Сбежавший жених

План был прост: Донхёк достает рвотное, незаметно проносит его в особняк и передает Тэилю. Тэиль так же незаметно добавляет его в утренний смузи Сычена. Сычен его выпивает и блюет дальше, чем видит. К одиннадцати ему легчает; они отправляются в церковь. В машине Сычену под видом таблетки от тошноты дают еще одну дозу рвотного. Донхёк проносит в клозет пакет со шмотками, документами, билетом до Осаки и карточкой, открытой на новое имя Сычена; прячет все в обусловленном месте. Сычена снова тошнит. Донхёк проводит его в уборную, дает противорвотное, помогает переодеться и выбраться в окно. Дальше дело за Джено. Он под видом уличного хулигана пытается проникнуть на закрытую церемонию, подымает на уши всю охрану. Марк тем временем подгоняет машину. Донхёк еще пару минут делает вид, что в уборной кто-то блюет, после чего выбирается в окно и дает деру. Тэиль отдувается за всех. Самой сложно частью плана было провернуть все так, чтобы Сычен до последнего ни о чем не догадывался. С него станется запаниковать или вовсе отказаться от затеи, рассказать все папеньке и выйти замуж за идиота Жэньсяо, который спал и видел, как заделает ему с десяток карапузов и будет жить, припеваючи, на детское пособие. Никто из друзей Сычена допустить этого не мог. День, на который была назначена свадьба, начался с первого в году снегопада. Сычен проснулся засветло, принял душ и, усевшись перед зеркалом, взялся укладывать волосы. В дверь постучали. Вошел Тэиль. Принес чернично-банановый смузи. Спросил, будет ли Сычен завтракать в столовой или принести вафли в спальню. Сычен задумался. Папа не обрадуется, если он пропустит завтрак, но видеть родителей, с которыми он вздорил весь прошлый вечер, ему не хотелось. Еще насмотрится. День предстоял долгий и утомительный, и папа, вбивший себе в голову, что справится с обязанностями распорядителя лучше, чем нанятый им же француз, однозначно не отлипнет от Сычена до самого его конца. Сычен не удивится, если папенька еще и в первой брачной ночи поучаствует, дабы убедиться: новоиспеченный муженек делает все по уставу. — Я позавтракаю в комнате. — Сычен улыбнулся вымучено, и Тэиль понял его без слов. — Все будет хорошо, — сказал он, погладил Сычена по плечу и выскользнул из комнаты, оставив его наедине с расческами и холодным смузи. Сычен выпил его в пару глотков и принялся за укладку. Папа грозился нанять специалиста, но Сычен не затем четыре года отучился на стилиста, чтобы доверять свои волосы незнакомцу. Он практически закончил, когда живот свело в первый раз. Сычен списал это на смузи и продолжил поливать волосы лаком. Живот не унимался. Заурчал глухо, булькнул разок — и накатило. Сычен едва добежал до клозета, когда смузи во всем своем фруктовом великолепии ринулся наружу. Блевал Сычен выразительно, на двух языках, так что даже папенька соизволил подняться на второй этаж и спросить, что с его дитятком приключилось. Приключилось пищевое расстройство, и папенька едва не поседел. — Яньцзе, Яньцзе, он все испортил, — метался он по коридору, заламывая руки, и отмахивался от Тэиля, который предлагал ему водички. На двух языках. Яньцзе, отец Сычена, лишь вздыхал выразительно на всех известных человечеству языках и осуждающе глядел на зеленого — в тон плитке — Сычена. Сычен умостился на крохотном табурете подле унитаза и стучал зубами об ободок стакана. Минералка пузырилась и щипала нос, в котором застряли кусочки черники и банана. — Это нервное. Пара капель валерианы — и все будет хорошо. — Неведомо откуда явившийся Донхёк повел папеньку в столовую, а Тэиль взялся за валерианку. Сычен сомневался, что дело в нервах — хотя бы потому, что был абсолютно спокоен, — но лекарство выпил, чтобы через пять минут показательно его выблевать. Тэиль не сдался и накапал ему еще, после чего отвел в спальню и уложил в кровать. Папенька нагрянул спустя час. Убедился, что прическа испорчена, схватился за сердце и потребовал валерианки. Выпил прямо из пузырька, после чего с воплем: «Яньцзе, говорил я тебе — это неблагодарное дитя сведет меня в могилу», — умчался вызванивать стилиста. Прискакал Донхёк и на пару с Тэилем упаковал Сычена в свадебный — белоснежный, как зубы папеньки — костюм. — Сейчас модно, — проговорил Донхёк и выудил из-под шуршащей упаковочной бумаги прозрачный коробочек. В коробочке покоилась орхидея: пурпурно-красная, с белой окантовкой по краю лепестков. Сычен, оступившись, налетел на кровать и повалился поверх коробков. Сердце колотилось так быстро, что казалось — стоит открыть рот, и оно выскочит наружу. Сычен крепко сжал челюсти и во все глаза уставился на цветок. — Ты чего? — спросил Донхёк. — Консультант в салоне сказал — «хит сезона». Она даже пахнет. Шоколадочкой. Хочешь понюхать? Сычена замутило. Он тряхнул головой, зажал рот ладонью и бросился в туалет. Вышло из него мало что, но папенька, примчавшийся на шум, схватился за голову. — Ты. — Его палец уткнулся Сычену в нос; Сычен поморщился, но не шелохнулся — понимал, что будет хуже. — Знаешь, каких трудов мне стоило раздобыть костюм, который никто из сыночков моих друзей на свадьбу не надевал? Сычен медленно сглотнул. Скосил глаза на палец; покачал головой. Палец затрясся. — Знаешь, как много людей придет на тебя посмотреть? Сычен поморщился. Он представлял. Папенька не мог ударить в грязь лицом и пригласил на свадьбу весь высший свет столичного общества до седьмого колена. Даже их болонки получили персональное приглашение. — Знаешь, что я с тобой сделаю, если ты снова меня опозоришь? — Третье от конца слово папенька произнес особенно выразительно, чтобы подчеркнуть глубину своего разочарования и серьезность угрозы. Он буквально кричал каждым твердым его звуком, как долго будет убивать Сычена, если тот сорвет свадьбу. Делать это в планы Сычена не входило, хоть глубоко в душе он и надеялся, что случится апокалипсис, и выходить замуж ему не придется. — Мне уже намного лучше, — пробормотал он и опустил голову. Папенька кивнул. — То-то же. Почисть зубы, умойся и спускайся в холл: машина ждет. Сычен сделал, что сказали. Донхёк перехватил его на лестнице и вложил в петлицу орхидею. Сычена трясло от желания спросить, откуда он узнал, но папенька очень злым изваянием застыл у подножия лестницы и всем своим видом показывал, что не намерен ждать ни секундой дольше. — Лекарство от качки. — Тэиль успел сунуть Сычену в руку пару таблеток и бутылку с минералкой, прежде чем папенька запихнул его в машину. Сычен не стал рисковать и выпил лишь одну таблетку: на пробу. В машине было холодно, несмотря на включенную на полную мощь печь, и темно, как в гробу. Сычен попытался не уснуть, но ехать было долго, и он в конце-концов задремал. Донхёк ехал с ним, так что, проснувшись от вдруг накатившей дурноты, Сычен первым делом облевал его колени. — Может, лучше в больницу? — спросил Донхёк у вмиг побледневшего папеньки. Тот медленно повернул к Сычену голову, посмотрел ему в глаза. «Только попробуй сдохнуть раньше, чем я выдам тебя замуж», — говорил его взгляд. Сычен присосался к бутылке с минералкой. Машина продолжила свой путь к церкви. Сычен продержался полчаса. Их едва хватило, чтобы поправить прическу, выпить еще водички и добежать до туалета. Донхёк бежал следом, вопя на всю церковь, чтобы народ посторонился. Церковный туалет — комнатка с двумя кабинками и допотопной раковиной — встретил Сычена хлористой тишиной и ледяными полами. Сычен выблевал в раковину — к унитазу он не рискнул даже приблизиться. Донхёк запер дверь на задвижку, спасая Сычена от очередного вторжения папеньки, размотал, наверное, с полрулона туалетной бумаги и взялся приводить его в порядок. Сычен, мертвой хваткой вцепившись в края раковины, ему не мешал. Он чувствовал себя так дерьмово, что едва стоял на ногах и, по-честному, мечтал поскорее сдохнуть. — Ладно, сойдет. — Донхёк забросил бумажный ком в корзину и, порывшись в карманах, извлек пластинку каких-то таблеток. Выдавил две на ладонь и протянул Сычену. — Выпей. — Что это? — Сычен боязно поглядел на таблетки. Прикасаться к ним и тем более класть в рот он не спешил. — Если противорвотное, то оно мне не помогает. — Это настоящее противорвотное. Пей же — времени в обрез. — Что значит «настоящее»? — Сычен крепче стиснул край раковины. Щербатая эмаль скрипнула под ногтями. — То, что тебе дал Тэиль, — рвотное. Так надо было. Пей давай. Ну блин, Джено из-за тебя могут покалечить. Сычен уставился на Донхёка во все глаза. Он, если честно, вполне резонно сомневался, что слышал именно то, что слышал. Может, у него уже галлюцинации начались? Мало ли, что за заразу он подцепил. Вдруг это малярия или еще какая смертельно опасная болячка, вызывающая помутнение рассудка и прочие бредовые состояния? — Да ну нафиг. — Донхёк, не шибко церемонясь, рванул Сычена на себя, затолкал таблетки ему в рот и крепко сжал челюсти. — Глотай. Сычен глотнул. — А теперь раздевайся. Сычен пару раз отупело моргнул. Донхёк застонал, бросился к одной из кабинок, пошуршал там чем-то и вернулся с мусорным пакетом. В том оказались шмотки, бумажник, паспорт и посадочный талон. — Одевай это. — Донхёк протянул Сычену вещи. Сычен взял их непослушными руками. Ткань под пальцами была знакомо мягкой, и даже запах хлорки не мог перебить одурманивающе-крепкий аромат папоротника и Cycnoches pentadactylon*. Сычен осторожно развернул рубашку — байковую, в крупную синюю клетку — и поднял на Донхёка глаза. — Но это… — пробормотал он и прижал рубашку к груди, смял орхидею в петлице. Запах шоколада усилился. — Это же его рубашка. Как вы… как вы вообще узнали? — Сычен был уверен, что никто из его друзей про Юту не знает. Не мог знать. Это была его, Сычена, тайна. Которая так глупо раскрылась и превратилась в кошмар с женитьбой и злым, как черт, папой. — У стен есть уши. А еще твой Накамото не из тех альф, которые сидят, сложа руки, когда их омеги выходят замуж за других. Так что… — Донхёк нетерпеливо запрыгал на месте. — Одевайся же, ну! У тебя самолет через три часа. А еще в окно вылезать и до аэропорта чесать. В твоих интересах пошевелиться. Сычен облизнул губы. Они были сухие и неприятно-кислые. — Что это значит? — Побег. Ну же! — Донхёк вышел из себя. Отобрал у Сычена вещи, швырнул в раковину и взялся стягивать с него дизайнерский пиджак. За дверью послышались торопливые шаги. Затем голос папеньки недобро поинтересовался: — Ты там жив? Костюм, надеюсь, не испортил? — Мы в порядке. Практически. — Донхёк расправлялся с рубашкой. — У нас тут немного… как бы это сказать… проблемы со стулом. Но ничего, у меня есть таблетка. Очень действенная. Минут десять-пятнадцать, и все будет океюшки. Церемонию переживет, можете на меня положиться. Я на экзаменах, когда кишечный грипп подхватил, только ими и спасался. — Он потянул рубашку вверх. Сычен послушно поднял руки. Он чувствовал себя большой соломенной куклой, в голове которой не то что отрубей с булавками не водилось, но даже опилок сырых пары горсточек не нашлось. Думать не получалось, а Донхёк все болтал и болтал, стаскивая с него свадебные шмотки и натягивая домашние: мятые и растянутые, так хорошо, так славно пахнущие Ютой, что Сычен готов был разреветься. Папенька, накушавшись обещаний, вернулся к гостям. Жених уже изнывал от нетерпения, а его родственники выражали крайнюю степень недовольствия. Папенька был на взводе, и Сычен боялся представить, что с ним сделают, если поймают в таком виде. А вид был еще тот: Донхёк, зашнуровав на нем кеды, взялся портить то, что стилист с таким трудом привел в божеский вид. — Ты должен быть похож на альфу, понимаешь? — твердил Донхёк, открывая кран и запихивая под нее голову Сычена. Сычен с ужасом смотрел, как вода заливает дизайнерские шмотки, как измятая орхидея окрашивает белоснежный шелк в нечто рвотно-розовое, трудновыводимое. — Папа умрет, — подытожил Сычен, когда Донхёк взялся вытирать ему голову батистовой сорочкой. — Без обид, но твоего папеньку даже ядерная война не возьмет. Ладно, нормалек. — Донхёк швырнул рубашку на пол, распихал документы и билеты по карманам и подтолкнул Сычена к окну. То было предусмотрительно не заперто. Окно выходило на задний двор и старенькое кладбище. Невысокая кованая ограда тянулась вдоль всего участка. Охраны, которую выставил папенька, опасаясь, как бы чего не случилось (под этим он, собственно, и подразумевал попытку Сычена сбежать), нигде не было видно. Сычен, поколебавшись, забрался на подоконник, свесил ноги наружу и прыгнул. Падать было невысоко — метра полтора до мягонького, слегка припорошенного снегом газончика. В рубашке и джинсах было однозначно холодно, но протащить незаметно еще и куртку Донхёк не смог. — Мы ее в машине оставили, — заверил он, меняя свой пиджак на худи. Машину Сычен заметил сразу: припарковалась на противоположной стороне улицы и делала вид, что ничего в ней подозрительного нет. Обычный «Мустанг» восьмидесятых годов, серый, как небо над головой. И водитель в бейсболке, натянутой по самые глаза, тоже старательно притворялся нормальным. Сычен закатил глаза, оглянулся по сторонам и резвым пони поскакал к забору; Донхёк, ругаясь вычурно на снег и скользкую траву, бежал следом. Они уже добрались до ограды, когда из-за церковной пристройки послышались крики, отборная брань и топот тяжелых ботинок по присыпанной мелким гравием дорожке. Сычен, не будь дурак, ловко перемахнул через забор и, не оглядываясь, рванул к машине. Донхёк не отставал. Марк предупредительно отпер дверь. Мотор гудел, готовый в любую секунду заработать на полную мощь. Желудок пару раз перевернулся, и Сычен зажал рот ладонью, дабы не блевануть на затертое сидение. Донхёк внаглую задвинул его в угол салона, накинул сверху обещанную куртку и захлопнул дверь. Марк вывел машину на дорогу. Та, набирая скорость, покатила вдоль церковной ограды. На повороте, едва не своротив урну, в «Мустанг» влетел Джено. Марк ударил по тормозам. Сычен с Донхёком кубарем повалились вперед. Это, в общем-то, их и спасло. Следом за Джено вырулил охранник с рацией, казалось, намертво прилипшей к суровому его лицу. Джено, не дожидаясь, пока его сцапают, запрыгнул на свободное пассажирское. Марк дал по газам. Охранник, едва успев отскочить, замахал руками. Он что-то яростно кричал, но Сычен, оглушенный стремительностью всего происходящего, не слышал ничего, кроме рева мотора и стука крови в висках. — Все живы? — спросил Марк, не отрываясь от дороги. Джено, весь в мыле и с заметно припухшей скулой, сунул голову меж сидениями, дабы убедиться, что все целы. Донхёк с Сыченом, цепляясь друг за друга, сели. Донхёк тут же потянулся к Джено, поцеловал его быстро и жарко в губы. — Ты мой герой, — прошептал он в довесок и улыбнулся так, что Сычену на минутку сделалось завидно. Джено тоже улыбнулся, а Марк гортанно застонал. — Ребят, нежничать потом будете. Лучше пристегнитесь. До аэропорта час ходу. Все дружно повиновались. Пока ехали, Донхёк обрисовал ситуацию. Рассказал о запрете на въезд в страну, который родители Сычена выбили для Юты; о договоренности с Чжоу и сумме, которую Дунам пришлось отстегнуть, чтобы Чжоу закрыли глаза на то, что цветочек им достался уже сорванный. О плане Донхёка, пособничестве Тэиля, о поддельных документах на имя Ю ВинВина, раздобытых Джонни, и о самолете, который должен был отправить Сычена прямиком в Осаку. — Мы решили: раз ему запретили в страну въезжать, значит, надо тебя из этой страны вывезти. — Это называется похищением. И именно так родители все обставят, вы это понимаете? — Сычен глядел то на Донхёка, то на скрытый бейсболкой затылок Марка. — Эй, мы же не совсем дураки. Сейчас пройдем регистрацию, заныкаемся в какой-нибудь угол и отснимем видео, где ты обратишься к полиции и скажешь, что тебя не похищали, что это добровольное решение и так далее. — Они припрут вас к стенке. С деньгами и влиянием моих родителей ничего не стоит подкупить полицейских. Они случайно «потеряют» видео-обращение, вас задержат и заставят говорить. Донхёк пожал плечами. — В Японии вы не останетесь, а куда Юта тебя повезет, мы не знаем. Он не говорил. Честно. Я сам просил не говорить, чтобы в случае чего не расколоться. А к тому времени, как ищейки твоих родителей возьмут след, вы уже будете женаты и… — Донхёк развел руками. — Ничего поделать они не смогут. Власть мужа всегда сильнее власти родителей. Если ты идешь за него по доброй воле, да еще и меткой скрепляешь союз, то тут ни деньги, ни влияние не помогут. — Вы все сумасшедшие. Как вы могли втянуть в это Тэиля? У вас есть богатенькие отцы, а у него нет никого. — У Джонни есть приятель-гонконговец. Здоровенный такой детина, отирается рядом с этим тощим рыжим фриком, как его… — Донхёк пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить имя. — Ким Чону? Там мафией попахивает. Так что все с Тэилем будет в порядке. Сычен укоризненно покачал головой. Остаток пути проделали под монотонное бормотание радио. Регистрацию прошли без проблем, после чего Донхёк утащил Сычена в уборную: снимать видео. Переснимали трижды, ибо постоянно кто-то мешал, а наговаривать сообщение жизненной важности, сидя на унитазе, Сычену по этическим соображениям не хотелось. — На первое время сойдет, — подытожил Донхёк, проглядывая отснятый материал. Марк и Джено ждали их в Макдональдсе. Джено выдал Сычену телефон с японской симкой, в который вбил лишь один номер, и ручную кладь. В рюкзаке нашлись смена белья, предметы личной гигиены и плюшевый пес по имени Суслик, которого Сычену подарил Юта в тот день, когда они познакомились. Тогда Сычен узнал, что осенние ярмарки бывают очень веселыми, альфы с красивыми улыбками тоже влюбляются с первого взгляда, а от некоторых сортов орхидей пахнет шоколадом… До самой посадки Сычен не находил себе места. Каждый раз, когда в зал ожидания кто-нибудь входил, он подскакивал на кресле и с такой силой дергал ручку рюкзака, что та в двух местах разошлась по шву. Марк дежурил у входа, Донхёк и Джено устроились неподалеку от Сычена, но так, чтобы никто не понял, что они вместе. Сычен — в одежде Юты и бейсболке Марка — втыкал в телефон и старательно притворялся «Мустангом». То есть, нормальным. Парочка омег одного возраста с Донхёком поглядывала на него украдкой и о чем-то хихикала. Сычен знал, что для альфы он слишком красив, но запах Юты забивал его родной запах, и мальчишки не могли признать в нем омегу. Когда объявили посадку, Донхёк, шепнув Джено что-то на ухо, подбежал к Сычену и, ничего не говоря, крепко его обнял. — Не забывай обо мне вспоминать, — пробормотал он куда-то Сычену в подмышку, утер украдкой нос и убежал обратно. Джено помахал Сычену рукой. Марк отсалютовал коротко и одними губами произнес: «Удачи вам». Сычен улыбнулся ему и вслед за толпой туристов нырнул в «рукав». Все два часа полета Сычен жевал ухо Суслика и пялился в иллюминатор. Солнце практически село, и самолет шел по морю персиковых сливок. В животе противно урчало, но больше не тошнило, а к концу пути даже есть захотелось. Совсем немножко, но Сычен и этому был рад. В Осаке шел дождь. Самолет приземлился с десятиминутным опозданием. Сычен одним из первых прошел таможенный контроль и уже намылился поискать туалет, когда заметил их. Они о чем-то очень громко спорили с охраной. Папенька, помятый и совершенно не в настроении, упер руки в бока и напирал на начальника охраны, тогда как отец с кем-то говорил по телефону. Чжоу-старший скакал вокруг папеньки, чем явно ему досаждал, а Жэньсяо без особого энтузиазма ковырялся в носу. Сычен замедлил шаг, закинул рюкзак за спину, еще ниже натянул козырек бейсболки и свернул в кафешку. Встал за невысоким япончиком в голубом пальто и, вынув из кармана бумажник, взглядом уткнулся в вывешенное на стене меню. То, что родители воспользуются частным самолетом, Сычену отчего-то в голову не пришло. Донхёк, должно быть, об этом тоже не подумал. Подошла очередь Сычена. Он заказал зеленый чай на вынос и вместе с ним пристроился у широкого окна-витрины. Родители все еще донимали охрану. Жэньсяо оставил попытки добраться до мозга и взялся давить прыщи. Сычен, спрятавшись за стаканом, выскользнул из кафе и, стараясь идти так, как обычно ходят альфы, двинул на выход. Он практически добрался до дверей, когда за спиной послышался топот. Кто-то крикнул «задержите его», и Сычен сдуру бросился бежать. Бежал недолго. Стоило ему выскочить наружу, как его скрутили и затолкали за ближайшее такси. В нос ударили запах бензина и тропического леса после дождя. — Пригнись. — Юта заставил его наклониться так низко, что Сычен едва не распластался по мокрому асфальту. Водитель такси высунулся из окна и, прокашлявшись, заговорщицким шепотом проинформировал: — У меня свободно, если что. Юта кивнул. Водитель сложил газету, которую до этого читал, и завел мотор. Из здания аэропорта высыпала охрана. Папенька с Жэньсяо не отставали. Чжоу-старший делал вид, что он «Мустанг»; отец даже не пытался. Юта открыл дверь и затолкал Сычена в салон. Юркнул следом и скомандовал: — Газуй. Водила усмехнулся и ловко влился в поток проносящихся мимо машин. Сычен обернулся на несущуюся следом за такси толпу родственничков, не удержался и помахал им рукой. Папенька схватился за сердце, а потом принялся лупить лениво подошедшего к нему отца сумочкой. — Надеюсь, вы не террористы какие-нибудь, — сказал таксист. — Куда путь держим? Юта назвал адрес какого-то мотельчика. Водитель кивнул понятливо и перестроился в другой ряд. Юта откинулся на спинку сидения и посмотрел на Сычена. Сычен улыбнулся виновато. — Прости, что так получилось, — проговорил он и прижал к груди рюкзак. Юта глядел на него этим своим сверхсерьезным, доводящим до нервной икоты все живое взглядом, и Сычен ощупью нашел его ладонь, чтобы сжать крепко и тем самым успокоить. — Ты меня на криминал подбиваешь, знаешь? — Юта смотрел все так же сурово, но плечи заметно расслабились и пальцы чуть шевельнулись, отвечая на пожатие Сычена. — В свое оправдание замечу, что идея принадлежала не мне. Меня вообще рвотным напоили, и я едва не умер. Взгляд Юты потемнел. Сычен крепче сжал его ладонь. — Они не со зла! Им и так достанется, когда правда всплывет. — Ну с этим мы как-нибудь разберемся. — Юта медленно, через нос, выдохнул. — Ты заставляешь меня быть плохим человеком. Мне это не нравится. — Ой, как будто ты меня ангелом небесным делаешь. Юта продержался три секунды, а потом заржал так громко, что водила, дернувшись, едва не вырулил на встречную. — Но это правда. — Сычен и себе улыбнулся. — Я сбежал с собственной свадьбы, сел на первый самолет до Осаки и только что довел до сердечного приступа родного папу. — Да он сам кого угодно доведет. — Юта перехватил ладонь Сычена и потянул его на себя. Сычен не сопротивлялся. Ткнулся носом Юте в шею, вдохнул полной грудью запах папоротника и горького шоколада и с блаженной улыбкой закрыл глаза. — Господи, я чуть не вышел замуж, — пробормотал он в ворот Ютовой куртки. От нее пахло точно так же, как от рубашки Сычена. — Не расслабляйся: я уже заказал церемонию. — Юта сдернул с него кепку и взъерошил и без того спутанные волосы. Обнял крепко, основательно, чтобы точно никуда от него не делся, и не отпускал, пока машина не остановилась у нужного мотеля. Как только такси скрылось из виду, Юта поймал другое и назвал адрес еще одного отеля. Ехали мудреными улочками двадцать минут, после чего, наконец, вселились в номер. — У нас на три утра поезд, так что как-нибудь потерпишь. — Юта бросил рюкзак на не самую опрятную кровать и принялся стягивать с Сычена куртку. — И что это ты удумал? — Сычен не мешал ему, но и поощрять не спешил. Юта был прав: номер чистотой похвастаться не мог, и делать что-либо, предполагающее обнажение и соприкосновение с любой его поверхностью кожей, Сычену не улыбалось. Даже с Ютой. — То, что должен был сделать очень давно. Чтобы ты больше не выкидывал подобных номеров. — Если ты решил отходить меня ремнем, то знай — я буду сопротивляться. Юта усмехнулся, притянул Сычена к себе и кончиками пальцев провел по его шее. — Оставлю тебе кое-что на долгую память. Сычен вздрогнул. В голосе Юты слышались властные, бескомпромиссные нотки. Он был настроен более чем решительно и отказа не принимал. — Но метка ставится только во время сцепки… — прошептал Сычен севшим голосом. Юта сдернул с него куртку и взялся за рубашку. — Мои вещи на тебе смотрятся изумительно. Думаю, то же самое можно сказать и о запахе… Сычен прерывисто выдохнул и прикрыл глаза. Грязь в номере его больше не смущала. Поймали их на вокзале. Благо, автобус, на котором они ехали, угодил в маленькую аварию — спустило колесо, — так что на вокзал они явились за семь минут до отбытия, побегали по залу ожидания и перронам от папеньки и похожего на подтаявшего снеговика господина Чжоу и вскочили в вагон за миг до отправки. Папенька и господин Чжоу вцепились в Сычена клешнями. Сначала Юта попытался договориться полюбовно, но господин Чжоу ни японского, ни корейского не знал, так что Юта плюнул на церемонии и дал ему по морде. На крики сбежались проводники. Безбилетников тут же скрутили и с поезда сняли, а Юту с Сыченом попросили занять свои места. Больше Сычен их не видел. Из Токио они отправились в Сингапур, провели там три дня — из-за метки у Сычена началась внеплановая течка, и персонал гостиницы обходил их номер стороной, ибо у Юты вконец сорвало тормоза, — после чего сели на самолет до Лос-Анджелеса. В Городе Ангелов проторчали неделю — у Сычена оказались проблемы с визой, но Юта связался с Джонни, и тот, как гражданин Штатов, этот вопрос уладил, — чтобы после прямым рейсом отправиться в Чикаго, где их уже ждали. Сычен, оставив багаж на Юту, бросился обнимать Тэиля. — Меня уволили, — пожаловался тот. — И даже рекомендаций не дали. — Ближайшие три года они тебе все равно не понадобятся. — Донхёк нагло подлез под руку Сычена и большим рыжим котенком потерся о его грудь. Даже мурлыкнул разок, напрашиваясь на ласку. Сычен погладил его по голове и вернулся к Тэилю. Тот, пунцовый, как перезревшая брюква, примеривался, куда бы Донхёка щипнуть побольнее. — Донхёк хочет сказать, что ты… — Десять недель. Мы узнали об этом в тот день, когда ты сбежал. Донхёк решил было, что я случайно выпил одну из тех таблеток, что добавил тебе в смузи, но я на всякий случай сбегал в аптеку за тестом и… — Тэиль покраснел еще гуще и зыркнул на Джонни, который помогал Юте с багажом. — Джонни хочет, чтобы малыш родился в Штатах. Чтобы я мог быстрее получить гражданство. — Я вот тоже подумываю найти себе какого-нибудь американчика и залететь. — Донхёк улыбнулся сладко-сладко, и отиравшийся рядышком Джено очень выразительно уронил его сумку. Два раза. Донхёк закатил глаза, выбрался из объятий Сычена и бросился спасать свои вещи и личную жизнь. Вскоре на них с Джено глазела половина аэропорта, а Сычен с Тэилем старательно делали вид, что они «Мустанги». — Снимите номер, — проорал, проходя мимо, Джонни, сгреб Тэиля в охапку и поволок на выход. Юта шел следом, толкая тележку с багажом. Сычен тут же приткнулся ему под бок, обвил руками его руку и с улыбкой прошептал: — У Джонни с Тэилем будет ребеночек. Представляешь? Юта замедлил шаг. — Так, давай по порядку. Сначала свадьба, потом дом в пригороде, собака, а после можно и о детях подумать. — Но я ничего не говорил! — А то ты чисто случайно на ширинку мне пялился, говоря о детях? Вскоре на них с Ютой глазела половина аэропорта, а их друзья старательно делали вид, что они «Мустанги»… ________________________________ *Сорт орхидей с ярко выраженным шоколадным ароматом. Октябрь, 2018