Воспитательный процесс!

      Только вчера вселился в новый дом. Спасибо предкам, подсобили… вызвали такси, когда уезжал, и устроили пирушку в честь освобождения жилплощади, а ипотеку — это уже я сам брал. Ну где это видано — двадцать четыре, а все еще живу с мамкой… и с папкой… две кошки… собака… попугай… рыбки дохнут стаями в аквариуме и булькают… Короче, я не зря себе на шее узел ипотечный затянул. Вот только мамино: «Саша, ты же понимаешь, твою нетрадиционную ориентацию мы приняли, но не хотели бы, чтобы твоя личная жизнь с нашей пересекалась» — все еще лежало тяжестью на сердце. Ладно, переживем, у других бывает и хуже.       Отмечать я не стал, тихо-мирно до полуночи разбирал коробки и распихивал вещи по шкафам. Утром проснулся от дикого вопля. Такое чувство, что вернулся в прошлое и мне опять пора в школу, хотя по графику вообще выходной. Но сосед хорошо поставленным басом так орал на своего сына, что я тоже встал пораньше, умылся, почистил зубы, как положено, а не лишь бы просто изо рта не фонило, причесался, заправил кровать и оделся потеплее…       Стою, как дебил, на лестнице, смотрю на картину этажом ниже, где… И тут я подзавис. Ладно пацаненок, лет десять, с сумкой наперевес понесся вниз — это понятно, но старшой-то — мой ровесник, скорее всего, брат, которому мелкий с первого этажа только что пожелал сдохнуть в муках. Замечательные нынче пошли дети. И я такой весь нарядный, водолазка в джинсы заправлена, носки отглажены, волосики на башке один к одному, шарф поверх капюшона…       — Здрасти, — вырывается непроизвольно, пока он меня разглядывает изумленно. А я все размышляю, сказать ему, что сегодня воскресенье и дети не учатся, или промолчать?..       — Ну привет… — Мне показалось, голос его слегка заурчал на гласных, хотя внешне парень оставался без изменений: хмурый и злобный.       Пока я спускался, с меня семь потов сошло, потому что он так и не перестал пялиться. И взгляд его тяжелый порядком жег лопатки… и все что ниже, когда шел, а лестница не хотела заканчиваться. Вырвавшись из подъезда, вздохнул с облегчением. Там на лавке сидел малой, попинывая рюкзак, и косился на меня жалостливо. Присев рядом, тоже пнул камень — не помогло.       — Что это с ним? — спрашиваю у малого, так, на всякий случай, о соседях лучше знать все заранее.       — Он всегда такой, — отмахнулся пацан, откидывая рюкзак на лавку и сдирая с головы шапку. Этот белобрысый, тот иссиня черный, коротко стриженный, вообще не похожи.       — Брат?       — Еще не хватало! — из уст ребенка протест слышится особенно четко. — Отцовский племянник по какой-то линии. Проездом. С армии пришел. Недотрах, наверно. Сейчас, поди, дрочить будет, всех разогнал.       Я конкретно подзавис, поражаясь развитости младого поколения.       — А ты… кто, вообще?       — Сосед. Переехал недавно. Шапку надень, там кто-то по лестнице топает… — В этот момент дверь подъезда с оглушающим хлопком врезалась в стену. Все тот же человек все в тех же черных джинсах и белой майке смотрит теперь уже на нас обоих как на врагов народа. При чем тут я — спросить не успел, потому что сначала нас ОБОИХ отматерили, что мы шляемся где попало, а уже потом загнали обратно. Неожиданно. И не скажу, что приятно. Я вообще утро привык встречать иначе.       — Ой, мальчики! — за нами проскользнула на лестницу миловидная женщина лет сорока, пряча своего сына себе за спину. От ее улыбки можно было ослепнуть и потерять дар речи, и голову, потому что блеск в глазах предупреждал, что ее дите трогать нельзя! Тут притих даже нарушитель порядка. — Пойдемте пить чай!       КАКИМ БОКОМ МЕНЯ ЗАГНАЛИ СО ВСЕМ ТАБОРОМ — Я НЕ ПОНЯЛ! И уже подумывал о переезде, как тема плавно свернула не в то русло.       — Сашенька, — это ко мне, — а вы один живете? — Я хлебал чай и только кивал, считая про себя до десяти. — И ипотеку платить тяжело. — Кипяток, падла, кончился, и я подавился воздухом. — А давайте, Семен с вами поживет… — И как добивание: — Мы заплатим! И тут я понял, что Семен, который сейчас давит лыбу, достал тут всех и каждого, и даже паук на карнизе сматывает паутину.       — Э-э-э-э… — вместо тысячи слов. Вот это я чайку попил. Вот это кипяточек мне по нервам. Это куда я переехал-то, а? Еще и вурдалак этот скалится во все тридцать два, а я чувствую, что у меня рожа уже вся красная.       — Вы не переживайте, Саша, он очень дисциплинирован… — Я по армейскому порядку, царящему в квартире, это и так понял, в воскресенье пацана в семь утра поднял. — Вы подружитесь. И вам полегче будет. Семен очень вкусно готовит. — Мелкий в этот момент заржал и моментально выхватил подзатыльник от матери. Пока я разглядывал, как у него чай бежит из носа, Семен… собрал вещи. Как оказалось, он их и не разбирал! И, видно, сразу предполагал, что ему тут будут не рады. Мне за него даже обидно стало. Приехал не пойми откуда, один, еще и прямым текстом на фиг посылают к первому встречному.       — Хорошо, — киваю головой и отставляю кружку подальше. — Но если не уживемся — извиняйте… — Тут мне хлопают по плечу так, что я, только привстав, падаю обратно, и мягко шепчут все так же урча:       — Уживемся, не бзди, братан…       Поднявшись по лестнице, долго колебался и не мог попасть ключом в замок, Сёма взял дело в свои руки и открыл сам, прижавшись ко мне со спины. От близости чужого тела перехватило дыхание, но жизненный опыт подсказывал, что моя блядская голубоватая натура требует ласки и уже вроде как хоть от кого, лишь бы было. Шарахнувшись в квартиру, освободил ему коридор, ушлепав прямо в кроссовках к себе, и снял обувь и одежду уже там, и понеслось…       Сема оказался и правда хозяйственный, как мыло, бля! Мне казалось, нет ни одного места, которое он бы не пометил, и я говорю не только о вещах, которые я находил даже у себя, он сидел на подоконнике, столе, раковине, даже в ванну мог залезть пустую покурить, а еще постоянно пытался со мной заговорить, и что еще хуже — задеть. Дружеское похлопывание по плечу я еще переносил, потом растрепывание волос, хватание за руки, но когда он начал шлепать меня по заднице, нервы мои сдали. Позорным образом на него наорав, закрылся у себя. И это все за один час!!! Вы думаете, его это остановило? Нет! С него вообще все как с тефлона сходит, не задерживается.       — Есть пойдешь? — засовывает свою улыбающуюся рожу ко мне в комнату, осматривая обстановку. Ну да, мебель бабушкина, зато на халяву.       — А может, не надо?.. — Я видел, он жарил гречку… и слегка пережарил, одной сковородой стало меньше.       — Я пельмени… потушил.       Нервно сглотнув, тащусь за ним на кухню, примерно представляя, через что мне придется пройти, но обижать его мне бы не хотелось. Вообще, наблюдая за ним, вижу, как он уходит глубоко в себя, а видя, что за ним наблюдаю, не к месту начинает улыбаться. Как будто боится показаться слабым или вызвать жалость. Ни того, ни другого я к нему не испытываю, но он все равно продолжает скалиться и ходить за мной по пятам, как здоровый кошак.       К вечеру, когда меня перестало тошнить после обеда, а Семен наконец затих, решил посвятить время себе любимому… вздрочнуть. Но то подборка видео не подходила, то нахождение чужого человека в квартире мешало, короче, сосредоточиться не вышло, и боевой друг так и остался небоеготов. Еще и беспокойство росло. Поэтому решил проверить, чем там занят мой сожитель. В зале двери не было, а диван стоял углом к выходу, поэтому если подойти неслышно (ага, я крался), то я останусь незамеченным, чем я и воспользовался, тут же пожалев. То, что не получилось у меня, прекрасно получалось у Сёмы. Ноутбук, что стоял рядом на диване, крупным кадром отображал, как двое крепких парней оприходовали одну миловидную блондинку. Это понятно… даже нормально. Но то, что под тонкой простыней абсолютно голый Семен надрачивал себе внушительных размеров стояк, широко разводя колени и время от времени запрокидывая голову и крепко зажмуриваясь и кусая губы, глуша любые звуки… Я видел, как его ломает от удовольствия, буквально чувствовал, как горит собственная ладонь, та же, которой он водит себе по стволу, словно сам помогал ему, видел даже мокрое пятно на ткани… Меня скрутило то ли судорогой, то ли спазмом, стянув низ живота. Стоя совсем близко, я боялся сдвинуться с места, так же как и прикоснуться к себе, где все в паху уже давно потяжелело и требовало большего. Организм бунтовал против моего безучастия, каждую мышцу стало сладко тянуть, а между ягодиц жечь от нехватки…       — Тебе хорошо видно?.. — Слышу голос и уже потом, сморгнув пелену с глаз, замечаю, что Семен на меня смотрит в упор…       Сердце замерло, и все, что было внутри, ухнуло вниз. Пальцы похолодели, а жар, до этого гуляющий в теле, трансформировался в стыд.       Я понял, что все выходит из-под контроля, когда он пристально меня осмотрел с ног до головы, особенно долго задержавшись на бедрах, иронично хмыкнул, облизнувшись, и выдал тихим хрипловатым голосом: «Какая разница, кто…»       То, что ему нет разницы, дошло моментально, он слишком резво подорвался с постели, а я как стоял примороженный к месту открывшимся зрелищем, так и стоял, не зная, куда деть руки и как оправдаться, что влез в чужую личную жизнь. Семе было проще, он вообще не думал, схватил меня за шею и потащил к себе. Я очнулся уже на диване, лежа под ним и вяло сопротивляясь. К моему стыду, силы были до смешного не равны. Он держал обе моих руки одной своей, а я, как ни старался выбрыкнуться, оставался раздавленным между его телом и пружинистой поверхностью дивана.       Стало душно. Вся кровь прилила к лицу, а общий градус повысился как минимум на несколько отметок.       Сема не осторожничал и не особо нежничал, руками шаря под моей футболкой и стаскивая брюки с бедер. Все это время он не затыкался, комментируя мое тело и ища сходства с женским, и, к ужасу, находил, особое внимание его привлекли бедра, он мял их и гладил, щипал пальцами, а потом, и вовсе скатившись вниз, стал вылизывать, поглядывая на меня через полуприкрытые веки.       Уперевшись руками ему в плечи, постарался отползти назад, но вместо понимания нарвался на грубость. Дернув меня обратно за лодыжку, перевернул на живот, рывком ставя на колени, и, сдвинув мои бедра вплотную, чтобы не было видно яиц, а только зад, пристроился сзади. То, что он не просто возбужден, а на взводе, я видел своими глазами — ровный, довольно толстый член был прижат к животу, а на самой верхушке головки виднелась крупная капля смазки, размазанная его пальцами по стволу.       — Порвешь! — успел выкрикнуть, чувствуя, как он пристраивается ко входу и давит головкой.       — А как?..       Состояние тихого шока длилось секунд тридцать, пока на автомате выдернул из тумбочки первый попавшийся крем, хорошо, что самый жирный. Пришлось выдавить себе на пальцы и самому вогнать их в себя, растягивая без комфорта, а лишь бы не до крови, остальное потерплю. Самое смешное, все это время, пока Его руки хозяйничали у меня на теле, пока он то вгрызался в шею или зализывал языком отметины — у меня стоял! Стоял так крепко, держа возбуждение, подстегнутое его наглостью, хамством этим, животным порывом, и я сам был готов его просить не останавливаться, только это не требовалось…       Он сидел на пятках за мной и наблюдал, как трахаю сам себя, наблюдал с пьяной похотью во взгляде, надрачивая себе, и, иногда прикрывая глаза и запрокидывая голову, спускал ладонь, сжатую кольцом, до самых яиц и туже сжимал пальцы. В этот момент он дышал тяжело и часто, я же, наоборот, переставал и останавливался, стараясь не упустить ни единой детали происходящего.       Выдержка кончилась у обоих одновременно. Он отдернул мою руку, прижался всем стволом между ягодиц, отираясь, и, придержав его, толкнулся вглубь, постепенно погружаясь по сантиметру.       Я взвыл! Вгрызаясь в подушку, стал расслабляться ему навстречу, чтобы максимально подготовить мышцы, но даже этого было мало, как и прошлого подобного опыта. Толчки причиняли дискомфорт и тянущую боль, отдающую в поясницу. Прогнувшись, выставил бедра выше, чуть меняя угол вхождения, и в тот момент, когда почувствовал вспышку экстаза внутри себя, застонал, Сема остановился, словно не верил до этого, что мне тоже может быть хорошо, причем так, что, не выдержав его промедления, сам подаюсь вперед, сползая с члена, и резко назад, врезаясь ягодицами в его бедра со шлепком…       Я задыхался от собственных стонов, пока он имел меня сзади, крепко держась за бока. Разом накатили и удовольствие, и желание, и страсть, до этого теплящаяся внизу живота, а сейчас бешеным порывом рвущая меня на части. Хватило пары таких рывков и своей руки на члене, чтобы с криком кончить и забиться в оргазме, заливая собственную руку. Семе — еще столько же. Растягивая удовольствие, вынув из меня член, спустил мне на поясницу… Повисла немая пауза.       — Ты, значит, нетрадиционной ориентации? — спрашивает, сидя за моей спиной, я присел на лодыжки, но так и не повернулся.       — Нет, — нагло вру, наверное, за это и получаю по бедру обжигающий удар ладонью. — Бисексуал.       — Это как?       — Это как у тебя, без разницы — с кем.       — Мне есть разница кого еб… иметь. — Атмосфера, и так накаленная за последние минуты, стала искрить.       — Ты это моей заднице скажи, — выдавливаю из себя сквозь зубы, а после срываюсь с места, подхватывая свои вещи, и уношусь в ванную. Долго моюсь, словно хочу смыть с себя произошедшее, но оно настойчиво отказывается покидать как тело, так и разум. Мысли вразлет, а тело стонет, реагируя каждой клеткой. Самоанализ не помогает отвлечься, прихожу к выводу, что этот случай был ошибкой и больше не повторится, в конце концов, не я его в кровать потащил, а он меня!       Выйдя из своего убежища, Сему застаю на кухне: сидит, жрет прямо из кастрюли, на меня не смотрит…       — Я педераст, да? — задает вопрос холодным макаронам, те молчат, приходится все-таки посмотреть на меня.       — По поведению — да. По ориентации — скорее би, по жизни — это уж не мне судить.       — Будешь? — толкает ко мне кастрюлю, я боязливо рассматриваю расквасившиеся и охреневшие от происходящего макароны. Отказываюсь. Нет аппетита.       — Спасибо, я на диете.       — Ты и так дрищ. Куда еще?       — То есть нормально общаться тебя совсем не научили?       — Стройный. Я хотел сказать стройный.       — Ты когда в следующий раз захочешь, заранее предупреждай, чтобы я подготовился к тебе… — И только потом понимаю, что фраза слегка двояко звучит.       — А можно… еще?.. — расплывается в похабной улыбке, я ему фак показываю и ухожу от греха подальше, пока или сам не прибил, или этот не активизировался.       Ночью долго не могу уснуть. Перед глазами жилистое сильное тело, покрытое испариной от напряжения, красные, искусанные, сжатые в плотную линию губы, которые так и не удалось попробовать, и блеск темно-зеленых глаз, вызывающий дрожь. Только этого мне еще не хватало, влюбиться в невыносимого человека!       Заснул под шелест штор и шум ветра за окном, проснулся с красными воспаленными от недосыпа глазами и скверным настроением. Сразу пошел на запах горелого. В кухне Сёма с безумным огоньком в глазах пытался подкинуть подгорелую яичницу прямо со сковороды. Судя по тому, что на полу валялся труп ее родственницы… у него не получалось.       — Мне кажется, у тебя стимул по жизни — бесить людей, — ворчу и с боем отбираю сковороду, пока он ей окно не выбил.       — Не задумывался. Я вообще животных люблю.       — По твоему поведению видно, что ты к людям не очень.       — Ты плохо выглядишь. — Засовывает нос в холодильник, достает пакет с молоком, и если он вздумает пить… Свин!       — В принципе или сегодня? — присаживаюсь рядом и мутным со сна взглядом рассматриваю, во что превратился мой дом…       — Сегодня. В принципе — нормально. У меня же встал.       — Буду считать это комплиментом, если ты не против.       — Да как хочешь, — пожимает плечами и тянет мне пакет.       — Выкинуть, выпить, приготовить?..       — Я читал на форуме, что когда жопа болит, надо приложить холодное… — Я просто чая отхлебнул в этот момент… подавился и заходился в кашле минут пять, думал, легкие выплюну.       — На каком форуме?       — Гей-форуме. Хотел просветиться.       — И как, удачно? — Он вытирает со стола чай, я — слезы умиления.       — Чуть не блеванул. Там все…       — В голубом?       — В коричневатом, я бы сказал. В общем, я решил, что не гей.       — Сём, ты меня пугаешь. Ты это зачем читал? Там же сидят фанатики, и их советы далеки от реальной жизни.       — Тоже читал, да?.. — Тут я покраснел, а он заулыбался.       — С чего ты вообще решил, что все геи одинаковые? Есть нормальные, сам таких парочку знаю.       — Если бы у меня в части такое сказал вслух, тебя не спас бы даже я.       — Это почему?       — Был бы в числе перевоспитывающихся.       — Нельзя мыслить стереотипно в современном мире!       — Нужно. Иначе… — Теперь покраснел он, а я заржал.       — Иначе с мужиком переспишь? — Смех все никак не проходил, Сема начал злиться, я притих, не хотелось ссориться, вроде только-только настроение стало налаживаться. — Я предлагаю проверить твое видение мира на практике.       — Как? Еще раз переспать с тобой? — Я в этот момент на его ширинку посмотрел и понял, что это будет слишком просто. Сёма свел ноги, прикрывая свое хорошее настроение.       — Пошли в гей-клуб?..       Как я его затащил — вопрос второй, первый — он уже в топе клиентов. Инцидент при входе убираем — ну сцепился с охранником, бывает, не надо было его осматривать, и улыбаться тоже не надо было. Нервные какие все пошли, особенно Сёма. Место же приличное, малолеток обожранных нет, люди отдыхают, слушают музыку…       Сема хватает меня за плечо и резко разворачивает к себе.       — Что? — Плечо ноет от его хватки, но выбрыкнуться не получается, вцепился как клещ.       — Ты сказал — нормальное место.       — Сказал.       — Что извращенцев нет.       — Нет.       — Тогда почему я сейчас видел мужика в колготках, обтянувших его настолько, что яйцо, выкатившееся из трусов, отчетливо было видно?!       — Это артисты.       — А смотрят на меня почему?       — Ты орешь так, что музыку перекрикиваешь, и все, кто был в зале, стали яйца поправлять и прятать! И ты симпатичный.       — Мне страшно… Мне так страшно даже в первую ночь после призыва не было.       — Тогда бухать!       Своих знакомых встречаю неожиданно, и нас, конечно, тащат за свой столик. Всего трое, хорошие ребята, веселые, но слишком… педаковатые, как бы выразился Семен. Манерный Леха, котик Славка и Антон — это он сегодня неудачно оделся.       Сема сел рядом со мной, забившись в угол дивана, крепко прижался к спинке и в своей белой рубашке, при свете софитов кажущейся мистической, окутывающей его сильные плечи дымкой, казался взбесившимся ангелом, у которого произошел сдвиг по фазе. А еще он обнял меня за пояс, сообщив, что тут все так делают. У меня встал.       Алкоголь и музыка не помогали ему расслабиться, он пил рюмку за рюмкой, и только взгляд блестел. В какой-то момент я понял, что он в упор на меня смотрит и не хочет видеть всего остального. А там ничего криминального не было, просто мужики, переодетые бабами, танцуют на сцене; что это мужики, Сема понял после моих комментариев, когда он одной из них слишком радостно хлопал, — выбесил. Я предложил ему подвигаться… к своему разочарованию. Правду говорят, самец даже в стаде самцов себе суку найдет. Выцепил же барышню, и судя по тому, как она жалась к его груди в танце на лестнице, домой я поеду один.       Что-то горькое вместо текилы полилось по горлу прямо в желудок, такое теплое и приторное, впивающееся в тело, что пришлось закусить губу, чтобы не скривиться. С мужиками переглянулись, они ухмылки попрятали, видят насквозь, понимают. Благословили на подвиги, а дальше дело техники.       Кто меня на танцполе выцепил — смутно помню, в глазах алкоголь пеленой темной, в ушах басы, и что говорил мне фраер, тоже не слышал. Или не хотел. Его слишком мускулистое тело казалось непривлекательным, парфюм — резким, объятья — душными, и вообще бесило абсолютно все, начиная с сегодняшнего вечера, и заканчивая расположением нашей планеты во вселенной. Сёму наше расположение, и мое в частности, не беспокоило вовсе, он уже вовсю сосался с той самой девчонкой, прижав ее к перилам у лестницы, а я слишком много выпил, чтобы себя контролировать, да и не хотел, иди оно все…       Когда происходящее стало вызывать больше тошноты, чем выпитое, принимаю решение: пора этот праздник жизни заканчивать. Все так же гремит музыка, разгоряченные тела трутся друг о друга в танце, иногда сталкиваясь в игре. Все так же не отпускает раздражение и этот фраер, прижавшийся вплотную и держащий меня за поясницу. Попробовал мягко отстраниться — не вышло, к тому же ему это не понравилось, и он надавил сильнее, прогибая меня в спине, горячо выдохнул в лицо, наклонившись, и мазнул по губам своими сухими. Я видел, как мои подскочили, как Антон в своих любимых «колготках» перемахнул через перила и рванул в гущу событий, но плотность толпы не дала ему возможности сделать это достаточно быстро, чтобы опередить меня. Отклонившись и найдя упор в ноге, второй с колена заехал кавалеру по яйцам. Согласен, прием подлый, порочащий честь честного офицера, но в отсутствие выбора выбирать не приходится. Его сложило пополам прямо у моих ног. Из-за толкотни замах получился несильный, а из-за подскочившего Сёмы и того слабее, потому что этот мудила меня себе за спину забросил, причем так, что мы с Антоном чуть не убились! Драки удалось избежать чудом, охрана здесь суровая, правила строгие, поэтому нашу четверку выдворили ко всем чертям, не разбираясь, кто дурак, особенно огорчился Антон, потому что является совладельцем этого клуба. Сидим на лавке возле входа, за углом, судя по звукам, кому-то отсасывают, Антон рассказывает Сёме, как на прошлой неделе перебрал карбюратор, и, если уж они так с Семой подружились, прячет укатившееся яйцо вглубь. Я курю. Недолго, правда, секунды полторы, пока по губам не получаю. Такое странное чувство, словно мамка тапком нахлопала за проказы. В двадцать четыре. У гей-клуба…       — Ты еще и куришь? — выпучив глаза, на меня не то что орут, рычат животным рыком, а я кровь с губы слизываю, хорошо прилетело.       — Что значит еще? — прошу пояснений, с примесью радости и ужаса глядя в его глаза.       — Шляешься по кабакам, клеишься к кому попало, спишь с первым встречным…       — И как я при своих недостатках дожил до своих лет? — не без сарказма. Второй замах ловит Антон, трансформируясь в Антона Геннадьевича, старшего лейтенанта уголовного розыска. Вежливо просит не распускать руки, вроде помогает. — И вообще, какая тебе, к черту, разница?       — Вообще-то, я с тобой живу…       Тут удивленно выдохнул Антон.       — Так ты тоже пидалька? — спрашивает Тоха, похабно скалясь.       — Нет!       — Конечно, нет, — теперь вспылил я. — Только спит с мужиками и живет с ними же, и сцены ревности устраивает тоже он.       — Я не устраивал сцен!       — Да? — Все, накрыло по полной. — Тогда я поеду с ним! — тычу пальцем в притихшего протрезвевшего бугая, Тоха обиженно надувает губы.       — Мужики, а можно я пойду? — спрашивает полушепотом нечаянный свидетель.       — Сиди! — рявкает Тоха. — Со мной поедешь.       — А я? — Моя судьба рушится на глазах!       — Погнали с нами, замутим тройничок!       — Значит, так! — Сёма подрывается на ноги, хватает меня за рукав, собирается орать дальше, но, посмотрев мне в глаза, затихает и тащит к первому попавшемуся такси, не прощаясь с остальными. До дома едем молча. В гробовой тишине. Хоть венками обкладывайся! Чует моя жопонька — не обойдется мне это добром…       Я как знал, точнее, она — обладающая шестым чувством попа. Сёма не просто вызверился, он оборзел до крайности, сначала выпоров меня своим ремнем прямо в коридоре, перекинув через колени и выхлестав по голой заднице… Когда из глаз брызнули слезы и я уже на эмоциях проорал, что больше так не буду, он резко переключился. Выбранная им поза оставляла меня беззащитным, его попытки загладить вину (трезветь начал, падла!) быстро трансформировались в похоть. Ласки — в пошлые эксперименты. Исследуя мое тело пальцами, стал комментировать вслух, что я все еще раздолбанный и его с этого прет похлеще, чем кота с валерьянки, а дальше…       Я недавно переехал в этот дом. И недавно переехал ко мне сосед Семен. Теперь все остальные со мной здороваются и громко не слушают музыку после десяти. Я встаю в шесть утра, иду на зарядку, хорошо кушаю и одеваюсь теплее, потому что спорить себе дороже и это бесполезно, совсем никак, а попытку переехать мне вообще завернули, обрубив еще и интернет и швырнув в меня книгой для просвещения. Антон называет нас голубками, я называю его в ответ под рифму, а Сема всех моих друзей кличет наркоманами и проститутками. И нет, он не ревнует, он просто так заботится. И не встречаемся мы вовсе. И не би он, натуральный натурал! Только спим вместе. Спим… и не только…