Ждать друг (от) друга

Рассветными бликами на киноварной коже можно ослепить — но не смотреть было невозможно: Шеддин прекрасна на свету, рисующем на ней утренние картины. Её тело — живое оружие, под пальцами пульсируют мышцы, режут язык края глубоких рубцов. Морм пробует её укусить — не прокусывается, она — сплавленный в горне войны опыт и металл, она — выкованный мастером клинок и его хозяин одновременно. Она хорошо сложена, прекрасно тренирована, до тошноты дисциплинированна, идеальна в постели. Морм несёт поединок в их встречи, Шеддин умело парирует нападки, они дерутся, они занимаются любовью, они сражались вдалеке друг от друга несколько лет и теперь навёрстывают упущенное. А потом он садит её себе на колени, вдыхает аромат с её шеи, они целуются – сплавляется булат. Он оставляет свои метки на её теле — пунцовые пятна с-под пальцев, она рисует ногтями свой герб на его спине, она смотрит на него так, будто эта битва не посмеет закончиться никогда. Они сцепляются рогами — рук под её спиной и ног на его бёдрах им недостаточно — они перехлёстываются хвостами, они задыхаются друг в друге, сливаются до победного конца, рычат в унисон, как один. Им не хватало их. Совсем скоро они приходят в себя, одичавшие от порочности, обессиленные от варварства, красивые в своей естественности. Капитан в Шеддин приказывает ей привнести субординацию в их логово, дьявол в Морме следит за каждой её оплошностью, ожидая подходящего момента. Она оступается, он хватает её за руку и тащит назад в кровать. От кровати несёт жаждой и возбуждением, вперемешку с её запахом леса и выделанной кожи, с примесью его вони затхлости и крови. Никто из них не против проваляться в ней до конца времён. Морм обнимает Шеддин до боли, предлагает ей улечься сверху, остаться так, пока не надоест. Она вписывается в него своим телом, будто созданная для этого, гладит по шершавому лицу, улыбается. Голоса у обоих тихие, охрипшие от крика и стонов, достаточные только для шёпота. Они привычно переругиваются, давятся всеми словами, кроме их имён. Она впивается коготками в его плечо в ответ на какую-то пошлость, он сжимает её ягодицы и дёргает хвост, смотрит в глаза. А потом они замирают, устав. Он собирается заснуть. Она окликает его, побоявшись скуки, он говорит ей, чтобы занять чем-нибудь: — Ты не такая, какой была. Она понимает его в совершенстве, ехидно щерит зубки. — Ах, хочешь послушать сказочку о моем прошлом? — Если невтерпёж рассказывать — рискни. Морм зевает, Шеддин кажется, что его глаза немножечко тускнеют, и она тормошит его, вживаясь в роль: — Я была сильной и независимой воительницей справедливейшего Торма. Морм фыркает — нелепая чушь! Уж он-то помнит, что представляла из себя эта сопливая девчонка каких-то девять лет назад. Шеддин победно скалится и щекотно хихикает, а он запрокидывает голову — таки разбудила, чертовка. — Дурой ты была, монастырская прислужка. Оружие таскала как украшение, доспехи — как платье, и вообще на тебя смешно смотреть было. Особенно на… Она щурится, зная эти упрёки как собственный щит — ну да, ожидаемо ничего нового. — Ты будешь рассказывать вместо меня? О, продолжай, я согласна, — и насмехается, улыбается глазами, бросает новый вызов его упрямству. Он замолкает, прикусывая язык, опять фыркает. Они не говорят некоторое время — им, вообще, незачем. Они разойдутся через несколько часов — молчание нестерпимо. — Ну, так вот, о том, какой я была, — Шеддин выводит пальцем узоры на его предплечье. — Я была малолетней идеалисткой, молодым воином и твоей молоденькой любовницей, — она смотрит на сопящего Морма как на глупенького, а потом приподнимается на руках. — Помнишь, ты был у меня первым? — Угу, — бросает Морм, как с досады, а потом рефлекторно придерживает женщину, когда та нависает над ним. Вместо зрачков — искры ярче звёзд, ожесточённый взгляд падает будто с неба, почти насквозь. Её слова травят: — Сожалеешь? Молчат. Дышат друг на друга до ожогов. Морм поднимает руку, чтобы склонить к поцелую, Шеддин неуловимо уклоняется, отрицая. Ему тяжело разлепить губы. Они облизывают их синхронно. — Нет... Да. — Он прерывается, Шеддин обнажает адский оскал. — Я ударил тебя щитом, — от удивления гаснет пламя в глазах, она опешила — она начинает оглушительно смеяться, он тоже, будто лает. — Следующим событием будет конец света, Морм! — она падает ему на грудь, утирая ладонью слёзы. — Я отрубила тебе кисть. Мы квиты. Морм не сдерживается и трёт запястье — события давних лет льются горным ручьём сквозь память. Вода скапливаются, ища русло. — Ты подарила мне лошадь. Вернула руку. Исчезла, — он мимолётом клюёт тифлину за ухом. — Я ушёл из Невервинтера. Стал здесь. Теперь ты тоже здесь. — Заберу тебя в отряд рапорты подавать, — лениво она наматывает на палец его волосы. — Ты умудрился за одну ночь сломать мне мир. Спасибо, — вполглаза она ищет признаки его замешательства. Не находит, ожидаемо. — Когда я встретилась с другими мужчинами, смотрящими на меня как на женщину, мне было чу-уточку понятней. Когда мне стало окончательно ясно, что мир не ограничивается одним праведным Невервинтером, я разочаровалась в своём милосердии. Они встречаются взглядами — вот теперь Морм удивлён. Шеддин грустно усмехается на одну сторону. — Передумала и решила тебя убить. А потом встретилась с тобой здесь. Он ждёт продолжения — страшно строит гримасу, пытаясь поднять бровь. Она коротко хихикает и показывает ему язык. — Банду сколотила по дороге. Представляешь, каких мизерных усилий мне стоит держать их в подчинении. Моим конём и то тяжелее управлять... — Врёшь. — …Ты такой же. Они резко меняются — он толкает Шеддин в бок, переворачивает за руку и оказывается сверху. Она упирается ему в грудь, в ключицы, кладёт пальцы у шеи. Он часто дышит, почти рычит, он задыхается ею, ища покой. — Врёшь, — выплёвывает он, скалит острые клыки, зализывает не сделанный укус на её плече. Она обнимает его за шею так, как до этого не обнимала никого. — Это почему? — Конём управлять ещё сложнее. Она гладит его по спине, чувствует: перекатываются мышцы под истерзанной кожей — монолитный бастион воинского тела сторожит её покой. Как прочный доспех. Словно крышка саркофага. — Я лучше, — продолжает он неначатое, и Шеддин на мгновение замирает. Тихо невидимо усмехается — для себя. Но ей интересно, она ждёт. — Ты вернулась ко мне. Шеддин ловит его лицо, чтобы поцеловать — слова излишни. Дневной свет рубит их фигуры; скоро ему на смену, ей на марш: и она помолится Торму, пока он благосклонен к ней, чтобы их этот раз не оказался последним на ещё несколько лет. Она продолжит делать для этого всё, что потребуется.