Ложь

      В последнее время, как только получила свои права зима-матушка, Максимов неожиданно замечает, насколько часто Лена отводит от него глаза. Хмурится, рассматривая идеально ровные и скучные стены в их кабинете, когда рассказывает про очередную зацепку. Как торопливо обрабатывает его раны, стараясь даже не касаться его оголённой кожи. Словно она боится Максима и пса, что смотрит на неё, как всегда, с теплотой и доверием.       И это, конечно же, он не о питомце так думает.       Он бы понял, если бы она так вела себя только с ним. Прошлые отношения всегда приносят не самые приятные воспоминания для настоящего — это выучил Максимов слишком хорошо, чтобы забывать и не нарушать правило каждый день.       Но так и с Лёшей. Лена смотрит на него немного испуганно и улыбается так же, ведь от улыбки не веет теплом и любовью, как несколько лет назад. В глазах, к удивлению, Максим не читает ничего, когда изредка ловит её взгляд. Одинокая пустота и задумчивость — большего он не получает даже в самые загруженные дни.       А Леонидову, кажись, и так нормально. Он продолжает солнечно улыбаться, когда обнимает собственную жену или просто с ней говорит на разные темы. Или же просто не подаёт виду, что их брак неутолимо приближается к краху. Он живёт сегодня, и Макс отчасти понимает, почему — так гораздо проще жить, не волнуясь о том, что случится завтрашним утром.       Когда Лена начинает полностью замыкаться в себе, это видит даже Гнездилов. Он смотрит на неё задумчиво, даже не беспокоит по мелочам, как любит это делать каждый день. И всего лишь подталкивает Алексея к тому, чтобы он поговорил с ней.       — И зачем ей такой муж, как ты, если ты настолько слеп? — однажды говорит ему Игорь, после чего тут же уходит совершать ещё какую-либо дурость.       Максим понимает, что Гнездо может отключать свою тупость. Жаль, что только в личностных отношениях — на следующем задании он вновь проявляет свои навыки идиотизма и показывает лучшие результаты.       И самый важный разговор происходит глубокой ночью, громко и без лишних церемоний. Мужчина прикладывает палец к губам, чтобы Пёс не издавал лишних звуков — подслушивание пусть и было не самым благородным делом, но только не сегодня. Ему нужно понять, почему Лена трескается, словно фарфоровая статуэтка.       Просто для того, чтобы спасти и помочь. Свадебная клятва исчезла только для Жаровой, но Максим исполняет её даже сейчас. Даже тогда, когда всем на это плевать.       — Лёш, нам нужно поговорить, — голос судмедэксперта звучит глухо и чересчур холодно. Максимов уверен в том, что сейчас у неё нахмурены брови и пальцы стучат по папке или столу.       — Почему именно сейчас? — Лёша, кажется, растерян не меньше Макса.       — Потому что нечего с этим тянуть.       Слышится чужой тяжкий вздох. Разговор предстоит нелёгкий, думает Максимов, но продолжает внимательно прислушиваться. Если это связано с их будущим отпуском — увольте, он тут же уйдёт в сторону машины и уедет туда, где его ждёт только диван.       — Я завтра подам заявление на развод. Вот документы, ознакомься, пожалуйста. Не хочу лишних проблем, — эффект равнодушия смазывает почти неслышный всхлип.       Макс чуть не давится воздухом. Неужели всё настолько плохо?       — Лен, ты с ума сошла?       — Нет, — мимолётная слабость испаряется мгновенно, и голос судмедэксперта вновь звучит жёстко и уверенно. Максимов вспоминает их свадьбу, когда Лена так же безотказно соглашалась терпеть его, такого самоуверенного глупца с улыбкой до ушей. И, смотря на неё такую, с пышной фатой и красной помадой на устах, тогда он ощущал то, как тепло лавой разливается по всему телу.       Тогда солнце затмила именно она.       Вспоминая свадьбу, Максимов пропускает мимо ушей весь разговор, но замечает это слишком поздно — Леонидов громко хлопает дверью прямо возле него. Алексей слишком зол, чтобы заметить нежеланного гостя, так что молчаливо уходит куда-то восвояси. Макс осторожно заглядывает в кабинет, и застаёт Лену напряженной, как никогда.       У Лены слишком сильно кипят эмоции внутри, чтобы заметить Максимова. Она закрывает глаза и делает глубокий вдох, медленный выдох. И ещё, осталось только проглотить ком в горле и не заплакать в пустом кабинете. Новогодняя гирлянда мигает яркими цветами, отражается в окне и слишком праздничная для такой убийственно мертвой атмосферы. Жарова раскрывает глаза и поспешно вытирает побежавшие слёзы, сдерживая громкий и жалостливый всхлип. Тихо работающее радио затихает в помехах. В тишине слышно лишь её рваное дыхание и тиканье часов.       Разбить их к чертовой матери бы.       Леонидов воспринял её слова… тяжело. Понятное дело — она разбивает собственными глупыми эмоциями счастье окончательно, словно проигнорировав их свадебные узы и привычку любить. Какая же она дура. Всё из-за неё ломается. И первый брак, и второй — неужели Бог обделил её жалостливым сердцем до двух мужчин в её жизни?.. И Макс — такой хороший и по-своему наивный — убивается за ней до сих пор, что ей хочется вырвать собственное сердце долгими ночами, чтобы совесть и чувства умерли вместе с ней. Лена считает себя недостойной обоих, так что старается разорвать красные нити к ним окончательно.       Ей тяжело дышать. Она медленно хватает себя за горло, ощущает приятную прохладу на коже и слегка сжимает горло до мелких синяков. Успокоить сердце, остановить мозг, перестать чувствовать. Полностью придушить себя мешают и рефлексы, и подоспевший Макс. Он глядит на неё с мельком пробегавшим испугом в глазах — Жарова обмякает в его руках и нервно смеётся первые секунды, потом мягко вырывает свои руки, как будто его касания обжигают.       Мёртвая тишина давит, кажется Максимову, и Лена возле него разбитая-разбитая, вот-вот треснет окончательно и раскрошится на осколки. И смотрит она на него испуганно, медленно обнимает себя за плечи и отворачивается. Огоньки, отражающиеся в окне, манят её похлеще пламени, которое манит к себе бабочку, а потом смертельно обжигает язычками.       — Что тебе нужно, Максимов? — собирается Лена с мыслями, и её голос вновь так же суров и черств, как всегда. Да только подрагивающие плечи выдают её волнение, и проскользивший яд в голосе не так убийственен.        — Да так, просто узнать, почему половина охранников проснулась от ваших криков с Лёшей, — язвит в ответ Макс и кривит губы. Охранников вряд ли разбудили бы даже взрывы от гранат, что уже говорить про обыкновенную человеческую перепалку.       — Не лезь не в своё дело, Макс! — выпаливает Жарова, но не поворачивается, сдерживая себя от излишних эмоций. Это не его, мать его, дело!       — Да ладно тебе, если вы решаетесь решать свои личные дела прямо в офисе, то это уже общее дело, знаешь.       — Да пошёл ты! — вскрикивает Леонидова и разворачивается к нему, чтобы добавить что-нибудь ядовитое, но замечает только лишь самодовольную ухмылку. И снова она купилась на его провокации!       — И вот мы можем нормально поговорить, а то я устал видеть твою спину, — более миролюбиво замечает оперативник и подходит ближе, разрушая в очередной раз стену между ними. — Что случилось?       Да только вновь начинает царить тишина. Гирлянда ярко мигает, переливается несколькими цветами, а часы всё продолжают тикать и действовать Максимову на нервы. Лена нервно закусывает губу и отводит взгляд, заинтересованно рассматривая глобус на столе Вахтанга. Вот Япония, про которую она грезила в свои юные годы, а вот и Китай.       Судмедэксперт не замечает, как руки вновь лезут к горлу, чтобы начать его тереть. Стирать прикосновения Леонидова, его поцелуи и дыхание. Стереть до крови, согреть шею алой жидкостью и разукрасить в причудливые узоры, избавившись от боли и ощущений. Лена не отличалась тягой до самоубийства, но сейчас расчесать шею до крови казалось лучшим методом расслабиться, потерять себя и чувство времени.       Да только Максимов вновь останавливает её от ошибки, но теперь не отпускает. И смотрит в уставшие глаза, которые всегда ревновал, грозно и с прищуром, как будто осуждает за её душевные терзания. Да он не сжимает до боли — просто крепко, чтобы не убежала опять от него куда-то. Такую статуэтку так легко разбить, думается ему, но она столько сердец может и сама разбить, махнув лишь рукой в сторону, мол, разбивайся об асфальт ради меня, щегол.       — Я повторю свой вопрос. Что случилось, Лен? — от своего имени от чужих уст Жаровой тошно до приятного ощущения внизу живота. Но ярость перелопачивает её, что она неосознанно кричит:       — Да какая тебе, блять, разница?! — от собственного крика Жарова вздрагивает и чуть бы не съежилась в комок, если бы её не держали. Но она продолжает и продолжает говорить, медленно переходя в болезненный хриплый шёпот:       — Да потому что люблю я тебя до сих пор, Максимов! Чувство такое — любовь называется! Да только оно мне, тебе и Леонидову жизнь ломает, понимаешь! Наша свадьба, наш развод, вторая свадьба, второй скорый развод. И всё равно люблю только тебя, спустя столько чертовых лет. Но только и тебе, и Лёше разбила сердце, и что в итоге? Осталась у разбитого корыт-       Её обнимают. Обнимают так же крепко, как и пару лет тому назад в небольшой квартире на диване, где висели их свадебные фотографии. Первые секунды Жарова пытается понять, что ей делать, но по итогу лишь глупо-глупо улыбается, торопливо вытирает катящиеся по щекам слезы об чужую рубашку и неуверенно обнимает в ответ, пряча лицо. Лене дурно осознавать, что она вновь не держит чувства в жесткой рукавице, но потом плюет на рассудок и полностью обмякла, не боясь упасть.       Иногда Максимову кажется, что он полюбил дуру. Дуру, которая может легко натворить дел, легко разбить ему сердце и тут же его идеально склеить одной же фразой, брошенной в порыве эмоций. Она — самая солнечная, сама лучшая, которую он только встречал на своем жизненном пути — сейчас вновь его, несмотря на самобичевание и глухую ненависть, как к бывшему. Он целует её в макушку и крепче обнимает, делает глубокий вдох и медленных выдох. Сейчас ему не хочется её отпускать, но она сама упирается ладонями ему в грудь и отклоняется, чтобы с пунцовыми щеками задать вопрос, который такой дурацкий на данный момент:       — Ты нормальный?       — Нет, как и ты, — смеется Макс и наклоняется, чтобы поцеловать её. И поцелуй у них горький и медленный, тягучий, и он повторяется снова и снова. На вкус он соленый и сладкий одновременно — смешались слезы и блеск для губ, но почему-то Максимову плевать. Он хочет насладиться этим мгновением вечности и растянуть его максимально долго.       — Отвези меня домой, Максимов. Это был тяжелый день.       И он понимает правильно, когда увозит её к себе домой и молчаливо укладывает на диван вместе с Псом, который решил предать собственного хозяина и поспать с его любимой женщиной.       Их отношения до сих пор напоминают запутанный клубок нитей, но теперь он ярко-красного цвета. Осталось его только распутать, залечить красные полосы на шее Жаровой и забыть этот вечер, как кошмарный сон,       чтобы заклеить эту фарфоровую статуэтку, которая ему вновь доверилась.