Сингулярность

От автора: прошу обратить внимание, что в пейрингах больше не значится Саске/Наруто, ибо… не быть Учихе активом. :D И да, простите за задержки. Последняя сессия близится и все такое. Безэховая камера - http://websound.ru/issues/176_180/nmj-anechoic_chamber.jpg http://www.factroom.ru/wp-content/uploads/2012/04/17.jpg За массивной дверью стояла мертвенная тишина – безэховая камера жадно поглощала любые шорохи. Медленные шаги тухли, сохраняя обладателя в жутковатом мире без отраженного звука. Хатаке приблизился к креслу с полукруглой задней панелью, которая больше напоминала причудливый улей: утыканная множеством датчиков, сложных устройств и проводков, машина внушала неосознанный, тихий ужас. Но вместе с тем где-то на краю сознания ворочалось ленивое любопытство. Он присмотрелся к круглым электродам, которые подключались к вискам испытуемых и почувствовал горечь. Жаль, что он ни разу не присутствовал на самой процедуре и мог только догадываться о том, как выглядит процесс работы с устройством. Если бы Хатаке не являлся ученым до мозга костей, он бы определенно сделал все, чтобы поучаствовать в эксперименте, и многое бы отдал ради шанса побыть подопытной мышкой. Рабочие системы эспектанты едва уловимо жужжали – устройство нельзя выводить в нерабочий режим дольше, чем на час, даже если оно не задействовано в работе. За это время, по данным Кабуто, во всемирной сети произойдут изменения, которые не повлекут за собой сбоев в работе. Какаши даже представить не мог, как изменяется эта невидимая, но такая жизненно важная для человечества система, если в процесс был вовлечен каждый третий житель планеты. Эспектанта же могла не просто разобраться - но и систематизировать все это. Она делала это ежесекундно. - Зачаровывает, не правда ли? Из-за особенностей помещения, Хатаке не расслышал шагов другого человека. Он даже пробежался взглядом по фрагментарным стенам, изучая сооружение в сотый или двухсотый раз, как будто от этого что-то могло измениться. - Не правда ли, - с сарказмом ответил он, наконец, обернувшись. Орочимару по обыкновению усмехался уголками губ, держа руки сложенными на груди. Темно-серая водолазка и черные брюки удачно вырезали его тонкую фигуру из пространства, глаза почти не меняли выражения – он вообще был крайне неэмоционален, насколько Какаши мог судить. Хотя Хатаке не мог похвастаться тем, что хорошо знал создателя эспектанты. - Хочется самому убедиться, на что она способна… - ученый уверенно двинулся по краю комнаты, не отрывая взгляда от Какаши – он знал каждый уголок комнаты до миллиметра, так что точно не запнулся бы об основной кабель питания и при необходимости нашел бы систему управления даже в полной темноте. – Узнать, каково это – быть всем и ничем, не так ли? - А вы изучили все ее возможности, Орочимару-сан? – сунув руку в карман докторского халата, спросил Хатаке. – На что эспектанта способна? - Это определяется личными рамками. Все в нашем мире определяется рамками. Все, что важно – это форма. Дело только в том, какой вы хотите ее видеть. - Что вы хотите сказать? - Рамки придумал идиот, создавший ограниченную технологию. Два шага вперед, два шага назад, мы думаем, что придумали нечто невероятное, хотя держим в руках самый несовершенный прототип идеи и останавливаемся на этом. Хатаке-сан, вы знаете, какое сильное магнитное поле в этой комнате? И как сильно оно влияет на человеческий организм? И не узнаете, пока не захотите. Оно есть – и оно разрушает системы вашего тела, а вы даже не догадываетесь. Никто не догадывается, что рядом, в паре шагов, может существовать сила, убивающая и разрушительная. Иногда мне кажется, что люди просто не способны создать нечто идеальное. Это отличает нас от бога, как бы не хотелось верить в то, что мы – лучшие. - Мы просто используем возможности мира. - Я вас умоляю. Только что вы сами придумали рамку и назвали ее возможностью. Какаши прикусил губу. Сейчас он чувствовал себя так, словно разговаривает с Хашилом. - Хотите сказать, что у эспектанты нет предела? - Естественно. Предела нет нигде. Воронка идей неисчерпаема, только мало кто лезет туда ради того, чтобы усовершенствовать готовое и работающее. О, я вижу, мои слова вводят вас в замешательство. Простой пример. Человек обнаружил, что металл – хороший проводник. И стал его использовать для передачи электричества. Мало кто задумался, что несколько киловатт энергии могут стоить месяца жизни. Или, например, соль. Соль – это чудесная приправка к блюду, да? А еще и любопытное химическое соединение, в большой дозе - смертельное. Саморазрушение ради приятного вкуса… ради удобства и мнимой развитости. Если бы я не был частью этого гнилого мира удовольствий, я мог жить сотни лет. Но я, как и вы, наркоман комфорта. Мне нравится есть соленое, нравится включать свет, использовать машину и вдыхать ее ядовитый дым, нравится находиться рядом с эспектантой. И если бы я не был трусом, то сам попробовал узнать, где находится ее граница. Но да, я трус. Какаши молчал. В последнее время он слишком часто натыкался на острые углы реальности – может быть, стоило обратить внимание на мир вокруг себя? В размышлениях Орочимару что-то очень сильно настораживало, пугало. Что-то не складывалось. Все внутри доктора кипело от негодования. - Если прогресс так плох, то почему буквально сотню лет назад люди жили столько же, сколько сейчас? А еще раньше - даже меньше? - Потому что на каждом этапе своего существования люди стремятся доказать, что они – высшие. Пьют из свинцовой посуды, борются с болезнями при помощи медикаментов, воюют и травят друг друга волшебными исцеляющими эликсирами. Я не вижу коренных различий. Мы по-настоящему отвратительны, вам так не кажется? - Может быть. Но я рад, что я человек. - А знаете почему, Хатаке-сан? – в глубоких глазах Орочимару взбесилось хитрое пламя. – Потому что вам нравятся рамки. Наверное, здорово быть счастливым эскизом. Умение ценить свое существование дано не каждому. - Вам кто-нибудь говорил, что вы любите драматизировать? - Драматизируют и нагнетают обстановку только пессимисты. Я всего лишь реалист. И не виноват, что реальность – это гнилая дыра. Впрочем, оставим это. Найдите эспектанте подходящего оператора, Хатаке-сан. - А если я скажу, что уже нашел его? - Очередного несчастного больного? - Если бы я не знал, что вы не лезете в эксперимент, я бы решил, что вы прочистили ему мозги. Орочимару поджал губы. - Интересно. Я должен его увидеть. *** Гаара мрачно рассматривал деревья за прямоугольником окна. Прежде чем войти, Киба осторожно постучал в дверь. Никто не ответил, но он все-таки решился проверить, все ли в порядке. Взгляд выцепил ссутуленную спину и поникшую рыжую голову - в устрашающей глубокой полутьме это выглядело жутко. - Гаара? - Прости, я сейчас… не в лучшем состоянии. - Тебе плохо? - Нормально. Просто… Мысль оборвалась в пустоту. За несколько мгновений комнату заполнила тишина. Привычная, уютная, но гулко-пустая. В доме ничего не происходило. Киба даже задержал дыхание, чтобы прислушаться, удостовериться. Да. Все спали. Или очень хорошо притворялись. - Заходи. Нежданный гость закрыл дверь и медленно, почти на ощупь, преодолел расстояние до кровати. Пальцы наткнулись на понурое плечо – случайно, но Киба решил сделать вид, что так и было задумано. Сабакуно спокойно накрыл руку ладонью. Тепло чужой кожи согрело и вытащило его из бездны неприятных мыслей. - Я испугался, - тихо сказал он, надеясь, что Киба без пояснений поймет, о чем идет речь. - Сейчас ты… такой же, каким я был в тот раз. Выражать свои мысли не получалось – подходящие слова не шли, да и тревожный взгляд Гаары все только усложнял. Но Инузука не собирался отступать. - Ты чувствуешь? - Давай я просто побуду рядом? - Нет, - Гаара неожиданно потянул Кибу ближе, зацепившись за локоть свободной руки. – Не просто. Ответь… Киба зажмурился, чтобы не видеть умоляющих глаз Сабакуно, не давать волнению взять верх. Они не в первый раз разговаривают так – в упор, цепляясь друг за друга, пристально вглядываясь в лица. Но Гаара никогда раньше не чувствовал себя таким уязвимым. - Ответь – ты чувствуешь, что мы в ловушке? – тембр спокойного голоса вдруг упал до полушепота. Кибе показалось, что он сам провалился куда-то вниз. - В ловушке? - Я давно это знаю. Конечно, многое зависит от моего собственного настроения и моих… мыслей. Я хотел бы рассказать тебе, как говорить на языке реальности, если она этого хочет – но не могу. Понимаешь… мы как будто в клетке. И Наруто многое знает. Наруто разговаривает с миром без всякого акцента, как будто для этого… создан. Мне страшно находиться рядом с ним. - Но… вы разве говорили об этом? - Мне не надо разговаривать, чтобы чувствовать. Черт, я ничего… не могу толком объяснить. - Гаара… – Киба осторожно растрепал ладонью мягкие волосы. Нежно пройдясь по прядям пальцами, одернул руку, когда понял, что увлекся. Открывать глаза не хотелось – своим серьезным таинственным видом Гаара наводил жуть, но вот так, без зрительного контакта, страх исчезал, стоило его шепоту растечься по комнате. Красное. Сабакуно привык к свечению желания и влечения – оно бросалось в глаза, как свет задних фар. Красное. - Киба? - П-прости. Я… мешаю, да? Взгляд Гаары изменился. Сквозь мрачную лихорадку пробилось удивление. - Нет. Все верно – Кибу душило смущение. Усугубляла ситуацию неуверенность в себе. Рядом с человеком, который ему нравился, Инузука кардинально менялся, полностью терял «божественную» возвышенность. Точнее, нет, не терял. Отказывался от фальши. Гаара протянул руку к его лицу. Почувствовав осторожное касание, Киба приоткрыл глаза и неконтролируемо подался вперед, как будто знал заранее, что так и будет. Сабакуно тоже этого ждал – подхватил расслабленное тело за талию, прижал к себе. - Все-таки, зачем ты пришел? – на этот раз Гаара не позволил бы ему сбежать. Они слишком долго пытаются что-то сказать друг другу, бродя вокруг да около. - Чтобы узнать, все ли в порядке. Я беспокоился за тебя. Честный ответ – прекрасное начало. - Ты узнал. Мог уже уйти, почему остался? - Не знаю, - Киба уткнулся лицом в плечо парня. – Просто не хочется оставлять тебя одного. Гаара огладил его руку и, опустившись к бедрам, заставил сесть повыше - вплотную. Инузука судорожно выдохнул ему в шею, затем прижался губами к коже. - И надолго ты планируешь остаться? – Сабакуно вздрогнул, почувствовав, что пальцы Кибы поддели сережку в его ухе. Невинный, неосознанный жест. Тоже неплохой способ отвлечься от главного – от напряжения тел и провокационных вопросов. - А могу… на всю ночь? Киба шел на рекорд концентрации. Близость Гаары, тишина и тьма, голос, личное пространство и проблема – все это принадлежало не ему и уже дольше десяти минут занимало важное место в разрозненном ворохе мыслей. - Можешь, - ответил Сабакуно. Хотел спокойно, но получилось сипло, на выдохе, будто задыхался и мгновение назад поперхнулся воздухом. Тишина снова окутала их и погрузила в почти неестественное, пронзительно-горячее спокойствие. А затем что-то лопнуло. То ли преграда, то ли чье-то терпение – не получилось распознать, кто начал первым. Либо Киба удачно поменял положение и случайно наткнулся в темноте на приоткрытые губы, либо Гаара вовремя потянулся за бархатистостью откровенного прикосновения. Тревоги быстро отошли на второй план - беспомощные, как лунный свет в жалких попытках разогнать густые изворотливые тени. Ладонь Сабакуно скользнула под футболку Кибы и нетерпеливо поднялась по спине к лопатке. Поддерживая парня таким образом, Гаара опрокинул Кибу на кровать и одним порывистым движением заключил в грубоватые удерживающие объятия. Одинокий блик метнулся по непривычно темным глазам Инузуки – в темноте теплый кофейный оттенок казался черным и тревожным. Выражение лица было непривычным, ненормальным, неестественно серьезным. Гаара подцепил пальцами его подбородок, приподнимая голову чуть выше. - Ты понимаешь, что мы делаем? - Да, - выдохнул Киба, подчиняясь без малейшего сопротивления. – Если ты чувствуешь себя в ловушке – я просто останусь с тобой, пока это ощущение не исчезнет. - А после? - А после мы будем свободны? Гаара улыбнулся. - Пока мы здесь… ничего не изменится. - Пусть это ловушка. Но мне за всю жизнь не было так хорошо. - Ты прав. Пусть. В комнате стало еще темнее. Яркий лунный диск, словно смущенный увиденным, торопливо спрятался за пушистым одеялом ночных облаков. В доме все спали. Или очень хорошо притворялись.