Несправедливо? Возможно

      Самые философские мысли навевает именно осенний ветер. Почему? Наверное, потому что осенью происходит всё самое ужасное и одновременно прекрасное на этой земле. Город, люди в нём. Всё течёт своим чередом, словно вода в канализацию. Постепенно, медленно. А иногда в эту канализацию стекает и яркая листва деревьев.       Одним из таких ярко-золотых осенних листов в жизни брюнета была Энн. Самое яркое воспоминание, пятно на белоснежной майке. Яркое, сочное, не дающее шанса забыть о нём. Девушка, что внесла в жизнь обычного человека яркие краски, разукрасила ими всё и оставила, как тепло осень. И каждый из них понимал, что пути назад нет и не могло быть. Но Эдди никогда не задумывался, что когда-нибудь купит белые розы, такие безумно дорогие, но её любимые, на могилу девушке, что вроде бы только вчера звонко смеялась над его глупой шуткой. Несправедливо? Возможно.       Боль всегда хочет, чтобы её чувствовали. Будто бы она циркулирует в крови по всему телу, постепенно поглощая её владельца целиком и полностью. Лишая цели, радости, мысли, лишая всего человеческого. Оставляя лишь мотающуюся из стороны в сторону оболочку. А перед глазами белая пелена. Его мир и без того не пестрил красками, но после потери единственного настолько близкого человека, всё в миг исчезло, оставляя за собой только белый след. Пустоту. Всепожирающую, гнетущую пустыню без мыслей. Если бы боль была материальной, она была бы сыпучими песками в пустыне или водой в океане. Поглощала в себя и никогда более не возвращала назад.       А за болью наступила пустота. Бескрайняя, безмерная, бесконечная пустота. Её вкус можно почувствовать на кончике языка. Такой кисловатый, словно лимон, но от него лицо не морщится, просто становится стеклянным. Вы, когда-нибудь, видели людей со стеклянными глазами? Присмотритесь внимательнее. Их не просто много, их тысячи. Миллионы людей со стеклянными глазами, с пустотой в душе. Носят каждый день тяжёлые ноши в виде того дня, когда они сломались. Тащат его за собой, словно без неё не проживут. Сломанные части волочатся где-то позади них. — Эдди.       С тех пор, когда симбиот всё-таки остался в теле своего носителя, казалось, прошла целая вечность. Голос существа был такой пронзительный, низкий, клокочущий в горле, отражался эхом в мозгу. Журналист даже успел привыкнуть к этому звучанию. Как дети привыкают к ходьбе на двух ногах. Постепенно, шаг за шагом. Но в какой-то момент они и вправду стали одним целым. Не просто инопланетным существом и каким-то жалким человечишкой. Единое целое, что так легко дополняли друг друга. — Что? — Мы лежим на кровати уже пять часов, мы голодны. — Я говорил тебе не… — Не трогать тебя, когда ты спишь, потому что это жизненно важно для твоего организма. Но сейчас ты не спишь, а смотришь в потолок. — Эдди показалось, или в этом вечно саркастичном тембре проскочили нотки волнения? Может ли такое существо волноваться вообще? — Это называется грустью, придурок. И вообще, я не обязан перед тобой оправдываться. — мужчина перевернулся на другой бок, желая спрятаться от Венома куда подальше. Он сейчас совершенно не вовремя. Кутаясь в махровое одеяло под нос, журналист всё равно чувствовал холод по всему телу, что временами вызывало мелкую дрожь и волны мурашек. — Что это?       Эдди на секунду показалось, что он забыл, как разговаривать. Журналист, что всегда впечатлял публику своим многообразием слов и выражений, сейчас просто не мог подобрать ни слова в своём богатом словарном запасе. Даже никакого саркастичного ответа, чтобы подколоть Венома за его неведение в области человеческих чувств. Наверное, это единственное, что он не мог объяснить себе с помощью мозга Брока. Да и сам Брок, не особо мог себе объяснить, что такое человеческие чувства. — Ну… Это когда тебе больно. — Тебе больно? Давай вылечим. — Нет, ты не понял. Не физическая, моральная боль. — кажется, или Эдди и впрямь собирается объяснить его симбиоту то, чего сам толком не понимает? — Моральная боль? — голос Венома звучит с толикой любопытства и это совсем на каплю поднимает настроение его человека. — Она где-то в теле. Её нельзя увидеть с помощью приборов, её не покажет МРТ, — на этих словах в голове существо недовольно фыркнуло, вспоминая их приключения с этим дьявольским изобретением, — Даже ты не можешь её увидеть. Она не материальна. Словно… воздух. Господи, какой глупый пример, Эдди, ты дебил. Её нельзя потрогать, но он есть и её можно почувствовать. Боль хочет, чтобы её чувствовали. — Запах. — Ощущение, что собственный, личный внутренний голос подбирает слова, чтобы описать то, что он чувствует, — Кислый запах, от которого невыносимо смердит. — Вот видишь, ты тоже это ощущаешь. Просто, по-своему, иначе.       В этот момент Эдди глубоко вздохнул, мимолётно ощущая, как чёрные щупальца словно накрывают Эдди одеялом, сливаясь во что-то бесформенное и на удивление тёплое. Всё, на что хватает истощённого всем происходящим Брока, так это на сдавленный смешок, полный нескрываемой нежности. — Я буду здесь, пока ты спишь. Как же это глупо — последняя мысль, что скользнула в голове Эдди, когда его разум уже утекал в царство морфея, чтобы наконец расслабиться и забыться. Температура, что лихорадила тело Брока постепенно спала и Веном тоже впал в некое забытье своих собственных мыслей.

***

— Ты сегодня подозрительно тихий, ты что, выходной взял!? — сказал в пустоту белых стен Брок, сминая белое постельное бельё в кулак. — Скажи хоть слово! — Что ты хочешь услышать? — раздался безразличный голос вновь откуда-то из-под корки мозга. — Я проснулся ровно пять часов назад, не встал с кровати, и ты до сих пор не сказал мне о том, что голоден. Да даже просто не надоедаешь вечной болтовнёй. — И ты этим недоволен?       А ведь действительно. С чего это Брок так странно реагирует на молчание в своей голове, если когда Веном говорит, то Эд только и делает, что просит его заткнуться. Может, и недоволен. Но уж никогда не признает, что соскучился по этому паразиту и его голосу под коркой черепушки, словно сумасшедший. — Мне просто скучно.       Чёрное щупальце, что вырвалось из тела Брока, словно рука, потянуло своего хозяина за собой, к открытому окну, показывая вид. Где-то вдалеке город, блёклый лес и даже пара золотистых полей, от которых давно осталась лишь сырая земля. — Зачем ты мне это показываешь?       Тишина. Так непривычно и… страшно? Словно Эдди снова оставили одного, без единого знакомого. В полной пустоте. Тот день. Вспышка. — Он не прекращает говорить с «другом»? — задаётся вопрос за дверью камеры с белыми подушками, Эдди его явно не слышит. Изолирование от всех звуков извне гарантировано. — Да, Сэр. – медсестра помотала головой, смотря на то, как Брок стоит у окна, не двигаясь, со стеклянными глазами. – Сойти с ума… Я думаю, был бы кто другой на его месте, тоже бы не пережил смерть инопланетного паразита внутри. — Считаете, несправедливо? — Возможно.