***
Вот уже второй день Юля не приходила в себя. Юра не покидал её палаты даже на секунду, терпеливо сидя рядом с кроватью сестры и смотря на пикающие под ухом приборы, показывающие какие-то изогнутые линии и разнообразные закорючки — Плисецкий мало что понимал во всей этой фигне. Иногда заходили Милка, Олег и Люда, Яков и Лилия, а в одни и те же часы приезжал и дед Николай и сидел рядом с внуками — успокаивал одного и волновался за второго. — Убью эту канадскую нечисть. — шипел Юра, когда натыкался на очередную статью о Юле и Жан-Жаке. Сидевший рядом дед неодобрительно качал головой, смотря, как сердится внучек. Николай Петрович прекрасно понимал, что сейчас Юра на взводе, что ему сейчас очень тяжело — сам он, Николай Плисецкий, не мог нормально смотреть на пикающие приборы совсем рядом с Юлей. Пару раз Николай Петрович звонил в Латвию, где осталась мать близнецов, но женщина лишь обещала приехать, но потом Николай понял — ничего от этой женщины не добиться. — Зачем тогда рожала? — сетовал Николай, убирая трубку мобильного телефона в карман старых вельветовых брюк и снова усаживаясь рядом с близнецами. Юра ругался с врачами из-за того, что они ничего не могли сделать, хотя условия для того были. Юлю несколько раз хотели положить на операционный стол, чтобы прооперировать повторно, но Юра не давал им этого сделать, говоря, что из-за одной такой операции Юля чуть не лишилась жизни. — Зря ты так, Юрочка, — успокаивающе гладил внука по плечу Николай. — может, на этот раз что-нибудь получится… — Не надо мне «что-нибудь»! — взрывался Юрий, но тут же успокаивался, понимая, что рядом с ним сидит дедушка — единственный близкий для них с Юлей человек. Не хватало ещё, чтобы Николай Петрович лежал рядом с Юлей с сердечным приступом. — Мне нужно, чтобы Юля снова вышла на лед. Она же этого так желает. Я же чувствую. — Не зря говорят, что у близнецов тела разные, а душа одна. — говорил Николай, выходя из палаты и направляясь в холл больницы. А Юра продолжал сидеть рядом с Юлей, опустив голову и разрешая слезам течь, когда все в больнице затихало…***
Сразу после приземления и прохождения всех необходимых процедур, Джей-Джей побежал в больницу, где лежала Юля. За собой он волочил чемодан. Он понимал, что даже если там будет Русская Фея, даже если Юрий отпинает его и, схватив за ногу, выкинет из окна, а затем, спрыгнув сверху, закопает заживо, то Леруа все равно, пройдя все эти круги Ада, он взглянет на Юлю. Даже невооруженным взглядом было видно — Юлия не выдержит, она слишком слаба. Но Леруа был слеп к очевидным фактам, как и Юра. Оба, находясь в разных странах, желали одного — чтобы одна и та же девушка выжила и вышла на лед в красивом костюме и, может быть, пошла под венец в красивом белом платье со своим избранником… Мысль о Юлиной свадьбе Жан быстро отогнал подальше; и так было тошно. Леруа бежал. Бежал, не жалея собственных ног. А когда на горизонте увидел желтенькую машину такси, быстро остановил её и, запрыгнув в салон, кинул водителю несколько денежных купюр: — До городской больнице подбросишь? — спросил Жан, приводя дыхание в норму. — Очень срочно. — В ту, где Плисецкая? — Да. — Тогда я быстро. Жан вбежал в палату, бросив чемодан в коридоре. Вернее, он даже не вбежал. Он просто остановился в проеме. В палате, в окружении медсестер и медбратьев, боролась за свою жизнь Юля. Сжимая тонкими пальцами окровавленные простыни, Юля билась в агонии. Все её тело дрожало — Жан видел это даже сквозь ту толпу. А сквозь гул голосов медработников он слышал тихие стоны Плисецкой. — Юлия, держитесь. Держитесь. — Павел Сергеевич сейчас придет. Юра уже побежал за ним. — Юля, смотри на меня, не закрывай глаза. — Смотри на меня, Юлия. — Быстрее, доктор. В этот момент Джей-Джея кто-то грубо толкнул в сторону и в палату вбежали врач и парень в капюшоне — Русская фея. — Ты, блин, что тут делаешь? — Юра тут же выбежал, закрыв за собой дверь. — Пусти меня к ней. — Вот ещё. — Пусти! — А ты заставь! Юра встал напротив двери, ни в какую не впуская Джей-Джея к Юле. Канадец лишь стоял, не в силах даже пошевелиться. Он знал, что за дверью теряет жизнь с каждой секундой Юля. А он здесь. Внезапно дверь открылась и Жан смог увидеть лишь Юлину руку, которой она сжимала окровавленную простыню. Секунда — и вот пальцы разжимаются и рука безжизненной веревкой падает с койки и бледные кончики пальцев касаются грязной плитки пола. — Юля! — закричал Юра, который, видимо, тоже видел это. — Что с ней? Не молчите же! — Юрий уже схватил врача за грудки, сильно встряхнув. Медсестра, измеряющая пульс Юли, поникнув головой, отошла в сторону, пропуская двух парней, близких девушке, к телу. Джей-Джей подошел к койке, боясь посмотреть на Юлю. — Юля! — вскрикнул Плисецкий, подбегая к девушке и встряхивая за плечи. — Юля, очнись! Ну же, Юля! Юля! Очнись, Юля! Юля! А Леруа просто стоял за спиной Юрия, вглядываясь в бледное лицо Юли и смотря на закрытые веки, которые больше никогда не поднимутся и не покажут зелень глаз Юлии…***
Николай впервые за свое недельное пребывание в Питере застал Юру дома. Старик возвращался с магазина, когда заметил, что дверь не заперта. Поначалу Плисецкий-старший хотел уже браться за мобильник и звонить в полицию — сообщать о том, что к нему пробрались воры. Но стоило ему пройти в гостиную, как он заметил понурого Юрия. Парень сидел на диване, сложив руки на коленях и смотря на бежевый ковер. Парень не заметил возвращения деда, поэтому, когда Николай Петрович окликнул внука, блондин подпрыгнул на месте, испуганно глядя на дедушку. — Что-то ты не остался сегодня в больнице. Что-то случилось? — с беспокойством спросил Николай, не понимая, что сделать сначала — снять с себя верхнюю одежду, отнести пакеты с покупками на кухню или выслушать Юру (если тот вообще что-то скажет). — Деда, как у тебя с сердцем? — тихо спросил Юра, глядя на старика и изучая каждую морщинку на его лице. Добрые глаза Николая Петровича выражали недоумение и старик, сказав, что все у него хорошо, пошел на кухню. — А что такое, Юрочка? — спросил Николай уже с кухни, разбирая покупки — что-то в холодильник, что-то по шкафчикам. — Просто, — Юра пошел за дедом, пытаясь подобрать необходимые слова. — Деда, Юля умерла. Из рук Николая выпали кошачьи консервы, которые были куплены для кота Поти. Пальцы задрожали, а колени едва не подкосились. Поворачиваясь к внуку, — медленно, слишком медленно, — старик молил Бога, чтобы это была шутка или хотя бы сон. Но зеленые глаза младшего Плисецкого были заполнены слезами. — Как…умерла? — последнее слово Николай буквально прошептал, не веря не во что уже святое в иконах, которые стоял в «святом уголке» в его московской квартире. — Юра, сейчас нам не до шуток. — Деда, это не шутка! — по бледным щекам Юрия потекли слезы и парень, прижавшись к дедовскому плечу, расплакался. Его худые плечи вздрагивали при каждом всхлипе, пальцы сильнее сжимали дедушкину куртку, которую Николай Петрович не успел снять. А руки Николая нежно обнимали Юрия, поглаживая его по плечам и белокурой макушке. А по морщинистым щекам текли слезы…***
Жан сидел в парке недалеко от больницы, где сейчас было тело девушки. В руках он держал журнальную вырезку, которую ему отдала одна из медсестер, пытающихся спасти Юлию. Это была глянцевая фотография из какого-то спортивного журнала. А на ней — Юля перед своим выступлением в Торонто. В костюме парня. С уложенными волосами и челкой на половину лица. И с широкой улыбкой на лице. — Вылетая Русская Фея. — прошептал Жак, улыбаясь Юле со снимка. А она улыбалась ему, а затем, будто в насмешку, Жан вспомнил её смех — кристальный, как звон колокольчика. — Смеешься надо мной? — Ого, уже сам с собой говоришь! — появившийся, словно черт из табакерки, Юрий сел рядом с Леруа на скамейку, закинув одну ногу на другую. — С ума сходишь? А, Жан-Жак Леруа? — У меня нет настроения отвечать тебе. — хмуро сказал канадец, отворачиваясь от парня. — Почему ты не забираешь Юлю? — Мы заберем её вместе с дедом. Он приедет через десять минут. — Плисецкий откинулся на спинку скамьи и посмотрел на небо, которое было затянуто тучами. — Зачем ты сюда приехал? Я же тебе сказал, чтобы ты и носу сюда не показывал. — По твоему, я виноват в том, что Юле резко стало плохо и… — Юля здесь не причем! — Юрий резко встал и развернул Жана к себе лицом за плечи. Тонкие пальцы с силой сжали куртку на плечах канадца. — Я тебе говорил, чтобы в Питере я тебя не видел! — Канада и Россия — свободные страны, а я — не крепостной. Где хочу, там и хожу. Куда хочу, туда и летаю. С кем хочу, с тем и встречаюсь. И, увы, Русская фея, ты мне не помешаешь в этом никогда. –Жан снова отвернулся от Юры. — Я приехал, потому что Юле стало плохо. А так…я и не планировал сюда больше приезжать без надобности. — глаза стало жечь от подступающих слез, но Леруа стойко вынес эту пытку, подобив в себе желание расплакаться по потери Юли. Юра молча отпустил Жака и сел рядом. — Надеюсь, ты придешь на её похороны. — сухо кинул Плисецкий и, встав, ушел. А Джей-Джей продолжать сжимать в руках журнальную фотку Юли.***
Её похороны были не самыми пышными, но проводить в последний путь одну из российских фигуристок пришли все её фанаты- а это почти 90% фанбазы Юрия Плисецкого. Пришло также несколько фигуристов — японец Кацуки Юри, таец Пхичит Чулалонт, Виктор Никифоров, Мила Бабичева, Отабек Алтын, Зурины Олег и Людмила, Георгий Попович. А среди них затесалась фигура невысокой женщины в черном брючном костюме и белокурыми волосами, собраны в пучок на затылке. — А ты что тут забыла? — грубо спросил Юра у женщины. Она подняла на него свои зеленые заплаканные глаза и улыбнулась уголками ярко-алых губ. — И я тебя рада видеть, Юрочка. — Завались. Бросила меня и укатила в Латвию вместе с Юлькой. А теперь приехала сюда, как ни в чем не бывало? — Юра, — Николай Петрович укоризненно посмотрел на внука. — Это я пригласил Анну на похороны Юли. — Спасибо, — женщина с благодарностью посмотрела на Николая. Юра приподнял уголки губ и обнял женщину. — Я тоже рад тебя видеть, — парень отстранился от блондинки в черном. — мама.***
Он стоял на крыше какого-то небоскреба с пистолетом в руках. На нем была черная одежда, а волосы трепал ветер. Глаза цвета неба смотрели куда-то вдаль, где уже садилось солнце — с крыши высотки это было хорошо видно. Тонкие губы тронула тень улыбки, а большой палец снял пистолет с предохранителя. Внизу кипела жизнь — спешили домой «офисные крысы», туда-сюда по проезжей части сновали автомобили, а магазины уже зажигали неоновые вывески, а где-то под Питером собирались хоронить одну из знаменитых российских фигуристок-одиночниц… Он прекрасно знал, что уже завтра все газеты опубликуют статьи с заголовками «Пуля в голове», «Он умер, чтобы встретить Юлию», «Внезапная смерть канадского фигуриста». Ну, и плевать. Правая рука вынула из кармана верную «семерку» и бросили под ноги. Ботинком левой ноги он разбил телефон, а затем поднес дуло к виску и выстрелил. …А солнце освещало его тело красным светом заходящих лучей и в них можно было разглядеть девичью руку с длинными, музыкальными пальчиками, которые скользнули по смольной шевелюре любимого, но уже мертвого, канадца…