Меня догнала владелица юбки, заплатила доллар мелочью и побежала бить своего брата головой о сарай. — И что дальше? — встрял в разговор сопляк. — Не знаю. Наверное, он убежал. Оглторпов на свете и так пятнадцать человек. И они все с придурью. — Может, ты им как-то дорогу перешел? — капитан спешился, уселся под деревом, как индеец, скрестив ноги — И вот я одного не понимаю — а почему ты, из всех людей на Божьей зеленой земле, подался в доктора? — А так получилось. Встретил дока Грэгга и, в промежутке между третьей и восьмой кружками пива, разговор у нас принял направление о унынии жизни на ферме. Он спросил, как там поживает мой тесть и его карбункул на шее. Я возьми и похвастайся, что тесть хорошо, а карбункул никак. Зачем ехать в город, если у тебя под рукой зять, который на войне был, вскрыть карбункул сможет и не испугается в случае чего. Док Грэгг на меня наорал, что я у него пациентов переманиваю. Я сказал, что мне за это не платили. Док Грэгг подавился пивом, так смеялся. И все-таки сказал, что в Ричмонде есть медицинский колледж, раз я так хочу, чтоб мне за это платили. Если в школу ходил, то там ничего сложного. Я уточнил, где именно нужный Ричмонд, чтоб в Миссури, и поехал. Смешные такие там были люди. Один как увидел мистера Рэмси, так и упал в обморок. — Не понял? — капитан косится на свою черномазую и роется по карманам. — Просто мистер Рэмси — это труп. Он себя завещал колледжу для вскрытия и чтоб в нем смотрели, как это так кишки уложены в брюшную полость. Лежит себе такой безмолвный, бледный и жирный, воняет бальзамировочными средствами. Что в нем страшного? — Настоящий труп? — сопляк разинул рот.  — Самый настоящий. Одной рукой ищешь в нем легкое, а во второй руке держишь пирожок с картошкой. Потому что кушать очень хочется. — Главное, не спутать, где какая рука, — капитан выудил из карманов кисет. Черномазая заметно посерела.— И это не ответ. Чего тебя сюда понесло? Ты ведь ох и дернулся, когда я подъехал. — А тебя чего, капитан Андерсон? В армии мало платят? — Я демобилизовался и за дезертиров платят и мало, и нерегулярно. Они не каждый день сбегают, — капитан рылся в кисете. Шеба II Здесь, в скопище палаток, коней, вагона со шпалами, платформы с рельсами, совсем безмозглых черномазых и совсем диких белых масса, Шебе было неуютно. Пока еще не происходило ничего такого, поезд мирно полз вперед по еще довоенной линии, страшных дикарей тоже не было видно, а молодой масса Чарли вел себя безобразно и мечтал открутить с паровоза что-нибудь на память. Но вот масса Андерсон уже был как драный кот весной — где-то носился в прерии и возвращался заполночь. И тут было еще гаже, чем в Техасе — прерия, иногда роща какая-то, и ничего больше. А гадюк! Что ни утро, так ор — кому-то в палатку под бок приполз щитомордник или еще кто похуже! Ненормальный масса доктор даже прицепил возле своей палатки шест с гадюкой дохлой, веревочкой ее обвязал, чтоб не падала. Говорит, что это медицинский знак. Да разве ж можно так делать! Да всем известно, что если убить змею и прицепить ее на забор, так на следующий день ее родня мстить приползет. И тут все вперемешку: лазит одноглазый пастор, и проповедует про Иродиаду, будто уже день субботний, размалеванная женщина вылезает из своей палатки после заката, а ночью стали выставлять охрану. И тот фургон, сгоревший, разбитый. Шебу послали принести воды, а там вот эти обломки. Кем были эти люди? Кто их убил? Может, эти убивцы тут? Вот этот жентмун с усами или даже пастор? Тут же уже беззаконные земли, всякое бывает.  И вот эти трое белых масса: Келли, Дэвис и Малоун. Вот нехорошие они люди, даже видно на этом Келли, если он рубашку снимет, вся спина в шрамах. Если белый с такой спиной ходит, так это он бандит и в тюрьме сидел и крыс не ел и на охрану кидался, поэтому его так и разукрасили. И шрамы у него старые, светлые, им не один год. Может, это он с теми людьми у реки расправился? А про тех двоих и говорить противно, белая голытьба с ножами, ирландцы. Тьфу! И зачем те трое возле массы Андерсона крутятся? Он и сам не подарочек, ему только дружков не хватало таких же. У всех черномазых хозяева как хозяева, может, даже военные попадаются, а у нее партизан, скальпер и конокрад. И еще и хвастается! И где ж его носит? Тут говорят, что чей-то ребенок влез на пустой ящик возле салуна и вопит гимны и псалмы. Ну, это точно не молодой масса Чарли, тот царя Давида в апостолы зачисляет. И больше свистит, чем поет. Это ж какой дурень свое дитятко сюда притащил? Посмотреть сходить? О, а вот и масса Келли, чтоб его. Лыбится щербато.— Нет хозяина? — и к котелку руками лезет. Не сготовилась каша еще! И не для ирландского обжоры варится!  — Сам вижу, что нет. Женщина, ты ту кашу хоть солила? — масса Келли облизывается. — Немая, что ли? Вот ведь люди странные бывают— мало того, что такую страшную бабу купить, так еще и немую. Или на тебя скидка была? А мне с ним поговорить надо. Тут слишком много пожарищ, как по мне. То фургон, то фермы.  — Какие фермы? — а вот тут Шеба не выдержала. — О, так ты просто наглая. Боунсов и Такеров фермы. И странно погорели. А вот как — это не твоего ума дело. Мне как раз партизанский взгляд на это дело нужен. Я в таком не разбираюсь, а хозяин твой знает такое. — Лучше б не знал. Лучше бы он был приличным жентмуном с пузцом. — То ли драть тебя за такое, то ли это ты его так жалеешь. Стыдобище. У меня черномазые воспитанные, хотя они и не совсем черные. Это жены приданое, пленницы. Там хорошая заварушка была во Флориде. Кто из беглецов уцелел, тот теперь делом занят, копает себе или хлопок собирает или коров доит. А мужиков-беглецов ну может, с десяток еще есть. Им горе, крикам развлечение, а моей жене подарочки от тестя. Умные люди себя беглецами не называют, умные люди в язычество не ударяются, и умные люди женщин и детей не убивают. Было когда-то пять цивилизованных племен: чероки, чокто, чикасо, крики и семинолы. Вот семинолы это как раз это эти беглецы и были, откололись от криков и обратно одичали. Жить в болоте, спать с двумя бабами, убивать детей и драть скальпы — ох цивилизовано! Еще и аболиционисты были, до кучи. Ну вот и добегались!  — Добегались, добегались, — улыбается ненормальный масса доктор — А я думаю, что горит? Смотрю, что дыма не видать, а воняет хорошо. Женщина, ты на чем костер разводила? Мне аж с моей стороны слышно. То есть не слышно, а воняет. — Вот я одного не могу понять, — масса Келли опять лыбится, — как это такой сопляк мог воевать, еще и партизанить? В газетах всякую брехню пишут, я им не верю. — А я вот другого не могу понять, — ненормальный масса доктор как-то так вытащил револьвер из-за пояса, что сама Шеба и моргнуть не успела, — как это можно жить с абсолютно пустым черепом и настолько долго? — Так как? — масса Келли малость сдулся, но не успокоился. — Я не со зла, я просто спросил? Ну тебя ж соплей перешибешь, ты барабана не поднимешь. А в газетах миссурийских такое писали, что не верится. — Так я барабан не и поднимаю. Повод в зубы, револьверов штуки четыре, едешь и стреляешь по синепузым, главное, чтоб они не опомнились. Весело было. Чужак II Дело пахнет жареным. Здесь точно творится что-то не то. Посмотрел я на тот фургон сгоревший: мулов постреляли, пулями. Четыре хороших гнедых мула, угроблены зверью на радость. Труп женский, немножко дальше. Одетый, с проломленным черепом. Блондинка была, но не светлая, в рыжину ближе. И молодая, плоская. Закоченела. Труп рядом, с кентуккийским ружьем. Эй, мистер, вы б еще из лука по кому-то стреляли! Тряпки на нем тоже странные, вроде индейских. Грязнющие, как Арч перед походом в бордель. Ему повезло, за ванну там была скидка. И, насколько можно понять, выстрелили в брюхо, потом развалили башку прикладом, и он был немолодой. Скальп седой и на месте. Еще один труп, мужик помоложе, домотканая рубашка, босой, и ой паскудные штаны — синие солдатские, как раньше. И умер ты, синепузый, не сразу — колено простреленное, пальцев на руке не хватает, на левой почему-то, глаза нет, тоже левого, кровь запеклась, значит выковыряли или выкололи недавно. И опять прикладом добили. Кто-то это дело любит, не иначе. И этот кто –то явно не индеец, потому что и у тебя, синепузый, скальп на месте. И сопляк, чуть дальше от фургона, клубком свернулся, тоже башка в крови. Тепленький еще. И скальп на месте, как и у тех. А еще он тепленький, потому что еще живой. Ну, Джесси, посмотрим, что ты за доктор, потому что пирожок есть умеют все. Сопляк вроде пулю куда-то между ребер схватил, на губах крови не видать. Перекинуть его через седло и ходу!  Конечно, все всполошились. Конечно, мистер менеджер устроил ор на тему, что отныне даже в кусты и даже черномазые должны ходить минимум вчетвером и в полной боевой готовности и помоги тому Бог и Дьявол, кто с этого дня хоть понюхает спиртное. Только он про главное умолчал: когда там наши деньги будут? Жена геодезиста сначала от таких новостей хотела упасть в обморок, а потом услышала, чем занимается ее дочка и побежала прекращать ее пение. Ну что такого? Она же не колесо от вагона отвинчивает, а стоит и поет песенки, и даже не просит денег. Подумаешь, спела что-то там про Джека какого-то, ну ограбил он судью, ну бывает.  А вот мне интересно, что там было, в пожарище. И кого я подобрал? Какого-нибудь невинного маленького гаденыша, которого в спешке не дорезали, или одного из бандитов? Оружия на сопляке при себе нет, а вот пояс оружейный, с этими блестящими патронами — есть. Полупустой. Конечно, фермы в округе есть, конечно, он мог пойти охотиться, но не с револьвером же. И, если он очнется, то верить ему нельзя. А если нет, так невелика потеря при любом раскладе: неумелый бандит или криворукий фермер, червякам могильным так вкусно, и этак вкусно. И кто чего хотел от того мужика в синих штанах? Деньги он спрятал, что ли? Так тогда получается, что он их отдал, поэтому его и прибили. А если нет? А если не поэтому, если, скажем. Он был хозяином того фургона. А пришли те двое, старый и сопляк, прибили его бабу. Прибили свидетеля и — и получается, что был кто-то пятый. И может даже не один. От их врагов до просто врагов и фермеров, которые не хотят продавать землю Диксилайн. У них и так все держится на сопельках и векселе генерала Уайти. Ну, я бы в Диксилайн и два цента не вложил, а он в них вгрохал кучу денег. Но он всегда хорошо соображал, бизнесмен и все такое, поэтому и генерал. И вот еще что мне не по душе — кобура эта, низко висит, ремешками к ноге пристегнута. Это так фермер не ходит, а солдат за такое ругают, но не запрещают, это для быстрого выхватывания оружия. Развелось сейчас тех пистолерос, как головастиков весной. Все хотят стать крутыми бойцами или скотокрадами, все пушки так носят, а как до перестрелок доходит, так один из двадцати мужиком оказывается. Я наоборот привык, не высовываться и не показываться, пока коней крал. Мальчишки! Со мной тоже сопляки гоняли, да не такие. Мы были бешеными псами и надеялись выдрать как можно больше глоток янки. А эти зачем за пушки хватаются? Им язычников мало? Или мозгов? Пояс хороший, черный, новый, крепкий, расшитый, еще и на пряжке имя выцарапано. Ну, хоть ясно, что на могильном камне писать: «Здесь лежит Мэтт». Сапоги у него тоже хорошие, мне и не по карману. Кто ж ты такой, сопляк Мэтт? И не проще ли было тебя там добить? Потому что хоть и есть в Хорошей Книге история о добром самаритянине, но это точно не я. Док II Сопляк не жилец. Где и когда он схватил пулю, этого я не знаю, но рана старая, не вчера, не позавчера, а где-то так дня четыре назад. И вытаскивать эту пулю смысла нет, потому что пациент без сознания, уже серый, уже с лихорадкой и его уже так трясет, что прямо по учебникам. По тому разделу, где про послеоперационные осложнения написано «заражение крови». В моем еще кто-то на полях приписал: «пока пациент в сознании, обсудите с ним фасон гроба». С этим обсуждать уже бесполезно. И вот теперь неплохо бы знать, кто он такой, потому что здесь говорят про «Золотую Цепь». Была такая железнодорожная компания из четырех горящих желанием заработать янки, одного плантатора, дочка которого была женой владельца компании, и восьми сотен долларов от любящего тестя дорогому зятю. И тянули они ветку этой весной ну чуть южней отсюда. Пока им не встретился Трехпалый Джек со своим выводком. И осталось от «Золотой Цепи» двое рабочих, которые пошли в город по девушкам, безутешная вдова и пожар, который даже в Левенворте было видно. Кто возле вагонов был — тот в Раю ест пончики. И вроде бы там кто-то видел с Джеком мальчишку. Тут два вопроса: есть ли Трехпалый Джек в природе, и, если он всех убил, кто возле вагонов был, то кто с ним мальчишку видел? Такого длинного поганца, по зубам лет примерно тринадцать-шестнадцать, стриженый, на мексиканца был похож. Ну, хоть на кровати умер. О, сюда идет менеджер в своем светлом мятом пиджаке и еще один, немолодой мужик с винтовкой за плечами. И кто б тебе сказал, старичок, что в леггинсах в относительно приличном месте не ходят? А это интересно, капитан говорил, что и на одном из убитых была похожая одежда. Гаже старых трапперов никого нет. Ма меня пугала Пожирателем Печени Джонсоном.  — Мне нужен тот сукин сын, который с ними в сговоре! И мне нужен этот мелкий выродок и он у меня заговорит! — А мне нужно, чтоб на меня не орал неизвестно кто. И если вы про того мальчика, то с вами он точно говорить не сможет. Разве что через зеркальце. — Брысь домой, недоносок. Дети должны молчать, когда взрослые разговаривают. Кто тебя сюда пустил? Менеджер изо всех пытался что-то пояснить непрошеному гостю, но тот и не слушал. — Где тот сукин сын, который его сюда привез?  — Вам, мистер, надо мыла погрызть и очки носить.  — Кто те вякать разрешил?  — Сам себе. И вот я вам зрение тут особо не проверю, это за таким в Сент-Луис или еще в какой большой город надо, но вот видно, что нужны вам очки. — Белке в глаз попадаю! — Мои соболезнования белкам. Потому что меня сопляком лет десять как не называют. — Где этот сукин сын, который этого гаденыша сюда привез? — Вот умрете, мистер, будете за такие слова сковородку лизать. И я понятия не имею, что плохого в том, чтобы привезти раненого человека к врачу?  — Ты, что ли, его сюда притащил? Нет, не похоже. Ты б его не поднял. Значит, кто-то из твоей родни или дружков. Вы что, думаете, что я вас щадить буду? — Мистер, вам точно в Сент-Луис надо. Там сумасшедший дом есть. Говорят, там даже кормят. Потому что нормальный человек бы давно объяснил спокойным голосом и приличными словами, что такого вам этот бедный маленький мертвец сделал, и незнакомых людей в незнакомом месте бы не оскорблял. И правила приличия бы не нарушал. Тут, между прочим, женщины есть, они такого зрелища не заслуживают.  Шеба III Да что ж это делается! Да как сглазил кто! Вот с тех пор, как на фургон наткнулись, так и началось: то стрельбу кто-то среди ночи устроит, то телеграф попортит, то трое черномазых пошли воды принести, так ни слуху, ни духу, а три их трупа на берегу и ведро. И скальпы на месте. Масса Андерсон по этому поводу много чего сказал, только совсем нехорошими словами. Это тоже не к добру. А еще больше не к добру, это что молодой масса Чарли научился что-то с телеграфом делать, и если Шеба его правильно поняла, то потерялся вагон. Как можно потерять вагон? Он же большой и деревянный! Его издалека видно. А масса Дэвис так и говорит, что это кто-то целенаправленно гадит, чтоб людей запугать да сроки сорвать. Он такое не один раз видел. А ненормальный масса доктор взялся мух ловить. Вот прямо целую жестяную коробочку из-под печенья наловил. Только непохоже, чтоб он так рыбу любил. Шеба аж сама удивилась — зачем взрослому человеку штук сорок мух, он их всяким подкармливает, следит, чтоб не передохли. Тоже мне, горе, новых наловит, если что. Только Шебе одно непонятно: откуда у массы Андерсона такой знакомый взялся? Ведь — небо и земля! Даже дураком не обзывается. А ведь знает он его откуда-то, и вот не на церковном пикнике они познакомились. И вот будь Шеба белой миссус, то она бы к такому вот доктору не пошла бы ни разу. Что-то с ним не то.  Доктор, он должен прилично выглядеть и носить крахмальный воротничок, а не вот эти штаны калифорнийские. Конечно, они такие, что их даже молодой масса Чарли не смог разодрать, а вот что он на них револьвер носит, это совсем нехорошо. Старый мистер Хокинс, который лечил мигрень миссус Уоррингтон, никогда с оружием не ходил. Да даже в Шермане этом паскудном доктор с оружием не ходил. А этот — ходит. И вот правильно тот майор-янки про них сказал. Ох и правильно. Да только Шебе от такого не легче: ну крутится вдобавок ко всем, еще десяток солдат во главе с майором-янки. Ну следят за своим телеграфом или груз нужный ждут, линия-то уже только эта пошла, работа началась. А масса майор Сэм Кокс как увидел массу Андерсона, так аж плюнул. Видно, они друг другу испортили немало крови. Все майору не так. да не этак, да охрана плохая, да телеграфист пьяный, да масса Андерсон скаутом, как это еще на ком-то скальп остался. Масса Андерсон стоит, будто не про него сказано. А ненормальный масса доктор выглянул из своей палатки и смотрит на массу майора. Долго так, как гадюка какая. Масса майор плюнул второй раз и так, вроде себе под нос: «Жалко, что вы мне не попались!». А эти двое смеются. Чужак III Как можно так нажраться шерри? Ну как? А еще геодезист, приличный человек, с образованием. А с утра уже язык заплетается! Еще и впрямь в болото заедем. И жена у него странная, то смотрит на меня, как на ведро рыбьих кишок, то виляет задом. Оно б и неплохо, но не сейчас. И они с Севера, Олбани, что-то такое. Мистер Даззлби даже пытался мне что-то говорить насчет пагубности рабства для моей души, да только если бы он при этом трезвый был, больше бы верилось. Да и смешно: они ведь проиграли со своими душеспасительными проповедями, со своими джейхокерами, со своими синепузыми, со своей миз Бичер-Стоу или как там ее. Читал я ее книжку, ничего интересного. Ниггеры, которые даже не плюют хозяину в кофе, аболиционистки, которые думают, что ребенка можно перевоспитать, дохлые девочки, которые и не жили никогда, и янки-работорговец, до кучи. И еще и мой сопляк что-то распушился. Подумаешь, стоит старый хрыч и угрожает громким голосом. Напугал! Хотя, если старый, то прожил достаточно долго. Но сколько людей он убил и что значит «старый»? Старше меня или просто башка седая? О, стоит. Э, мистер, вы откуда взялись? Тоже мне, Дэниэл Бун с похмелья. И хокен старый, и мокасины, и леггинсы эти. Это где ж тебя носило, что вырядился по последней моде пятидесятилетней давности, когда Луизиана еще была французской? — Звали, мистер? Я сопляка тащил. Не знаю, кто это, не знаю, кто там что искал, да только этого там не нашли. Или мужик в синих штанах действительно не знал, или кто-то просто не умеет языки развязывать. У язычников в этом деле руки из задницы растут.  — Вы что, родственники? Наглые, языкатые, ни одного скальпа не сняли, ни одной лошади не увели, а корчите из себя взрослых. — Пятьдесят семь скальпов синепузых, эбби, джейхокеров, а коней я ну сотню угнал. Так что сядь, и успокойся.  — Это еще что за племена? У них хоть бабы красивые?  Келли расхохотался. Солдат с кастрюлей в руках поставил свою кастрюлю на землю и покрутил пальцем у виска, это он мне или тому старому хрычу? — Мне нужен Трехпалый Джек. Он украл у меня ценную вещь. — Карту сокровищ в Нью-Мексико? Я ж просто так ляпнул, чтоб его подразнить, а он аж побелел. Вот на самом деле побледнел. А Келли аж заткнулся. Еще этого не хватало! Я про те сокровища слышал, конечно, не в лесу живу, но только я про них то слышал, что их нет. Выдумка испанцев в старые времена, когда они налоги с дикарей собирали. Писали меньше денег, чем было, а излишек тратили: женам на юбки, себе лошадь хорошую или там посуду дорогую, или на любовниц. А вот если кто такие карты находит, то или дурак распоследний, или не надо по тем картам лезть никуда. Вот не надо и все. Кажется, кто-то свалился. Кажется, судя по тем воплям у меня за спиной, это жена геодезиста. Она что тут забыла, на вытоптанной земле возле палатки дока, и черномазые на меня так смотрят, будто язычника увидели или кого похуже. — Так, это, масса. Он колдун. Не такой сильный, как моя бабка, но колдун! Лерой! Гадина! Кто тебя просил хоть слово говорить! Какой недоумок выкупает черных с луизианских плантаций! Ну и что, что дешево! Вот! Пожалуйста! И даже если я его прибью, то это уже не поможет! Дэвис и Малоун вообще уже крестятся. — Куда я вообще попал? — а теперь старый хрыч явно не в своей тарелке. И хорошо. Может, он испугается и уйдет. Док III То сидишь и кормишь мух повидлом, от которого они воротят носы, то с самого раннего утра наплыв таких пациентов, что хоть арендуй Лероя могилы копать. Три солдата с кровавым поносом неизвестно почему, в перерывах между этим клянутся, что ничего не ели. Ага, ага. Конечно верю! Только, а пили вы, остолопы, тоже «ничего»? Перегаром от вас ой и тянет! И где вы брали это «ничего», случайно не в здешнем вагоне-ресторане? Нет? Точно нет? Я не майор, врать мне не надо. Вас троих колотит, языки синие и когда это началось? Потому что очень похоже, что тут кто-то продает выпивку с керосином. И я этого так не оставлю. У кого покупали? А молоко выблёвывать не надо, это тебе нужно. У фермера? Так, я зову майора. Вот ему и расскажешь, зачем вы выхлебали неизвестно что, купленное у неизвестно кого, хотя можно было бы попросить Лиззи и Дейзи, они бы вам купили нормальную выпивку и протащили под юбками. А ведь есть еще Келли. И вот то ли мне кажется, то ли я похожего человека недавно видел. И главное блюдо — тип в синем пиджаке, погладивший енота. Мама, роди меня назад! Потому что нормальные люди енотов не гладят, и нормальным людям еноты не откусывают полтора пальца на правой руке. А я теперь думай, был ли он бешеный и не проще ли разнести пациенту голову уже сейчас, а не тратить на него нитки, время, бинты, выпивку и ни разу не обругать его идиотом. Впрочем, в его случае, это уже диагноз.  Майор Кокс орет. Интересно, что будет дальше? Они сожгут этого фермера или как? Потому что даже Арч Клеменс знал, что ничего нельзя брать у немцев! Пэт-сутенер тоже вопит так, что его в Арканзасе слышно — что на этот раз? А, это Мистер Жаба опять сунулся в бордель. Это добром не кончится, если он что-то не сделает с бородавками. Отрезать их он уже пробовал, бритвой. Добавил мне работы. Ляпис на него не действует, дохлая кошка тоже не сводит, «припарка доктора Клэнтона» судя по всему, только в рекламе и работает. Да и тут как-то, вроде гроза будет, тяжко. Хоть разведывай маршрут вместо капитана. Только мы ведь второй день стоим, как пришитые. Что-то не то, и ой сильно не то делается. И или это связано с военным грузом, или нам кто-то гадит, например, этот престарелый вояджер. С него все началось, и с его мальчишки, кем бы он ни был. Будет драка, а мухи еще не отложили яйца даже. Ну, может до такого дело не дойдет, но запас милых Молли должен быть под рукой, как жена или кот. Шеба IV Вот очень противная миссус у этого белого массы с разными железными штуками! Ходит тут, всяческие душеспасительные книжки читает вслух. Может, Шебе и интересно бы было, да только очень в этих книжечках слова длинные и занудные. И вот в чем еще дело — она тогда приходит, когда масса Андерсон приходит. И так на него поглядывает, что только дурень не заметит. Или наоборот, умный. Потому что грешить где-нибудь под кустиком — это одно, а вот жить с кем-то — совсем другое. Потому что если ее муж ее так колотит, что даже раскрашенным девкам не по себе, и до сих пор живой, то что-то с ними не то. Даже ненормальный масса доктор руками разводит — есть ведь способы, что ни один законник не докопается, живи вдовой себе на радость! А еще такое говорят, что на ферму в стороне кто-то напал, трое или четверо, хлев сожгли, фермера убили, его вдова чудом в живых осталась и все твердит: «белые, страшные». Кто белые? Почему белые? Корову-то за что? Масса Келли второй день пьян настолько, что его и не слышно. С ним-то что? Масса Андерсон ни на один вопрос не отвечает, зыркает только. Ну да, кому ж понравится, если родной сын вместо телеграфиста забесплатно ключом стучит, а телеграфист заснул на непотребной девке, настолько пьяный был! А то, что молодой масса Чарли умудрился послать кому-то как-то куда-то ругательные слова, так это массе Андерсону без разницы. Ему главное, чтоб ребенок за ним не лез. Потому что кто-то тут есть. Солдат тоже говорил, что кто-то к лошадям лез, он стрелять начал, а этот кто-то убежал. Так, видно, солдат этого кого-то зацепил, потому что следы остались, лужа кровавая и вроде как ножик потерянный. Сама Шеба не видела, а вот масса Андерсон на следы глядел. И вот он с тех пор саму Шебу даже воды набрать не пускает, сиди тут, и все. Что ж там за следы такие, да и масса менеджер аж зеленый стал. Впрочем, он и так ходит с нечастной рожей — деньги еще не доехали. Медведь? Пума? Рысь? Так они с ножами не ходят. Пауни? Так они в дружбе с солдатами, много даже в армию пошло. Джейхокеры? Так их же вроде уже нету. Так кто тогда? Может, черти какие-то? Масса Дэвис смеется, говорит, что черти и так с лошадиными копытами, им кони не нужны. Чужак IV Вот почему некоторые люди никого не слушают? Вот для кого было сказано не выходить из лагеря в одиночку? Кому было сказано не упиваться в гвозди? Наверное, мистер Даззлби думал, что мне, потому что я выгляжу как два бандита. Но я не пью на работе. Я не спорю с пастором по поводу рабства на весь ад-на-колесах, и мой сын до знакомства с его дочкой песенку про пиратскую шхуну не знал. Я и сам этой песенки не знал даже. Келли едет рядом и молчит. А что ему еще делать? Я ж знаю, как его зовут. Видел, когда в ведомости расписывался. Она не по алфавиту, а по работе расчерчена, Шон Шеймус, и в скобках Джеймс Джейкоб. Так что Джек он точно. Да и сейчас на того сопляка похож очень. Спросить, что ли? А то я про него и знаю, что он несколько лет моряком был, потому у него и спина расписанная.— Хоть не возвращайся, — Келли сплевывает табак в траву. — Жена убьет или жену такие новости убьют? — мне б молчать, так нет. Плохо ему, тяжко. Может глупостей натворить, а я еще хочу жить. Келли табаком подавился, еле выплюнул. — Значит, черные не врали. И газеты те не врали. Колдун ты и есть, Андерсон. А ниггерша твоя на самом деле черт, только маскируется под бабу. — Пятый раз повторяю — не колдун. Не умею! Просто на того сопляка мало кто смотрел, а тебя я часто вижу. Да и не горюют так по незнакомцу. А жена у тебя из чероки? — Чикасо.  — Вот и понятно, чего твой был на индейца или мекса похож. Келли, он вообще кто был? И, заодно, что вы четверо делаете для Диксилайн? А то складно получается — «Золотая Цепь» сгорела, «Быстрый Всадник» обанкротился, потому что кто-то вынес вагон с их зарплатой за три месяца, а «Южный Ветер» Диксилайн не конкурент, они по Калифорнии работают.  — Зачем спрашивать, если знаешь ответ? — Жить хочется. И не хочется остаться без денег. У меня сопляк растет, племянников с десяток, крыша не чинена и все такое. — Работали мы на мистера Куинса! Я, Мэтт и Тайрел. Меня жена убьет.  — Тайрел — это в синих штанах который? — Да. — Так, а если вы работали на Диксилайн, то что за дела с тем фургоном, блондинкой и престарелым траппером? — Лучше бы мы ее и не видели. Мэтт пошел воды принести, а вместо воды притаскивает эту бабу! Рыжая, бледная, глаза светлые, мы думали, что она с фермы какой-то, а так она очухалась, то мы поняли, что она то ли немая, то ли дурная, то ли на человеческом языке не говорит. Урчит, ложки не видела, на нас смотрит вот такими глазами, от лошадей шарахается. А потом она сбежала. И Мэтт за ней пошел, а за ним пошел этот придурок Тайрел. Мы ей платье дали, я б жене другое купил, так она не могла понять, что это. — То есть она что, голая была? — В костюме Евы, как говорится. Но платье она не срывала, знала, что такое одежда. — Не понял? Платье не знала, а про одежду знала? — А вот так и было. То ли она ткани не знала, то ли цвета такого раньше не видела, но так грызнула, плюнула, в руках покрутила и напялила на себя. Мы чуть со смеху не лопнули. Потому что задом наперед вышло. — А на трупе нормально было, платье там, чулки, ботинки. — Значит, траппер ее переодел или он ее понимал как-то, и сказал, как правильно.  — Так что делим его сокровище пополам, потому что он на тебя был ох и зол. Так что за карта? — Твой сопляк осиротеет — это раз, и я у него ничего не брал — это два. Или Мэтт, или Тайрел спалили ему фургон, а потом он их и застукал. — Один угробил двоих? Они у тебя были настолько неумехи, что не смогли вышибить мозги старому хрычу? — Так я не знаю, кто там с ним еще был. Следы видел, как возле лошадей, плетеная подошва. Их или двое, или трое. А вот кто со старым хрычом был — не знаю. — Еще один хрыч был. Твои его положили или как? — Или как. В фургоне были еще кто-то, кроме тех двух трапперов. О, дохлая кобыла Даззлби! Приехали! Кобыла-то стрелой застрелена! В одна тысяча восемьсот семьдесят четвертом году — и стрелой застрелена. Да даже у распоследней старушки команчей ружье есть уже! Келли вертит башкой так, что еще чуть-чуть, и он заглянет себе за спину, ага, там вроде кусты. Кобылу жалко, красивая была, рыжая, ни единой отметины, прям медь раскаленная. Келли швыряет назад, это, что, там лучник? Мула — в галоп, повод в зубы, может, хоть раз успею его зацепить!  А ведь больно! Вроде как ножом резанули, на ногу и не ступишь. Действительно в кустах кто-то сидит, бледный, светловолосый и со стрелой в зубах. А, теперь уже лежит. Я в него попал, он в меня. И кто это вообще? Он сдох, я ему всадил две пули в брюхо, там, где у нормальных людей на штанах ремень, так я повыше немножко. Но что у него с рожей? С шеей? С зубами? И не сожрал ли он геодезиста? Келли сюда хромает. Хорошо. — Матерь Божья с пирогом! Зря я маме не верил! Келли, видно, об что-то башкой треснулся.  — Подменыш, мать его! Самый настоящий! Они такие уроды, когда вырастают! Башка с ведро, глазки выпученные, шкура бледная, на шее воло, когти. — Геодезиста ищи. — Он умер? А геодезист шустренько спрятался под корни здоровущей ивы. Влез же как-то.  — Умер, умер. — Стрелу не трогай! Вообще! Не выдергивай, не обламывай и хорошо бы найти колчан. Я видел, что с такими дураками, которые индейские стрелы сами вырывали, бывает. У меня отец еще видел, как черноногие и шошоны ружей пугались. Теодолит сломался. Потом я упал в воду и испортил брюки, за мной гоняется на редкость гадко выглядящий дикарь с инкрустированными чем-то синим зубами, у него могут быть родственники, и я в компании ирландца и человека, который сейчас истечет кровью, потому что не может перетянуть ногу выше раны, мозгов на это не хватает! — геодезист содрал с шеи перемазанный илом галстук. — На! Господи Милосердный! Мой сын придурок, моя дочь не может закончить ни одну школу, и они на твоем фоне еще умные! Жгут хоть знаешь, как накладывать, тупица? — А с дочкой что? Она же маленькая. — В первой школе для молодых леди это исчадие Ада подожгло спальню старших девочек, предварительно запихнув им в замок двери щепочку! И закинуло им на занавески горящую бумажку! Чудом никто не пострадал! Из второй школы я ее забрал сам, потому что католиков в моей семье никогда не было, нет и не будет! А в третьей школе случилась эпидемия дифтерии. Это не ребенок, это убытки и разорение! Док IV Стрела, с костяным наконечником, зазубренный «против шерсти». Отделяется легко. Я про такое даже в книжке не читал! И не особо помню, как эти стрелы вытаскивать. Протолкнуть насквозь? Легче сказать, чем сделать, я до сегодняшнего дня стрелы сугубо на картинке видел, в книжке про Айвенго. Но это тебе не Локсли, это какие-то совсем дикари. И, похоже, надо древко сломать, а тот кусок, который в ране остался, вырезать вместе с наконечником. Раз он так сделан, то тянуть на себя нельзя. Капитан сидит малость зеленый и неплохо так уже пьяный. Кружка с местной гадостью из вагона-ресторана на голодный желудок — то, что надо. Хорошая такая кружка, из нее обычно пиво пьют. Так, начинаем: штанину придется разрезать, стрелу обломать, надрезаем древко справа и слева. Так, а вот теперь будет больно. Древко хрустит. Распадается на две неравные части. Капитан жмурится и молчит. Интересно, это его так развезло или он сам по себе гордый? Вскрываем рану. Там не червяк. Там не червяк. Там нет никакого червяка. Там наконечник стрелы. Он не кусается. О, крови сколько! Так, у меня на столе тряпка для этого лежала. Капитан, ты еще не заснул? Сможешь прижать и подержать тряпку, пока я щипцы найду? Свалились под стол, как назло. Сможешь? Во так, вот так и держи. Вроде бы не течет, отпускай, промою. Половина кружки — это тебе, а вторая тоже в тебя пойдет, только интересно, в рану. Откуда я знаю, чем такой наконечник вымазать можно? Молчит. Зубы сцепил и молчит. Да я тебя не пытаю! О, вот этот наконечник виден! Есть, сейчас, ножом подцеплю, так крючки на рыбу делают, чтоб окунь не выплюнул. Есть! Отодрал от мяса. Сейчас легче уже станет, я эту дрянь вытащу, еще раз обработаю и зашью. Ага, вот той иголкой с нитками, которая в плошке лежит, в остатках самогона. Во так, наконечник на пол, мне самогона не жалко, я хочу, чтоб рана хорошо зажила, так, пять-шесть стежков, рана не широкая, если не будет всякой там гангрены с заражением крови, то ничего страшного, да ты и сам знаешь. Недели две похромаешь, с костылем походишь, шпалы посторожишь, сейчас и дня так два посидишь, чтоб швы не разошлись.  А в палатку заглядывает его сопляк с ой и перепуганным видом. Вот почему кое-кто молчал, что твой прокаженный тамплиер. Кто еще на наши головы? Шеба IV Да что ж это за безобразие вокруг творится! Какие-то совсем дикие дикари повадились на людей нападать! И гадкие такие, что и смотреть на их трупы противно! Еще двух черномазых застрелили и Лероя! Невелика потеря, да солдаты обозлились и так за ними пошли, что приволокли три трупа страшенных, все с такими шеями, все головастые, у всех пальцы кривые. Ненормальный масса доктор аж облизывался, так ему хотелось в тех трупах поковыряться! Фу. И. главное ж, он таки их выпотрошил! Не всех, двух: того, которого масса Андерсон дотащил, и нового. Вот зачем? А молодой масса Чарли хихикает, мол, а вдруг это не люди, а волки-оборотни? Тогда у них кишки волчьи, кости волчьи, а так не видно. А не, люди это, только больные чем-то, вот мешок у них на шее, это болезнь такая, и очень дурные и злые. То ли потому злые, что больные, то ли родились они злющими. И вот понятно то, что они. может, когда-то и были обычными дикарями вроде команчей, а потом впали в содомский грех, и дети у них такие же, и если б они только с мужиками того, так брат с сестрой спали, да дети их друг с другом, да внуки таким же образом правнуков наделали. Ненормальный масса доктор это рассказывает и зубы скалит. Ему-то весело, а остальным-то как? Вдруг их много? Вдруг они не одну ферму сожгут еще? А волосы у них не от природы светлые, а выбеленные чем-то.  Масса Андерсон тоже скалится, будто это не из него стрелу третьего дня выковыряли. Ему хорошо — наконец-то деньги дали, вагон дошел. И те деньги разлетелись как воробьи: за лечение, за патроны, за еду, за телеграмму, непотребной девке, массе Малоуну долг отдать, вот и сидит с десятью центами. Это ж ужас что такое! Это ж на такого никаких команчей не хватит! Масса менеджер обещает награду из своего кармана за скальп такого индейца, которых уже четыре трупа или того старого траппера, но только вместе с головой. Масса Келли это услышал и очень развеселился. Насколько Шеба смогла подслушать, именно они и нападали на рабочих. Зачем? А кто ж их, ненормальных, поймет. Масса Келли с тех убитых скальпы час сдирал, но на ботинки себе прицепил по куску. Ходит, лыбится. С какой это стати он такой веселый стал? Будто ему из дома что хорошее написали или там английская королева померла. Чужак IV И чего бы я так орал? Нет, можно подумать, что его укусила какая-то тварюшка или он порвал парадные брюки на параде, или что ему отказала та невеста по переписке, на которую уже потрачено два доллара марок! Ну вот было бы из-за чего так вопить! А нет. Похоже, есть ему причина так беспокоиться. Жена и дочка мистера геодезиста как пошли утром, так их нет до сих пор. Сколько можно нести ведро? Конечно, их всегда могли поймать оглала-сиу, и я даже не знаю, кому в таком случае даже больше везет. А кому за ними ехать? Келли опять где-то носит, Малоун гоняет черных, Дэвис засел на телеграфе. Почему, как работать, так один я? И почему этот мелкий лысый хрен пехотный, который майор, настолько на меня взъелся? Это же не я сжег две фермы, убил безвинную корову и хожу без штанов в приличном месте! О, наш недоделанный эскулап куда-то собрался, еще и на том убоище, на котором ездит менеджер. Четвертькровка, четвертькровка! Если это четвертькровка, то я — вошь генерала Прайса! А куда ж это ты собрался, мелкий, и, главное — зачем? Я ходить долго не могу, даже в кусты с костылем, но вот ездить и стрелять получается. Тебе так ребенка жалко или это потому, что с утра шныряет мужик в новых подтяжках и расспрашивает у кого попало, не видели ли они такого вот, мелкого, тощего, волосы темные, взгляд змеиный, спит в свитере и двух парах носков? А, мелкий? Так как? Потому что на меня этот мужик с подтяжками, кажется, обиделся. Я ему показал Чарли, так он развопился, что не смешно. Вот именно что по имени он не назвал, а описание — да хоть мой братец, хоть Флетч, хоть кобель моего дяди Хейса подходят. И кто про кого говорит, тоже смысл меняет. Мой братец может сделать что угодно, но я его все равно старше на четыре года, и он для меня всегда мелкий и заодно — он сожрал моих червяков. Вот просто подполз и поел, быстренько так. Тебе смешно. А вот я думаю, что или мы поедем вместе, или ты все-таки грохнул кого-то и этот мужик пришел за твоей шкурой. Я не люблю таких вот, настырных. Сначала они, потом «комитет бдительности». Так как, Том Говард? Странное имя, тоже не разобрать, где имя и фамилия. Хотя что ожидать от человека, которого назвали женским именем?  И да, мой сопляк говорил, что жена геодезиста завела себе любовника. Если мы их застукаем? Неудобно получится. Янки ведь не имеют никакого представления о супружеской верности. Это примерно как шерифа застрелить: вроде бы не со зла, но он же сам за пушкой полез. И ничего смешного! Ты еще над моим мулом посмейся! От моего сопляка польза, он его в карты выиграл, а слишком легкий для него. А мул хороший, чалый. Так, здесь опять три дерева торчит, на кусте кусок тряпки трепыхается. Не к добру. А тряпка тоненькая. Муслин. И трава даже не примята, а хорошо так выкачана. Любовь, что тут скажешь! Или нет. Ты попробуй покопать, потому что мне это не нравится. Комья еще даже не просохли, утром дождик был, значит, закопали сегодня. Закопали Этту или как ее? Эмили? Дите сопливое. Шею сломали, говоришь? Тебе виднее. Бедный геодезист. Впрямь одни убытки от дочки, то школу подожгла, то всякое пела, что стыдно слушать, а теперь еще и мертвая. Потому что она уже была достаточно взрослая, чтоб понять, что видела. Скальп мой. Док IV Сначала я должен трястись восемь миль на чужой лошади с удивительно тряским ходом, в компании капитана и его самокруток, от которых дохнут мухи, потом оказывается, что мы теперь ищем совершенно безумного убийцу, а теперь я остался без лошади, потому что этот ненормальный по нам палит, как артобстрел по сараю. Сколько же у него пороха? Бочка? И удрать не выйдет. И где, интересно, жена геодезиста? Ружье ему не заряжает? Нет, вроде бы перестал. Где капитана носит? Куда он ухромал? Швы точно порвет, добавит мне работы, если выживем. А хокен у нашего ненормального мощный, если в корпус угодит, то можно копать могилу. Женщина вопит. Он нам тоже что-то орет. Нашел дураков! «Бросайте оружие, иначе она умрет!» Мы знаем, что потом бывает. Вот как раз мы такое знаем. Я слышал, что хороший стрелок мог сделать четыре выстрела в минуту из дульнозарядной винтовки. Он выстрелил где-то так раз семь, промежуток маленький. Где капитан? Я не собираюсь воспитывать чужих детей, у меня и свои невоспитанные! Да и опасно раненому на здорового кидаться. Но тут удобно простреливаются все три дерева и меня прикрывает со спины гора мяса, то есть бывшая лошадь менеджера. Что-то бурое дергается, возле деревьев. Вот надо было винтовку брать, на таком расстоянии и промазать можно. Аккуратненько, чуть ниже третьей пуговицы. Если не попаду, то он нас троих положит неизвестно ради чего.  Ушел! Кажется, он от кого-то отстреливается, потому что рванул в сторону. Зато поближе ко мне, как раз удачно подставился. На! Упал? Не шевелишься? Сейчас я тебе добавлю, главное, чтоб не в голову. Подходим поближе. Это Келли. С двумя глазами ему было лучше, а сейчас, неизвестно, живой ли он. Хотя чего еще ожидать от старого хрыча, с которым крутились эти выродки? Жаль, Келли был достаточно трезвым и работящим для этой компании. Капитан, щупает жену геодезиста где-то в декольте. Я уже запутался, кто из них троих был ее любовником! И вот наш старый хрыч! Умер, какая жалость! Пуля в кишки, пуля в спину — ну надо же! Так, а что тут было? При чем тут Келли и, кажется, нам надо везти три трупа, потому что у нее не то, что пульса, у нее глаза нет. Просто она так лежала, что мне ножа в ее глазнице не было видно. Он ее раньше убил, а нам орал, чтоб бросали оружие? Э, а похоже на то. Миссис Даззлби умерла явно не пять минут назад, она уже окоченела, и поэтому пульса у нее уже не будет. Особенно в декольте. Да это рассказ этого психа По или ясный день? Посмотрим, что в вещах у старого хрыча. Миска, ложка, нитка сушеных яблок, на уши похожие, кисет, судя по весу, с деньгами, судя по подсчету этих денег, два доллара, мелочью, уздечка, волосяная, фу! Сжечь надо, волосы явно человеческие. Котелок с чем-то, выливаю. Я это даже нюхать боюсь. Лучше глянуть на останки Келли. Ухо, глаз, пальцы, ну стандартный набор, будто про деньги спрашивали. Не менее унылое нарезание ремней из спины, с не менее унылым разрушением муравейника и высыпанием муравьев в рану. Кажется, наш ненормальный старичок хотел, чтобы Келли помер далеко не сразу. Аккуратненько так резал, чтоб жертва много крови не теряла. Видно, что-то они не поделили. По логике, миссис Даззлби. Но у покойницы был абсолютно пустой череп, если она спала с Келли. От него же сбежали блохи! Он моется только в том случае, если его смывает за борт. До знакомства с ним я думал, что слова: «Грязь не сало, почесался и отстало» это преувеличение. Но это точный факт о нем.  Капитан нашел упитанную крапчатую кобылу. Гадкая какая масть! А я, кажется, нашел у этого мешка переломов пульс. Такой точно заплатит тремя картофелинами! Но придется его волочить обратно в лагерь вместе с траппером.  Шеба V Это что же на свете делается? Да как же это может белый человек с дикарями якшаться? Тьфу! И ладно бы торговать или воевать или Хорошую Книгу им читать, то понятно. Но чтоб жить так как они — это ж додуматься надо! Масса менеджер так на массу Андерсона орал, что Шебе было все слышно до последнего словечка: кто этот старый траппер, и почему масса Андерсон на всю голову контуженный, и что он бы сам этому трапперу голову открутил! Живым надо было брать! Когда-то, когда сам масса менеджер только-только учился на горшок ходить, у его отца был знакомый, вот этот самый траппер. И все подбивал своего знакомого на экспедицию куда-то в Нью-Мексико или где-то в те края. Ну, с тех пор у отца массы менеджера стало меньше пальцев на правой руке, два осталось. А про экспедицию эту он никому ничего не говорил, даже массе менеджеру на смертном одре. И вот, в промежутке между очередным воплем массы менеджера в адрес всего живого и ленивым отгавкиванием массы Андерсона вперемешку с руганью геодезиста, стало понятно, что вроде бы нашли те двое когда-то да где-то не то клад, не то просто кусок серебра большой. И с тех пор сильно и разругались. Один вернулся домой, а вот второй не то с ума сошел, не то девку себе где-то там завел. Масса Андерсон аж расхохотался, хотя вот ему молчать бы надо! И вот то ли масса менеджер у того старого Нейта-траппера деньги одолжил, то ли наоборот, только траппер на массу менеджера взъелся и охотится начал, как на зверя. Только или масса менеджер хитрый, или тот траппер был и впрямь дурак — ну пострелял с десяток черных своими выродками, ну заявился сюда. И что? Тут такие все. Даже молодой масса Чарли, который все-таки нашел вагон потерянный. Как — это у Шебы в голове не укладывалось. Ну взрослые же люди! Ну смотреть же надо, куда поезд идет. В Сентралию. В ту Сентралию, которая в штате Пенсильвания! А надо было в Миссури! Вот не зря молодой масса Чарли в школу ходил, выучился чему-то.  Масса геодезист орет, что крутить подолом перед четырьмя любовниками сразу — это неслыханно. Масса Андерсон аж удивился, ну Келли, ну траппер, ну он сам, а четвертый кто? Доктор? Даже не смешно! Доктор миссис Даззлби при жизни обходил десятой дорогой, она к нему и не обращалась. И это масса геодезист еще про дочку не слышал. Да что ж это за компания такая? И это еще из Канзаса не выехали! Дальше уже дикие земли! Уже эта Небраска! Там одни дикари и бизоны!