***
Бакуго умел говорить «нет» и использовал это умение везде: где нужно не было и там, где было необходимо. Но, когда в его жизни появляется вечно позитивный идиот Киришима, ему приходится каждую субботу тащить свой зад к нему домой, чтобы поиграть в приставку или посмотреть какой-нибудь хороший фильм (Кацуки не признается, но Киришима умеет выбирать — не только фильмы). Когда Бакуго несколько раз звонит в дверь, идиот не открывает. Когда Бакуго отправляет ему смс — тоже. Вот он уже собирается развернуться обратно и даже открывает вкладку с сообщениями, чтобы отправить самое гневное голосовое послание в мире, но слышит оглушающее «Сто-о-о-о-й!». Киришима идиот именно потому, что опоздал на встречу, которая проходит у него же дома. Киришима привык к тому, что Бакуго называет его ещё и так, помимо «Эй, дерьмоволосый!», потому что для перекуса взял не чипсы с колой, как нормальные люди, а куриное филе. Сырое, мать его, куриное филе. Бакуго хочется рассмеяться, а потом биться головой о стену: — Ты серьёзно? — Заходи-заходи, располагайся, — во все тридцать два лыбится Эйджиро, прежде чем догадывается открыть перед подрывником дверь и пустить-таки его в квартиру. Зависать у Киришимы оказывается даже приятно, — приятнее, чем наедине с какой-то невидимой хернёй. Эйджиро даже умеет готовить нормально, шинкует, правда, с помощью своей причуды: неровно, но вкус от этого не меняется. Бакуго особо не афишировал свои навыки готовки, поэтому все хлопоты над «свежими и полезными закусками» скинул на друга, а сам пошёл выбирать фильм для просмотра. Комната Киришимы была такая же яркая, как и улыбка её владельца, Кацуки даже не удивился этим вырви-глаз постерам и разбросанным комиксам с супергероями, которые было запрещено трогать под страхом смерти. Смерти и, тем более, Киришимы Бакуго не боялся, ему в принципе было насрать на это, поэтому он высказал свое мнение о фетишистах и предположил, что Эйджиро — один из них. Только после этого и отправился выбирать фильм для просмотра. Точно, фильм. На небольшом деревянном столике под телевизором стояли стопки с дисками, которые он, Бакуго, с собой притащил, выбирая по списку Эйджиро. Неужели остаётся только выбрать? Легче сказать. Из Эйджиро такой же кинокритик, как из Бакуго параноик — хорошо разбирающийся в своём деле, поэтому фильмов на столике дохуя, а нервы у Кацуки далеко не железные. По комнате разошёлся запах жареной курятины, и Бакуго развернулся к вошедшему другу. — Хули так долго? — Прости, я делал твой любимый острый соус, — оправдался Эйджиро, усаживаясь на место рядом с другом. Бакуго задумывается о том, что придурок слишком хорошо узнал его за эти два года (а именно столько они уже учатся на геройском факультете), проведённые в академии, но всё равно отвешивает пару комплиментов в сторону его долгого отсутствия, но кусочек курицы в соусе всё-таки смакует. Немногие в их классе знали о предпочтениях и способностях Кацуки, да тот же самый Киришима знал о нём не совсем всё — был в их классе ещё один человек, который говорил мало, но, дай волю, в красках и с матом расскажет о тебе всё, что думает. В большинстве своём двумордый ублюдок был прав. Быстрые пальцы Киришимы вбивают название фильма на, подключенном к телевизору, ноутбуке, который тот расположил на своих коленях, и через секунду Эйджиро уже приходится защищаться от гневных нападков подрывника, потому что «У ТЕБЯ, ИДИОТА, ВСЕ ФИЛЬМЫ БЫЛИ УЖЕ СКАЧЕНЫ?! ЗАХУЯ ТОГДА БЫЛО ГОВОРИТЬ МНЕ ТАЩИТЬ ВСЁ ЭТО ДЕРЬМО?!». Пока Бакуго орал, а Киришима пытался избежать смерти, экран телевизора начинает мигать белыми полосами. Через мгновение свет тухнет. — Какого… «В настоящее время все гражданские вызволены из завала, в здании остались трое студентов Юуэй, но им на помощь уже спешат про». На столе загорается ноутбук, происходящее на экране не видно из-за белых полос, но голос из динамиков слышен отчётливо, он словно прижимает к стенке и тычет лицом в прошлое, как о мокрый снег, пропитанный кровью. Снова. — Выруби, — хрипит Кацуки, и Киришима, всё это время пребывавший в шоке, торопиться взять в руки ноутбук. Удаётся не сразу — руки ужасно дрожат, ему страшно точно также, как и Кацуки каждую ночь наедине с невидимой хуйнёй. «Это выстрел? Что там происходит?..» — Не выключается… — сердце Эйджиро бьётся с такой силой, что в полной тишине этот звук давит на уши.***
Было достаточно видеть алые бусинки крови, прорывающиеся через порез на чужом плече, чтобы внутри Кацуки взорвалась каждая поджилка. Да, Бакуго не был романтиком-идиотом-Деку, который мог бы дарить цветы этому придурку Шото-который-поранил-плечо, но зато он мог дать последнему пиздюлей за то, что снова полез на рожон со своей дебильной физиономией, выражающей ровным счётом нихуя. И с какой дебильной улыбкой после сражения он говорил о том, что ему, Кацуки, беспокоиться не о чем. Конечно, не о чем… В глазах Тодороки стынет ужас, — Бакуго видел такое его лицо лишь раз, когда его папаша дрался с Ному, — а с виска неторопливо бежит кровь, оставляя алую дорожку до линии скул. Бакуго не верит; не верит, что этот идиот Шото не смог увернуться. Подрывник может лишь биться в истерике, прежде чем тело раненного Тодороки плюхается лицом в слякоть — мокрый снег краснеет из-за лужи крови под ногами. Но на геройском курсе не учат, что делать, если любимый человек замертво падает к твоим ногам. Возможно, Бакуго бы смог помочь своему идиоту, но его переполняет гнев, а глаза застилают слёзы. Уже через мгновение Бакуго рвёт взглядом (потому что ноги, как назло, онемели) на куски усмехающегося Моному, пустившего шальную пулю. Ублюдок знал — знал ведь! — что Шото нужно время для восстановления правой стороны, иначе он обморозит себе всё к херам, а потом поминай как звали. Хотя, поминать всё равно придётся…***
«Слой тумана уже спал, и мы можем увидеть… Это же Бакуго Кацуки! Подождите, а кто это у него на руках? Это же…» — Выруби, блять, эту шарманку! — орёт Бакуго, захлопывая крышку ноутбука до того, как ведущая договорит. Он закрывает уши, стараясь не видеть гадкой ухмылочки рядом. Нечто тянет свои костлявые руки в сторону Бакуго, даже почти приближается, но телевизор резко включается, и Киришима отбрасывает пульт, включает фонарик на телефоне. Нечто зажато в угол, оно кричит, заливается утробным воем, словно скребётся о черепную коробку блондина, предварительно раскрошив её в крошки. »…Тодороки Шото». — орёт нечто, а лицо его искажается гримасой боли. Лицо этого исчадия ада не видно — только рот, круглый, словно существо кричало, когда его лицо заливали свинцом. Ужасное зрелище. Хочется блевать, но у Бакуго всё внутри передёргивает, а нечто продолжает орать и метаться по комнате вокруг света, созданного Эйджиро. — Эй, Бакуго! — Эйджиро трясёт друга за плечи, вздрагивает, когда последний утыкается носом в его предплечье и сипло дышит. Кацуки чертовски благодарен, что идиот молчит, не задаёт лишних вопросов, потому что всё это они уже проходили. Вокруг того куска комнаты, где они сидят, светит только фонарик, не дающий уродливой тени коснуться плеча Бакуго — она каждый раз словно горит в адском пламени, кричит яростнее и бьётся о стену света как о купол, мешающий пройти и забрать с собой Бакуго Кацуки. Киришима продолжает гладить друга по волосам до тех пор, пока тот, максимально негромко всхлипнув, отталкивает его. Лицо у подрывника красное от слёз и тесного контакта с чужой футболкой, а потом — от злости. Какого чёрта он показал свою слабость?! Свет уже включен, а уродливое нечто убежало под дверь. За окном уже темно, поэтому Бакуго никуда не пойдёт — жизнь дороже. Хотя он не был уверен, что эта херня принесёт ему вред, но пугает отменно, давя на психику и уродуя сознание, словно беря за основу свою собственную рожу. Бакуго засыпает не сразу. На расстеленный диван падает свет от светильника, и блондин второй раз за вечер мысленно благодарит идиота за понимание. Но после его снова берёт зло, когда в голове всплывает мысль о том, что идиот видел его страх. Снова.