Часть 1
25 октября 2018 г. в 18:41
— Пореже раскрывай рот, поменьше ешь, побольше улыбайся и танцуй порезвее! — получает Кейти Гардинер последние наставления от матери, когда они едут на первый в её, Кейти, жизни бал.
Мудрые наставления, впрочем, в хорошенькой кудрявой головке шестнадцатилетней Кейти надолго никогда не задерживаются, выветриваясь в ту же минуту, как матушка исчезает из поля зрения, а в этот раз исчезают ещё прежде. Она словно пьянеет от предвкушения и захлёстывающего остатки здравого смысла восторга— пусть бал всего лишь общественный, пусть их семью вряд ли когда-нибудь пригласят на что-то более стоящее, но он точно самый первый в жизни юной Кейти Гардинер, и она всем сердцем верит, что всё пройдёт лучше некуда.
Платье по такому случаю, правда, следовало бы надеть понаряднее, думает Кейти, да и причёску сделать повыше и попышнее, уложив одну часть локонов высоко надо лбом, а другую часть с деланной небрежностью распустить по плечам. Побольше кружев, бантов и лент в платье и в волосах, побольше пудры, побольше румян... Только вот мать не разрешает юной мисс Гардинер одеться так, как ей хочется. Вот и приходится Кейти краснеть за скромное платье персикового цвета и десятком крупных локонов, скреплённых и уложенных на затылке тугим узлом.
О! В таком излишне скромном и простом наряде Кейти чувствует себя распоследним пугалом! Пусть матушка и твердит ей, что юной девушке её положения и происхождения не стоит быть заподозренной в излишней роскоши, пусть отец недовольно ворчит, что его младшая дочь становится похожа на глупую фарфоровую куклу, когда пудрится и завивается, пусть братец заверяет, что так она куда более приятна глазу, чем напудренная, завитая и разодетая по последней моде, Кейти почти что глубоко несчастна.
Быть несчастной слишком долго, правда, не получается — как только мисс Гардинер помогают спуститься с подножки экипажа, она тут же снова чувствует, как сердце переполняется восторгом настолько, что хочется завизжать, что уж точно совершенно недостойно юной девушки, которая предпочитает причислять себя к леди, пусть и не является ею в полном смысле этого слова.
Последние крупицы матушкиных наставлений вылетают из головы Кейти в тот самый момент, как она оказывается в зале. Звучит весёлая музыка, и слышатся удары доброй сотни каблуков о деревянный пол, и шестнадцатилетняя мисс Гардинер лишь вполуха слушает, как мать представляет её хозяйке бала и её дочерям. Нет нужды в этих глупых представлениях и церемониях, думает Кейти, с завистью посматривая на тех счастливиц, которые прибыли на бал раньше и уже танцевали, вовлечённые в этот водоворот того, что казалось мисс Кейти Гардинер настоящей жизнью.
Кейти влекут танцы. Шумные, быстрые и весёлые, и она не может отказать молодому джентльмену весьма приятной наружности, которого Кейти только что представили, но имя которого она уже успела позабыть, когда тот приглашает её на танец. Танцевать в туго затянутом корсете, правда, ой как нелегко, но мисс Гардинер терпит и улыбается так, что скулы сводит. Улыбается и танцует. В юбке на фижмах делать это не слишком-то просто, но Кейти прекрасно справляется, и молодой джентльмен, кажется, вовсе не замечает её некоторой скованности. Он шутливо представляет своей партнёрше всех присутствующих в зале, не позабыв немного посмеяться над каждым, вполне точно подметив все недостатки. Кейти Гардинер не понимает, зачем нужно смеяться над всеми этими людьми, но чувствует себя попавшей под влияние этого джентльмена — выясняется, что зовут его Джон — и глупо хихикает после каждой его шутки, хотя ни одной не понимает.
Но танец заканчивается, и Джон отходит, чтобы перемолвиться словечком с Коллинзом, не слишком приятного вида молодым человеком, а Кейти приглашают снова — молодой офицер, красивый и статный, и мисс Гардинер в одно мгновенье забывает о Джоне и снова улыбается и кружится по залу, настолько легко, насколько позволяют ей корсет и неудобная юбка на фижмах.
Бал оказывается не только восхитительным и кружащим голову, но и попросту утомительным — под конец вечера Кейти чувствует себя совершенно разбитой, пусть и не в меру счастливой. Танцует она даже больше, чем предполагала, сидя с матушкой в карете и слушая её наставления — с офицерами, знакомыми из Меритона, знакомыми из Лонгборна и снова с Джоном, который, кажется, ни на минуту не может замолчать.
Кейти это нравится. По правде говоря, ей нравится его голос, и она готова его слушать так долго, как нужно — большая часть слов, правда, остаётся за гранью её понимания, да она и не вслушивается особенно. Просто смеётся и кружится в танце, стараясь не произносить ни слова, помимо «да, верно» и «ой как прелестно». Все другие слова словно вылетают у неё из головы и никак не хотят возвращаться обратно.
Когда музыка становится более причудливой и медленной, Кейти тихонько выскальзывает из зала и приходит в пустую комнатку неподалёку. Тут довольно темно, а главное — почти не слышна музыка, и за ширмой можно прилечь или посидеть в тишине, и мисс Гардинер тут же бросается туда, чтобы хоть немного передохнуть перед завершающими бал быстрыми танцами, которые она собирается танцевать с кем-нибудь из офицеров, которые наверняка её пригласят.
Кейти обессиленно усаживается на небольшой диванчик за ширмой. Ноги гудят из-за неудобных туфель и, недолго думая, мисс Гардинер скидывает их с себя. Так становится лучше, пусть и не настолько, чтобы ноги перестали болеть вовсе. Дома, когда Кейти уже уляжется в постель, они будут болеть всю ночь, как в тот раз, когда им с сестрой пришлось идти до Лонгборна пешком, оттуда добираться до Незерфилда, после чего возвращаться в Меритон.
В тот момент, когда в комнату входит ещё кто-то — кажется, сразу несколько человек — мисс Гардинер разглядывает красивую китайскую вазу, которая кажется ей довольно необычной и милой. Момент, когда следует подняться и обозначить своё присутствие Кейти безнадёжно пропускает и решает отсидеться, пока эти двое — теперь она слышит их голоса, и понимает, что в комнате действительно находятся ещё двое, помимо неё, Джон Беннет, фамилия которого почему-то вдруг вспоминается именно теперь, и его кузен, мистер Коллинз — не решат вернуться в зал. В крайнем случае, говорит себе Кейти, она услышит, когда они будут подходить к ширме, и притворится спящей, что выходит у неё довольно недурно ещё с тех пор, как Джейн впервые вышла в свет — Джейн недавно обвенчалась с Филипсом, клерком из отцовской конторы, и теперь получила полное право говорить на балах, что ей вздумается, и есть всё, что захочется.
Только теперь мисс Гардинер вслушивается в слова мистера Беннета и его многоуважаемого скучного кузена, стараясь понять, о чём именно они говорят — подслушивать куда интереснее, чем просто слушать, отмечает для себя Кейти, бесшумно ёрзая на диванчике, чтобы устроиться поудобнее. На всякий случай она садится так, чтобы в случае чего можно было сделать вид, что весь разговор она тихонько спала, утомлённая первым в своей жизни балом.
Только теперь она рада своему простенькому персиковому платью, которое практически не шуршит. Из всего разговора Кейти Гардинер понимает лишь, что речь идёт именно о ней — во всяком случае, Джейн теперь уже не мисс Гардинер, а миссис Филипс, а других Гардинеров во всей округе не сыщешь.
— Она прехорошенькая девчонка, невежественная, живая и забавная! — насмешливо говорит Джон своему кузену, и Кейти не может понять, действительно ли он так считает или только шутит, а так же — как ей самой следует отнестись к таким словам. Обрадоваться ли? Или, может, оскорбиться?
— Она не дочь джентльмена, — с презрением отвечает мистер Коллинз своим гнусавым голосом. — И очень глупа, пусть и не лишена обаяния юности.
Вот на это Кейти уже обижается. Даже не на то, что её называют глупой — это она ещё может стерпеть, в конце концов, не даром же матушка и отец в один голос твердят это уже не один год. Мисс Гардинер задевает вовсе не это, а упоминание её происхождения, которое она проклинает с тех пор, как узнала, что на частные балы ей приглашения никогда не получить. Балы беспокоят Кейти больше других привилегий, и она чувствует себя очень расстроенной, так как подруги, уже бывавшие в свете, уверяют её, что частные балы намного приятнее общественных. Мисс Гардинер едва не выдаёт своего присутствия — останавливает лишь проснувшийся вдруг страх перед матушкой, которая точно не будет рада услышать, что её дочь подслушивала чужие разговоры, притаившись за ширмой.
— Не более прочих необразованных девиц! — смеётся Джон. — И уж во всяком случае мисс Гардинер не чванлива и не чопорна, что, безусловно, является её достоинством!
Кейти не уверена, что это можно отнести к комплиментам. Но, пожалуй, ей льстит, что Джон Беннет считает её симпатичной и приятной в общении, хотя сам мистер Беннет кажется ей не столь уж красивым, богатым и обходительным, каким должен быть мужчина её мечты.
Дальше мисс Гардинер почти не слушает. По правде говоря — в этом стыдно признаться — она действительно засыпает, убаюканная приятным насмешливым голосом Джона и перетекающим в куда более скучное русло разговором.
Просыпается она от того, что Джейн тормошит её за плечо и говорит, что уже нужно возвращаться домой.
— Упрямый, избалованный и вздорный мальчишка, каких ещё поискать надо! — говорит о ком-то отец за проходящим до этого в полной тишине ужином. — Он хорошо образован, конечно, как и следует юноше его происхождения, но это не отменяет его взбалмошности, его совершенного нежелания слушать кого-либо, кроме себя самого!
Кейти, впрочем, не особенно вникает — её больше занимает пирог с яблоком и корицей, поданный сегодня на стол. Ещё из головы никак не уходит тот подслушанный разговор Беннета с Коллинзом, который мисс Гардинер боится рассказывать даже Джейн — та всегда была ябедой, и теперь уж точно донесёт матери о произошедшем (уж точно после того, как Кейти из вредности рассказала, о разбитом случайно сервизе, подаренном Джейн матушкой на свадьбу).
С Джоном со времени первого бала она встречается не раз — в Меритоне и в Лонгборне, когда гуляет с Кэсси и Шарлоттой. Он по-прежнему над всем смеётся и постоянно читает книги, даже названия которых Кейти сложно запомнить. А ещё в беседке, со спины перепутав Джона с Уильямом, молодым офицером, что ушёл в отставку из-за по глупости полученного увечья (по правде говоря, всё увечье — почти неподвижный мизинец на левой руке), мисс Гардинер почти поцеловала его, только вот в последний момент всё поняла, глупо захихикала и убежала, подобрав юбки и испугавшись, что об этом скоро будет известно на всю округу.
— Но этот вздорный мальчишка просит руки нашей дочери, и он лучшая партия, чем мы могли предположить, — спокойно говорит мать, и уже к этому Кейти прислушивается, так как понимает, что речь может идти только о ней. — Подумай только — разве могли мы когда-нибудь мечтать, что породнимся со столь уважаемым лонгборнским семейством?
Во всяком случае, если уж отец называет её, вероятно, будущего мужа мальчишкой, вряд ли он окажется уродливым стариком, думает мисс Гардинер. К тому же, судя по словам отца, он дворянин, что тоже не может не радовать юную Кейти. Стать женой молодого дворянина, чтобы посещать с ним побольше всевозможных балов и иметь прислугу, что будет готовить еду — не об этом ли Кейти мечтает почти каждый день, укрывшись тёплым одеялом?
Минутой позже оказывается, что речь идёт именно о мистере Беннете, что сделал мисс Кейти предложение сегодня утром. Кажется, он действительно говорил что-то такое, о том, может ли он что-то сказать её отцу и матери, припоминает мисс Гардинер. Кажется, она действительно буркнула что-то, подразумевающее согласие — в тот момент Кейти могла думать лишь об Уильяме, что покидал Меритон двумя часами позже.
Впрочем, то, что совсем скоро состоится помолвка с Джоном Кейти Гардинер скорее радует (красавчик Уильям вылетает из её сердца в ту же секунду, как она понимает, что, во всяком случае, одна её мечта вот-вот сбудется) — это не может не льстить её самолюбию, к тому же понимание того, что теперь её будут приглашать и на частные балы тоже, заставляет сердечко Кейти биться чаще.
Джон Беннет, конечно, не офицер, что не может не расстраивать, но, во всяком случае, она точно утрёт нос Джейн, выйдя за дворянина, думает Кейти.