Горячие кэналлийские парни

— Рооооосиооо... О. Притащился, наконец. Рокэ демонстративно игнорирует вкрадчивый голос и продолжает нарезать баклажан, стоя спиной к искусителю. Он обижен, и Хуану придется постараться, чтобы заслужить сегодня прощение. — Ну Роооооосио... — на талию ложится рука Хуана и тут же начинает искать под передником ремень джинсов. — Хуан. У меня в руке нож. — Тебе идет. Как и этот фартук... Вот его мы, пожалуй, оставим, — наглец и не думает убояться прекрасно наточенного им же самим ножа и продолжает расстегивать ремень Рокэ. Рокэ секунду размышляет — пнуть мерзавца в колено, дать в глаз или податься назад, отклячив зад. Гордость, злоба и проклятая южная похотливость диктуют каждая своё. Хуан меж тем уже разобрался с ремнем и тянет джинсы Рокэ вместе с трусами вниз. Отложив от греха подальше нож, Рокэ резко разворачивается и толкает Хуана в грудь. Тот, покаянно подняв ладони, отступает на несколько шагов. — За какими тварями ты клеился к этой телке? Вот и валил бы сейчас к ней! — Не могу, у нее муж дома, — Хуан ухмыляется. — Ну Росио, душа моя, брось страдать фигней. Умчался с вечеринки, сидишь тут, злишься... — Скажи спасибо, что я сижу тут, а не вылетел первым же рейсом в Алвасете! — В Алвасете нет ночных рейсов. Хуан ухмыляется снова. Решительно, эту морду ничем не проймешь. Что, собственно, и покорило Рокэ в свое время. Великолепная невозмутимость. Ну и еще кое-что, да. — Поезд есть. — Ты? На поезде? — Хуан уже откровенно ржет. — Так и вижу тебя в плацкартном вагоне, на верхней полочке... Росио, ну брось. Я ж просто так, прикола ради к ней подкатил. Знал бы, что ты такая истеричка, я б не... Рокэ знает, что даже в состоянии аффекта может доверять своей руке. Так что всего лишь по злобе он точно не промахнется. Нож буквально прыгает в руку, бросок — и, пролетев в волосе от левого уха Хуана, он втыкается в стену. Вернее, в картину, недавно купленную Суавесом в галерее Валентина Придда. Как же звали художника... молодой, на волчонка похож... Окделл, что ли?.. Хуан, моргнув, но не дернувшись, спокойно поворачивает голову. — Куча бабла коту под хвост. Мы квиты? Я прощен за невинный разговор с Катариной? — Ах, Катарина... — Рокэ растягивает губы в противной — как он надеется — улыбке — даже имя запомнил. Как мило. — Конечно, запомнил. Я же не золотая рыбка, чтобы забывать все через три секунды, — Хуан больше не улыбается. — Рокэ, прости, я не хотел тебя обидеть. Хватит дуться, давай я помогу тебе совсем снять эти штаны... Хуан снова подходит, а Рокэ вдруг понимает, что его член приветливо стоит. Вот как так... при всем его самообладании рядом с Хуаном в нем словно самопроизвольно хрень какая включается, которая за эрекцию отвечает. Хуан смотрит ему в глаза, а потом опускается на колени, помогает стащить джинсы и белье. Отбрасывает все это; кажется, одежда приземляется на барную стойку. Рокэ молчит. Пусть Хуан еще... поизвиняется. Не так часто он косячит, надо пользоваться моментом. Фартук этот извращенец действительно не трогает — забирается под него и ласкает яйца. А потом ныряет головой под фартук и берет в рот. Рокэ опирается ладонями о столешницу и прикрывает глаза. Ладно, пожалуй, и на этот раз он Хуана простит.