Все в нем говорило о волке.
О сильном, диком звере с опасной поступью и горящим взглядом. Да, он был им от темной макушки до самых кончиков пальцев. В темноте она даже могла представить янтарными его – зеркальные её собственным – темно-серые глаза. Хотя, Льялл с уверенностью могла утверждать, в глазах Джона горели – едва видимые (да и кого, собственно, она подпустит так близко к нему?) – лиловые искорки, переливающиеся обсидианом.
Это было восхитительно.
И, словно в насмешку, она отражала его.
Наверное, это было первым, что бросалось в глаза, она не думала об этом, честно (думает каждую ночь).
Но, Боги, как же было
отвратительно.
Чертова сука ненавидела её, их обоих. За их гребанное происхождение. Будто они повинны в нарушении брачных обетов их лорда-отца. Да и, если честно, Льялл и сама бы не блюла никаких клятв, имея в жёнах скользкую форель.
В чем-то она завидовала своему брату-близнецу. У него были явные преимущества перед ней, и Джон честно – раздражающе-правильно до скрипа зубов – пытался не пользоваться этим, разделяя трудности и невзгоды. И Льялл с небывалым усердием подавляла в себе желание ударить рукой наотмашь по смазливой рожице Сноу, вытрясти из него все внутренности и впиться в его губы своими.
Это было чертовски н е в ы н о с и м о.
Каждый чертов день просыпаться с мыслью
мне придётся пережить это снова.
Нет, не было никаких побоев или рабского эксплуатирования. Рыбья сука издевалась над ней морально. И Льялл чувствовала себя почти побеждённой. Почти, потому что был якорь, что не давал ей скатиться в пропасть.
Якорь-якорь-якорь-с-чёртовой-сожалеющей-миной.
Джон и сам удивлялся слепоте лорда Старка по отношению к дражайшей жене. Неужели он действительно не ведал о творившемся у него под носом? Неужели не видел затаенной боли в глазах старшей дочери? Или незаконнорожденного сына? Нет. Северный лорд был зарыт в свои снега и не желал замечать очевидного.
К черту.
Льялл не помнит, когда перестала считать Старков своей семьей, но было очевидно, что единственный родной ей человек – брат-близнец. Лорд Старк, предпочитающий не вмешиваться в дела детей, оставляя их воспитание своей жене; эта самая жена, ненавидящая её всеми фибрами души; единокровный брат Робб с вежливой улыбкой и взглядом прости-но-ты-девочка; леди Санса, чьё имя, наверное, не звучит без этой глупой приставки, чопорная и кидающая на неё холодные взгляды (Льялл не могла ее выносить из-за такой схожести с леди Кейтилин); Арья-надоеда, чьё прозвище оправдано (она правда не понимала, почему Джон так обожает Арью; наверное – это ревность, но Льялл никогда не признается в этом даже себе); Брандон – милый мальчик, но леди Старк точно не подпустила бы её ближе к своему очевидному любимцу; Рикон, который слишком мал, буен и глуп. И Джон-чертов-Сноу, единственный, кто понимал её без всяких слов.
Слова – это ветер. Не так ли?
Вот только в Винтерфелле ветры холодные. И Льялл не могла перестать думать о том, что его глаза – такие же, как ветры.
Как Север, что так далёк её сердцу.
Однако для неё эти глаза отражали мягкое тепло Простора, и это трогало её душу так волнующе, что девушка удивлялась сама себе. Она никогда не была особо чувствительной или мечтательной, как Санса, но серые глаза брата (
с теми самыми крапинками) казались чем-то восхитительным, заставляющим сердце пропускать удар.
Джон Сноу отражал собою Север и его непривычно дикую красоту.
Льялл даже в шутку (неудачную) назвала его чёрным бастардом, когда они встретились снова в богороще под покровом ночи, когда луна проливала серебристый свет на его чёрные одеяния. Он лишь нахмурился и уселся на выступающий белый корень чардрева. И они говорили всю ночь.
Сноу залепила брату смачную оплеуху за его слова, причинившие ей почти физическую боль.
Но ведь слова – ветер?
Льялл заклинала Джона всеми богами и их отцом, которого он так уважал, дабы выбросил эти глупости о Ночным Дозоре из своей северной головы. Брат как-то странно на неё посмотрел и сказал, что ожидал подобную реакцию.
Но он ведь не может оставить её здесь одну! Ей хотелось кричать.
Бастард едва слышной поступью покинул богорощу, за его спиной мрачным знаменем развевался чёрный плащ.
Льялл ощутила острую необходимость расплакаться, чего она не делала, наверное, лет с шести.
______________________________
Он гладит её по спине своими холодными руками, прижимая к себе и шепча на ухо какую-то северную колыбель.
Льялл думает, что хотела бы продлить этот момент до вечности.
Из глаз хлещут ручьи, облегчения, наверное, и какой-то горечи, не понятной даже ей.
Джон всегда будет с ней.
Льялл не хочется думать о правильности происходящего, когда Сноу наклоняется к ней так близко, и её сердце готово разорвать грудь от бешеного стука.
Поцелуй. Невинный, нежный, даже боязный. Просто прикосновение губ.
На краю сознания кричит ещё что-то, оставшееся от той Льялл Сноу (
Старк?).
Он мой брат! Он делил со мной утробу матери!
Но северянка, ненавидящая Север, давно научилась противоречию.
Льялл углубляет поцелуй, и замечает в глазах брата растерянность (и как только? ночь непроглядная), и вся уверенность покидает её.
Это… мокро. И непривычно. Хотя, наверное, более острых ощущений она доселе не испытывала. Оба Сноу думают, что это того не стоило.
Джон хочет отстраниться и сбежать куда подальше, дабы не видеть такую притягательную
её. Щеки горят, и бастард совсем не чувствует себя Старком. (
Может, не стоило отказываться от службы в Дозоре?)
Льялл хочет открыть глаза и увидеть потолок своей темной комнатушки, а не
его.
Они пытаются восстановить дыхание, и побледневшая, забывшая о слезах девушка позорно срывается с места.
Сноу, прислонившись к стенке, прикрывает глаза, пытаясь отмахнутся от ледяного тона отца в сознании.
______________________________
Винтерфелл чертовски холоден, и Джейме не перестаёт размышлять о том, не отмёрз ли мозг Старка в этих сугробах. Серсея какая-то нервная, и ему, честно, не хочется даже подходить к ней.
На пиру многие замечали, какие взгляды Роберт Баратеон кидает на девчонку Сноу, и Ланнистер прекрасно осознавал, что настроение его дражайшей сестры от этого не поднимется.
Сегодня король со своей свитой и Недом Старком собирается на охоту в Волчий лес, и с лица Льва Запада все никак не сходит хмурость, он надеется, что место, указанное Серсеей в записке, верное, и сама сестра не съест его заживо.
Через полчаса после отъезда короля Джейме рыскал по Винтерфеллу в поиске Первой Твердыни, стараясь не вызвать подозрений и лишнего шума…
…Ланнистер с трудом сглотнул ком в горле.
Он знал эти взгляды. Как же, черт возьми, они были знакомы.
Такие вот, бросаемые украдкой, нежные и страстные, желающие и нетерпеливые.
Близнецы Сноу.
Бледный, как полотно, Джейме вернулся в свои покои, закрывшись и прислонившись головой к стене, он старался унять противную дрожь в руках.
Волки сношаются с волками?
______________________________
Льялл знала, что это не ошибка. Все так, как должно быть. И пусть ее несносный братец карает себя, сколько хочет.
Это правильно. Наверное, это самое правильное решение в её жизни.
И Джон Сноу думает, что жаркие поцелуи сестры нравятся ему куда больше, чем мысли о ледяной глыбе на краю мира.
Они всегда будут вместе. Кто из них лёд, а кто – пламя?
