И демоны бывают правы

Жоффрей де Пейрак, человек, проживший сотни жизней и не менее сотни раз испытывавший собственную судьбу, никогда не подозревал, что существуют в мире вещи, способные выбить почву из-под его ног. Даже смертный приговор, объявленный далеких пятнадцать лет назад, казался ему неокончательным всю дорогу до Гревской площади. Тогда верилось – Бог услышит, не может не услышать тулузского трубадура. И предчувствие не обмануло: земля держала его, несла к спасению и новой славе. Все было поправимо, даже хромота оказалась излечимой. Всего можно было избежать, сама смерть сломала о него не один гнилой зуб. Но сейчас, в его собственном доме в Голдсборо, графа де Пейрака настигла та страшная окончательность, от которой он благополучно сбегал почти всю свою жизнь. Конец его любви. В спальне горели свечи. Много свечей. Их пламя отражалось в зеркалах, делая комнату похожей на языческий храм. И в этом храме совершался извечный обряд любви и страсти. Два обнаженных тела двигались ритмично и сладостно, и, сморщившись от боли и злости, граф сжал руками висевшие у него на поясе пистолеты. Любовников невозможно было не узнать. Её тело, её волосы и прекрасный профиль он знал слишком хорошо, чтобы ошибиться, а гигантский торс Колена едва ли можно было с кем-либо спутать. Добровольно терзая свое сердце, Жоффрей смотрел на жену и почти друга и не находил сил взвести курки. И чем дальше уплывали секунды, тем меньше решимости у него оставалось. Тихо закрыв двери, он вышел во влажную туманную ночь. Все же идея зайти в Голдсборо по дороге в залив Святого Лаврентия была правильной. И плевать, что это желание в нем зародила госпожа де Модрибур, быть может, за всю свою жизнь впервые сказавшая правду. Засмеявшись на его колкое обвинение, она проговорила: - Милейший граф, поверьте, я даже не буду пытаться разрушить ваше семейное счастье. Видите ли, вы ещё не знаете, что рушить уже просто нечего. Черт подери, он поступил верно. И демоны бывают правы. Завтра, когда он сможет здраво мыслить, он поздравит себя с очередными рогами и порадуется тому, что эта важная часть его головного убора не осталась для него тайной. Завтра он, пожалуй, сможет принять хоть какое-то решение. Если найдет силы дожить до завтра. Нет, в эти нелегкие часы до рассвета Жоффрей де Пейрак не помышлял о самоубийстве. Он был слишком силен для этого и слишком любил жизнь. Но, позволив наконец женщине полноценно завладеть своим сердцем и получив это сердце обратно в виде мелкой хрустальной крошки, он не мог больше думать и жить. Нужно найти было цель, нужно найти было смысл. Рассвет застал господина де Пейрака на берегу моря в страшном, угрюмом одиночестве человека, разбившего свою жизнь. У него оставались сыновья, и это было немало. Оставались планы и мечты, которые, свершив, он пообещал себе бросить к её ногам. Он добьется всего, чего хочет, он вырастит мальчиков настоящими мужчинами, но больше ни одна женщина не получит то, что осталось от его души. Жоффрей представил Колена и Анжелику, спящих сейчас на ложе, на котором он и сам когда-то любил эту потаскуху, со злостью пнул носком сапога подвернувшийся под ноги камень и направился к причалу. Через час его судно отправилось в Квебек. *** Анжелика неспеша шла по берегу. Мокрый песок, нехотя трескаясь, проваливался под босыми ступнями, податливо обволакивая их слипшимися крупинками и постепенно захлёбываясь набирающейся в следы водой. Молодая женщина не замечала, как мелкие волны прибоя украдкой кусают ее за ноги, как постепенно мокнут и, замедляя движения, тяжелеют юбки, как стынут пальцы в холодной морской синеве. Даже пронизывающему порывистому ветру было не под силу стереть улыбку с ее лица - она снова могла чувствовать этот мир, наслаждаться его звуками и запахами, она снова жила! События последних дней, бесконечные переживания и тревожные тайны, незваные гости, особенно одна из них - эта загадочная и опасная женщина, госпожа де Модрибур, - окончательно лишили ее сил и уверенности. За ними начала таять надежда, а затем такие нужные и такие хрупкие - вера и любовь... Дойдя до этой мысли, Анжелика остановилась и, закрыв глаза, глубоко вдохнула. Она не хотела давать этим думам ни единого шанса и молча ждала, затаив дыхание, что их смоет волной или унесёт соленым ветром. Нет, они больше не будут тревожить ее разум, только не сейчас, только не сегодня, потому что она счастлива, невероятно счастлива! Эта ночь, такая жизненно-чудесная, до простоты необычная, полная переживаний, восторгов и любви наконец вернула Анжелике себя: она вновь ощутила, что важна, нужна и любима. Несмотря на усталость и ломоту во всем теле, она чувствовала себя невероятно легко и умиротворенно, словно сбросила с себя огромный груз, заставляющий все ниже склоняться к земле, опуская голову и глаза долу. Подставив лицо яркому весеннему солнцу, она уверенно шла навстречу новому дню, новым надеждам и новой жизни. *** Уже на протяжении нескольких часов Колен сидел в своём кабинете за заваленным бумагами большим дубовым столом и в сотый раз тщился понять суть написанного в разложенных перед ним документах. Цифры, фамилии и буквы напрочь отказывались выстраиваться в логические предложения, расплываясь перед устремлёнными на них и не моргающими глазами. Казалось, они ожили, чтобы специально свести губернатора Голдсборо с ума, то прыгая с места на место, то выстраиваясь в замысловатые фигуры. Вот и сейчас цифра шесть чуть подалась вперёд, напоминая собой ее прелестный носик, кончик которого он с нежностью целовал этой ночью, буква «о» навязчиво напоминала о том, как вытягивались ее губы в моменты наивысшего наслаждения, а цифра три и вовсе завалилась на спину, всем своим бесстыдным видом воскрешая в памяти мужчины прекрасную грудь, тепло и упругость которой до сих пор хранили его огромные ладони... С громким хлопком Патюрель закрыл издевающиеся над ним рукописи, поставил локти на стол и, опустив голову, зарылся узловатыми пальцами в светлую шевелюру. «Неправильно.., - бурчал он себе под нос, мотая склоненной головой и сжимая виски, - это все неправильно». Как он мог так поступить с женщиной, которую оставили под его присмотром? Что теперь с этим делать? Умом Колен понимал, то, что произошло этой ночью, было непростительно и подло, но его сердце насмешливо говорило о том, что, окажись он в подобной ситуации снова, поступил бы точно также. Точно также согласился бы не оставлять ее в этот вечер за ужином одну, точно также любовался бы этими до боли знакомыми чертами, точно также позволил бы себе выпить лишнего и немного расслабиться, точно также тонул бы в ее глазах, точно также ответил бы на ее несмелый поцелуй, точно также любил бы ее до самого рассвета... Из раздумий губернатора вывел чуть приглушённый оклик. Патюрель вдруг увидел перед собой молодого мужчину, испанца Альвареса, служащего в отряде личной охраны Пейрака. - Господин губернатор...., - замялся военный, увидев замешательство нормандца. - Извините, что помешал, но... я стучал... - Да, да, проходи, Хуан, - спохватился Колен, указывая испанцу на стул и радуясь возможности отвлечься от назойливых, как мухи, прилипчивых мыслей. - Я уже закончил с этим. Альварес молча опустился на стул и внимательно посмотрел на собеседника. - Скажите мне правду, губернатор. У него ничего не вышло? - мужчина не отводил пристального взгляда, всем своим видом давая понять, что ему можно довериться. - Граф де Пейрак не смог достигнуть соглашения с индейцами, и нам стоит готовиться к войне? Лицо Колена мгновенно вытянулось в недоумении: - Откуда у вас такие сведения? Встревоженно-внимательный взгляд испанца вдруг стал вопросительным. - Разве он не оставил вам специальных указаний сегодня ночью? - увидев, что губернатор растерян, Хуан продолжил. - Тогда зачем же он зашёл этой ночью в порт, всего на пару часов, и отчалил сразу же с рассветом?.. Странно. У Колена мгновенно похолодело где-то в области затылка. Он ещё не знал всего, что случилось, но интуиция или как он называл ее - пиратская чуйка - ещё никогда его не подводила. Вот и сейчас он сначала ощутил, прежде чем понял, что случилось что-то страшное, а, может быть, и непоправимое. - Граф де Пейрак прибыл этой ночью в Голдсборо? - Да, господин губернатор, так мне сказали дозорные. - И уехал на рассвете? - Так точно, - сбитый с толку неосведомлённостью Патюреля, немного растерянно отвечал Альварес. - Ничего не понимаю.., - нахмурился нормандец. - Зачем он приезжал? Почему не поговорил со мной? Отчего потом сразу уехал? - задавал он сам себе вопросы. - Может быть, госпожа Анжелика в курсе? - предположил испанец и, увидев непонимающий взгляд Колена, продолжил. - Один из солдат, которых вы попросили приставить к дому господ для усиления охраны мадам де Пейрак на время отъезда графа, доложил, что мессир де Пейрак сразу же проследовал к себе. Хотя, - мужчина задумался, - если не ошибаюсь, он покинул особняк довольно быстро, причём явно был чем-то взволнован, поскольку даже не услышал, как его окликали стражники. Холод с затылка в мгновение ока распространился по всему телу, а затем сменился удушливым жаром. Этого не может быть! Неужели?.. Неужели он видел их?.. В глазах потемнело, а к горлу подкатила тошнота. Колену хотелось встать, но ноги не держали, хотелось крикнуть, но глотку словно сжали тисками, хотелось просто вдохнуть, но не получалось, ничего не получалось... Он видел их, конечно, он видел их!.. И поэтому уехал, сбежал, даже не поговорив... Нужно что-то делать, нельзя терять ни минуты! - Куда он отправился? - вскочил пришедший в себя Колен Патюрель и стал мерить шагами комнату. - Я ... я не знаю, господин губернатор, - ответил опешивший от происходящего испанец. - Немедленно узнать и снарядить для меня корабль! Живо! - грубо крикнул нормандец. Как только Альварес покинул его кабинет, Колен стал метаться по комнате, как дикий зверь, запертый в клетке. «Ты должен вернуть его, ты должен все исправить!», - не умолкая ни на секунду, тараторила совесть. Да он и сам понимал, что кругом виноват: и перед другом, и перед Анжеликой, и перед самим господом Богом... - Колен, это правда? Он был здесь? Он приезжал? - она ворвалась, как вихрь, едва не сорвав дверь с петель. - Анжелика.., - застигнутый врасплох, Колен не знал, что сказать. - Что случилось? Почему он уехал? - от переживаний женщина не находила себе места, продолжая сыпать вопросами. - Почему он не ничего не сказал мне? Куда он отправился? - она схватила продолжавшего молчать нормандца за грудки в попытке хоть так получить ответ на свои вопросы. - Колен, скажи же мне что-нибудь! - В Квебек. Анжелика и Колен одновременно повернулись на мужской голос. - Он уехал в Квебек, мадам, - в дверном проёме стоял Альварес. - По словам ночной охраны, господин де Пейрак приказал как можно быстрее пополнить запасы воды на корабле и сразу же вышел в море. Они взяли курс на Квебек. Анжелике показалось, что земля уходит у неё из-под ног. Все ее самые худшие опасения сбывались. Не зря она не хотела тогда отпускать его, никак не могла расстаться с ним. Он назвал своё плавание простой «прогулкой по Французскому заливу», но при этих словах она представляла себе чёрную дыру, из которой поднимается адский пламень и в котором живут драконы, страшные чудовища и идолы. Зная внутреннюю силу и энергию своего мужа, Анжелика не сомневалась в быстроте и мощи его удара, верила, что все сложится удачно, но теперь были еще те, кого она про себя называла «демонами». Они были многочисленны, хитры и коварны, способны на все ради достижения своей цели. Справится ли он с ними на этот раз... совсем один? Она чувствовала, нет, знала, что что-то случилось, он никогда не уехал бы, не повидавшись с ней, не обняв, не сказав, что любит и что обязательно вернётся. А что, если в этот раз он не вернётся?.. Ее голова закружилась, но крепкие руки тут же подхватили женщину и усадили на стул. - Он уехал в Квебек..., один..., без охраны... - еле слышно пробормотала Анжелика, переводя полные тревоги и слез глаза с испанца на Патюреля. - Ему нельзя в Квебек, только не сейчас! Они... убьют его! - и в тот же миг накопившаяся усталость вперемешку с болью, страхом и волнением вылились в безудержные рыдания. Колен протянул ей бокал с какой-то коричневой жидкостью. Анжелика выпила его залпом и тут же закашлялась. Патюрель сразу налил ей второй, не обращая внимания на ее протесты. Он не отходил от женщины, пока она не осушила его до конца. - Так-то лучше, - удовлетворенно кивнул нормандец, посмотрев на немного успокоившуюся Анжелику. - Все будет в порядке. Я нагоню его, слышишь? - он встряхнул ее за плечи, заставив тем самым посмотреть на себя. - Верни мне его, Колен, - жалобно простонала Анжелика, вцепившись в рукав его камзола. Она так сжала ладонь, что пуговицы до боли впивались в пальцы, но она ничего не чувствовала. Она больше не рыдала, лишь слезы обречённо струились по ее лицу. - Прошу, верни мне его... Патюрель виновато посмотрел на неё, и только бугристые желваки выдавали в нем еле сдерживаемую злость. Одной рукой он прижал Анжелику к себе и, наклонившись, уткнулся носом в ее макушку: - Я верну его, - прошептал он. - Обещаю... - и, не оглядываясь, быстро вышел из комнаты. *** Он стоял в лодке, везущей его к берегу, и окидывал взглядом Голдсборо - своё поселение, основанное для неё, которое уже стало их домом, куда всегда хотелось вернуться, и которое теперь было для него местом, откуда он бежал без оглядки. Вдруг в одной из башен форта его глаза ненароком выхватили окно их спальни. В нем не горел свет, отчего казалось, что это просто чёрная брешь в каменной кладке. Окно было темным и бесцветным, как текущие дни его жизни. Пейрак возвышался посреди небольшой неустойчивой посудины, словно скала, которую не могли сдвинуть с места ни ветер, ни волны, ни человеческая воля, но одного мимолетного взгляда хватило, чтобы его лицо искривилось от боли при воспоминании о том, что он видел там, в этой комнате, скрывающейся за безжизненным окном. Жоффрей так и не понял, почему внял уговорам Патюреля, сидящего чуть позади, и сейчас вновь собирается ступить на эти земли, почему мучает себя пустыми выдумками и напрасными надеждами, ведь такого просто не может быть. Зачем он здесь? Чудес не бывает, все происходит по воле и желанию человека, только он один способен как сотворить волшебство, так и низвергнуть себя в саму Преисподнюю, а в окрестностях ада Пейрак бывал уже неоднократно. Много раз в своей жизни он оказывался у его врат, и только сейчас они приоткрылись перед ним. Ему осталось занести лишь ногу, он уже оторвал сапог от земли... Почему же он согласился на это? Жоффрей знал ответ на этот вопрос, но, как всякий упёртый мужчина, не хотел расписываться в собственной слабости даже перед самим собой. Нет, он не подаст вида, что хочет верить в эти россказни, что больше всего на свете мечтает о том, чтобы слова Колена оказались правдой, что он готов поверить в чудо... Сейчас он может полагаться только на себя. Он не имеет права жалеть себя, слишком много судеб вверено в его руки. Существует Голдсборо, Вапассу, его фактории, рудники на Кеннебеке и Пенобскоте, его флотилия… Надо сделать все, чтобы это сохранить. Нужно идти вперед, выследить врага, заставить его показать свое лицо, а сердце... сердце заживёт, оно сумеет, оно должно... Ещё не добравшись до берега, нормандец с нетерпением перемахнул через борт и, махая кому-то рукой, побежал по колено в воде, не обращая внимания на промокшие насквозь сапоги. Как только деревянное днище шумно рассекло песчаную косу, в последний раз колыхнув податливую лодку, Жоффрей де Пейрак медленно ступил на сушу. Он устремил свой взгляд в ту сторону, куда направился Колен, и вдруг замер, не веря тому, что увидел. Эльф с белокурыми волосами пересекал равнину, расстилающуюся перед ним, подпрыгивая и пританцовывая. Подбежав к Колену, он прыгнул к нему в объятия, и тот, широко улыбаясь, закружил его, как невесомую пушинку. Это была девушка, черты лица которой показались Пейраку до боли знакомыми. На ней было то самое атласное голубое платье с синими цветами, которое он подарил Анжелике на корабле после той судьбоносной бури, и которое позже с таким упоением снимал с неё в их первую ночь на суше... - Это - Мари-Анж, племянница госпожи Анжелики, - твёрдый голос Колена вернул Жоффрея к реальности. - Как я уже говорил вам, граф, она приехала почти сразу же после вашего отплытия из форта. Ее семья уже некоторое время знала о том, что госпожа Анжелика живет в Голдсборо, и после очередной ссоры с матерью, желающей уже в который раз сосватать ее, Мари-Анж сбежала из дома и... очутилась здесь, - Патюрель перевёл взгляд с Пейрака на девушку, держащую его за руку, и глаза его засветились нежностью. Эта молодая женщина была точной копией Анжелики: волосы, лицо, стать, даже те же ямочки на щеках. Пейрак вспомнил, что жена была так же энергична в ее годы. Она и сейчас обладала живостью молодости, когда домашняя работа, какое-либо распоряжение или другие срочные дела заставляли ее бежать, подниматься и спускаться по лестницам домов, пересекать поля, не спотыкаться о корни, встречающиеся на лесных тропинках. Похудевшая после голодной зимы в Вапассу, Анжелика даже формами походила на эту хрупкую девочку. Теперь одно и то же лицо повторялось трижды: Анжелика, Кантор и Мари-Анж. Но как такое возможно?.. Юная проказница, стоящая за плечом могучего нормандца, словно это было самым безопасным и уютным местом в мире, неотрывно смотрела на своего избранника, и глаза ее блестели от удовольствия. Это немного смутило Колена в присутствии Пейрака, и он стыдливо отвёл взгляд. Жоффрей понимающе улыбнулся. Теперь, увидев их воочию, он понял, что случилось с его другом, ведь он сам двадцать лет назад точно так же попался в ловушку зелёных глаз пуатевенской феи. Только эта маленькая нимфа сама выбрала своего избранника и, не смотря на возраст, положение и слухи заманила его в свои сети, из которых ему уже не выпутаться, не ранив своё сердце, да и нужно ли было ему из них выбираться? Эта маленькая дерзкая женщина, рождённая вдали от противоречий старого общества подчиненных и властелинов, была сама естественность и природа. Изысканные и коварные пути любовных приключений, указанные в «Памятке Нежности» или тонкости куртуазной жизни Парижа, не были ей знакомы. Кюре в их церковных приходах и монахини, воспитывающие канадских женщин, были правы, изучая с ними не церковные правила, а обучая школе замужества. С четырнадцати лет это были скромные маленькие жены колонистов, готовые перенести тяготы зимовки, подчас в одиночестве, рождение детей, полевые работы и уход за скотиной. Мари-Анж дю Лу в возрасте почти восемнадцати лет не была замужем, отвергая всех претендентов и не чувствуя религиозного призвания. Таким образом, она оказалась в таком положении, которое с каждым днем становилось все затруднительнее. Она должна была быть одновременно ребенком и «старой девой» по сравнению со своими подругами, родившимися и выросшими, как и она, в Новой Франции, но которые с колыбели до замужества росли, готовя себя исключительно к нелегкой судьбе жен первопроходцев и хранительниц очага. Здесь светское воспитание и мечты о несбыточном были не в счет. Но, подобно своей тёте, Мари-Анж грезила о другой жизни, о приключениях, о любви. И нашла ее в лице этого угрюмого великана, который рядом с ней становился мягким и нежным, словно заколдованный принц из детской сказки. И она знала, что без ее любви он вновь превратиться в каменного истукана, поэтому она сделает все, что в ее силах, чтобы навсегда стереть грусть из его синих глаз. - Рад знакомству, госпожа Мари-Анж. Граф Жоффрей де Пейрак де Моренс д’Ирристрю. Полагаю, я ваш дядя, - мужчина широко улыбнулся и отвесил девушке один из самых элегантных своих поклонов. - Надеюсь, вам нравится здесь, и вы задержитесь у нас надолго, - он красноречиво посмотрел на Колена. - Я тоже на это надеюсь, - негромко ответила она, переведя озорной взгляд с нормандца на Пейрака. Глаза... Только сейчас он смог их как следует рассмотреть. Вот что отличало ее от Анжелики! Они тоже были зелёными, но без того пронзительного изумрудного блеска, который был присущ взгляду его любимой женщины. Глаза, в ту ночь он не видел глаз той, которая предавалась любви с его другом, в его доме, на его постели... Тогда он видел лишь их тела, отливающие золотом волосы в свете свечей, лица, искаженные гримасой блаженства, но не их.. не ее неповторимые глаза, которые он узнал бы из миллиона... Он скорее почувствовал, чем услышал ее приближение. Повернувшись в сторону леса, он увидел застывшую на краю опушки фигуру, которая, выронив из рук корзину, уже через мгновение мчалась к нему навстречу. Анжелика вдруг принялась кричать, призывая его изо всех сил. В порыве радости она на миг потеряла способность двигаться, а потом вдруг буквально полетела. Казалось, что она едва прикасается к земле. Она летела по склону и все звала, звала его: страшно боясь потерять из вида - вдруг он снова прыгнет в лодку и уплывёт, не сказав ни слова, оставит ее одну на этой земле… Он раскрыл ей объятия, и они бросились друг к другу. Все стерлось - сомнение, страх, опасности, недоверие. Она ощущала силу его рук, прижималась к его груди, как к надежному щиту, защищающему ее, вбирала в себя его тепло, растопившее лед одиночества. В этом безумном страстном объятии она ощутила всю глубину его любви к ней, любви неизмеримой и беспредельной, и это было, как поток, водоворот невыразимого счастья и блаженства. - Вы живы.., живы, - повторяла она прерывающимся голосом. - Он успел догнать вас, успел вернуть мне вас.. - Успокойтесь, не плачьте… - А я не плачу, - говорила Анжелика, забыв, что ее лицо все в слезах. Он укачивал ее, как младенца, а она все выплакивала то, что накопилось в ней за эти дни, но наконец сдержала слезы, чтобы сохранить хоть какие-то силы. Конец сомнениям! Вот он, живой, любящий! Какая безмерная радость! Он чуть отстранил Анжелику от себя, стараясь лучше разглядеть ее. Ее глаза припухли и покраснели от слез, а волосы... что стало с ее волосами, которые он так любил обматывать вокруг своей шеи, лёжа рядом с ней на мягком ложе после занятий любовью? Пропуская золотистые пряди между пальцев, у него защемило сердце. Сколько новых седых локонов он нашёл среди них... Вот они, ее страдания, причиной которых был он. Теперь Пейрак увидел сам, как она измучила себя, пока он, разгоряченный от мысли о свершившейся измене, сломя голову бросился в Квебек, чтобы встретиться там с членом монашеского ордена Оратории, который плыл на борту «Единорога» в качестве священника и мог поведать многое о настоящем предназначении той экспедиции и истинном лице возглавлявшей ее «благодетельницы». За свою осведомленность он был выброшен в открытое море у Ньюфаундленда, но чудом остался жив, и в настоящее время находился в Квебеке с целью разоблачения Дьяволицы. Уцепившись за этот предлог, чтобы оправдаться перед самим собой за столь стремительное бегство, он оставил ее одну на растерзание страхам и бесконечным волнениям. - Прости меня, - прошептал Жоффрей, целуя ее волосы. Анжелика ласково провела ладонью по его щетинистой щеке, коснулась пальцами белесых рубцов от старых шрамов. Только сейчас она заметила, как он осунулся и похудел. И откуда эти мешки под глазами, словно он провёл в тяжких раздумьях не одну бессонную ночь? - Как я долго была без вас, вдали от вас... Анжелика смотрела на него своими невероятными глазами, в уголках которых все ещё стояли слезы. Глазами, полными житейской мудрости, женской боли и страданий, молящими и прощающими, глазами, полными любви. - Прости, любовь моя, - теперь он страстно целовал ее веки. - За то, что я забыл, как прекрасны твои глаза. За то, что я ещё так плохо знаю тебя. За то, что поверил демону... *** Впервые за долгие недели Анжелика спала сном младенца. Кошмары больше не терзали ее воспалённое сознание, страх не холодил изнутри, а тревога не сжимала мертвой хваткой сердце. Вся эта запутанная история с Амбруазиной, а затем и загадочный отъезд Жоффрея истерзали ее душу, напрочь лишив покоя, но теперь все будет по-другому, потому что он здесь, он рядом, и с ним для неё весь мир становится иным. Она так и не узнала, что же на самом деле произошло в ту злосчастную ночь, когда, не сказав ей ни слова, любимый оставил ее в сомнениях и тревоге. Мужчины условились не посвящать ее в настоящую причину этой нелепой ситуации, которую им удалось благополучно разрешить, объяснив свои действия урегулированием неотложных политических вопросов. Пребывая в постоянном волнении, Анжелика не замечала происходивших у нее под носом вещей, а поэтому даже и помыслить не могла о том, что в то время, когда она присутствовала при свершении чуда рождения малышки Элизабет, подарившего ей ощущение легкости и счастливого преодоления испытания, которого она ждала с такой тревогой, ее близких людей постигло не меньшее чудо... Впервые в жизни Мари-Анж была влюблена... Не проходило ни дня с ее приезда, чтобы она не думала об этом нормандце: таком сильном, надёжном и могучем, таком непохожем ни на одного из тех зелёных юнцов, которых день за днём сватала ей матушка. Девушка отмечала заинтересованные взгляды местных женщин, раз за разом провожавшие статную фигуру этого великана, и впервые ее юное сердечко сжалось от боли и ревности. На что могла она надеяться, когда вокруг столько статных красоток, пышущих здоровьем, и горящих желанием заполучить губернатора если не в мужья, то хотя бы в свою постель? Мари-Анж никогда не считала себя робкой, но его присутствие каждый раз словно парализовало ее волю, и она ничего не могла с этим поделать. Никогда в жизни она ещё не проливала слез из-за мужчины и не чувствовала себя такой несчастной. Ей было невыносимо от осознания своей беспомощности и, в конце концов, она твёрдо решила вернуться домой, сдаться на волю родителей и, подобно своим сверстницам, выйти замуж. Девушка не хотела откладывать свой отъезд, она уедет так же неожиданно и быстро, как и приехала, и все вскоре забудут про неё, а он, вероятно, даже не заметит ее отсутствия. Анжелика не отговаривала племянницу. Она заметила, что в последнее время та очень переменилась, перестала озорничать и улыбаться, все больше грустила, а в глазах время от времени стояли слезы. - Я... просто скучаю по дому, я хочу вернуться, - всхлипывая, отвечала девушка на ее расспросы. - Пожалуйста, отправьте меня домой. Вещи были собраны, повозка подготовлена, а вечером решили устроить небольшой ужин в семейном кругу, куда Анжелика пригласила и Колена. Мари-Анж и сама до конца не осознавала, как после выпитого вина набралась смелости и, оставшись наедине с Коленом, после того как прямо посреди трапезы тетушку вызвали помочь с родами ее подруги, подошла к нему так близко, а затем... поцеловала прямо в губы. Они были мягкими, тёплыми, с чуть горьковатым привкусом вина, и очень нежными. Это был ее первый взрослый поцелуй, который она хотела украсть у судьбы перед тем, как навсегда покинет этот замечательный дом и этого мужчину. «Прощайте, - прошептала она, отстранившись от него, не смея поднять глаз. - Я... никогда вас не забуду». Она сгорала от стыда и хотела было бросится бежать, но он не отпустил ее... Прижав девушку к своей груди с такой страстью, что у нее перехватило дыхание, Колен зарылся лицом в ее волосы. Он наконец тоже решился на то, о чем тайно мечтал и чего больше всего страшился. Они так и стояли молча, боясь пошевелиться и отпустить друг друга, слыша, как в бешеном ритме в унисон бьются их влюблённые сердца. А потом... потом ничего не имело значения: ни возраст, ни жизненный опыт, ни законы морали, ни то, кому принадлежит эта комната и эта постель... Все было бессильно перед всемогущей силой любви, разрушающей на своём пути любые преграды и препоны. Она смогла излечить страдающего великана и приручить дерзкую девчонку, дать веру и надежду, подарить им смысл жизни... Сладко потянувшись на тёплых простынях, Анжелика открыла глаза и улыбнулась. Он был рядом. Приподнявшись на локте, Жоффрей смотрел на неё внимательным взглядом, затем провел пальцем по ее лицу: вдоль бровей, по виску, к подбородку. - Что вы делаете? - прильнув к нему, промурлыкала Анжелика. - Запоминаю вас, - улыбнулся он уголком губ. - Зачем? - Чтобы не перепутать. - С кем? - удивлённо отстранилась от него Анжелика. - С ангелом, - рассмеялся Пейрак, позабавленный ее вспышкой ревности, и припал к ее устам долгим поцелуем. Рука Анжелики медленно скользнула по его крепкой спине и остановилась чуть ниже. - Что вы делаете? - с притворным недоумением спросил граф. - Запоминаю вас, - игриво сверкнула глазами женщина, целуя его шею. - Зачем? - Чтобы не перепутать. - С кем? - глухим от желания голосом выдохнул ей прямо в губы Жоффрей. - С самим дьяволом...