the bad moon is rising

Увенчанный кровью, словно короной, он ступает по каменным плитам древнего собора. Алый свет струится сквозь стекла, алое безумие захлестывает его с головой — так, что становится сложно дышать от ярости, восхищения и веселья; он улыбается улыбается улыбается. Витражи смеются и танцуют в свете луны, вспарывают друг другу животы осколками стекла, неровными и длинными, как ножи. Кишки, длинные и темные, висят на оконных рамах, пачкают стены и пол. Он вспоминает дом — долгие темные ночи, мрамор стен, неровный, мерцающий свет, и еще — танцы озлобленных, обезумевших от боли мертвецов; распахнутые в беззвучном крике рты, пустые черные глазницы, содранная еще заживо кожа, ловкие руки, которым не нужно ни ножа, ни меча, сухие пальцы с выдранными когда-то давно ногтями, темная, ненастоящая кровь, текущая даже из старых ран. Темные, ненастоящие, нетленные легкие, сердца, ливер. Темный, настоящий, густой запах смерти. Это так похоже на дом. Он улыбается так широко, что уголки рта отзываются ноющей болью. Во рту стоит привкус железа. Чикаге дрожит, и поет, и просится в руку, и умоляет, умоляет, умоляет; он качает головой, перекатывается с пятки на носок. И снова. И снова. Кажется, он кого-то ждал, но теперь это уже неважно. Безумие жжется в его груди, в его венах, в его глазах, и грохот сердца отдается во лбу тупой болью; оперение плаща шепчет, будто от ветра, и он даже слышит слова. Ты прав, слышит он. Ты достоин, слышит он. Любимый сын своей матери, любимый ученик своей наставницы, любимый воин своей королевы, последний из своего рода, ты вернешься домой с победой или умрешь в честном бою, ты принесешь королеве лучшую кровь; он слушает, затаив дыхание, и верит. Кто-то зовет его. Он не услышал шаги, он не сразу услышал речь; он вздрагивает, вскидывает голову, смотрит на наставницу в упор. Ждал ли он ее? Или кого-то другого? Он не помнит. Он не хочет помнить. Наставница уже немолода, но сильна и быстра по-прежнему, как в юности. Она красива: кожа ее — как снег, волосы — как огонь, глаза — как старая кровь, а кровь — как старое вино. Подобно хищнице, она метит свою добычу укусами, впивается в шею; она сжимает его бедра своими, скалит крепкие зубы и всегда борется за власть (и всегда побеждает). Она великолепна. Она достойна. Она прячется под маской и перьями, как и он сам. Он уверен: она поймет. Он улыбается.