Leave the city

Он бежит от тех, кто еще минуту назад казался друзьями. Его руки обожжены, но он знает, что это слабое наказание за такое преступление. Возможно, не будь он быстрее их, он бы уже лежал в канаве вместе с остальными «провинившимися». «Провинившимися», — он буквально выплевывает это слово, когда оно приходит в голову. Эти люди не подходят под рамки системы, но они не сделали ничего такого, некоторые даже молчали. Другие же открыто поднимали революции, убивали, кричали. Но какая разница, если и те, и другие сейчас лежат вместе и гниют где-то возле города? Какой смысл был молчать, если конец у всех один? Но если бы не «громкие», то Тайлер, возможно, никогда бы не задумался о том, что его на самом деле окружает. Эти епископы, говорящие о том, что они — символ свободы и безопасности, никто иные, как диктаторы. Все, кто их окружает, никто иные, как кукловоды, сами же являющиеся и куклами. А была ли безопасность? Они оградили своих жителей от остального мира, запретили говорить, посадили всех за компьютеры, ежесекундно заставили поглощать тонны пропаганды, от которой нельзя сбежать. Отсутствие мышления они назвали безопасностью и горды этим, говоря, что это правильно, что это истина. Тайлер забегает за угол одного из однообразно серых домов-коробок, на многие мили растянувшихся во все стороны света. Тайлер никогда не доходил до конца города, никогда не видел городских стен, временами сомневаясь, что они вообще существуют. Зато, где бы ты не находился, всегда было видно Дему — место, где епископы и заседали, делая вид, что приносят благо. Несколько раз Тайлер слышал, что на самом деле в Деме они пируют, пока остальные жители города едва сводят концы с концами, но Тайлер предпочитал пропускать эти высказывания мимо ушей. Даже мысли могли быть опасными. Он даже не успел отдышаться, а уже в конце улицы услышал топот тяжелых ног, негромкие выкрики, а еще через секунду свет от фонарика скользнул в полуметре от его ног, на миг осветив для Тайлера путь к отступлению: через три дома стояла школа, такое же бетонное здание, как и все, но с характерной надписью. По закону подвалы в муниципальных учреждениях не запирались никогда: мало ли, какие тайны могут хранить в них. Из последних сил подбегая к школе, Тайлер думал: а есть ли вообще что-то не муниципальное в этом городе? Конечно, все эти дома считаются частными, но ведь любой человек, «кукловод», со специальным разрешением от епископов, мог зайти в них и взять что угодно. Возражать нельзя, говорить нельзя, можно только молча наблюдать за тем, как уносят то, на что ты взял огромный кредит, который будешь выплачивать ближайшие тридцать лет. И это в лучшем случае. «Кукловоды» легко могли найти что-то, что, по их мнению, является экстремистским, подрывающим власть, и ты в ту же секунду отправлялся в канаву. Тайлер дважды оббежал школу, но нигде не мог найти вход в подвал. Он понимал, что уже вот-вот его найдут: уже трижды его едва не замечали, но Тайлер очень удачно прятался за углом здания. Спасительная дверь отыскалась за единственным деревом на этом участке, да и вообще на всей улице. Она открылась легко, но с жутким скрипом, раздавшимся, по ощущениям Тайлера, на весь город. Он замер на пороге и зажмурился, ожидая, что за ним уже стоит десяток людей, только и ждущих, чтобы своими грязными руками схватить его шею. Набравшись храбрости, Тайлер обернулся, но за его спиной никого не было. Тогда он зашел в подвал и постарался максимально аккуратно закрыть дверь, но она все равно предательски скрипнула, заставив парня приникнуть ухом к двери, чтобы окончательно убедиться, что ему удалось скрыться. Подвал представлял собой почти пустое помещение, в котором, помимо труб и пустых коробок, стояла клетка. Тайлер бы ее и не заметил, если бы не ударился об нее лбом, когда решил найти место, где можно было спрятаться, если в подвал кто-то все же зайдет. Клетка была сделана из металла и была такой большой, что в нее с легкостью можно было посадить четыре человека. В ней был только один минус: прутья были так далеко друг от друга, что любой, даже не совсем худой человек мог с легкость из нее выбраться. Тайлер усмехнулся: «И все-таки есть что-то неидеальное в этом городе, что могут увидеть люди», но затем вспомнил, что, вообще-то, проникновение сюда уже было незаконным. Но какая разница, если он уже, если не будет достаточно быстрым и ловким, окажется в канаве? Уже утром, во время утреннего объявления, имя Тайлера будет упомянуто в списке особо опасных преступников, на него будет отрыта охота. «Лучше бы мне убраться отсюда к рассвету», — подумал он, заставляя коробками угол, где стояла клетка. Со стороны казалось, будто бы это просто склад, по крайней мере, Тайлер на это надеялся. Он сел возле стены, так, чтобы его не было видно, и, несмотря на то, что стена была ужасно холодной, а адреналин и страх все еще циркулировали по его венам, сразу же отключился. Ему снилось, что он стоит на площади перед Демой, совершенно голый, окруженный девятью епископами. Из-под их мантий не было видно глаз, впрочем, как и всегда, но Тайлер знал, что они пристально наблюдают за ним. Откуда-то спереди доносился гул толпы, однако сами люди терялись где-то в тумане, стремительно наступающим со всех сторон. Внезапно гул затих, а туман поглотил и самих епископов, которые стояли как вкопанные. Тайлер едва мог различить их красные мантии, и ему казалось, будто бы они удаляются от него все дальше с каждой секундой. С каждым следующим мгновением беспокойство внутри Тайлера все нарастало. Оно достигло той точки, когда он хотел кричать, бежать, но не мог сделать абсолютно ничего, будто бы его привязали к этой площади. Затем подул ветер, от которого по спине Тайлера пробежали мурашки. Ветер рассеял туман, и оказалось, что на площади уже никого не было. Более того, даже сама Дема, которая должна была стоять прямо перед Тайлером, тоже куда-то исчезла. Вместо нее теперь стоял эшафот, насквозь залитый кровью, и, почему-то, в лужах крови плавали, как бумажные кораблики, которые Тайлер делал лишь однажды, лепестки желтых роз. Он пару раз глубоко вздохнул, пытаясь успокоить сердце в груди, а затем резко проснулся. Сердце колотилось так, что его можно было услышать из другого конца подвала. В подвале заметно посветлело, хотя еще не слишком, из чего Тайлер сделал вывод, что рассвет еще не наступил. Его убежище из коробок немного развалилось: некоторые из них просто упали на пол, но в любом случае, Тайлер все еще чувствовал себя в безопасности. В безопасности от самого безопасного места на Земле. Тайлер уронил голову на колени, понимая, что заснуть ему уже вряд ли удастся. «Интересно, а как меня опишут по радио? — подумал он с улыбкой, — Совершенно такой же человек, как и вы, с такой же прической, может чуть смугленький, без особых примет… В общем-то, любой подойдет». Тайлер тихо засмеялся. Вообще, смеяться — единственное, что ему оставалось, чтобы держаться. И не то, чтобы он не знал о том, что будет так трудно и страшно. Его предупреждали, что эта дорога устлана болью, страхом и безумием, но она дышит свободой. Пока что Тайлер ощущал все, кроме свободы. Он взглянул на свои обожженные руки. Они начинали гореть, будто бы все еще в огне. Вчера боль не чувствовалась, но сегодня она начинала поглощать тело Тайлера, заставляя кусать губы, чтобы не заорать. Странно было даже думать о том, что еще два месяца назад в голове Тайлера не было и подобия тех мыслей, которые были в ней сейчас. Он как будто бы научился думать за эти два месяца и искренне не понимал, как он не замечал всего раньше. Он вспомнил, в какой момент все пошло в совершенно другом направлении. В неправильном, по мнению епископов. Это был самый обычный день: Тайлер, как всегда шел с работы, где двенадцать часов бездумно нажимал кнопки; как всегда в это время на улице никого не было — наступал комендантский час. А попасться стражам порядка не хотел никто; как всегда Тайлер шел, опустив голову вниз, сжимая связку ключей в кармане своих серых брюк, которые получил только вчера. Слева и справа от Тайлера стояли одинаковые серые одноэтажные дома, одни из самых дешевых в городе. В некоторых еще горели окна, и было видно снующих туда-сюда людей, но по большей части все уже спали или притворялись, что спят. Воздух на улице был необычайно свеж. Несмотря на то, что все машины были запрещены и все дороги были идеально убраны (засорение улиц каралось огромным штрафом, который, в лучшем случае, можно было выплатить через десять лет), воздух в городе был спертый, будто бы кто-то давно не открывал окно. Однако сегодня почему-то Тайлер дышал полной грудью, как никогда прежде. Внезапно дорогу ему преградила серая рубашка. От неожиданности Тайлер врезался в нее и едва не упал. Человеком в этой рубашке оказался парень лет двадцати, который, казалось, едва держится на ногах, хотя он был совершенно не пьян. Тайлер попытался обойти его, но крепкие руки парня не дали этого сделать. — Мне не нужны проблемы, — тихо сказал Тайлер, предприняв еще одну попытку побега, что, разумеется, оказалось бесполезным. — Послушай, — парень обхватил Тайлера руками и тот понял, что парень весь дрожит, — они схватят меня сейчас… Отправят в канаву… Прошу, найди их, отдай им это… Парень достал из кармана смятое письмо. Тайлер несколько секунд колебался, но все же взял его. Кого «их» он спрашивать не стал, ведь хотел избавиться от него при первой же возможности. Сам парень Тайлеру казался безумцем. Он уже видел таких: они говорят о том, что за стенами что-то есть, говорят о том, что здесь опасно (но тогда где же нет?), говорят о запретном. С такими обычно не церемонятся. На этот раз парень отпустил Тайлера, так и оставшись стоять на дороге. Возможно, он понимал, что ему уже не убежать, не спрятаться. Письмо Тайлер сжег и выбросил в тот же день, едва пришел домой. Он бы так и забыл про это странное и опасное знакомство, если бы утром, выходя из дома, не увидел, как этого самого парня ведут двое стражей порядка. На парне не было лица, он плакал, но все еще искал спасения среди проходящих мимо людей. На секунду его глаза встретились с глазами Тайлера, который наблюдал за происходящим, словно зачарованный. Этот полный отчаяния и мольбы взгляд был будто разряд тока: Тайлер почему-то почувствовал себя причастным ко всем этим «опасным» людям. Весь день, неделю он думал об этом парне, обо всем окружающем его мире. Все, во что он верил, начало рушиться, словно карточный домик, стоило лишь задуматься. Лишь одно слово спустя два месяца — и вот он уже преступник, которого должны казнить. «Должны, но не казнят», — решительно подумал Тайлер и встал с холодного пола. В подвале стало уже совсем светло, значит, нужно было идти. На самом деле, Тайлер даже не знал, куда конкретно он собирается и что будет делать дальше. Все те люди, все революционеры, которых он встречал, говорили о том, что за городом кто-то есть, но почему-то никто из них туда и не стремился. «Может, там и нет ничего?» — подумал Тайлер, аккуратно открывая дверь, которая снова скрипнула. К счастью Тайлера, на улице никого не было, но он все равно поспешил как можно быстрее перейти на другую улицу, скрыться. «Даже если так, то мне все равно нечего терять. Лучше умереть где-нибудь за городом или хотя бы возле стен, чем сгинуть в канаве с гниющими трупами», — думал Тайлер. Его храбрые мысли никак не соответствовали неуверенным шагам, которые он делал. То тут, то там ему встречались люди, спешащие на работу, и он старался вести себя так же, как они, но нервозность в его движениях была слишком явной, несмотря на то, что утреннего эфира еще не было, и настоящая охота еще не была открыта. Охота, где он один — жертва, а почти миллион человек — охотники. Теперь Тайлер понимал того парня. Возможно, он уже давно был в бегах, а тогда у него просто сдали нервы, что и подписало ему смертный приговор. Это подстегивало Тайлера как можно быстрее дойти до конца города. Он боялся, что тоже сойдет с ума и сдаст себя сам. Ближе к семи часам, беспокойство Тайлера начало его съедать. Наручные часы показывали шесть пятьдесят пять. Через пять минут должен был начаться эфир, а это значит, что через десять минут он официально станет врагом народа, а еще через пять весь город, по пути на работу, станет искать лицо, подходящее под описание. Тайлер знал, что ему нужно спрятаться и как можно скорее, но, как назло, ничего подходящего ему не попадалось. Он уже практически бежал, чтобы успеть найти укрытие к началу эфира, но, по закону подлости, ничего не находилось. Проходя возле домов, Тайлер слышал тихие утренние разговоры, детский смех, а возле одного дома так пахло оладьями, что у парня ужасно заурчало в животе: он не ел с прошлого обеда. Тайлер еще раз посмотрел на часы. Шесть пятьдесят девять. Глазами Тайлер искал что-то, ну хоть что-то, где можно отсидеться хотя бы до полудня, когда на улицах никого не будет. Взгляд упал на один дом, дверь которого была опечатана, а почти все окна, кроме одного застекленного, были заколочены. Пару секунд Тайлер колебался, но выбора не было, и он это понимал. Тайлер аккуратно оторвал бумажку от двери, надеясь, что никто этого не заметит. Дверь, как и все двери в этом городе, была открыта. Тайлер вошел и как раз вовремя — эфир уже начинался. Но парень не хотел его слушать, поэтому старался отвлечься на то, что его окружало. Дом был один в один, как и дом Тайлера, как и все дома в городе. Та же планировка, та же мебель, даже пыль, казалось, скапливалась в тех же местах. На удивление, отметил Тайлер, для опечатанного дома пыли было не так уж и много, не больше чем в его собственном доме. Наверное, жильцы только недавно съехали. Тайлер осторожно вошел в ту комнату, которая должна была быть спальней, и не ошибся — здесь действительно стояла кровать. Из-под досок пробивался солнечный свет, немного освещающий эту унылую комнату с серыми обоями и таким же серым, идеально уложенным, возможно даже выглаженным, покрывалом на кровати. Парень не рискнул садиться на нее, мало ли что, поэтому сел на холодный пол, спиной опершись на стену. До него доносился приглушенный голос из уличного радиоприемника, объявляющий важнейшие новости дня. И он, хоть и нехотя, слушал бы голос ведущего, который вел утренние новости, сколько Тайлер себя помнил, если бы в этот момент он не услышал, как открылась входная дверь. Внутри у Тайлера все сжалось и похолодело. В такое время в этом доме мог быть только кто-то из стражей. И, разумеется, он заметил отсутствие печати на двери, в этом даже не приходилось сомневаться. «Ну вот и все», — как-то чересчур спокойно подумал Тайлер. Он бы не смог сопротивляться, даже если бы захотел: он буквально примерз к полу, не мог пошевелиться, ничего не слышал, кроме своего собственного сердца, а взгляд все никак не мог отвести от особенно потертого куска обоев на стене. Но вошедший почему-то медлил. По ощущениям Тайлера прошло около десяти, а может и пятнадцати минут мучительного ожидания своей неизбежной судьбы. Ну как, как он мог подумать, что здесь он будет в безопасности? Как мог хотя бы на миг понадеяться на то, что ему удастся скрыться от вездесущих «кукловодов», если они видят все происходящее на сцене? Зачем он, безвольная кукла, вздумал сказать что-то не по сценарию? Когда Тайлер уже собирался выйти сам, сдаться, потому что ожидание было ужаснее надвигающейся кары, какой бы она не была, когда незнакомец сам вошел в комнату. Тайлер не мог набраться смелости, чтобы посмотреть на него, поэтому все так же тупо смотрел в одну точку. Он лишь заметил в руках у незнакомца что-то необычайно яркое для этого окружения, что-то красное. По тому, как держался этот человек, складывалось такое ощущение, что он каждый день видит у себя на полу беглых преступников. Тайлер чувствовал, что человек пристально рассматривает его и от этого напряжение становилось лишь сильнее. Через полминуты человек заговорил: — Что, еще один? — спросил с какой-то странной улыбкой в голосе незнакомец.- Черт, просил же больше никого не присылать! — произнес он уже куда-то в сторону. Голос мужчины звучал твердо, даже как-то властно, было слышно, что появление Тайлера его почему-то не удивило. — Ну, что сидишь? Хоть бы поздоровался. Кто тебя прислал? Уж я-то ему передам большое спасибо! Создавалось такое ощущение, будто мужчина говорит сам с собой, несмотря на то, что все сказанное адресовалось Тайлеру. Он медленно встал с пола, держась рукой за стену, будто боясь упасть. Он все еще смотрел в пол, не рискуя поднять глаза. — Я… не совсем понимаю…- начал было он несмело, но его разум твердил, что нужно врать, чтобы выбраться отсюда. Мужчина подошел ближе, и Тайлер вынужден был поднять глаза. Перед собой он увидел парня лет двадцати пяти. Он был худ, под черной рубашкой, формой стражей, легко можно было рассмотреть выпирающие ключицы. У него были светло-голубые глаза, будто ледяные, но в них чувствовалась какая-то теплота. Сквозь кожу парня можно было рассмотреть синие вены, он был так бледен, что казался заболевшим, особенно на фоне черной формы. Но больше всего Тайлера привлекли волосы парня: светлые, почти белые, густые, будто девчачьи. Опустив глаза, Тайлер увидел, что в руках у парня красный бархатный плащ. Такие носят епископы. Внутри у Тайлера все сжалось еще больше. — Как тебя зовут? — спросил парень, будто не замечая того, как ошарашенно Тайлер смотрит на его плащ. Тайлер не сразу услышал вопрос. В его голове кружился рой мыслей. «Это он, епископ… Добрый, веселый сейчас, а через минуту уже будет пытать! — Тайлера охватила такая ненависть при одной этой мысли.- Ну уж нет, я лучше умру здесь, чем в мучениях на Площади!» — Т-Тим, — соврал он. Тайлер был полон решимости напасть на парня и оглушить его в любой момент. Тогда бы у него появился шанс сбежать и скрыться, а этому епископу знать его реальное имя совершенно не нужно. — Отлично, Тим. Я Клэнси, — он протянул руку и Тайлер осторожно пожал ее, ожидая подвоха. Но его не было.- Так кто, говоришь, послал тебя? Нужно напомнить ему про уговор. — Э-э…- Тайлер сначала растерялся, но понял, что нужно играть спектакль до конца, — Джордан, — сказал он имя своего лучшего друга еще со школы, друга-предателя. Он был так зол на Джордана. Тайлер доверял ему, открыл душу, выложил все, но стоило это сделать, как Джордан сразу же настучал на него, сделал из него того, кто он есть сейчас, приговорил к смерти. Но даже тогда он не остановился: собрал человек пятнадцать, готовых разорвать его на куски на месте, гонял его по городу и в конце концов, пусть случайно, привел сюда. «Пусть и у тебя появятся проблемы!» — зло подумал Тайлер. Казалось, окажись Джордан здесь и Тайлер задушил бы его собственными руками. — Ну конечно! — воскликнул Клэнси.- Кто ж еще! Он тупица еще тот. Ты преступник? -внезапно спросил Клэнси, глядя Тайлеру прямо в глаза. Но даже так его ледяные глаза не пронизывали холодом, наоборот, кажется стали еще теплее, еще глубже. — Нет. — Тогда почему ты здесь? — М-Меня Джордан послал, — попытался объясниться Тайлер, чувствуя, что его маленький спектакль вот-вот провалится. По светлым бровям Клэнси, по его глазам он понял, что провалился. — Зачем? — спросил Клэнси, бросая плащ на кровать. Но Тайлер не успел ничего ответить. С невероятной ловкостью Клэнси бросился на него, взял за воротник рубашки так, что стало почти невозможно дышать. Пару раз Клэнси ударил Тайлера в живот, стало так больно, что Тайлер не мог даже думать. Он пытался отбиться, сохранить себе жизнь, но Клэнси был ловчее, поэтому неумелые удары Тайлера не приносили никакой пользы, а, казалось, злили епископа еще сильнее. Тайлер понял, что он на полу, только когда Клэнси стал бить его ногами. Он бил по ногам, рукам, попал по лицу, и из носа потекла кровь. — Гаденыш!.. Ты, блять, у меня увидишь!..- не переставал кричать на него Клэнси.- Разыгрывал из себя идиота, а сам только и ждал, пока я признаюсь, да?! Ну уж нет, не-ет. Ты отсюда живым не уйдешь! Внезапно удары прекратились. По звукам Тайлер понял, что Клэнси пошел на кухню, открыл ящик, взял нож. Сопротивляться уже не было сил, а сбежать Тайлер не мог, не мог даже подняться. Он открыл сначала один глаз, потом второй, но все расплывалось из-за слез. Тайлер понял, что Клэнси здесь, только когда почувствовал холодное лезвие ножа на шее. Клэнси вытер слезы с глаз Тайлера так, как когда-то это делала мама: ласково, с любовью. — Если ты скажешь, кто тебя послал, я обещаю: будет не больно, — проговорил Клэнси, наклонившись прямо перед Тайлером. Его глаза, большие, с расширенными зрачками, бегали по всему лицу парня, он улыбался, получая от всего происходящего кайф. Улыбался, как псих. Тайлер знал, что нужно говорить правду, может тогда ему удастся выкрутиться, остаться в живых или хотя бы притупить внимание Клэнси и сбежать. Но он не мог выдавить из себя и полслова. — Говори! — заорал Клэнси и ударил Тайлера по животу еще раз. Тайлер замычал от боли, но, переборов себя, смог выдавить: — Никто… Я…Я случайно сюда попал… — Случайно говоришь?! — зарычал Клэнси и ударил Тайлера кулаком по лицу. Удивительно, как в этом, казалось бы, маленьком хилом парне помещалось столько силы. — Я преступник…беглый, — Тайлер уже не мог врать, ему хотелось только одного: прекратить издевательства. Говорить было неудобно: кровь заливала рот.- Я…бежал, мне нужно было спрятаться… Я спрятался здесь… — Почему, блять, здесь?! — Дом был опечатан… Думал, здесь никто не живет, а мне нужно было переждать… Чтобы потом уйти из города…- Тайлер морщился от боли, делал огромные паузы между словами, но говорил. Говорил, потому что от этого зависела его жизнь. — Ты бы не выбрался из города, там стена, — внезапно спокойно сказал Клэнси, убрал нож от шеи Тайлера и поднялся. Вздохнув, Клэнси подал руку Тайлеру, чтобы помочь ему подняться, но он ее не взял.- Да не бойся, не убью я тебя. Вижу, что ты не врешь, я такие штуки сразу чувствую. Но Тайлер не поверил ему, поднялся сам. С трудом, неловко, но поднялся. — Ну вот, весь пол мне кровью заляпал, — попытался пошутить Клэнси, улыбнулся. У Тайлера возникло ощущение, что Клэнси сейчас и Клэнси минуту назад это два разных человека. — Да не смотри так на меня! — доброжелательно сказал Клэнси.- Когда ты помогаешь людям бежать отсюда, всегда боишься, что за тобой придут. Клэнси направился на кухню, и Тайлер, не веря своим ушам, как завороженный, пошел за ним. Кровь все еще капала с подбородка на рубашку, тело неимоверно болело, но надежда вела Тайлера вперед. На кухне с верхнего ящика Клэнси достал небольшую аптечку, посмотрел на Тайлера, на его одежду и, вздохнув, включил кран. — На вот, умойся лучше. Больно на тебя смотреть. Тайлер смыл с себя кровь, попытался стереть ее с рубашки, но безуспешно. Тогда Клэнси принес другую одежду, черные рубашку с брюками, одежду стражей. — Но…- попытался возразить Тайлер. — Замолчи и одевайся. Поговорим потом, — перебил его Клэнси. Сейчас он был очень серьезен, думал о чем-то. Тайлеру было неловко раздеваться перед почти незнакомым ему парнем, который к тому же избил его. Он все еще не доверял Клэнси, а все его нутро твердило, что он обманщик и в любую секунду может напасть снова. Тайлер вспомнил жуткую улыбку Клэнси, нож у горла и по спине пробежались мурашки. Как же близко он был к лапам смерти за последние два дня! Когда Тайлер переоделся, они с Клэнси сели за стол. Клэнси молчал и, опустив голову, думал, стучал костяшками по столу. Тайлер молчал тоже, но его это молчание напрягало. Сейчас, когда лицо Клэнси было в тени его собственных волос, казалось, что ему не за двадцать, а уже далеко за сорок. Через несколько минут Клэнси заговорил: — Тим… — Тайлер. — Что? — Я Тайлер, — парень немного покраснел, когда раскрыл еще одну свою ложь. — Надеюсь, это последнее, в чем ты мне лгал? Тайлер кивнул. — Хорошо. Дело в том, что после последнего раза, когда я помогал вам, беглецам, меня чуть не поймали. На мое счастье, мне удалось скрыться, но я зарекся больше никому не помогать. Своя жизнь важнее. Тайлер еще раз кивнул. Конечно он не будет помогать ему. «Нельзя слишком полагаться на надежды. Они всегда разбиваются» — подумал Тайлер. Из его носа снова пошла кровь. — Боже, да заткни ты его ватой! — Клэнси начинал нервничать, и, чтобы не злить его еще больше, Тайлер в мгновение ока оказался возле аптечки. При следующих словах Клэнси, Тайлер так и застыл на месте, благо успел заткнуть нос ватой. — Но тебе я помогу. Ты большой счастливчик, что случайно оказался здесь. Это судьба, а я в это верю. Тайлер осмелился задать первый за все время вопрос: — Но почему ты помогаешь? Ты же…епископ. — Я не меньше остальных ненавижу это место. Но чтобы все было так, как мы хотим, я должен быть здесь, должен помогать изнутри. — Мы? — За стеной около двухсот ребят. Я вывел их, а они взамен пообещали помочь мне изменить это гребаное место! Я хочу, чтобы все были свободными, а не простыми марионетками в наших руках. Тайлер сел напротив Клэнси. — Но почему? Ведь управлять людьми, как куклами, в твоих же интересах, — Тайлер действительно не понимал мотивов Клэнси. Будь он одним из девятерых, вряд ли он стал бы вытворять что-то подобное. Власть портит людей. — Почему да почему! Ты не видел эту жестокость, а я видел! Я слышал, как стонут люди под пытками! И пока все сидят на жопе ровно, я, пожалуй, сделаю что-нибудь, потому что я не хочу такого будущего для своих детей! К концу фразы Клэнси сорвался на крик, снова начал сердиться, поэтому Тайлер решил, от греха подальше, сменить тему. — Ты всегда здесь живешь? Я думал у епископов жилье… поприличней. — Ну, официально я здесь не живу. Просто здесь спокойнее как-то, безопаснее. Наступило неловкое молчание. Ни Тайлер, ни Клэнси не говорили, хотя чувствовали, что сказать что-то надо. Клэнси предложил Тайлеру поесть и тот не отказался. Хоть он все еще не доверял Клэнси, но понимал, что, возможно, в следующий раз поест очень нескоро. Пока Клэнси возился на кухне и пытался совладать со сковородкой, Тайлер пытался понять, что он за человек. То, что Клэнси психически неуравновешенный не оставляло сомнений, как и то, что его настроение меняется мгновенно и не пойми как. Тайлер задавался другим вопросом: почему он такой? Клэнси был молод, чтобы быть епископом. Вряд ли всем городом управляют такие же, как он: молодые, горячие, неуравновешенные парни. Впрочем, Тайлер не рискнул спросить это напрямую у Клэнси, поэтому стал рассуждать дальше. Если он самый молодой среди епископов, то почему вообще сидит среди них? Он не производит впечатления особенно умного или одаренного человека, вряд ли умеет управлять людьми, если так горяч. Скорее всего, без чьей-то помощи здесь не обошлось. И этот кто-то держит Клэнси на его месте, иначе, Тайлер почему-то был в этом уверен, он бы уже давно ушел из Демы. Если это так, то это бы все объясняло. Сложно не сойти с ума, когда изо дня в день ты из-под палки принимаешь решения, которые не хочешь принимать, если каждый день видишь, как в муках умирают люди и тебе нельзя ничего сделать. Сложно сохранять холодность, когда душу так и рвет изнутри, когда каждую секунду ты боишься, что за тобой придут, и ты будешь уже не наблюдателем, а жертвой. Тайлер так глубоко погрузился в собственные размышления, что когда тарелка с яичницей опустилась на стол, дернулся. Клэнси сделал вид, что этого не заметил. Яичница была совершенно посредственной, Тайлер каждое утро готовил такую себе, но парень похвалил блюдо. Не только потому, что хотел угодить Клэнси, но и потому, что сейчас любая еда для него была пищей богов. — Опять врешь, — снисходительно улыбнулся Клэнси в ответ на похвалу. — Не опять, а снова, — постарался поддержать шуткой разговор Тайлер. Клэнси улыбнулся. После того как Тайлер доел, Клэнси стал объяснять план действий. Выходить они должны были в полдень, через четыре часа, и, притворившись стражами, без проблем бы вышли к стене в половину второго. В нужном месте в это время должен был дежурить только один охранник, Клэнси это знал, так как в Деме руководил безопасностью города. Этого охранника Клэнси бы, уже в костюме епископа, отвел подальше, метров на двадцать, чтобы Тайлер мог прошмыгнуть к канализационной решетке, которая, единственная из всех решеток в городе, снималась, и проплыть на свободу. План был прост на словах, но сложен в выполнении. Тайлер, по осторожности своей, хотел уточнить все, что можно, хотел четко знать, что и когда делать, но Клэнси сказал, что положиться можно только на удачу и ловкость. С удачей, а тем более с ловкостью, у Тайлера были большие проблемы. Периодически Тайлер чесал ладони: они все еще болели от ожога. Клэнси, разумеется, это заметил, несмотря на то, что увлеченно занимался разъяснением плана. — Обжегся? — спросил он. — Ага. Вчера, когда пытался спрятаться и наткнулся на горячую трубу, — грустно улыбнулся Тайлер. Он вспомнил ту боль, которая неожиданно прошлась по всему его телу, заставила закричать и тем самым выдать себя.- Куда мне идти, когда я выберусь из канализации? — спросил Тайлер, показывая, что не хочет говорить о своем ожоге. Но вместо ответа на вопрос, Клэнси взял руку Тайлера, стал рассматривать ожог. Тайлер не сопротивлялся. — Останутся шрамы, — заключил он, в конце концов.- После того, как выберешься на поверхность, — Клэнси перевел взгляд на Тайлера, все еще не отпуская его руки, — дойди до большого озера, канализация кончается там, а потом пройди пять миль на запад. Там лагерь наших, они тебя примут. Тайлер кивнул, пытаясь запомнить такую важную информацию. — А теперь иди поспи, тебе предстоит долгий путь, — заботливо проговорил Клэнси, кивнув на старый потрепанный диванчик, стоявший неподалеку. Сейчас Клэнси напоминал Тайлеру заботливого старшего брата или даже отца, напоминавшего о дневном сне трехлетнему сынишке. Отец Тайлера часто так делал, а когда Тайлер психовал, обещал ему купить арахисовую пасту за послушание и никогда этого не делал. Семья Джозефов не была так богата, как хотелось бы и Тайлеру, и его родителям. Тайлер прилег на диван. Конечно, он безумно хотел спать, но боялся изменчивого настроения своего нового знакомого. Клэнси ушел в спальню, откуда иногда доносилась его ругань. Тайлер не понимал на кого злился Клэнси: на него, на себя самого или кого-то стороннего, однако каждый раз, когда это происходило, парень вздрагивал. Но через несколько минут, сам того не желая, Тайлер заснул, а когда проснулся, то Клэнси уже что-то делал на кухне. Тайлер лежал неподвижно, старался слиться с диваном, вообще не дышать. Хоть Клэнси уже, кажется, не психовал, а что-то готовил, напевая незамысловатую песенку. — Я же знаю, что ты уже не спишь, — с улыбкой в голосе сказал Клэнси, не отрываясь от готовки. — Сколько времени? — зевнув, спросил Тайлер. — Сейчас уже пойдем, — все так же по-доброму ответил Клэнси и продолжил: — Запомни: мы с тобой стражи, патрулируем город. Держись естественно, но серьезно, чтобы ни у кого, если что, не возникло подозрений. Тайлер поднялся с дивана и подошел к Клэнси. — А если что-то случится? — Каждый сам за себя. Тайлер мог бы расстроиться, обидеться на Клэнси, но понимал, что тот прав. Клэнси и так подвергал себя огромной опасности, помогая Тайлеру, особенно тогда, когда уже один раз был на грани. И все-таки Тайлеру хотелось хоть какой-то уверенности, ощущения безопасности и поддержки. — Почему ты вообще это делаешь? — задумчиво спросил Тайлер, залипнув на черную точку на стене. Клэнси не ответил. Тайлер не столько увидел, как кожей почувствовал, что Клэнси напрягся. Он перестал петь, руки его стали резать огурцы быстрее и громче, но он еще держал себя в руках. У Клэнси была какая-то тайна, много тайн, которые съедали его изнутри, заставляли быть таким, какой он есть сейчас, и Тайлеру очень хотелось хоть немного понять Клэнси, хотя бы, чтобы перестать его бояться, чтобы довериться. Уже через четверть часа парни шагали по улице, Клэнси более уверенно, а Тайлер менее, плетясь где-то за епископом. На плече у Клэнси висел рюкзак, и как назло из него выглядывал кусочек бархатной накидки. Тайлер нагнал новоиспеченного «друга», если его можно было так назвать, и исправил мелкую оплошность. Клэнси вздрогнул, и на его лице появилась тень улыбки, как успел заметить Тай. Дорогой Тайлер думал о многом: о том, как дошел до всего этого, как лихо может повернуться жизнь. Еще вчера он готов был закапывать себя заживо, а сегодня в сердце затеплилась надежда. Впрочем, жизнь научила его, что не стоит слишком верить в хорошее, а потому он всеми силами старался эту надежду душить. Солнце начинало припекать, и на лбу у Тайлера выступила испарина, но он ее не замечал, погруженный в собственные мысли, теперь не слишком радужные. Ему вспомнилось, как, когда Тайлеру было двенадцать, стражи забрали отца. Это было в начале лета, Тайлер тогда только вернулся со школы и ел мамины оладьи. Мама мыла посуду и параллельно слушала какую-то программу по радио. Окна были открыты нараспашку, и в тесную кухню врывался свежий вечерний воздух. Тайлер думал о скорых летних каникулах, и на его лице невольно появилась счастливая улыбка, хотя до заветного отдыха оставался еще месяц. — Ты поел, Тай? — ласково спросила мама, не открываясь ни от посуды, ни от радио. — Нет, ма, — пробубнил тот с набитым ртом. Мама, как представительница немногочисленной интеллектуальной элиты, с самого раннего детства прививала Тайлеру хорошие манеры, что мальчику, разумеется, не нравилось. Как только начался подростковый возраст, Тайлер активно начал бунтовать и противиться маминому правильному воспитанию. Сначала маме это не нравилось, и она частенько устраивала громкие сцены, но со временем смирилась, правда, отношения заметно похолодели. Мама вздохнула. — Тайлер, пожалуйста, — попросила она раздраженная. Тайлер улыбнулся, довольный своим маленьким бунтарством. Друзья бы оценили. — Кстати, отличный сироп, — сказал Тайлер, пытаясь сгладить углы. — Фирменный, — улыбнулась мама.- Еще мой дедушка готовил. Она говорила это каждый раз на похвалу своего сиропа, и каждый раз Тайлеру было одинаково все равно. Внезапно с улицы раздался такой истошный мужской крик, что Тайлер на секунду даже забыл, как дышать, так необычно это было. Осознание того, чей крик это был, пришло к Тайлеру на мгновение позже, чем к его матери. Когда Тай понял, что это кричал отец, мама уже бежала к двери, даже не выключив воду. — Сиди здесь, — строго сказала она и выбежала. Но Тайлер даже не собирался сидеть смирно, когда на улице происходило что-то очень важное. Он побежал к окну и стал наблюдать за происходящим так аккуратно, чтобы никто его не заметил, даже если бы смотрел в упор. На улице стояло четыре человека: мама и двое стражей, державших папу под руки. Практически из каждого окна за происходящим наблюдали такие же любопытные, как Тайлер. Тайлер не слышал, что говорит мама, но по ее движениям и выражению лица было видно, что та слезно просила стражей о чем-то, но Тайлер не понимал о чем: отца бы все равно не отдали. Внезапно Тайлер ударился о что-то. Это был Клэнси, решивший почему-то резко остановиться. — Добрый день, — жизнерадостно сказал кому-то Клэнси, отдавая честь. Тайлер выглянул из-за его спины и увидел тех, кого меньше всего не хотел встречать — других стражей. Сердце стало учащенно биться в груди, а ноги так и хотели бежать от своего главного страха, но Тайлер сдержался. Немного помявшись, он тоже попытался отдать им честь, но получилось не очень уверенно, даже коряво. Стражи уже, казалось, прошли мимо, как вдруг один из них, высокий с басистым голосом, окликнул Тайлера и Клэнси: — Постойте! Вы очень похожи на одного преступника, сэр, — обратился он к Тайлеру. Внутри у парня все сжалось, он побледнел и только открывал и закрывал рот, не в силах выдавить и звука. «Это конец! Я должен сдаться, я не могу подставлять Клэнси», — пронеслась в голове у Тайлера мысль, которая тут же стала навязчивой. Второй страж уже доставал из кармана пистолет. «Конец. Точно конец».