у жизни конца нет.

      чон чонгук — 20 лет. казалось, жизнь только начинается, и вот-вот произойдёт что-то отдалённо хотя бы напоминающее счастье, однако жизнь на то и жизнь, чтобы быть однокоренным словом к слову «пиздец».       сонные глаза еще не привыкли к яркому свету комнаты, но в мозгу щёлкнуло, что что-то не так. в самой середине ковра стоял большой чемодан. его чемодан. подавив ухмылку, чон медленно, с какой-то даже не затаенной издевкой вылез из объятий тёплой кровати в уже новую жизнь без дома, без семьи. вот так молча, без истерик, без криков и ударов он лишился всего, что имел или лишь думал, что имел. через несколько лет он вряд ли вспомнит об этом досадном происшествии, однако не в памяти, но в глубине заснувшей души будет торчать этот гвоздь, за который до крови будет цепляться чонгук.       затхлый воздух и невероятно маленькое пространство давило на голову парня, готовую взорваться прямо сейчас. все-таки пить нужно меньше, если хочется помнить свое имя, но дело ведь в том, что чон не хочет помнить ничего.       видимо, вчерашняя вечеринка прошла успешно, раз его хены мертвой кучей свалены у его кровати, а их пьяный лица с подтеками слюны блаженно улыбаются чему-то из сна. в такие моменты младшего до костей, до самой последней клеточки пробивает отвращение к своему существованию. жизнь? нет, не жизнь. ему на самом деле не хотелось вот так тупо тратить деньги, что он зарабатывает днём. ему как всем хотелось бы завести семью, ну или хотя бы собаку, чтобы скрасить сверлящее одиночество.       ухмыльнувшись своим мыслям и проведя рукой по уставшему лицу, чон перешагивает пьяные туши и идёт в сторону кухни, чтобы застыть напротив кресла. в нем, свернувшись калачиком, спал пока ещё человек, не превратившийся в подобие чонгука и его хенов. управляемый каким-то неподвластным ему чувством, гук тихо подкрался к этому существу и невесомо провёл пальцем по мягкой бледноватой коже. от этого незамысловатого действия его словно током пробило, заставляя вспомнить, как вчера этот малыш напивался наравне со всеми и обнимался с чонгуком, сидя на его коленях и нашептывая старшему какие-то бессмысленно милые вещи о любви и счастье.       улыбка, озарившая лицо чона, не была из разряда дежурных улыбочек. для него это было вообще впервые, когда какие-то до нынешнего момента неизвестные мышцы лица напряглись, создавая по указке чувств что-то невероятно прекрасное. внутри что-то сладко заныло от воспоминаний о мягких чуть подрагивающих пальчиках в волосах и влажных податливых губах на губах старшего. судорожно вздохнув, чон с сожаление отнял руку от милого личика тэхена — младшего брата намджуна, когда тот проснулся и из-под полуприкрытых ресниц как-то пошло посмотрел на старшего. чонгук был готов поклясться всеми богами и демонами, что без умысла был этот взгляд, заставивший все внутри старшего напрячься и сжаться. не говоря ни слова, он стремительно покинул комнату и, зайдя в ванную, прислонился лбом к прохладной плитке.       — какого хера я на него так среагировал? — нервно вдыхая и выдыхая, чон приспустил домашние шорты и положил руку на возбужденный член. — ким чертов тэхен… — продолжение смешалось с первым гортанным стоном-рыком от жестких, отработанных движений рукой.       — хен? — послышался низкий и до чертиков возбуждающий голос, звёздочками в глазах и мурашками по телу отозвавший в чонгуке. «заебись, теперь на почве возбуждения еще и галюны,» — продолжая дрочить, с каждым разом ускоряя темп, гук уже не сдерживал свои стоны. — хен, ты здесь? я захожу.       полсекунды на осознание, что это реальность, еще полсекунды на то, чтобы надеть шорты, не скрывающие стояк чона. и вот, в пространстве маленькой ванной, наполненной буквально осязаемым запахом желания и секса, стоит ким тэхен — новый сексуальный кошмар чон чонгука. на нем большая серая футболка, открывающая ключицы, и такие же шорты, не скрывающие тонких красивых ног. «ему идут мои вещи,» — отстранёно думает старший и следит за тем, как губы младшего двигаются, что-то говоря ему.       -… можно? — чонгук, вздрогнув, посмотрел на него более осознано и слегка нахмурился, незаметно делая маленький шаг навстречу и сокращая расстояние до непростительно маленького.       — тэхен, можно я тебя трахну? — и вопрос такой правильный и естественный, что тэхен не смог или не успел "нет" сказать, как был прижат к холодной стене, опаляющей холодом его разгоряченное тело. губы старшего сминали нежные и податливые губы тэхена в болезненно нежном и страстном поцелуе, что был словно последний глоток воздуха для обоих. неловко смахнув все мешающее с тумбочки у раковины, чонгук посади на нее младшего, устраиваясь между его ногами и упираясь своим неслабым желанием в его бедро.       — боже, малыш, прикоснись ко мне, пожалуйста, — утыкаясь влажным от пота лбом в плечо младшего, простонал чонгук, оглаживая его ребра и спину. закусив губу, ким неуверенно кладет свои подрагивающие пальчики на возбужденную плоть, и его будто пронзает осознание, что шорты на старшем — очень мешающая деталь одежды. закусив губу, тот плавно соскальзывает с тумбочки и опускается перед чоном на колени, а у гука уже помутнение рассудка и разрыв всех мыслимых и немыслимых шаблонов. ким слегка разводит его ноги в стороны и, устроившись между ними, смотрит прямо в глаза старшего, да так пошло и развратно, что тот готов от одного только взгляда кончить. не разрывая зрительного контакта, тэ медленно тянет эти надоедливые шорты, которые, надо признать, так хорошо сидят на объекте его сексуального безумия. освободив член чона от мешающей ткани, прикусив губу и стараясь унять дрожь в руках, тэхен невесомо проводит пальчиками вдоль ствола и соединяет их кольцом у самого его основания, вырывая из плотно сжатых губ старшего судорожный полустон-полувсхлип. словно тумблер внутри младшего включился, и черти проснулись, отражаясь в его глазах всполохами огня. свободной рукой младший очерчивает мощные мышцам пресса чона, судорожно вздыхая и облизывая губы. у гука уже мир пеленой подернулся, а ноги держать его отказываются, заставляя на раковину того облокотиться. приблизившись и слегка подув на головку, младший лениво как-то облизывает ее, с извращенным наслаждением следя за нитью слюны тянущейся от члена до влажного языка.       — тэхен, — рычит чонгук и подается вперед, утыкаясь возбужденным органом прямо в ангельскую улыбку младшего.       проводя ладонью вверх и вниз, ким все-таки смыкает губы вокруг такого сладкого сейчас члена, сочащегося соком, имеющим для маленького дьявола самый любимый вкус, и начинает медленно двигать головой, с каждым разом стараясь заглатывать все глубже. ощутив в своих волосах сильную ладонь старшего, тэхен расслабляет глотку и готовиться принимать его во всю длину.       — растяни себя, малыш, потому что я больше не смогу ждать, — давясь стонами, шепчет до невозможности распаленный чонгук, а у кима уже сердце сжимается от осознания, какую власть он имеет над этим холодным монстром в данную минуту, однако послушно выполняет приказ, ведь сам уже на пределе. — и не смей касаться себя спереди, уяснил? — а вот это уже грязная игра, и у тэхена стон разочарования вырывает, что вместе с резкими движения головы дает незабываемый эффект, заставляющий чона содрогнуться. тэхен отрывается от плоти гука лишь для того, чтобы пошло облизать свои пальцы, глядя прямо в затуманенные страстью глаза старшего и упиваясь осознанием, что для него он сейчас самый желанный человек во вселенной. набрав побольше воздуха, тэхен снова припадает к своей любимой сладости, параллельно с этим вводя в себя один палец, заходясь достаточно громким стоном, вибрацией идущим по нервам чонгука. голова кружится от ощущений и чувств у обоих, и не существует мира больше, кроме этой маленькой неудобной ванной, которая уже насквозь пропахла ими обоими.       ким развратно водит своей невероятной, просто божественной задницей, по мнению чонгука, вводя в себя уже три пальца и профессионально играя языком с налившимся кровью членом старшего, который еле держится уже, чтобы не кончить. резко покинув такой жаркий и мокрый рот тэхена, чон заставляет того подняться и впивается жадным, собственническим поцелуем в опухшие алые губы, покусывая и облизывая их, как самую вкусную конфету.       — ты сосешь лучше любой профессиональной шлюхи, малыш. ты просто не представляешь, какой кайф я ловлю от осознания, что ты только мой, — хрипло, до дрожи в коленках кима шептал гук, опаляя лицо младшего своим тяжелым дыханием, — а теперь повернись ко мне своей очаровательной задницей и покажи, как ты поработал, — заливаясь запоздалым румянцем и откровенно смущаясь под взглядом старшего, тэ упирается локтями в тумбочку и прогибается в спине, до боли прикусывая губу, когда ощущает, как чон сильно сжимает половинки в своих пальцах и проводит горячим шершавым языком по колечку мышц, слегка проникая внутрь. ровно на секунду чонгук отстраняется, а тэхен уже чувствует себя самым несчастным человеком, ведь хочется, до адской боли хочется ощущать чонгука рядом внутри себя. и старший выполняет его желание, не сдерживаясь и входя сразу во всю длину, попадая по чувствительной точке, и выбивает и своего податливого малыша первый до одури громкий и протяжный стон, что даже приходится закрыть ему рот рукой.       — тише, детка, мы же не хотим разбудить наших хенов, да? — тихий хриплый смех разрядом по венам тэхена и к мозгу, застилая разум дымкой желания и похоти. чонгук с первых толчков разгоняется и со всей своей силы долбит по простате, вбивая младшего в бедную тумбочку. тэ весь сжимается внутри, ведь стоны сдерживать становится все труднее, когда рука старшего оказывается прямо на его члене и водит так лениво-непринужденно, словно так и должно быть, но оба прекрасно понимают, что «словно» тут совсем не подходит, ведь так и должно быть.       волосы липнут к потным лицам, а в пространстве обухом по вискам бьет лишь их тяжелое дыхание, еле сдерживаемые стоны и пошлые шлепки друг о друга.       — я сейчас… я… — тэхен затрясся всем телом, буквально ложась на холодную тумбочку и сжимаясь так сильно, ведь чувствовал, что сейчас кончит. он ждал чона, ведь хочется, чтобы вместе, хочется, чтобы навсегда.       — господи, как же ты сжимаешься, детка, я больше не выдержу, — закусывая мочку уха младшего, чон вдалбливается последние несколько раз и с утробным, первобытным рыком, вторящим протяжному, проникающему вглубь сердца стону тэхена, изливается в горячую узость его кима. еще минуту два тела синхронно бьются в сладких конвульсиях, не желая рассоединяться, ведь их единение так естественно.       — мы просто обязаны начать встречаться, ким тэхен.       всего несколько слов, и узел в душе старшего, затягивающийся годами, исчез, словно его и не было, а сердце младшего удары пропускает и плавится от таких сладких и необходимых ему слов. и вот момент, когда жизнь только начинается. вот момент их обоюдного рождения. вот момент, имеющих лишь точку начала, ведь у бесконечности нет конца.